Как они появились на торжище, вряд ли кто-нибудь вспомнит. Мало ли оборванцев приходит из Леса продать лукошко грибов или корзинку черники? Даже то, что их отличить друг от друга было невозможно, не бросилось никому в глаза. Бурые домотканые рубахи были на них. Лет каждому было, наверное, двенадцать. Правильные черты лица – и неуловимое сходство с кем-то очень знакомым. Если бы кто-то пригляделся, обязательно бы сказал: «Где-то я вас, ребятушки, уже встречал; кого-то вы мне напоминаете…» – Волосы ниже плеч. Вот, пожалуй, только волосы: у идущего первым, более бойкого и стремительного, они были чуть светлее, но и это было почти незаметно. Мало ли в царстве победоносного Рамы светловолосых голубоглазых мальчуганов?
За спинами у мальчишек были кожаные чехлы диковинного покроя. Но даже это не привлекло к ним ничьего внимания. Они прошли мимо рядов, на которых были разложены мёд и плоды, одежда и обувь, утварь и простые украшения. Лишь оружием не позволял Рама торговать, храня его во дворце на случай войны. Впрочем, у мастеровых оружие дома тоже водилось. Но кому оно может понадобиться после того, как армия Рамы и Ханумана камня на камне не оставила от некогда грозной Ланки, а самой Ланкой теперь правит посаженный Рамой добродетельный Вибхишана? Не осталось зла на Земле, неоткуда ему теперь и взяться: золотой век наступил после гибели Чёрного Раваны.
Мальчишки минули ряды торговцев и вышли на поляну, на которой по обыкновению собирались люди – волхвов послушать да новостями поделиться. Это уже был вызов: нечего делать безусым там, где взрослые мужи серьёзные речи ведут!
Второй, который чуть потемнее волосами, на миг замешкался, но более бойкий подбодрил его вполголоса:
– Не дрейфь, Куш! Вальмики сказал: всё делать быстро.
Появление мальчиков на Поляне Ведунов мигом привлекло к ним внимание людей. Но прежде чем суровые взрослые успели прийти в себя от удивления и шугануть сорванцов оттуда, где им по обычаю не место, мальчишки сноровисто перекинули через головы лямки чехлов – издалека, видать, шли, – выпростали из них гусли со в тот же миг зазвеневшими струнами – ветер подхватил звон и разнёс окрест, – деловито уселись на краю поляны и тот, которого более бойкий брат назвал Кушем, произнёс громко:
– Низкий поклон людям добрым из обители Сладкоголосого, – а второй добавил:
– Послушайте песню о праведном и победоносном князе нашем – Божественном Раме, – и запели они, да так запели, что уже и в голову никому из мужей прийти не могло прогнать со священной поляны расшалившихся малолеток.
Двенадцать лет прошло с той поры, как вернулись победители, взявшие неприступную Ланку. Всего-то двенадцать. Свежи ещё в памяти походные трудности, сражения со свирепыми ордами ракшасов, гибель тысяч врагов и друзей, подвиги Ханумана и Ангады, Рамы и Лакшмана, Сугривы, Налы и простых сицкарей. Кровоточат сердца победителей памятью. Нет больше могучего племени хомунов, сложивших головы в битве за короля людей. Где, в какой обители теперь возжигает священное пламя Хавана могучий Хануман – предводитель и один из немногих обезьян-союзников, оставшихся в живых после небывалого кровопролития? Слышит ли он песнопения двух мальчиков, так похожих друг на друга и ещё на кого-то до тоски сердечной родного и знакомого?
Слышит! Облако над поляной плавно обрело форму головы обезьяны, а второе – словно поднятая в благословении правая рука верного слуги и союзника Рамы. Улыбнулось облако, видимо заметив мимолётный взгляд Куша поющего, – и растаяло. Привет вам от архангела Ханумана, певцы юные! Слышит!
Затаив дыхание, сидели собравшиеся на поляне ведуны. Торговцы товары свои оставили – и собрались послушать. Да и что за ними следить, за товарами? О воровстве никто ещё и слыхом не слыхивал!
Король выглянул из окна спальни и удивился: нет никого на улице! И даже те, кто накануне просили споры разрешить по мариадам, не пришли во дворец. Что случилось?
Вышел Рама из терема и отправился на площадь. А вся столица, все двадцать тысяч горожан, уже там. Собрались вкруг Поляны Ведунов – не протолкнуться! Понятно: кто-то из отшельников пришёл попророчествовать, да наставить народ на путь истинный! Надо бы в гости святого человека пригласить, стопы омыть, накормить да наградить. Видно, нынче вечер в мудрой беседе пройдёт.
Попытался Рама поближе к середине круга протиснуться, а не тут-то было! Тот, что спиной к нему стоял, отмахнулся как от мухи и воскликнул:
– Иди ты! И так ничего не слыхать!
– А что слушают?
– Говорят, мальцы какие-то поют. Кажись, из обители Сладкозвучного.
– Не слыхал о таком, – честно попытался вспомнить Рама. – И о чём поют?
– Да тише ты, мил человек… – тут голос говорящего осёкся: обернувшись, он узрел князя и повалился ему в ноги. А выпрямивши спину, хотел было заорать благим матом – даже рот распахнул, да Рама вовремя успел ладонью рот тот прикрыть, улыбнуться и сказать:
– Шанти, Бхиван! Тише! Песню не порти. Давай лучше послушаем!
– Как? – удивился Бхиван. – Далеко ведь, не слышно ни слова!
– Ты зимой в снежки играешь? – спросил Рама.
– А то! – усмехнулся Бхиван. – На тридцати шагах шапку с твоего Величества сшибу – глазом не моргну!
– Зимой посмотрим, – глаза короля заискрились. – На льду Шоши, что в Ра впадает, побоище потешное устроим. Ты дружиной моей командовать будешь, а я – простолюдинами.
– Хитёр, твоё Величество! Простолюдинов не в пример больше, а снежки кидать – не мечом махать! – глаза Бхивана лукаво прищурились.
– Сговоримся как-нибудь! До зимы пора долгая, – не стал спорить Рама. – А теперь представь, что снежок у тебя на темечке голом лежит и тает потихоньку!
– Что за чудо! – обомлел Бхиван, – лето знойное, а с небес свежестью зимней веет! Да приятно как!
– Вот и попроси у Свежести: Свежесть-матушка, дозволь песню, что мальцы поют, услышать!
Бхиван зашевелил губами, а вскоре уже блаженно улыбался, внимая словам поющих, возникающим в сердце слушающего.
– Погромче сделать? – расплылся в улыбке Шри Рама, но крестьянин уже сидел в позе лотоса и полностью был поглощён пением Куша и Лава.
– Гляди никому о свежести до поры не сказывай! – предупредил король. – На смех поднимут!
Бхиван понимающе улыбнулся, не отрываясь от музыки.
Рама щёлкнул пальцами – уже и не вспомнить сейчас, кто первым – он или предводитель ванавов-обезьян Хануман – исполнили этот трюк ещё до начала Великого Южного Похода – и перенёс себя на поляну, очутившись на единственно свободном месте по правую руку в шаге от поющих. Присел и стал слушать. Впрочем, люди, поглощённые пением мальчишек, не заметили появления ещё одного слушателя.
А был и ещё один. Он возник подле князя, прикоснувшись лбом к его стопам и замер, опустив голову и прикрыв обезьянье лицо длинными рыжими волосами.
И ещё один слушатель был…