Иван
Внутри было непривычно тихо. Не сновали по коридорам служащие с папками, не дребезжали, перебивая друг друга, телефоны, никто не бряцал победительно оружием и не ругался матом.
Будто мы вошли не в Агентство по борьбе за безопасность аномалий, а в сонный, доживающий последние дни, трактир. В затхлом прокуренном фойе жужжали мухи, а у стены, рядом с казенного вида дерматиновым диваном, дрых громадный пес. Когда мы проходили мимо, он, приоткрыв один глаз, негромко что-то буркнул, а потом равнодушно отвернул брылястую морду к стене.
Из окошка, как в самом обычном почтовом отделении, торчала седая, в букольках, макушка.
– Любезнейшая… – позвал Лумумба, – Не подскажете, где найти господина главного начальника?
– Вдоль по коридору направо по ступенькам вниз налево первая дверь. – тетка отбарабанила заученную фразу, даже не подняв головы.
– Однако странные здесь порядки… – пробормотал учитель, направляясь в указанный коридор.
…В кабинете, над столом, висела лысина. Обширная, бледная и вся в маленьких коричневых пятнышках, она покоилась в жесткой сивой поросли, как гигантское яйцо в неопрятном, сложенном как попало, гнезде. Скрип двери, возвестивший наше появление, на лысину впечатления не произвел.
На столе располагались хрустальный графин, мутноватый, с отпечатками пальцев стакан, пачка разнокалиберных бумаг, древний бакелитовый телефон и тощий букетик карандашей в стеклянной банке.
По бокам топырились локти, одетые в черные лоснящиеся нарукавники. Ладони прикрывали уши владельца лысины. Они были пухлые, как подушки – возможно потому он и не слышал ничего, что происходило в комнате.
Лумумба, заложив руки за спину, принялся рассматривать картинки, развешанные на одной из стен. Что он там увидел под вековым слоем пыли – непонятно.
Я было примерился вежливо постучать по столу, но тут зазвонил телефон. Звук его, пронзительный и громкий, всколыхнул воздух в комнате, а заодно вернул к жизни лысину. Она вскинулась, человек под ней, оказавшись курносым и веснушчатым, с жирными, будто он только что ел сало, губами, схватил трубку и заорал в нее что есть мочи:
– Ну! Что? Это точно? – из телефона темпераментно запищало. – Дьявольщина! – лысый бросил трубку и увидел нас.
Наставник мой к тому времени сидел, нога на ногу, в кресле для посетителей, я же чинно пристроился у него за спиной. Лысый протер глаза.
– Вы… Хто вы? – вопросил он хрипло.
– Плохо работаете, – поругал его Лумумба. – Гнать вас надо с должности. А предварительно, непременно принародно, высечь, – мужичок побагровел и выпучил глаза, став похожим на разгневанного карася. – В вверенном вам округе, милейший, объявился Сказочник, – неумолимо продолжил учитель. – Мы зафиксировали попытку превращения в козла. Жертва скончалась на месте! Но это еще не всё… По дороге к вам мы подверглись нападению, – мужик только хлопал веками, явно не понимая, что от него хотят. – В нас пустили файербол! Прямо на улице, при всем честном народе! Вы что тут, вообще мышей не ловите? Да вам трибунал светит, милейший, за такое попустительство…
Лысый наконец смог набрать воздуха и заорал в ответ:
– Да кто вы такие?! Кто пустил!? – багровые щеки его затряслись, изо рта полетела слюна, и я испугался, как бы несчастного не хватил удар. Явственно пахнуло перегаром.
Наставник, по-моему, тоже обеспокоился. Вытащив из графина пробку, он плеснул в стакан и протянул его через стол. Лысый принял. Выпил мелкими глотками, выдохнул, занюхал рукавом… Вновь пахнуло перегаром, глаза мужичка посоловели. Однако! Вовсе не водичку на рабочем месте употребляет начальник местного отделения АББА…
– Привет вам от Товарища Седого, – мягко сказал Лумумба, когда лысый наконец свел глаза в кучу и перестал задыхаться. – Разрешите представиться: старший оперуполномоченный, майор Базиль М'бвеле. Это, – он кивнул через плечо, – мой стажер и напарник, Иван Спаситель. Наставник показал ему корочки.
– Бэ-э-э… – лысый впал в ступор, поводя рыбьими глазами с меня на Лумумбу.
– Вам должна была прийти телеграмма, – помог я из-за спины наставника.
– Не было никакой телеграммы! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Никакой телеграммы в глаза не видел!
Он замахал на нас руками, будто таким образом намеревался развеять наваждение.
– Тем не менее мы здесь, и факта этого уже не отменить, – констатировал Лумумба, постучав костяшками пальцев по столешнице. Голос его зазвучал монотонно, в такт ударам. – Успокойтесь, мы не причиним вам вреда, – стук, стук… – Мы вам поможем… – стук – стук, – Всё будет хорошо… – стук – стук… Мы ваши друзья… Мы приехали, чтобы вам помочь…
Лысый начал расслабляться. Плечи его чуть опустились, со щек отхлынула багровость, к глазам вернулась осмысленность. Наконец он достал платок и вытер им лицо. Трубно высморкался, скомкал тряпицу и вновь запихал в карман.
– Извините, господа. Стресс. Я действительно не помню телеграммы.
– Ничего. Мы вас прощаем, – великодушно кивнул учитель. Стучать он перестал.
– Спасибо… Как, вы сказали, вас зовут?
Лумумба повторил. У Лысого глаза вновь съехались к переносице.
– Спаситель, – буркнул он. – Это шутки у вас такие?
– Да какие уж тут шутки. – я пожал плечами. – Детдомовские мы. Были у нас, например, Ирка Евангелие, Ленка Псалтирь, Илюха Первосвященник, Мухаммед Богородица… Даже Мойша Святой Мученик.
– Мой стажер воспитывался при Пастафарианском монастыре, – пояснил наставник. – Их макароннейшие преподобия принимали большое участие в спасении детей-беспризорников, оставшихся в живых после Распыления. Нарекали же сирот в силу своего иронического отношения к юдоли скорби, коей является наш мир.
Лысый покорно кивнул. Наливая очередную порцию из графина – руки его уже не тряслись, – он с надеждой вопросил наставника:
– Выпьем?
– Благодарствую, – прикрыл глаза наставник. – Мы сыты.
– А я выпью, – он быстро опрокинул стакан в пасть. – Если не возражаете…
– Чего уж там, – милостиво разрешил учитель. – А теперь поведайте, милейший, что привело вас в столь пограничное состояние. И заодно представьтесь, окажите такую милость. А то как-то…
– Шаробайко. Хрон Монадович, – грохнув стаканом о стол, Лысый вытянулся во фрунт. – Временно исполняющий обязанности начальника местного отделения.
Кроме лысины, исполняющий обязанности был примечателен тем, что имел объемистый круглый живот в пиджаке с одной уцелевшей пуговицей. Под пиджаком, кроме прочего, имелись мятая косоворотка в горошек, толстая красная шея и целых три подбородка, покрытые небритой щетиной. Росту в нашем новом знакомом насчитывалось максимум сантиметров сто пятьдесят пять.
– Садитесь, – разрешил Лумумба. – И докладывайте.
Шаробайко разрешением пренебрег, а вместо этого заметался в узком пространстве меж столом и подоконником.
– Мать Драконов, – выдавил он из себя на ходу, ломая руки. – Ведьма чешуйчатая! Требует выкуп: десять тысяч монет и фураж для тварей, – остановившись, он затравленно посмотрел в потолок. – А у меня денег нет! Казна уже восемь месяцев пуста, шаром покати! А жратва? Где я ей столько возьму? Фермеры – народ несознательный, за скот денег требуют! Не понимают, что ежели она драконов спустит – им первым достанется…
– Между прочим, вам в обязанности вменяется пресекать воздействия, а не платить выкупы, – заметил Лумумба, флегматично рассматривая ногти.
– Пресекать? – Шаробайко вновь начал надуваться. – А каким макаром, не подскажете, уважаемые господа начальники? Вы слышали про Новый Оскол? То-то и оно! Никто не слышал. Налетели твари огнедышащие, и спалили город к свиням собачьим. А потом фьюить! И гуси-лебеди… – упав на стул, он принялся вытирать порядком уже замызганным платком шею и лысину. – У меня в штате – сорок единиц охотников. И все, как один, пребывают за девяносто верст отсюда! – поведав эти важные сведения, Шаробайко плеснул себе из графина, но пить не стал, а мрачно уставился в стакан. – Рядом с Перебеевкой объявился большой отряд имперских боевиков, – пожаловался он. – Голов около двухсот. Терроризируют местных жителей, скотину режут… Вот я и послал ребят. А тут – она. Стер-р-рва.
– Почему у вас в штате всего сорок единиц, когда положено сто пятьдесят? – поинтересовался наставник, всё еще делая вид, что занят ногтями. – И содержание, насколько я помню, вам выделяется на полный штат. А вы говорите – денег нет…
– Содержание, – Хрон Монадович нервно хрюкнул. – Того содержания на дырку от бублика. Это вам не Москва! Каждый рейд обходится… – закатив глаза, он начал загибать пухлые пальцы. – За патроны оружейники дерут, обмундирование, опять же… Почитай, каждую смену что-нибудь у них рвется, да броники – кто ж в рейд без броника сунется? Да сухпаек… Прожорливые эти охотники – ужас. Лечение за наш счет…
– Ясно. Но почему так мало людей?
– Охотником нынче быть не выгодно – это вам не пять лет назад… Сейчас все в фермеры идут, да на свалку, к механикам. Еще на винокуренные заводы – там завсегда рабсила нужна, и платят хорошо. К нам только самые пропащие и попадают. – он опять горестно хрюкнул. – Работа опасная, непредсказуемая. Да и немного её стало, что греха таить. Мать драконов – отдельный случай…
– Вам по штату положен маг. Почему его не привлечь к поимке Матери Драконов?
– Нету у нас мага. Был, да весь вышел. Спылился.
– А наркотик?
– А… Что наркотик? – Шаробайко вновь начал багроветь.
– Вы утверждаете, что маганомалий всё меньше, когда мы за одно только утро видели три…
– Три аномалии за день – это действительно мало. – он устало потер уши. – Можно сказать – ничего. В открытую-то Пыльцой не торгуют…
– В открытую? – Лумумба сделался вкрадчив, как леопард. – И вы считаете, это большое достижение? При том, что наркотик в стране запрещен, и использование оного преследуется законом!
– Ну и где он, ваш закон? – устало спросил Шаробайко. – Где? – он картинно отдернул тяжелую, битую молью, бархатную портьеру, в воздух взвились клубы пыли. – Нету его, нету! Здесь вам не Москва. У нас здесь свои законы! Я же говорю: в штате – сорок единиц на весь район, а это: город со стотысячным населением, да округ – около двухсот деревень… Только и можем, ликвидировать последствия по мере сил!
– Может, с головы надо начинать? – тихо подсказал я. – Устранить источник распространения, тогда и аномалий не будет…
– Ох вы там, в Москве, какие умные! – Шаробайко откинулся на спинку и вновь плеснул себе водки. Выпил, глаза его на мгновение остекленели. – Нету одного источника. Одну точку накроешь – три других возникают. Всё равно, что в плотине дырки пальцами затыкать…
– А полиция? – перебил Лумумба. – Куда смотрит градоначальник?
– В-основном, в рюмку, – глумливо усмехнулся исполняющий обязанности. – А по вечерам – на голые ляжки танцовщиц в Зеленом Пеликане, – говорил он это с какой-то остервенелой завистью.
– Налоги… – подсказал учитель.
– Я вас умоляю! Централизованной власти, как таковой, в городе не существует, всё мало-мальски ценное находится в руках частных предпринимателей: Господин Ростопчий, хозяин свалок. Господин Дуринян, промышленник и торговец… Мадам Елена, королева наша, благодетельница… Вот уж кто не выносит даже намека на Пыльцу! Только благодаря им, Отцам, так сказать, и держимся на плаву.
– Ладно, что там с Матерью?
Я всё ждал: когда ж Лумумба к этому вернется? Иногда какой-нибудь торчок, возомнивший себя магом, пытается наколдовать драконов. Но жизнеспособных особей, а тем более, летающих и огнедышащих, насколько я помню, ни у кого не получалось.
– С Матерью? – растерялся Шаробайко. – Да никак. Я к ней гонца отправил, с нижайшей просьбой повременить чуток – пока дань, мол, насобираем… День-два мы её промурыжим, а там, глядишь, мои молодцы вернутся, и…
– С вами всё ясно, милейший, – учитель поднялся. – Но напоследок… – Шаробайко втянул голову в плечи. – Порекомендуйте, будьте любезны, постоялый двор без клопов и ресторан, в котором не подают крыс.
– Да вот… – развел руками Хрон Монадович, – Гарцующий Пони, на Пригорной. Там и гостиница и харчевня. А вы что же… – он замялся. – Задержаться надумали?
– Там видно будет, – приложив два пальца к шляпе, Лумумба направился к двери.
На улице была лепота. Солнышко пригревало, в луже, прямо посреди дороги, барахтались воробьи, а на крылечке соседнего дома, не обращая на птах никакого внимания, умывалась откормленная кошка…
– Ты, Ваня, дуй на почту, – распорядился Лумумба. – Там почтовая карета, – он сверился с репетиром, – Аккурат сейчас прибывает. Заберешь вещи. А я – в гостиницу. Осмотрюсь, закажу обед… Давненько мы с тобой горяченького не едали, а, стажер? Супчику, куриного, да с потрошками!
В животе тоскливо забурчало: не иначе, в предчувствии беды. Аппетит пропал.
– А как же Мать драконов?
– Завтра, – решил Лумумба. – После трех суток дороги бойцы из нас с тобой – аховые. Так что завтра. С утра пораньше.