Леха считал себя хорошим старшим братом. Конечно, семилетний Серега, в Лехиных устах просто Серун, мог с этим поспорить, но его мнение совершенно никого не интересовало.
Лехе было четырнадцать. Он был из тех подростков, что вечно дерутся за школой, умудряясь быть зачинщиками ссоры. Стабильно пару раз в месяц нервы отца не выдерживали, и Леха получал знатную порку.
Тем не менее назвать Леху плохим было нельзя. В драки он ввязывался дабы не уронить пацанской чести, а выходки имели безобидный характер. По большей части… те, что не касались младшего брата.
Серега не был ему единокровной родней. Однажды отец привел в дом чужую женщину с ребенком, и с тех пор они стали жить все вместе. За все время Леха ни разу не назвал ее мамой, только по имени – Ольгой, подозревая, что она взаимно его недолюбливает, хоть и тщательно все скрывает.
Первое время Леха относился к малышу, мягко говоря, не очень. Со временем в глубине души он почти полюбил лопоухого мальчугана, но себе в этом никогда бы не признался.
Худшим качеством Лехи было чувство юмора, превратившее Сережкину жизнь в некое подобие ада.
Когда в бабушкином доме мальчишки делили одну комнату, Леха несколько раз опускал руку спящего Сереги в теплую воду, отчего тот прудил в постель. Это было смешно, пока отец не застукал Леху и не выпорол так, что мастер остроумия дня три не мог сидеть ровно.
С тех пор как семья переехала в собственный дом, братья жили в разных комнатах. Шуточек поубавилось. У Лехи возникли интересы, которые обычно появляются у взрослеющих мальчишек.
Его комната закрывалась изнутри. Там жужжал кулером подключенный к интернету компьютер. Предполагалось, что агрегат используется для учебы, на деле же, закрываясь, Леха просматривал сотни роликов с пранками и драками. Свободное от этих дел время фанатично посвящалось играм.
Порой Леха вспоминал, что в конце коридора существует комната Серого, который, конечно же, скучает без мышиного кайфа перед сном или лягушки под одеялом.
Грядущей ночью Леха планировал завершить масштабную и злую шутку. Возникшая случайно, она впоследствии вылилась в сложную, состоящую из множества этапов шалость.
Идея пришла Лехе на ум в тот миг, когда он увидел новую кровать брата.
На самом деле кровать была не новой. Она досталась со стульями и кухонным столом от прежних хозяев. Стол и стулья родители отправили в деревню. Массивную деревянную двуспалку оставили в Сережкиной комнате. От усеянного пятнами матраса попахивало нафталином, но Ольга, работавшая директором химчистки, быстро решила проблему, заставив мужа отвезти матрас к ней на работу.
Это породило легенду, гласившую, что раньше на кровати спала столетняя прабабка прежней хозяйки дома…
История слетала с губ как листва с веток в ветреную ночь. По словам Лехи, ее в школе рассказал мальчишка, доводившийся старухе родственником.
Бабка была ведьмой, вдобавок одержимой бесами. Отчаявшись, ее семья решилась звать священников, чтобы те провели обряд экзорцизма.
Попы приехали, но их ожидала запертая дверь. Ведьма вопила, чтобы ее не трогали, однако святые отцы оказались непоколебимы, и дверь затрещала под ударами.
Понимая, что ей несдобровать, старуха залезла под кровать и взмолилась дьяволу. Когда священнослужители вломились – приглядись хорошенько и увидишь трещины на косяке и что петли погнуты – комната пустовала.
Старухи не было ни в шкафу, ни под столом, ни под кроватью. Окно плотно заперто изнутри.
С тех пор ведьму не видели, но дом пришлось продать. Здесь творились странные вещи. Мебель двигалась, а из-под кровати до сих пор можно услыхать бабкин голос. Она просит выпустить ее, потому что дьявол так этого и не сделал.
Леха открыл по секрету, что папа и Ольга все знают. На самом деле матрас возили не в химчистку, а в церковь, чтобы его обрызгали святой водой и прочли молитву.
История вызвала ужас. Той же ночью Сережка отказался спать в комнате. Разумеется, когда все выяснилось, Лехе здорово влетело.
Страшилка благополучно забылась бы, но младший брат некстати наябедничал отцу про Лехину заначку с сигаретами.
Как таковой заначки не существовало. Нераспакованная пачка ментолового «Мальборо» просто лежала на дне школьного рюкзака.
Усугубилось все тем, что отец напился. Запои с ним случались редко, но в такие дни он становился жестоким, с пустыми, налитыми кровью глазами.
Утром в школу Леха не пошел. Ягодицы и спина покрылись размашистыми синюшными полосами от ремня.
Сережка признался сам. Он зашел к брату, таща игрушечного робота, выпущенного к показу новых «Трансформеров».
– Возьми. Он твой. Я не знал, что так будет, правда. – Губы Серого дергались. Глаза, точь-в-точь как у его матери, заблестели. – Когда дядя Миша порол тебя и заставил курить всю пачку, я хотел, чтобы все пошло обратно. Чтобы я никогда не рассказывал про сиги в портфеле. Прости, пожалуйста!
Серый разревелся, но Леху это не тронуло. Неумолимо накатывала злоба, и он выбил трансформера из детских ладошек. Отколотая голова покатилась по полу.
– Гаденыш! Еще раз такое сделаешь! Хоть что-нибудь такое сделаешь – убью!
Одна рука, сжатая в кулак, занесена для удара. Второй он схватил Сережку за горло, как обреченного на утопление котенка.
Таким он увидел себя в зеркале на шкафу.
Словно отец накануне, только моложе и пьян не от водки, но от гнева. Это подействовало как ледяная вода. Леха обмяк, с ненавистью прошипев: «Вали, иуда мелкая! И не показывайся!».
Серый медлил.
– Я не хотел, чтобы у тебя был рак, как на фотографии с пачки…
В него полетел робот, которому уже не суждено будет оправиться от повреждений даже с помощью упаковки суперклея.
Леха ненавидел сводного брата с мачехой. Ненавидел отца и себя. Так родился план мщения.
К слову – Леха больше не курил. Ни разу в жизни.
Этой ночью он планировал осуществить месть.
Темнота заволокла улицы. Часы, напоминающие круглое, татуированное цифрами лицо, протикали начало восьмого. В это время отец выходил из дома. До механического завода, где он проработал большую часть жизни, пешком было менее получаса.
Ночную смену Леха выбрал специально, чтобы не словить ремня. Ссадины затянулись, но кожа сохранила рубцы, лишь недавно сбросившие последнюю корку.
– Сынок! – Отцовский голос пароходным гудком прозвучал из коридора.
Послышался детский топот. Леха неприязненно сморщился. Раздалось шепелявое «пока, дядь Миш, хорошей смены». Отец сказал «пока» и громко позвал Леху.
– Тут я! – перепрыгивая ступеньки, Леха совершил опасный спуск по крутой дощатой лестнице.
– В центр гулять не ходи. Поможешь Ольге картошку чистить. Потом покрутишь мясо на котлеты. Ну она тебе говорила. – Отец взъерошил Лехе волосы. – Давай.
Он улыбнулся, на миг обнажив желтые, перелатанные бесплатными пломбами зубы. Обычно за год отец раз пять посещал стоматолога.
– Это что?
Внимание отца привлек белый пластмассовый коробок с антенной, торчавший из заднего кармана Лехиных джинсов.
Леха мысленно стукнул себя по лбу за то, что не оставил это в комнате. Пришлось вытащить штуковину.
– В сарае нашел. Вторая вообще сломанная, наверное на них что-то поставили. Я подумал, все равно они без дела валяются. Можно перепаять в нормальную рацию. Вон, с Серым в войну играть.
Речь шла о старой китайской радионяне. Ею пользовались, когда Сережка был совсем маленький. Няню за гроши заказали через интернет. Работала она качественно, сигнал держала бодро и была бы идеальной, но встроенные китайские песни, иероглифы на кнопках и инструкция на языке производителя порядком занижали ее ценность.
Когда Серый подрос, аппарат отложили. Спустя годы няня оказалась у Лехи, превратившись в орудие мести.
– Помню. – Отец вернул модуль.
Пришла Ольга, и вместе с Сережкой они подошли ближе. Леха незаметно спрятал няню в штаны.
Чмокнув жену, отец присел на корточки перед малышом.
– Спи и не волнуйся, понял? Под кроватью никого нет. Если бы не этот друг, – он кивнул на Леху, – ты вообще бы не подумал про бабульку.
Серега внимательно глядел на отчима.
– Я ее слышу. Она говорит каждую ночь.
Ольга, видя, как муж косится часы, обняла сына.
– Не отвлекай папу. – Леху прямо передернуло от отвращения. – Это плохие сны. Всем нам снится что-то страшное. Но если об этом не думать, то оно никогда больше не придет.
Леха вернулся в спальню. Там он усмехнулся, вспоминая, как при словах о старухе побледнела физиономия Серуна.
Хоть родители и считали Сережкины рассказы фантазией, все происходило на самом деле. Сережка страшился существа, старушечьим голосом бормочущего «Выпусти меня, Сереженька. Выпусти, и я дам тебе гостинчик».
Разумеется, никакой ведьмы не было. Малыш находился на волоске от заикания из-за брата, запрятавшего второй модуль радионяни в дырке матраса снизу кровати.
Собственная изобретательность восторгала Леху. Трусливый Серун никогда бы не полез докапываться до истины. Отец и Ольга – тем более. Но даже если забраться под кровать, нужно знать, где искать.
Впервые услыхав ночью Лехины слова, до неузнаваемости искаженные старушечьей интонацией, Сережка выскочил из комнаты. Ольга уверяла, что подумала, будто у него припадок. Сережка стоял бледный, повторяя: «Она там… она там…»
Леха знал, что поступил далеко не лучшим образом, однако считал это слишком легкой расплатой за рубцы. Его совесть была почти спокойна. Леха провернул свое темное дельце всего пару раз. Потом в обоих модулях сели батарейки.
Серый продолжал говорить, что слышит старуху каждую ночь. Леха считал, что братец придуривается ради привлечения родительского внимания. Все любят, чтобы с ними нянчились.
Нынче Леха таскал свой модуль, чтобы проверить, сработало ли прикусывание батареек. Зеленый индикатор слабо горел, но связь, даже возле Сережкиной спальни, не ловилась.
Вечер Леха провел в одиночестве за мясорубкой, молча проклиная жесткое мясо. Сережка с мамой уединились в гостиной, откуда были видны их головы.
Ольга читала вслух. Слов не разобрать, но голос выводил из себя, и Леха ткнул мизинцем в пульт от телевизора.
В кухне было обычное ТВ, не смарт, как в зале. Ловил телек четыре канала. Первый, Россию, НТВ и еще какой-то – его название не просматривалось, потому что выпуклый экран маленького «Рубина» слишком узкий для широкого формата вещания.