Письмо на небо
Такой суровой зимы не было в Стамбуле[1] очень давно. Не успел миновать погожий октябрь, как вдруг, за одну только ночь, купол Айя-Софи́и[2] накрыло белоснежной шапкой, родники в Тата́влах[3] и бассейн в Балукли́[4] сковало льдом, а все крыши Пе́ры[5] украсились остроконечными клинками гигантских сосулек.
Утро наступило, но улицы по-прежнему пустовали. Казалось, даже мраморные столики на открытых верандах кофеен спрашивали в недоумении: куда исчезли по-летнему тёплые дни с привычной людской толчеёй и гулом бесед? Не видно было посетителей и в многочисленных торговых заведениях Гала́ты[6].
Но вот в табачном магазине «Аристо́н» прозвенел наконец дверной колокольчик, сообщая о первом госте. Вошёл То́дор Ефремоглу́, который торговал бакалеей на другом конце Галаты и каждую неделю присылал кого-нибудь или являлся сам за отложенным для него заказом.
– Моё почтение, – приветствовал он хозяина, господина Эврипи́диса. – Ну и холод! Помню, такой же мороз ударил в начале ноября лет сорок назад. Мы с братом, совсем ещё мальчишки, выбежали спозаранку полюбоваться инеем и увидели на земле старика-нищего. Бедняга был босой и замёрз насмерть.
Этот рассказ услышал Анаста́с – мальчик, который работал на складе и только что вынес из подвала наверх расфасованный товар для постоянных клиентов. Услышал и машинально перевёл взгляд на свои полуразвалившиеся башмаки, из которых виднелись пальцы.
– Старый нищий ходил босой, а у меня как-никак есть обувь, – прошептал он, чтобы отогнать мысль, и без того вертевшуюся в голове с раннего утра.
– Эй, Анастас! – послышался сиплый голос хозяина. – Где же заказ господина Ефремоглу?
– Уже готов, – ответил мальчик, торопливо выкладывая на прилавок свёрток в плотной жёлтой бумаге и перевязывая его шпагатом.
Бакалейщик подошёл, чтобы забрать заказ.
– Не затрудняйся, Тодор, – остановил его господин Эврипидис. И, повернувшись к мальчику, приказал:
– Отнесёшь это господину Ефремоглу прямо в магазин!
– Не сто́ит, – возразил было Тодор. – Зачем выгонять мальчишку на холод?
– Холод вреден нам, старикам, а такому молодцу полезно освежиться, – успокоил его приятель.
– Ладно, – согласился Тодор. – А я съезжу по делам в Фана́р[7]. Если только найду в эту пору извозчика… Вот, держи, – и, вынув из кошелька монету, протянул мальчику.
– Не балуй парня! Деньги ему не нужны: он здесь ночует, здесь и питается.
– Да ведь это вознаграждение за труды…
– Я же сказал: не балуй его! – с раздражением повторил хозяин. – Анастас, доставишь заказ и тут же назад, за письмами, понял?
– Позвольте мне только снять фартук, – робко попросил тот.
Через мгновение он был уже в подвале. Повесил фартук на гвоздь, обмахнул одежду щёткой и постоял несколько секунд в тепле, словно желая запастись им впрок. Но, сообразив по звуку колокольчика, что господин Ефремоглу уже ушёл, бросился наверх, подхватил заказ, выскочил на улицу… и сразу оказался один на один с ледяным ветром, носившимся над Галатой. Ветер обжигал щёки, забирался в рукава старенькой куртки и проникал сквозь обтрёпанные штанины и башмаки, выгоняя из тела последнее воспоминание о тёплом подвале.