Реально оценивая всю сложность нынешнего переломного этапа перестройки, смотрю в будущее с оптимизмом.
Новый, 1991 год советские люди встречали в тревожном ожидании. Ухудшение социально-экономического положения ощущалось буквально всеми. Все более отчетливо становилось ясно, что дальше так жить нельзя. Но как жить? В ответе на этот вопрос общество выявляло свою неоднородность: кто-то мечтал о возврате в период пресловутого застоя Брежнева, кто-то вспоминал времена Сталина с их жесткой дисциплиной, но большинство все же жаждало демократизации общества, наивно отождествляемой с улучшением жизни.
В стране все более давал знать о себе сепаратизм – притом не только в Прибалтике, Закавказье и на Украине. В самой РСФСР все громче раздавались голоса тех, кто видел будущее России вне Союза ССР. Сентенции «Хватит кормить Среднюю Азию», «Хватит кормить Кавказ» все глубже проникали в сознание не только российской номенклатуры, но миллионов обывателей. В московских номенклатурных кругах продолжалась борьба всех против всех: противники Горбачева из так называемого консервативного лагеря и стана сторонников Ельцина интриговали как друг против друга, так и против опостывевшего всем Генерального секретаря ЦК КПСС и его все более немногочисленной команды. Горбачев отвечал своим оппонентам тем же, надеясь по-иезуитски стравить их и вытеснить с политического поля поодиночке.
Буквально накануне Нового года весьма сенсационно завершился IV съезд народных депутатов СССР, проходивший с 17 по 27 декабря 1990 года. На том форуме последовала громкая отставка. 20 декабря с трибуны съезда сподвижник Горбачева министр иностранных дел Э.А. Шеварднадзе заявил о своей отставке «в знак протеста против надвигающейся диктатуры» и вышел из рядов КПСС. 26 декабря председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков попал в больницу с обширным инфарктом. Съезд учредил пост вице-президента, на который был избран с большим трудом (1237 голосами из 2239) малоизвестный в стране член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Г.И. Янаев. Народные депутаты согласились с предложенной президентом СССР конституционной реформой Союза ССР и проведением референдума о сохранении самого Союзного государства как «обновленной федерации равноправных суверенных республик».
Все это – социально-экономические трудности, внутриполитический раздрай, начавшееся сокращение Вооруженных Сил – не могло не отражаться на настроениях советских военнослужащих. Отражением их чаяний стали размышления политического обозревателя «Красной звезды» капитана 1-го ранга В.К. Лукашевича, опубликованные на первой полосе центрального печатного органа Министерства обороны СССР 5 января. Публицист задается вопросом, который волновал многие сотни тысяч офицеров и членов их семей: «За новогодними хлопотами, за телевизионными «кайфами»… не потеряли ли мы чувства реальности, не ушла ли у нас из-под ног Россия?»
А Россия действительно «уходила из-под ног». В «новогоднем мешке» главы российского парламента Б.Н. Ельцина подарок Союзу ССР оказался весьма своеобразным. 23,4 млрд рублей, на 119 млрд рублей меньше, чем в 1990 году, – такой вклад определен Верховным Советом РСФСР в союзный бюджет 1991 года. Это свидетельствовало не только о развале экономики, но и предвещало закат самого «Союза нерушимого республик свободных». «Смотришь, – писал Лукашевич, – там растут цены на рыбу, на масло, на электроэнергию, там уже переоборудуют турникеты в метро для серебряных монет (до этого проезд стоил 5 медных копеек. – Н.Е.), печатают новые тарифы на поезда и самолеты, растут дефицит бюджета, инфляция, все кругом растет, как по мановению волшебной палочки… и только обещанная многократно рыночная соцзащита будто спит, и зарплата военного человека с ружьем… словно каменная баба, никак не увеличивается».
Статья Вячеслава Лукашевича «Осторожно, двери закрываются» была криком души военного публициста, чьей советской душе претило происходящее в стране. Мы еще не раз вернемся к суждениям военнослужащих, которые в том уже далеком 1991 году имела возможность в рамках гласности «ретранслировать» «Красная звезда» – центральная военно-политическая газета СССР. Ее тираж тогда составлял более 1059 тысяч экземпляров, из них свыше 413 тыс. распространялось через розницу. Помимо Москвы газета печаталась еще в 36 других городах страны.
Тревога за происходящее в стране завуалированно проявлялась даже в выступлениях военного руководства. В первом номере «Красной звезды», вышедшем в четверг, 3 января 1991 года, был помещен текст беседы с министром обороны СССР Маршалом Советского Союза Д.Т. Язовым. Отметим, это был прежде всего совместный творческий продукт корреспондента ТАСС и управления информации военного ведомства. Тщательно выверенный пером начальника управления информации Минобороны генерал-майора В.Л. Манилова текст призван был дать очередной идеологический заряд бодрости армейскому организму, чье состояние начинало внушать опасения и самому военному руководству, и Кремлю. Вместе с тем именно с армией сторонники сохранения СССР связывали свои надежды, что побуждало их оппонентов бить из всех «информационных орудий» по одному из устоев союзной государственности.
Поэтому неслучаен и один из вопросов корреспондента министру: «…Однако видна и антиармейская кампания в некоторых средствах массовой информации. В чем, на ваш взгляд, причина такого явления?» «Главная причина, мне думается, в том, что наша армия представляет собой один из наиболее прочных устоев государственности, стабильности и порядка в обществе, – отмечает маршал Язов. – А значит – уже самим своим существованием препятствует реализации планов националистических, сепаратистских, да и всех деструктивных сил, под какими бы лозунгами и знаменами они ни действовали, по дезинтеграции Союза ССР как федерального государства, по расшатыванию таких краеугольных опор народного самосознания, как патриотизм, интернационализм, верность социалистическому выбору».
Задачи, которые обозначил министр обороны как основные для Вооруженных Сил на 1991 год, дают представление, какими заботами жило военное ведомство в начале наступившего последнего года Союза ССР. Разумеется, ни у кого тогда и в мыслях не было, что спустя каких-то семь – восемь месяцев все радикально изменится.
Ну а в январе маршал Язов четко обозначал приоритеты для армии. «Главной их (Вооруженных Сил. – Н.Е.) задачей в 1991 году останется поддержание боевой готовности войск и сил флота на уровне, гарантирующем предотвращение любой возможной агрессии и надежную защиту суверенитета и государственной целостности СССР от посягательств извне». И эту основную функциональную задачу, забежим вперед в выводах, армия выполнила. Она до последнего дня обеспечивала защиту государственной целостности СССР от посягательств извне. Что касается посягательств изнутри, то этот вопрос следовало бы адресовать тогдашним руководителям КГБ и МВД СССР, но их уже нет в живых…
Министр обороны СССР к числу основных задач 1991 года отнес и завершение вывода войск из Чехословакии и Венгрии, вывод соединений и частей из Монголии. Объявлено было и о предстоящем начале крупномасштабной передислокации войск на территорию Советского Союза из Германии. Предстояло, кроме того, переработать оперативные и мобилизационные планы, продолжить формирование стратегических оборонительных группировок на территории приграничных военных округов и пунктов базирования флота.
Глава военного ведомства в завершение ответил на вопрос, каким видится ему СССР в 1991 году: «Реально оценивая всю сложность нынешнего переломного этапа перестройки, смотрю в будущее с оптимизмом. Хочу, как и подавляющее большинство советских людей, видеть Советский Союз целостным, обновленным государством, олицетворяющим национальное согласие и мир. Наш священный долг перед нынешним и будущими поколениями – сохранить статус СССР как великой державы, реализовать возможности социализма для радикального улучшения жизни народа, приумножения богатства и славы нашего многонационального Отечества. Убежден, что эта задача нам по силам. Ключ к ее решению – укрепление и обновление Советского государства на основе нового Союзного договора, быстрейшее утверждение в стране государственного и общественного порядка, единства слова и реального, практического дела, результативная работа каждого на порученном ему участке».
Так оптимистично виделось ближайшее будущее министру обороны. Впрочем, он и не мог иначе отвечать на вопросы корреспондента ТАСС. Будучи фронтовиком, он хорошо знал, что командир всегда должен придавать подчиненным оптимизм, чувство уверенности в своих силах и завтрашнем дне – особенно в неясной обстановке, когда над развитием событий довлеет фактор неопределенности.
В реальной же жизни в воинских коллективах, особенно в офицерском корпусе, накапливалось чувство неудовлетворенности. Негативное влияние на настроения оказывали начавшийся процесс сокращения Вооруженных Сил, передислокация частей из Восточной Европы и сопряженные с этим социальные проблемы. Представление о происходившем дает представление январское интервью «Красной звезде» начальника управления кадров Белорусского военного округа генерал-майора А.П. Фомина. «Каждую среду мы приглашаем в управление по 30–40 человек из числа тех, кто подал рапорт об увольнении или попал под сокращение… В прошлом году у нас побывало более тысячи человек. Подчеркну: подавляющее большинство офицеров и прапорщиков осознают сложившуюся ситуацию, с пониманием относятся к возникшим житейским проблемам», – сообщил он.
По его словам, за штатом в Белорусском военном округе находилось «40 полковников, более тысячи командиров рот, батальонов, дивизионов. Две трети из них не имеют выслуги 20 лет, то есть права на получение пенсии». Такая ситуация, естественно, была душевной травмой для военного человека. «За штат и раньше выводили офицеров, но лишь на два месяца, и он был уверен, что за этот период ему подберут должность, – отметил генерал Фомин. – Теперь все сложнее. С такой ситуацией, признаюсь, мы столкнулись впервые. Некоторые кадровые органы оказались не готовыми в полной мере оперативно решить эти вопросы, защитить офицера». Речь шла не о бездушном или бюрократическом отношении к офицерам, хотя и этого было немало, а об общей реальной обстановке. Происходила нарастающая разбалансировка всей системы жизнедеятельности Вооруженных Сил.
Военкоматы сталкивались с растущими трудностями в осуществлении призыва в Вооруженные Силы. Особенно это касалось республик Закавказья и Прибалтики, где власть все более перехватывали сепаратистские силы. «В последнее время в некоторых союзных республиках участились случаи невыполнения или ненадлежащего исполнения органами власти обязанностей, возложенных на них законодательством Союза ССР по вопросам обороны страны. Продолжают действовать акты, противоречащие этому законодательству, – констатировал 8 января пресс-центр Министерства обороны СССР. – ‹…› Особую озабоченность вызывает положение с призывом граждан на действительную военную службу. На 1 января 1991 года выполнение плана осеннего призыва составило: в Армении – 28,1 процента; Грузии – 10,0; Молдове – 58,9; Латвии – 25,3; Литве – 12,5; Эстонии – 24,5. Не выполнен план призыва и в некоторых областях УССР. В целом по стране план призыва выполнен на 78,8 процента. Это отрицательно влияет на комплектование Вооруженных Сил личным составом… Неукомплектованность воинских частей ведет к дополнительным нагрузкам на военнослужащих, что противоречит принципам социальной справедливости. Такое положение не может быть терпимо».
Что было делать в этих условиях руководству Министерства обороны? В одночасье армию радикально не сократишь, чтобы уменьшить потребность в призывниках, и на набор контрактников не перейдешь (к тому же профессиональная армия весьма дороже обойдется бюджету). Возможно, надо было смелее переводить многие развернутые боевые соединения сухопутных войск в разряд кадрированных, складировать военную технику и ограничиться ее охраной – благо, обстановка в мире это позволяла. Но сказывалась инерция мышления, как и переоценка степени непосредственной военной угрозы. С «социалистическим экспериментом» на шестой части суши западные элиты решили покончить не новой агрессией против СССР, а ударом изнутри. Тем не менее Министерство обороны при поддержке аппарата ЦК КПСС проблему комплектования армии намеревалось решать привычным для советской бюрократии путем «закручивания гаек», не ощущая веяния новых времен. Союзный Центр уже все более утрачивал контроль над ситуацией в регионах, но в Кремле не осознавали, что, образно говоря, поезд вот-вот уйдет, и лишь грозными предостережениями по вокзальному репродуктору тронувшегося умом машиниста не остановить.
В вышеупомянутом сообщении пресс-центра Министерства обороны СССР читаем, что «Министерством обороны СССР принимаются дополнительные меры. Командующим войсками соответствующих военных округов отданы распоряжения об усилении практической помощи военным комиссариатам Армении, Грузии, Молдовы, республик Прибалтики, некоторых областей УССР в решении возложенных на них задач по проведению призыва граждан на действительную военную службу, а также организации розыска и возвращения военнослужащих, самовольно оставивших воинские части. Для выполнения указанных задач будут привлекаться подразделения воздушно-десантных войск».
Итак, отлавливать рекрутов решено было при помощи десантников. Словно дело происходило где-то в афганских провинциях, где примерно так было принято комплектовать армию из безграмотных крестьян.
Командующим ВДВ накануне Нового года, 30 декабря 1990-го, был назначен генерал-майор П.С. Грачев, получивший Героя Советского Союза в период службы в Афганистане. 4 января в «Красной звезде» было опубликовано интервью с ним. Тогда вряд ли кто предвидел, что этому 42-летнему генералу, родившемуся в деревне Рвы Тульской области в простой трудовой семье, предстоит сыграть важную роль в последующей судьбе Отечества. Давать оценку этой роли не будем – пусть Павла Сергеевича судят потомки.
В своем первом интервью в статусе командующего ВДВ Павел Грачев ничего неожиданного не поведал. «Дежурный» рассказ о себе, своей семье, прохождении службы. Обратить внимание следует, пожалуй, на два высказывания. Генерал высказался за профессиональную армию (заметим, к ее созданию в его бытность министром обороны так и не приступили) и против привлечения армии к решению «полицейских» задач. «Скажу прямо: мое отношение к использованию десантников в межнациональных конфликтах отрицательное, – заявил он. – Для этих целей следует привлекать войска МВД и КГБ. Но, с другой стороны, когда льется кровь ни в чем не повинных людей, разве можно быть сторонним наблюдателем…»
На трудности с призывом накладывалась проблема дезертирства. С 1989 года в тысячи и тысячи отделений во всех концах Советского Союза все чаще приходили ориентировки такого рода: «Находятся в розыске самовольно оставившие свои части военнослужащие срочной службы…» По данным Главной военной прокуратуры, за 11 месяцев 1990 года по сравнению с соответствующим периодом 1989 года количество преступлений, связанных с уклонением от военной службы, в Советской Армии возросло на 85,2 процента, в военно-строительных отрядах «гражданских» министерств и ведомств – на 43,3 процента, в частях внутренних войск МВД СССР – в три с лишним раза.
Пользы, с точки зрения пополнения Вооруженных Сил идейно мотивированным и готовым к выполнению своего воинского долга призывным контингентом, использование метода «облав» приносило немного, но изрядно подливало масла в огонь антисоветских настроений. Примечательно, что военное командование на местах зачастую понимало бессмысленность подобных методов призыва – решить проблему призыва возможно было, лишь урегулировав отношения между союзным Центром и республиками. Комендантские патрули, привлечение десантных подразделений к поиску дезертиров пользы принести уже не могло.
Примечательно, как ответил корреспонденту «Красной звезды» командир Таллинской военно-морской базы вице-адмирал Ю.П. Белов, являющийся начальником Таллинского гарнизона, на вопрос о предстоящих действиях в связи с прибытием десантников: «Я лично пока никаких указаний не имею. Прибудет скоро в Таллин заместитель командующего войсками ПрибВО. Будут указания, что и как делать. Будем вместе решать…» Особого оптимизма, судя по ответу, вице-адмирал, служивший в Эстонии с 1987 года и знавший ситуацию «изнутри», не испытывал.
Сепаратисты в республиках Прибалтики и Закавказья, массово представленные в региональных Верховных Советах (туда они попали совершенно законно – в результате инициированных командой М.С. Горбачева свободных выборов), целеустремленно вели работу по развалу союзного государства. Шла так называемая война законов – принимаемые республиканскими парламентами законы противоречили союзному законодательству.
В этих условиях командованию войск Закавказского и Прибалтийского военных округов было крайне сложно обеспечивать жизнедеятельность своих соединений и частей – они находились словно на «вражеской земле». В беседе с корреспондентом ТАСС командующий войсками Закавказского военного округа генерал-полковник В.А. Патрикеев откровенно признал, что обстановка, сложившаяся в Закавказье, «самым непосредственным образом» сказывается на жизни войск округа, «продолжаются нападения на военные объекты с целью завладения оружием, боеприпасами, техникой», «не прекращаются попытки захвата объектов социально-бытового назначения, принадлежащих округу». «Сейчас в Грузии, Армении и Азербайджане раздаются призывы, впрочем, уже не только призывы – предпринимаются определенные практические шаги по созданию своих национальных армий», – с тревогой сообщил командующий войсками ЗакВО.
Завуалированный упрек в адрес Центра прозвучал в его ответе на вопрос, касающийся эффективности мер, принятых Министерством обороны и союзным правительством для улучшения жизни и условий службы в частях округа. «Я бы не сказал, что до сегодняшнего дня были предприняты какие-то серьезные меры, улучшающие условия службы воинов-закавказцев, семей военнослужащих, – подчеркнул генерал. – Из таких мер, уже введенных, могу назвать лишь одну – обеспечение офицеров продовольственными пайками. Но уже сейчас, буквально через два месяца после введения этой меры, возникают трудности с обеспечением офицеров продовольствием. Руководство округа выходило с целым пакетом предложений, направленных на улучшение условий жизни в Закавказье. Мы например, ставили вопрос о том, чтобы округ был заменяем. Конечно же, должна быть и разница в денежном содержании проходящих службу в Закавказье и, положим, где-нибудь в средней полосе России. Необходимо также разрешить офицерам и прапорщикам, переведенным в округ из других мест, бронировать жилплощадь независимо от выслуги лет…»
Предложения эти были весьма разумны и продиктованы самой жизнью. Увы, большинство из них, хотя и поддерживались в Министерстве обороны, так и не доводились до практической реализации – они тонули в бюрократическом болоте бесчисленных согласований и уточнений в лабиринтах законодательных и исполнительных структур власти.
Такая же удручающая картина была в Прибалтике, где республиканское законодательство все более отличалось от союзного. Командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал-полковник Ф.М. Кузьмин, отвечая в январе на вопросы корреспондента «Красной звезды», с горечью констатировал: «Во всех трех прибалтийских республиках в подходе к комплектованию Вооруженных Сил молодым пополнением преобладают отрицательные тенденции. И речь, разумеется, надо прежде всего вести о том, сколько в солдатском строю из-за этого недосчитывается личного состава. Сколько и почему? В конкретных цифровых выражениях картина выглядит так: в Латвии, например, 8772 молодых человека призывного возраста предпочли так называемую альтернативную службу на территории республики службе в рядах Вооруженных Сил СССР. 1685 человек уклонились от всякой службы. К этому надо добавить 205 военнослужащих, самовольно оставивших воинские части, а попросту говоря, дезертиров, которых взяли под опеку не только родные и близкие, но и некоторые сердобольные общественные организации. Эстония за минувший год не поставила в Вооруженные Силы 8814 молодых людей призывного возраста. Опять-таки значительная часть из этого числа, а именно 1086 человек отказались выполнять воинский долг в рядах Вооруженных Сил, а также нести альтернативную службу, предусмотренную республиканским законодательством. Еще более неблагополучно выглядит картина в Литве».
Уместно будет пояснить, что в 1990 году Верховные Советы всех трех республик Прибалтики приняли ряд законодательных актов, призванных оформить «незаконность» как пребывания войск ПрибВО и сил Балтийского флота на территории этих республик, так и вообще службы в «оккупационной» Советской Армии. 6 декабря 1989 года в Эстонии было принято постановление «О порядке прохождения военной службы гражданами Эстонской ССР», 14 февраля 1990 года в Литве – постановление «О статусе Вооруженных Сил СССР в республике и военной службе граждан Литовской ССР», а 11 марта того же года в Латвии – закон «Об альтернативной (трудовой) службе». Именно ссылаясь на эту правовую базу, республиканские власти в Прибалтике затрудняли работу местных военкоматов.
Вернемся, однако, к интервью командующего войсками ПрибВО. Последующий вывод генерала Кузьмина вроде бы разумен: «Ситуация с призывом в армию в этих условиях логично вписывается в общую общественно-политическую ситуацию в республиках». Но что предлагает военачальник? «Удастся государству доказать, что нарушение закона безнаказанным не останется и к людям возвратится законоуважение», – говорит он. Другими словами, следует силой принуждения, страхом перед наказанием заставить жителей прибалтийских республик соблюдать законодательство Союза СССР. Между тем в тех условиях это было уже не реалистично.
Увы, этого не хотели понимать ни на Старой площади в Москве, где размещались аппараты ЦК КПСС и президента СССР, ни в Министерстве обороны. Отсюда и последующие события, обернувшиеся кровью в Литве и ускорившие развал Союза ССР. 10 января 1991 года «Красная звезда» пишет: «Как известно, Министерство обороны СССР делает все необходимое для выполнения Указа Президента СССР от 1 декабря 1990 года «О некоторых актах по вопросам обороны, принятых в союзных республиках». Командующими войсками округов, дислоцирующихся на территории Армении, Грузии, Молдовы, республик Прибалтики, некоторых областей Украины, отданы распоряжения об усилении практической помощи военным комиссариатам в решении возложенных на них задач по проведению призыва граждан на военную службу, а также организации розыска и возвращения военнослужащих, самовольно оставивших воинские части. Для выполнения таких задач привлекаются подразделения воздушно-десантных войск».
На той же первой полосе газеты излагается заявление начальника управления информации Министерства обороны генерал-майора В.Л. Манилова, который комментирует «слухи» о мнимом решении советского правительства направить дополнительные войска в Молдавию, Грузию, Армению, Украину и Прибалтику. «Такого решения просто не существуетв природе», – утверждал официальный представитель Министерства обороны СССР.
Отчасти это было лукавством. В том же номере «Красной звезды» был размещен репортаж специального корреспондента газеты из Жирмуная, северного района Вильнюса. Там на территории мотострелковой части расположились парашютно-десантные подразделения, которых, если верить Валерию Леонидовичу Манилову, там вроде не должно было быть! «В Вильнюс прибыли в 4 часа утра 8 января, совершив почти 100-километровый марш на машинах из района приземления… – читаем в центральной военной газете. – Общая задача – действовать совместно с работниками военкоматов республики при проведении призыва в армию».
Литовские власти через подконтрольные им СМИ, как и следовало ожидать, вывели антирмейскую, а по сути, антисоветскую кампанию на новый виток. Прибытие подразделений ВДВ на территорию Литвы дало им удобный повод. 8 января газета «Эхо Литвы» опубликовала заявление президиума Верховного Совета Литовской республики за подписью его руководителя В. Ландсбергиса, в котором утверждалось: «Руководство СССР совершило еще один грубый шаг, провоцируя дестабилизацию и конфликты в балтийском регионе. В Литве, так же, как и в Латвии и Эстонии, начинается акция принудительного призыва юношей в армию СССР, то есть их вылавливание и похищение».
8 января вместе с подразделениями ВДВ в Таллин прибыл новый заместитель министра обороны СССР генерал-полковник В.А. Ачалов (он был назначен на эту должность 10 декабря 1990 года, а до этого почти два года командовал ВДВ). Из своего прибытия в столицу Эстонии генерал тайны не делал, при этом в интервью «Красной звезде» счел нужным подчеркнуть, что цель прибытия десантников в Вильнюс – исключительно помощь военкоматам: «В Министерстве обороны СССР особую озабоченность вызывает положение с призывом на действительную воинскую службу граждан не только республик Прибалтики, но и Армении, Грузии, Молдовы. Но если говорить о Литве, то здесь, как объявлено Министерством обороны СССР, процент призыва крайне низок. Вот почему начальник Генерального штаба СССР (так в публикации – видимо, в спешке в редакции «Красной звезды» в должности начальника Генштаба пропустили слова «Вооруженных Сил. – Н.Е.) установил срок до 13 января, в течение которого военным комиссариатам совместно с органами власти необходимо четко разобраться со всем контингентом призывной молодежи. Это касается и тех, кто уклонился от призыва на действительную службу, и дезертиров. Кстати, солдаты, которые ушли из частей, не будут привлекаться к уголовной ответственности, а смогут дослужить оставшийся срок на территории республики. Если в срок поставленные задачи по проведению призыва не будут решены, тогда вступят в силу те дополнительные меры, которые принял для выполнения Указа Президента СССР министр обороны. В помощь военкоматам республик Прибалтики выделены силы и средства для организации розыска и возвращения военнослужащих, самовольно оставивших свои части. Для этих целей и будут привлекаться подразделения воздушно-десантных войск. В частности, в распоряжение Литовского военкомата прибыли десантники в количестве одной тысячи человек».
Конечно, в этом объяснении причин переброски подразделений ВДВ в Вильнюс была немалая доля лукавства. Под давлением части союзного руководства (тех, кто стоял за жесткие меры для сохранения Союза ССР и власти КПСС) десантников предполагалось использовать как фактор устрашения – для оказания давления на руководство «мятежных» союзных республик. Генералу Ачалову, имевшему опыт аналогичных силовых действий в январе 1990 года в столице Азербайджана городе Баку, предстояло взять под свой контроль ряд ключевых объектов в Вильнюсе, в первую очередь здание телецентра.
12 января было обозначено в интервью генерала Ачалова как крайний срок, после которого в действие вступают десантники. Все решения принимались в те январские дни в спешке, без согласования с другими силовыми структурами, далеко не всегда учитывались все правовые аспекты предпринимаемых мер. К примеру, 12 января Главная военная прокуратура решила вдруг «подправить» замминистра обороны Ачалова, фактически дезавуировав его обещание не привлекать к уголовной ответственности дезертиров. Фактически это была «медвежья услуга» военному ведомству, оказанная весьма не вовремя. Из «уточнений» врио главного военного прокурора генерал-майора юстиции Л.М. Заики следовало, что уголовные дела, возбужденные в отношении всех военнослужащих, самовольно оставивших свои части или не явившихся в срок без уважительных причин на службу из увольнения и т. п., «расследуются в точном соответствии с действующим законодательством». Главная военная прокуратура призывала дезертиров являться с повинной. Но такая перспектива устраивала далеко не всех солдат, оставивших свои части…
Подготовка к силовой акции в Вильнюсе шла не только по линии Министерства обороны. 11 января в газетах появилось обращение президента СССР к Верховному Совету Литовской ССР, подписанное им накануне. Горбачев выражал свою озабоченность резким обострением ситуации в республике, словно не он санкционировал начало «отлова» уклонистов. Истинные причины создавшегося положения, указывал глава союзного государства, «коренятся в грубых нарушениях и отступлениях от Конституции СССР и Конституции Литовской ССР, попрании политических и социальных прав граждан, в стремлении под лозунгами демократии провести в жизнь политику, направленную на восстановление буржуазного строя и порядков, противоречащих интересам народа».
Михаил Сергеевич был, бесспорно, прав: развитие событий вело к смене политического строя, хотя кто, как не он сам, своей поспешной демократизацией общественной жизни подвел к этой опасной черте, за которой интересы народа начинают признаваться только на словах?
«Ситуация по существу заходит в тупик, – предупреждал президент СССР. – Необходимость выхода из создавшегося положения диктует принятие незамедлительных мер. В союзные органы власти из республики поступают многочисленные обращения от общественно-политических организаций, производственных коллективов, граждан всех национальностей. Люди требуют восстановления конституционного порядка, надежных гарантий безопасности и нормальных условий жизни. Разуверившись в политике, проводимой нынешним руководством, они требуют введения президентского правления».
Может показаться, что Горбачев решил, наконец, действовать с жестких позиций, отказавшись от рекомендаций либералов в своем окружении. Введение президентского правления давало, конечно, некий шанс на временную стабилизацию ситуации, если бы затем последовали новые волевые и последовательные шаги. 12 января в «Красной звезде» со ссылкой на ТАСС сообщается, что 11 января на пресс-конференции член бюро ЦК КПЛ Ю.Ю. Ермолавичюс заявил об образовании Комитета национального спасения Литвы, который «берет заботу о будущем Литовской ССР в свои руки». КНС Литвы разместился под охраной десантников на заводе радиоизмерительных приборов в Вильнюсе.
11 января стал первым днем операции по «восстановлению конституционного порядка» в Литве – республике Союза ССР, которая первой, в ночь на 11 марта 1990 года, объявила о своей независимости и прекращении действия Конституции ССС на ее территории. Подразделения ВДВ бескровно заняли дом печати и здание ДОСААФ в Вильнюсе и ретрансляционный телевизионный узел в Неменчине, а также ряд других административных зданий, объявленных «партийной собственностью», в Вильнюсе, Алитусе, Шяуляе. Затем, в ночь на 12 января был осуществлен захват штаб-квартиры департамента охраны края и телефонного усилительного узла Вильнюса. В ответ руководство Верховного Совета Литвы призвало население столицы выйти на улицы и принять участие в охране зданий Верховного Совета, радиоцентра, телебашни.
Власти Литвы к этому времени уже обладали некоторым силовым ресурсом – департаментом охраны края, созданным 25 апреля 1990 года. Им руководил А. Буткявичюс, бывший главврач Каунасской центральной больницы. Удивительно, но 4 января, буквально за неделю до трагических событий в Вильнюсе, с ним было опубликовано интервью… в «Красной звезде». Сейчас уже сложно судить, чем руководствовался ее тогдашний главный редактор, когда решил дать слово одному из лидеров литовских сепаратистов. Тем более что в «подводке» к интервью сообщалось, что подчиненные департаменту охраны края силы «идут на прямые столкновения с сотрудниками правоохранительных органов, препятствуют работе организаций ДОСААФ, устраивают некоторым гражданам проверку их политической ориентации, провоцируют призывников на уклонение от службы в Вооруженных Силах СССР…»
Таких людей, с точки зрения руководства Министерства обороны, следовало привлекать к ответственности. Но республиканский КГБ проявлял к Буткявичюсу странную снисходительность, а «Красная звезда» даже популяризировала его, придавая легитимность возглавляемой им силовой структуре. По словам Буткявичюса, департамент охраны края занимается все лишь охраной внутреннего рынка, выставив посты на границе республики. В его сфере также гражданская оборона и противопожарная служба, готов он и «взять под охрану многие объекты, в том числе разные склады, запасы топлива». Сепаратисту позволяли и высказать в «Красной звезде» свое отношение к введению президентского правления в Литве: «В республике возникнет то, что называют гражданским неповиновением», – говорит он. Корреспондент интересуется, а допускает ли Буткявичюс вероятность противодействия сил департамента охраны края подразделениям Советской Армии? «Вообще исключить что-то такое не могу, – отвечает один из лидеров сепаратистов. – Я должен думать о всех возможных ситуациях… Если против нас будет применяться вооруженная сила, то мы покажем всеми имеющимися возможностями, что вы эту силу применяете. Есть целый комплекс таких возможностей».
Столь «светская беседа» с литовским сепаратистом, подчеркнем, велась на страницах «Красной звезды», которая контролировалась в идеологическом отношении Главным политуправлением Советской Армии и ВМФ. Но в те дни высший военный политорган, работавший на правах военного отдела ЦК КПСС, вступил в болезненный период реформирования, и руководству управления пропаганды и агитации, судя по всему, было не до надзора за военной прессой.
Тем временем в ночь с 12 на 13 января две колонны бронетехники 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии (ее части дислоцировались в нескольких литовских городах, в том числе в Каунасе; правда, командир 107-й мотострелковой дивизии утверждал, что в Вильнюсе действовали десантники из Пскова, т. е. из 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии) из места своей дислокации направились в центр литовской столицы. Десантников сопровождали сотрудники группы «А» 7-го управления КГБ СССР, прибывшие в литовскую столицу вечером 11 января.
Спецназовцев из Москвы было 65 офицеров, их возглавлял заместитель командира группы «А» полковник М.В. Головатов. Именно они выполнили основную задачу – взяли под контроль республиканский комитет по телевидению и радиовещанию, телевизионную вышку и радиопередающий центр, потеряв одного сотрудника – лейтенанта В.В. Шатских, смертельно раненного пистолетным выстрелом в спину при штурме телецентра. Поддержку бойцам спецназа КГБ оказывали подразделения Советской Армии и внутренних войск, танки для устрашения толпы сделали несколько выстрелов холостыми зарядами.
В информационной записке генерального прокурора СССР Н.С. Трубина по этому поводу позднее говорилось: «Преодолевая оказанное вооруженное сопротивление и отражая угрожавшие их жизни нападения, военнослужащие были вынуждены отбиваться прикладами автоматов и производить предупредительную стрельбу вверх холостыми патронами. Были также произведены 13 выстрелов вверх холостыми (вышибными) зарядами из танковых пушек».
Потери были и среди местного населения: погибло около десятка жителей Вильнюса, более сотни получили ранения. Все обстоятельства их гибели неясны до сих пор. В 1997 году бывший министр охраны края А. Буткявичюс в беседе с английскими журналистами рассказал, что в январе 1991 года в толпу, окружавшую телебашню, стреляли его боевики. Это же говорил и один из создателей «Саюдиса» литовский писатель В. Петкявичюс, не скрывавший, что Буткявичюс привез из Лаздияя 18 «пограничников» из департамента охраны края и, переодев их в гражданскую одежду, разместил на телебашне. «Они оттуда и стреляли», – утверждал он.
Казалось, операция союзного Центра завершится в Вильнюсе успешно. Аналогичные шаги планировались и в других столицах прибалтийских республик. Но генерал Ачалов неожиданно отказался от ее дальнейшего проведения. Полагают, что соответствующее указание он получил из Москвы. Здания Верховного Совета и правительства республики остались под контролем сепаратистов, что обесценило все предшествующие успехи. Утрачивался смысл в создании комитета национального спасения, к которому должна была перейти вся полнота власти в республике. Не последовало и решения о введении президентского правления в Литовской ССР. Армия в очередной раз предстала в глазах советского населения репрессивным инструментом, используемым союзным Центром во внутриполитической борьбе.
Прискорбнее всего, что ни президент СССР, ни министры обороны и внутренних дел не решились взять на себя ответственность за произошедшее в Вильнюсе. Это выяснилось уже 14 января, когда в перерыве между заседаниями Верховного Совета СССР М.С. Горбачев решил в беседе с журналистами представить свою версию событий. Он неожиданно для большинства представителей руководства союзного государства призвал к диалогу как единственному способу разрешения возникшего в Литве конфликта. Объясняя политику последних месяцев в отношении Литвы, президент сказал, что всегда стремился политическими методами «вернуть процесс в конституционное русло», несмотря на то, что «на него оказывалось огромное давление, в том числе и в Верховном Совете».
Глава союзного государства утверждал, что «не хотел вводить президентское правление и все, что с ним связано, и решил ограничиться хоть и строгим, но всего лишь предупреждением Верховному Совету Литвы». Словно он и не подписывал за четыре дня до этого обращения в Верховному Совету республики, в котором шла речь о возможности введения президентского правления. Выходило, что действия армии в литовской столице – это лишь «строгое предупреждение» республиканскому Верховному Совету, чтобы он вернулся «в конституционное русло».
Более того, Горбачев допустил возможность выхода Литвы из состава Союза ССР. «В конце концов в Литве пройдет референдум, – заявил он, – и если будет набрано необходимое количество для самоопределения – начнется соответствующий процесс, но в рамках Конституции».
Трехдневные действия армии в Вильнюсе оказались в результате бессмысленными с точки зрения борьбы за сохранение Союза ССР. Они, напротив, еще более озлобили значительную часть местного населения в отношении Москвы, и так проникнутого националистическими настроениями, и дали козыри сепаратистским силам в их антисоветской пропаганде. Нельзя не согласиться с теми исследователями, которые отмечают, что Горбачев предпочитал реагировать на выступления националистов по определенному алгоритму (возможно, подсказанному ему), который позволял президенту СССР, с одной стороны, на время умиротворять сторонников жестких мер в своем окружении, а с другой стороны – давал возможность националистическим силам укреплять свои позиции.
Когда в той или иной республике назревала проблема (достоверная информация по линии КГБ регулярно поступала в Кремль, хотя председатель КГБ СССР В.А. Крючков по своим соображениям и предпочитал нередко дозировать информацию), Горбачев избегал принимать упреждающие профилактические меры, что приводило к разрастанию событий. Далее следовали полумеры, которые лишь накаляли обстановку. И только когда наступала кульминация, он давал санкцию на силовое принуждение, зачастую несоразмерное, задействовалась армия, не подготовленная для полицейских операций. Эти силовые действия не подкреплялись комплексом других мер: политических, идеологических, социально-экономических; к тому же армию останавливали в полушаге от достижения успеха. В итоге метастазы сепаратизма продолжали распространяться по государственному организму, его же защитные силы все более слабели.
Горбачев в угоду своему внешнеполитическому имиджу убежденного сторонника демократизации советского общества стремился, чтобы его не отождествляли со сторонниками жестких мер. Поэтому он публично дистанцировался от силовых акций. И во время событий в Вильнюсе он изображал свою непричастность к применению силы.
В беседе с журналистами в Верховном Совете СССР он представлял им так развитие событий. Дескать, несколько десятков человек, обеспокоенных развитием событий в республике, решили прийти в Верховный Совет и правительство, «но их не только не пустили, но и избили». Тогда у них и возникло решение идти к радиокомитету, который, как позднее выяснилось, защищали вооруженные люди. Поэтому обиженные представители комитета национального спасения обратились к военному коменданту Вильнюса, командиру 107-й мотострелковой дивизии генерал-майору В.Н. Усхопчику, с просьбой выделить охрану. Он дал ее, доложив заместителю командующего войсками ПрибВО. О пребывании в Вильнюсе заместителя министра обороны генерала Ачалова Михаил Сергеевич, разумеется, умолчал. «Я узнал о случившемся утром. Сообщение о трагедии всех застало врасплох, – сказал Горбачев. – Сейчас в Литве действует прокуратура СССР, возбудившая уголовное дело, туда направлен первый заместитель командующего Сухопутными войсками, есть и представители МВД СССР». Такое вот лживое объяснение, которое роняло авторитет президента как среди его противников, так и сторонников.
Утром 14 января пришлось объясняться перед общественностью и министру обороны СССР Язову. В своем выступлении перед депутатами Верховного Совета СССР он призвал не увязывать возникновение кризисной ситуации в Литве с действиями органов военного управления и воинских подразделений. Вооруженные Силы, в том числе танки, возвращены в городки. Он также утверждал, что здание Верховного Совета Литвы охраняется примерно пятью тысячами вооруженных людей, но задачи взять это здание перед войсками нет. Но если бы президент поставил министру обороны задачу взять здание Верховного Совета, то оно было бы взято, заявил маршал Язов, «самое большое, в течение тридцати минут».
На заседании Верховного Совета СССР выступил и министр внутренних дел СССР Б.К. Пуго, который представил свою информацию о том, что происходило в Вильнюсе 12–13 января. Она в целом соответствовала рассказу Горбачева. По его словам, 12 января комитет национального спасения направил группу представителей (около ста человек) в Верховный Совет республики с требованием о прекращении антисоветской клеветы по республиканскому радио и телевидению, но их избили охранники. Тогда «сторонники здоровых сил и народные дружинники» направились к зданию радио и телевидения, но и там «охранники встретили их палками и кастетами. Часть граждан получила ранения». В сложившейся ситуации комитет национального спасения обратился за помощью к коменданту гарнизона Советской Армии, отдавшему приказ направить военнослужащих с танками и бронетранспортерами. Со стороны представителей «Саюдиса» началась стрельба. Был убит один военнослужащий, другому взрывом гранаты оторвало ногу, после этого воинские формирования открыли стрельбу вверх, а потом на поражение…
Б.К. Пуго был единственным представителем властей, кто честно признал боевую стрельбу в районе телецентра и использование танков. Они, уточним, были нужны не как огневые средства, а в основном в качестве бульдозеров для проделывания проходов в сооружаемых сепаратистами баррикадах и для прикрытия военнослужащих своей броней. Конечно, и Борис Карлович был вынужден быть не до конца точен: военнослужащий (офицер КГБ) погиб уже при штурме телецентра, а внутренние войска МВД СССР взяли его под охрану уже после успешных действий сотрудников группы «А», подтвердивших тогда свой высокий профессионализм.
В те январские дни управлению информации Министерства обороны СССР приходилось прилагать интенсивные усилия, чтобы объяснить общественности, что «взятие под охрану военнослужащими внутренних войск МВД СССР и Советской Армии отдельных объектов в Вильнюсе и некоторых других городах – это, в сущности, восстановление законности и справедливости». В сообщении пресс-центра Министерства обороны СССР, опубликованном в газете «Красная звезда» 15 января, сообщалось, что «например, здание, откуда выдворен самовольно захвативший его департамент по охране края, принадлежало республиканскому комитету ДОСААФ, а Дом печати республики, тоже незаконно захваченный, является собственностью КПСС».
Пресс-центром военного ведомства обращалось внимание на то, что в Вильнюсе армейским подразделениям противостояли отнюдь не мирные граждане, а вооруженные лица, не имеющие в соответствии с действующими в СССР законами права на ношение оружия и к тому же оказывающие сопротивление. «Так, в районе телецентра они первыми открыли огонь по военнослужащим, а также осуществляли нападения на них с применением заточенных металлических пик, газовых баллончиков, бутылок с зажигательной смесью, гранат, самодельных взрывных устройств. Именно этим объясняется то, что военнослужащие при взятии под охрану здания республиканского комитета ДОСААФ вынуждены были прибегнуть к предупредительной стрельбе холостыми патронами, а Дома печати – произвести несколько выстрелов, тоже предупредительных, боевыми. Их действия у телецентра также носили характер ответной реакции».
Разъяснительная работа Министерства обороны затруднялась фактическим «двоевластием» в выработке ведомственной информационной политики. Управление информации Министерства обороны во главе с генерал-майором Маниловым непосредственно подчинялось министру обороны, а Главное политуправление Советской Армии и ВМФ, возглавляемое генерал-полковником Н.И. Шлягой, замыкалось на аппарат ЦК КПСС, где давно уже отсутствовал единый взгляд на происходящее в стране…
Уже в XXI столетии, спустя больше двадцати лет, бывший командир 107-й мотострелковой дивизии генерал В.Н. Усхопчик в беседе с белорусским журналистом пролил свет на некоторые обстоятельства январских событий в Вильнюсе. Согласно его воспоминаниям, по его приказу со складов дивизии военнослужащим, задействованным для действий в городе, выдавались исключительно холостые патроны; танковые экипажи тоже получили только холостые заряды и строжайшее указание вести стрельбу под углом 45 градусов, чтобы никому не навредить ни вспышкой, ни ударной волной от выстрелов. Что же касается убитых гражданских лиц, то смертельные ранения были нанесены им из винтовок Мосина, автоматов ППШ, охотничьего оружия, т. е. оружия, которым не пользовалась ни армия, ни спецназ КГБ. Найдены были гильзы от них, пули в телах погибших. Причем экспертиза установила, что в некоторых случаях расстреливались уже трупы, взятые из моргов…
«Телецентр и телерадиокомитет были взяты под охрану советскими военными, но это уже не имело большого значения, – считает генерал Усхопчик. – Главная задача режиссеров развала СССР оказалась выполненной: появились «убитые из числа мирных граждан». Соответственно западные СМИ подняли слаженный крик о «зверствах советской военщины», а М. Горбачев получил повод окончательно отказаться от введения в Литве прямого президентского правления. С этого момента процесс разрушения СССР начал ускоряться, затем в августе последовал топорный путч ГКЧП – и в сентябре Горбачев подписал указ о выходе Литвы из состава Советского Союза»…
Точку в истории с январской попыткой «восстановления конституционного строя в Литве» поставил президент СССР в своем заявлении, обнародованном 23 января. Его позицию можно охарактеризовать как «ни вашим, ни нашим». Заявление главы государства было выдержано в примирительном тоне. Он подтверждал конституционное право республики выйти из Союза, «отводил домыслы» о якобы происходящем правом повороте и опасности диктатуры. Вел президент речь и о …недопустимости «никаких самовольных действий со стороны войск». «Долг и честь командиров всех степеней, – заявил Горбачев, – действовать только по приказу, проявлять выдержку, не поддаваться на провокации, укреплять дисциплину среди подчиненных». События в Литве представлялись так, будто бы командование гарнизона действовало «по своему разумению», поддавшись эмоциям.
Комитет национального спасения Литвы не получил ожидаемой поддержки со стороны Кремля, хотя создавался он с санкции если и не самого Горбачева, то наверняка одной из башен Кремля, как сегодня любят писать политологи. Странно, кстати, читать в репортаже «Красной звезды» из Вильнюса 17 января разъяснения первого секретаря ЦК КПЛ М. Бурокявичуса о республиканском комитете национального спасения. «Несколько дней назад, когда секретарь ЦК КПЛ Ю. Ермолавичус делал сообщение о комитете, – писала газета, – мы, журналисты, отождествили его и другого секретаря ЦК КПЛ А. Науджюнаса с комитетом. Но это не так. Никто из ЦК КПЛ не входит в Комитет национального спасения». Вроде Компартия Литвы – сама по себе, а некий «неконституционный» комитет – сам по себе. Очевидно, что такие сообщения вносили еще большую сумятицу в круги сторонников сохранения Союза СССР и не способствовали их консолидации.
И что еще более удивительно – та же «Красная звезда» на следующий день, 18 января, публикует со ссылкой на ТАСС обращение этого же «непонятно кем созданного» комитета национального спасения Литвы к населению СССР «со словами правды о событиях в республике». Утверждалось, что «сейчас в Литве установилось двоевластие – власть буржуазно-националистического Верховного совета и власть Комитета национального спасения Литвы. Двоевластие не может долго держаться, в любую минуту способно разрешиться масштабным гражданским кровопролитием». Для его предотвращения президент СССР призывался ввести в республике прямое президентское правление. Комитет также призывал рабочих и инженерно-технических работников Литвы «брать власть на предприятиях в свои руки, создавать по образцу революционных Советов рабочих депутатов организации Комитета национального спасения, которые должны стать первичной ячейкой государственной власти в Литве, изгонять из коллективов воров, расхищающих народное достояние под флагом приватизации».
В таких условиях политического сумбура в январе протекала жизнь Вооруженных Сил. О какой полноценной боевой подготовке можно было вести речь, особенно в войсках Прибалтийского и Закавказского военных округов? В этих условиях требовалась целенаправленная партийно-политическая работа в воинских коллективах, которая, возможно, и смогла бы отчасти нивелировать негативные настроения. Но дело в том, что именно в этот ответственейший период в истории Союза ССР поддержание в Вооруженных Силах воинской дисциплины и соответсвующего морально-психологического настроя личного состава серьезно затруднялось начатым реформированием политических органов.
11 января 1991 года М.С. Горбачев подписал указ «Об утверждении общего положения о военно-политических органах». Фактически единая вертикаль «работы с умами людей» делилась на два «столба»: во главе одного становилось Главное военно-политическое управление Вооруженных Сил СССР, во главе второго – Всеармейский партийный комитет, на который замыкалась вся сеть партийных организаций армии и флота. Положением закреплялись задачи военно-политических органов, их руководителям давался статус первых заместителей (заместителей) главнокомандующих, командующих, командиров и начальников. Устанавливалось, что военно-политические органы несут ответственность за воспитание, воинскую дисциплину, морально-политическое и психологическое состояние личного состава. Они же должны были осуществлять социальную защиту военнослужащих, членов их семей. Идеологический аспект в деятельности военно-политических органов просматривался слабо: говорилось лишь о том, что они «формируют у военнослужащих верность конституционному долгу и социалистическому выбору, патриотизм и интернационализм, готовность к защите СССР». О взаимодействии с организациями КПСС в Вооруженных Силах не упоминалось, только указывалось, что они «взаимодействуют с организациями политических партий, массовых движений и других общественных объединений, действующих в соответствии с законодательством».
Решение о реструктуризации политорганов было принято президентом РФ 3 сентября 1990 года, когда он подписал указ «О реформировании политических органов Вооруженных Сил СССР, войск Комитета государственной безопасности СССР, внутренних войск Министерства внутренних дел СССР и железнодорожных войск». Указом предписывалось преобразовать их в соответствующие военно-политические органы проведения государственной политики в области обороны и безопасности СССР, воспитания и социальной защиты военнослужащих. Министерству обороны СССР и Главному политическому управлению Советской Армии и ВМФ, возглавляемому генерал-полковником Н.И. Шлягой, было предписано с участием КГБ и МВД СССР в трехмесячный срок разработать проект положения о военно-политических органах и представить его на утверждение.
Такое развитее событий стало неизбежным вследствие отмены статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС. Основной закон Союза ССР был принят в 1977 году, и его 6-я статья гласила: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма. Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР».
Вопрос о 6-й статье впервые был поднят на I съезде народных депутатов в мае 1989 года. Тогда на съезде проявилось два течения в кругах сторонников перестройки – умеренное, возглавляемое генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым, и радикальное, оформившееся в межрегиональную депутатскую группу (сопредседатели – Ю.Н. Афанасьев, Б.Н. Ельцин, В.А. Пальм, Г.Х. Попов и А.Д. Сахаров). Именно члены МДГ встали во главе противостоящих КПСС сил и выступили за уничтожение советской политической системы. 4 февраля 1990 года в Москве прошли массовые митинги, когда на улицы столицы вышло порядка двухсот тысяч человек с требованием отменить 6-ю статью Конституции СССР.
Уже на следующий день, 5 февраля, состоялся расширенный пленум ЦК КПСС, на котором М.С. Горбачев и его сторонники в Политбюро ЦК «продавили» решение о введении поста президента СССР и отмены 6-й статьи. А.А. Собчак так рассказал впоследствии об этом событии: «Практически все, выступавшие на том пленуме, негативно отнеслись к предложению генсека об отмене 6-й статьи. Более того – в самых резких тонах клеймили так называемых демократов, говорили о дискредитации партии и социализма и были настроены весьма решительно. А потом так же единодушно проголосовали за».
14 марта 1990 года был принят закон «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР». 6-ю статью изложили в новой редакции: «Коммунистическая партия Советского Союза, другие политические партии, а также профсоюзные, молодежные, иные общественные организации и массовые движения через своих представителей, избранных в Советы народных депутатов, и в других формах участвуют в выработке политики Советского государства, в управлении государственными и общественными делами».
Это и потребовало в срочном порядке разработать новую концепцию и сформировать организационную структуру военно-политических органов во главе с Главным военно-политическим управлением. Положение о военно-политических органах было введено в действие 2 февраля 1991 года приказом министра обороны 2 февраля 1991 года, он же утвердил структуру военно-политических органов. Министр обороны маршал Язов, судя по его высказываниям, придавал новым структурам большое значение, надеясь, что они и в изменившихся общественно-политических условиях будут опорой командиров в работе с личным составом. В своем уже упомянутом интервью в первом (1991 г.) номере «Красной звезды» маршал назвал одной из важнейших задач наступающего года «практическое реформирование политорганов». Им, указал он, «предстоит целенаправленно заниматься вопросами социального обеспечения военнослужащих, укрепления воинской дисциплины, совершенствования воспитательной работы, углубления демократических процессов в армии и на флоте».
Обратим внимание на последовательность поставленных задач и на то, что о формировании сознания военнослужащих, обеспечении их верности социалистическому выбору речь уже не шла. Во всяком случае, так понимали задачи Главного военно-политического управления и его структур в управлении информации Министерства обороны, где и расставлялись акценты в ответах Язова на вопросы журналистов.
Не меньшие перемены ждал армейский комсомол, который де-факто уже переставал быть «боевым помощником партии». Его функционеры, общающиеся со своими гражданскими коллегами и бонзами из ЦК ВЛКСМ, чутко улавливали веяния нового времени. Дух коммерциализации все более проявлялся и в работе армейского комсомола. 8 января в «Красной звезде» под красноречивым заголовком «И пропагандисты, и коммерсанты» вышло интервью с сотрудником отдела комсомольской работы Главного политуправления майором С. Калининым, возглавлявшим одновременно центральный совет молодежной ассоциации пропаганды Вооруженных Сил СССР. Беседовавший с комсомольским функционером журналист заметил, что на первой конференции ассоциации выступавшие больше говорили о коммерции, нежели о нравственном воспитании молодежи. На это замечание сотрудник отдела комсомольской работы реагирует так: «Мы в рынок вступаем. Рынок промахов не прощает. Наказывает жестоко. А значит, мы просто обязаны быть и агитаторами умелыми, и коммерсантами первостатейными». Ход мыслей, конечно, объясним в той ситуации рыночной стихии и бюджетных проблем, когда на работу с молодежью средств у Министерства обороны недоставало, а объем членских взносов становился все меньше. Нужны были, безусловно, и рекламные ролики о военных училищах, и досуговые центры молодежи в гарнизонах, и рекламно-сувенирная продукция с символикой армии… Однако стремительное развитие суровой прозы жизни оставило эти задумки лишь нереализованными проектами. Да и самому армейскому комсомолу без помощи партийных структур было сложно вести борьбу за умы молодых людей на равных с противниками КПСС и Союза ССР.
В массовом сознании советского общества в то время царил хаос, убежденность граждан в правильности социалистического выбора подтачивалась антисоветской пропагандой, в которой участвовали и средства массовой информации, постепенно выходящие из-под партийного контроля. Примечательны письма в «Красную звезду», свидетельствовавшие о серьезнейшем расколе в советском обществе. Приведем несколько наиболее характерных.
Ю. Смирнова (Кострома): «Вы говорите, что в стране взращены ростки гласности, демократии, свободомыслия. Но это не все, что мы получили от Горбачева. Мы получили полный развал страны и армии. При Брежневе, который был похож не на главу государства, а на бригадира отстающего колхоза, мы были спокойны, сыты и одеты. Теперь же одни речи на съездах, а в стране беда. Кто у нас ответил за Чернобыль? Имею в виду руководителей государства. И так по всем вопросам. Мясо гниет, все разворовывается, опять отвечать некому. Как будто у нас нет Президента, нет правительства. А страна просит подаяния у капиталистов».
М.А. Мешкова (Новокузнецк): «Особенно меня возмущает, что некоторые «перерожденцы» удирают из партии, которая и дала им все – и высшие посты, и ученые степени. Б.Н. Ельцину – тоже в свое время. И вот был он у нас в Новокузнецке и уж так удивился развалюхам за городом. А где он был до этого? Почему не смотрел на развалины в Челябинске, Свердловске? Там еще пострашнее, чем у нас. Или тогда тоже центр, Москва мешали?»
Пенсионерка Шабурова (Свердловск): «Почему вы сталкиваете лбами двух лидеров? С одной стороны, у вас хороший Горбачев, на здоровье! С другой – христопродавец Ельцин. Я 40 лет проработала на крупном заводе, вращалась в самой гуще заводского коллектива, сейчас мыкаюсь по очередям, как все. Но я ни разу не слышала ни от кого у нас в Свердловске, чтобы кто-то сказал: Ельцин еще Россию продаст. Наоборот, только и слышишь: был бы Ельцин президентом, такого хаоса не случилось бы с нашей страной, как сейчас. Вот так народ говорит, и это, думаю, истинная правда… Учтите, Москва – это еще не вся Россия!».
Подполковник Л. Прищепа (Могилевская область): «Не надо бояться, если кто-то бросает партбилет или грозится сдать его. Тот, кому по-настоящему дороги идеи Ленина, никогда не сдаст эту книжечку, не потеряет веры в будущее. Требуется уточнение курса КПСС. Немедленно!».
Майор А. Ярмола (г. Куйбышев): «Уверен, вернуть авторитет, уважение народа к партии можно и нужно сейчас. Как это сделать? Победить в себе самодовольство, лицемерие, страх, лень. Идти в массы, словом и делом доказывать, что их интересы – это твои интересы., их беды – это твои, коммунист, беды».
Только вот беда: руководители больших политорганов, секретари армейских парткомов боялись идти в массы, говорить с людьми. Общение ограничивалось сидением за столом президиума. А на пленумах ЦК КПСС послушно голосовали за предложения Горбачева, даже если были с ними в душе не согласны. Ни один из начальников политуправлений военных округов, флотов, видов Вооруженных Сил, не говоря уже о Главном политуправлении, открыто не выступил против курса партийной верхушки, который в своем кругу они называли губительным. Начальник ГлавПУ генерал армии А.Д. Лизичев, выдвинутый на этот высокий пост Горбачевым в июне 1985 года, предпочел спустя пять лет, будучи не согласным с реформированием политорганов, покинуть его «по-тихому», переместившись в комфортную «райскую группу» (группу генеральных инспекторов Министерства обороны СССР).
В событиях начала 1990-х годов, как сейчас выясняется из воспоминаний ветеранов Комитета государственной безопасности СССР, значительную роль играли и некоторые структуры госбезопасности. Руководство КГБ обладало наиболее полной информацией о происходящем в стране и мощным рычагами воздействия на ход развития обстановки через институт известный институт «помощников». Те же Народные фронты в союзных республиках создавались в 1989 году как демократические движения в поддержку перестройки не без участия аппарата ЦК КПСС и некоторых сотрудников 5-го управления КГБ СССР (в августе 1989 года оно было преобразовано в Управление по защите советского конституционного строя КГБ СССР).
В январе 1991-го председатель КГБ СССР В.А. Крючков решился на важную кадровую перестановку в своем центральном аппарате КГБ. 29 января в Кремле состоялась 40-минутная беседа президента СССР в присутствии Крючкова с первым заместителем председателя КГБ СССР 65-летним генералом армии Ф.Д. Бобковым, которого глава государства поблагодарил за работу и перевел в группу генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Ни сам Филипп Денисович, ни Владимир Александрович так и не оставили в своих воспоминаниях объяснений подлинной причины этой отставки: была ли она вызвана не согласием Бобкова с происходящим в стране, возрастным фактором или желанием Крючкова возвысить кого-то из «своих». Бобкова на посту первого заместителя председателя КГБ сменил начальник Второго главного управления (контрразведка) КГБ В.Ф. Грушко, ветеран внешней разведки, который после назначения Крючкова председателем КГБ стал осенью 1989 года его заместителем и главой контрразведки. Новым начальником Второго главного управления стал тоже выходец из внешней разведки – генерал-лейтенант Г.Ф. Титов, первый заместитель начальника Первого главного управления КГБ СССР.