Если вы приедете на Северный вокзал Парижа и покинете его через боковой выход, то попадете на длинную, узкую и прямую улицу, которая постепенно поднимается в сторону Монмартра.
Это улица Фобур Сан-Дени.
Она безобразна и вызывает уныние: вдоль этой улицы стоят высокие и угрюмые жилые дома, закопченные дымом паровозов, а также захудалые лавчонки и жалкие конторы.
В нижнем конце ее, напротив вокзала, находится пять или шесть ничем не примечательных кафе. Ни одно из них не вызывает желания зайти и приятно провести часок за кружкой пива или стаканчиком перно. Их посещают главным образом приезжие и служащие вокзала по пути на работу или домой.
Пожалуй, самым незаметным из этих кафе является небольшой бар под названием «О’Шассер»[1]. Наверное, это название было дано ему еще в давние времена, чтобы завлечь отъезжавших с этого вокзала охотников.
Зажатый между двумя более крупными и шикарными заведениями, бар «О’Шассер» выглядит довольно скромно. Вход в него настолько узок, что посетители с трудом протискиваются между оцинкованной стойкой и столиками. В конце бара имеется небольшое, частично отгороженное пространство и дверь с надписью: «Туалет». Можно было бы пройти мимо подобного заведения сотни раз и не заметить его, если бы не одна привлекающая внимание деталь. Это небольшая мраморная доска, прикрепленная к наружной стене дома, на которой вырезано:
Событие, увековеченное на мраморной доске, было одновременно и концом и началом: концом исключительно смелых и успешных действий, сопряженных с огромной опасностью для жизни, и началом мучений, которые, очевидно, могли иметь лишь один исход.
Эта книга рассказывает и о смелых действиях, и о мучениях. То, что она появляется так много лет спустя после описываемых событий, объясняется постоянной необходимостью напоминать нам о тех подвигах, которые способны совершить люди, а также о жертвах, принесенных во имя свободы.
Здесь рассказана правда, и каждое описываемое событие подтверждено свидетелями или же самими действующими лицами, большинство из которых еще живы.
В тот жаркий летний день казалось, что парижанами овладело скорее чувство безразличия к происшедшему, чем сильное волнение: они явно не были в ужасе от катастрофы, но покорились ей.
Такова реакция нации, которая потерпела поражение еще до того, как началось сражение. Люди испытывали чуть ли не облегчение из-за того, что неизбежный конец наступил так быстро: уж лучше быть нокаутированным сразу, чем подвергаться жестокому избиению в течение всех десяти раундов.
А теперь, когда все осталось позади, можно было заняться своими собственными делами. По крайней мере, так тогда казалось.
Настоящей паники не было даже тогда, когда столбы белого дыма, поднимавшиеся из дворов Кэ д’Орсэ, свидетельствовали о свершении этого пустого ритуала обреченной столицы – сжигании национальных архивов одетыми во фраки привратниками министерства иностранных дел.
Уже было известно, что правительство покинуло Париж, и парижане – по крайней мере те из них, кто имел возможность, – готовились поступить так же и теперь осторожно паковали или прятали свое наиболее ценное имущество, будто собираясь в длительный отпуск.
В большей части города царила какая-то странная тишина. Так бывало во второй половине дня по воскресеньям перед открытием кинотеатров. Все магазины и большая часть кафе были закрыты, однако по бульварам прогуливались горожане, будто все дела были ими уже сделаны.
В наиболее богатых районах города до отказа загружались автомобили. Грузились не только личные вещи, но и серебро, дорогие ковры и произведения искусства.
На Лионском и Аустерлицком вокзалах не столь зажиточные беженцы, выстроившись в длинные очереди и рассевшись на чемоданах, с надеждой ждали поездов. Зловещее густое облако дыма, поднимавшееся над разбомбленным нефтезаводом, медленно гнал на восток легкий летний ветерок.
В центре по изучению механики, баллистики и оружия – государственном учреждении для испытания опытных образцов вооружения, где Мишель работал с начала войны, – всем сотрудникам еще несколько дней назад было приказано эвакуироваться. Им предстояло самостоятельно добираться до военного завода фирмы Брандт в городе Тюль. В случае необходимости они могли задержаться в пути в Ла-Фьерте-Сан-Обене, где находился другой завод фирмы Брандт.
Мишель уже успел отправить свою семью в провинцию и не торопился с отъездом. В отличие от большинства французов он никак не мог свыкнуться с мыслью, что война проиграна столь быстро.
Он сражался с немцами во время первой мировой войны, уйдя добровольцем в армию в возрасте семнадцати лет, и был награжден «Военным Крестом». Он знал боевые качества французского солдата в никак не мог понять, почему так быстро и почти без боя были оставлены один за другим естественные оборонительные рубежи Франции.
Лишь когда Мишель узнал, что немцы форсировали Уазу и находятся в Персан-Бомоне, в сорока километрах от Парижа, он понял, что война проиграна.
Он помешкал еще немного и с большой неохотой стал готовиться к отъезду. Но когда на бульварах показались первые грузовики с отступающими солдатами, Мишель понял, что пора бежать. У него не было ни автомобиля, ни велосипеда; городской транспорт не работал, и все средства передвижения были реквизированы. Мишелю ничего не оставалось делать, как идти пешком.
Поскольку Мишелю пришлось отправляться в путь налегке, сборы были недолгими: смена белья, набор инструментов и несколько семейных фотографий, взятых в последнюю минуту. Со временем выяснилось, что фотографии он захватил зря. Около семи часов вечера 13 июня 1940 года он запер дверь своей квартиры и отправился в путь.
В течение всего дня полицейские автомашины с громкоговорителями курсировали по городу и увещевали жителей остаться. Но это лишь послужило для парижан сигналом к массовому бегству из города. Подсчитано, что в течение той недели столицу Франции покинуло около миллиона человек.
Избегая главных улиц, Мишель добрался до Потерн-де-Пёплье, где вышел на шоссе, ведущее в Орлеан. Все улицы были забиты людьми, идущими в том же направлении. У ворот какой-то фабрики рабочие садились в грузовики фирмы.
За Орлеанской заставой давка усилилась. Казалось, она увеличивалась с каждой минутой, по мере того как основной поток беженцев вырастал за счет притока людей из боковых улиц. Пешеходы, велосипедисты, автомобили и ручные тележки сбились в кучу и двигались черепашьим шагом. Временами в небе слышался гул самолета.
Прошагав около двух часов, Мишель добрался до Круа-де-Берни, расположенного сразу же за окраиной Парижа, там, где шоссе № 20 пересекается с другой крупной магистралью. Теперь это центр быстро растущего пригорода, но двадцать лет назад упомянутый район был лишь частично застроен редкими рядами домишек, стоявших среди пустырей.
Метрах в пятидесяти от перекрестка возвышалось несколько домов и лавок, около которых и остановились на ночь многие беженцы. Те, кто мог, спали в кузовах автомашин или на их крышах, а остальные расположились прямо на земле. Два единственных кафе оказались закрытыми. Мишель понял, что здесь он не сможет рассчитывать на гостеприимство.
Пройдя немного дальше, Мишель увидел участок между двумя домами, огражденный забором, и решил, что вряд ли сумеет найти лучшее место для отдыха.
Мишель ничего не ел с двенадцати дня, а с собой у него было лишь немного хлеба. Это и составило его скромный ужин.
Через открытое окно одного из домов доносились звуки парижского радио, и около репродуктора собралась кучка людей послушать новости. Незадолго до полуночи объявили, что премьер-министр Поль Рейно выступит с обращением к народу.
Выступление премьер-министра было кратким и касалось главным образом отрицательного ответа президента Рузвельта на просьбу Франции о помощи. Премьер-министр огласил полный текст ответа. В заключение он выразил уверенность в том, что Франция «воскреснет».
Эта последняя фраза показалась Мишелю зловещей: ведь воскресают только мертвецы.
Никаких сообщений о ходе боевых действий не последовало, за исключением лишь того, что Париж был объявлен «открытым городом», да никто и не ждал особых новостей. Все прекрасно понимали, что это конец, хотя никто еще не мог предвидеть, что принесет Франции будущее.
Мишель вернулся к месту своего ночлега и проспал несколько часов, несмотря на то что у него замерзли ноги.
В пять утра его разбудили выстрелы. Шоссе, накануне забитое беженцами, теперь было безлюдным. Ставни домов закрыты. Вокруг – ни души. Мишеля пронизало неприятное чувство полнейшего одиночества, будто он оказался последним живым человеком на земле.
Осмотревшись, Мишель вдруг увидел, что он не одинок. На перекрестке, направив орудие в его сторону, стоял огромный танк с черно-белой свастикой на борту.
Пока Мишель, охваченный скорее любопытством, чем страхом, смотрел на танк, появились два французских солдата. С винтовками в руках, пригнувшись, они пробежали вдоль стены. Танк открыл огонь. Мишель понял, что пора уходить.
Стараясь не попасть в поле зрения танкиста, Мишель перелез через забор, пересек несколько дворов, вышел к небольшой речушке и пошел вдоль ее берега, пока она не вывела его на шоссе, которое по-прежнему было забито людьми, двигавшимися в одном направлении.
По шоссе шла рота солдат. Вид у них был усталый. Мишель приблизился к офицеру и зашагал рядом.
– Скажите, пожалуйста, – спросил он, – что происходит?
Офицер пожал плечами:
– Понятия не имею. Мы идем из Лилля вот уже восемь суток. Солдаты от усталости с ног валятся.
– Куда вы направляетесь?
– Не знаю. Пытаемся отыскать свой батальон. А где он – неизвестно.
– Да. Искать его по всей Франции трудно.
– Советую не идти по шоссе. Его уже бомбили, и самолеты наверняка вернутся.
Мишель послушался совета и весь день шел по проселочным дорогам. На полях зрели хлеба. Работавшие на них мужчины и женщины как будто не знали, что творится вокруг. Они безучастно поглядывали на Мишеля. К ночи Мишель так устал, что решил прилечь в канаве, да так и уснул там.
Проснувшись, Мишель стал обдумывать свое положение. Он прошел лишь пятьдесят километров, а всего ему предстояло пройти пятьсот, но уже успел устать и стереть ноги. Он убедился, что надеяться на то, что его кто-то подвезет, не приходилось. К тому же машины ехали не намного быстрее пешеходов и могли попасть под бомбежку. Мишель решил идти к ближайшей железнодорожной станции, которая находилась в местечке Этам.
Билетная касса оказалась закрытой, но на платформе было много людей, главным образом солдат.
Когда Мишель вышел на платформу, какая-то женщина, увидев его, стала показывать на него пальцем и истерически кричать:
– Вот он! Вот он, парашютист!
Мишелю показалось, что она показывает на кого-то другого, и обернулся. В тот же момент раздался выстрел. Стоявший рядом с ним солдат вскрикнул и упал на землю. Оглянувшись, Мишель увидел, как другой солдат опускает винтовку.
Кричавшая женщина в изнеможении упала на лавку, а раненый солдат присел, держась за бедро. Все сгрудились вокруг них. Мишель решил, что нужно поскорее уйти из этого беспокойного места, и быстро зашагал прочь. Он свернул в первый же переулок и не замедлял хода, пока не почувствовал себя в безопасности.
Вскоре дорога привела его к железнодорожному переезду. Шлагбаум был опущен. Перед ним рабочие расчищали путь, заваленный спутанными электрическими проводами. За работой наблюдала группа зевак, собравшихся на соседнем поле. Стоявший на путях поезд, по-видимому, должен был отправиться в нужном для Мишеля направлении, и он подумал, что было бы неплохо забраться в один из вагонов и проехать хотя бы часть пути.
Пока Мишель думал об этом, в воздухе послышался гул моторов, и вскоре показался небольшой самолет, летевший довольно низко. Мишель видел, как от него отделились три черных предмета. Через несколько секунд совсем близко от него раздались два взрыва.
Женщина, которая находилась всего в нескольких метрах от Мишеля, при приближении бомбардировщика бросилась на землю и теперь лежала без движения. Даже не подходя к ней близко, Мишель понял, что она убита.
Немного дальше лежал мужчина. Мишель подошел к нему и заметил, что тот ранен в ногу. Перевязав рану и наложив жгут, Мишель с помощью двух других мужчин отнес раненого к дороге, по которой густой толпой двигались беженцы. Прошло довольно много времени, пока Мишелю удалось остановить военную машину и уговорить водителя взять раненого и доставить его в ближайшую больницу.
Тут Мишель вспомнил, что только две из трех бомб взорвались. Он вернулся на поле, где упали бомбы. Подобрал палку, привязал к ее концу тряпку и подошел к бомбе, намереваясь воткнуть палку рядом с ней и тем самым обозначить опасное место.
Увидев это, стоявшие рядом люди стали кричать, чтобы он не подходил к бомбе. Но Мишель не послушал их и все же установил предупреждающий знак. Но это было уже слишком, с точки зрения честных граждан. По их мнению, действиям Мишеля можно было дать только одно объяснение – он являлся вражеским агентом.
Мишель не заметил, как это началось, но через мгновение он оказался в центре орущей толпы. Его били, толкали, царапали, наконец сорвали одежду и повалили на землю.
Пока Мишель лежал на земле, с него сорвали остатки одежды и вытряхнули содержимое портфеля. Какой-то мужчина схватил одну из выпавших семейных фотографий – снимок его деда в годы первой мировой войны, – потряс ею в воздухе и завопил: «Вот вам его любимый фюрер!»
Услышав это, один из напавших на Мишеля – верзила в кожаной куртке и берете – достал пистолет и приставил дуло к виску Мишеля. Если раньше Мишель пытался оправдываться, то теперь решил, что лучше всего помолчать.
В этот момент Мишель заметил проходившую по шоссе группу сенегальских солдат. Стараясь не выдать своего волнения, он тихо сказал:
– Не лучше ли передать меня тем военным?
Последовало минутное колебание. Человек с пистолетом, который, по-видимому, был зачинщиком, опустил руку.
– Прекрасная мысль. Они знают, как с ним поступить.
Мишеля потащили через поле и голого передали солдатам, которые остановились, услышав обращенные к ним крики.
К счастью, возглавлявший их офицер сразу же понял обстановку.
– Хорошо, – сказал он, – мы им займемся.
Но толпа не хотела лишаться удовольствия. По-видимому, все рассчитывали, что задержанный будет казнен на месте, и не хотели упустить этого зрелища.
Зачинщик явно думал, что расстрел был бы излишней роскошью для Мишеля, и провел пальцем поперек горла, выразительно поглядывая на сенегальцев.
Офицер с трудом убедил людей, что так поступать нельзя и что арестованного необходимо отвести в ближайшую комендатуру. В конце концов он приказал солдатам разогнать толпу.
Одного из солдат послали подобрать вещи Мишеля. Его костюм остался целым, но майка, трусы и рубашка были изодраны в клочья. К счастью, солдаты смогли восполнить эту потерю.
Затем Мишеля отвели в сторону и посоветовали смыться, что он и сделал.
Таким образом, в течение дня Мишель дважды чуть было не погиб от руки соотечественников. Он пришел к выводу, что их следует опасаться больше, чем немцев, и принял твердое решение проявлять в будущем бо́льшую осмотрительность. Однако еще не все сюрпризы этого дня были позади.
С наступлением темноты Мишель добрался до окраины Орлеана и стал свидетелем сильного налета авиации. Собор охватило пламя, а в пяти или шести местах бушевали сильные пожары.
Конечно, было бы лучше не заходить в город, но тогда пришлось бы сделать большой крюк, и поэтому Мишель решил идти прямо. Его путь проходил неподалеку от собора, и он решил посмотреть, насколько сильно тот поврежден.
Там он увидел ужасную картину. Несколько человек, в основном женщины и дети, были отрезаны огнем, охватившим соседние здания, и пытались пробиться через густые клубы дыма.
Видя, что они могут задохнуться, Мишель подошел к нескольким женщинам и стал убеждать их пробраться через узкую брешь в кольце огня, через которую проник он сам. Одна или две последовали его совету, но остальные наотрез отказались, и ему пришлось выводить их из огня по очереди.
Мишель занимался этим примерно с полчаса. Вдруг он заметил двух мужчин, которые стояли поблизости и изредка посматривали на него.
Что-то в их поведении показалось ему зловещим. Инстинкт заставил его уйти от них подальше. Оглянувшись, он увидел, что его преследуют, и бросился бежать, не останавливаясь до тех пор, пока не добрался до моста через Луару. Мишель продолжал идти вперед, пока город не остался далеко позади. Здесь он нашел стог сена и устроился на ночь.
Мишель не сомневался в том, что, задержись он на секунду, – и еще одна толпа окружила бы его и устроила бы над ним самосуд, будучи глубоко убежденной, как и первая, что он – лазутчик противника.
В то время Мишелю было непонятно, почему его появление в толпе французов неизменно вызывало истерическую реакцию. Однако позднее он понял причину: в условиях паники, когда каждый придерживается лозунга «Спасайся, кто может», человек, который сохраняет хладнокровие и старается помочь другим, бросается в глаза и поэтому кажется подозрительным.
Это был полезный урок, и он помнил о нем в последующие четыре года, всегда стараясь ничем не выделяться в толпе.
Остальная часть пути прошла без волнений, Как и требовалось, Мишель прибыл в Ла-Фьерте-Сан-Обен. После кратковременного отдыха он снова отправился в путь. В дороге ему посчастливилось устроиться на машину, которая везла какие-то ценности Французского банка. Это была большая удача, так как машине разрешили проехать через полицейскую заставу, регулировавшую движение потока беженцев.
На машине Мишель добрался до города Брив, а оставшийся участок пути проехал на автобусе.
Прибыв в Тюль – новое местопребывание центра по изучению механики, баллистики и оружия, – Мишель сразу же увидел, что делать там нечего. Он мог бы и бездельничать, как другие сотрудники, и получать жалованье, но это ему было не по душе.
Мишель попросил предоставить ему отпуск, одолжил велосипед и отправился в Ганж, где находилась его семья. Через два дня он был уже там.
Мишель не виделся с семьей с сентября предыдущего года и был счастлив хотя бы некоторое время побыть с ней вместе.
Отдохнув несколько дней, Мишель в поисках работы отправился сначала в Безье, а затем в Лион. В Лионе он нашел работу, но заработная плата оказалась низкой, и вскоре Мишель начал искать что-нибудь получше.
Тем временем 25 июня было подписано перемирие[2]. Жизнь во Франции стала быстро возвращаться в нормальное русло, насколько это было возможно в условиях немецкой оккупации. В Париж стали возвращаться беженцы. Правительственные учреждения, которые были эвакуированы, в том числе и центр по изучению механики, баллистики и оружия, перебрались в столицу.
Мишель тоже решил вернуться. В середине июля он вместе со своей семьей прибыл в Париж и вновь поселился в квартире на Рю-де-Арен.
На следующий день он явился в центр. Директор центра встретил его радушно и предложил занять прежнюю должность.
– А на кого вы работаете? – спросил Мишель.
– На оккупационные власти, естественно.
– В этом случае ваша деятельность противоречит той, которой мы занимались раньше. Я вам благодарен, но я не приспособленец. К сожалению, я не могу принять ваше предложение.
Мишель встал, холодно поклонился и ушел.
Это был его первый конфликт с новым режимом, и он ему не понравился. Нет, Мишель отнюдь не был в восторге.
Мишелю был сорок один год, когда началась война. Внешне он ничем не отличался от других французских коммерсантов среднего достатка: рост – сто семьдесят сантиметров, худощавый, но атлетического телосложения, живые глаза и подвижное лицо, аккуратный темный костюм, выделяющийся только ленточкой «Военного креста» в петлице.
Шестнадцати лет Мишель бежал из дому, чтобы принять участие в первой мировой войне. Он год проработал санитаром в военном госпитале, пока не достиг совершеннолетия, и тогда его взяли на фронт.
К девятнадцати годам он был уже ветераном, награжденным за храбрость, а еще через год во главе взвода преследовал отступающих немцев. Однако перемирие прервало его военную карьеру. К этому времени он имел больше опыта общения с людьми, чем обычно человек приобретает за всю жизнь.
По сравнению с военным временем годы между двумя войнами показались Мишелю тусклыми: он с трудом приспособился к гражданской жизни. Школы он не успел закончить. Теперь ему надо было завершить свое образование и одновременно содержать себя, поскольку отец, хотя и был видным ученым, все же не мог помогать ему, так как должен был содержать большую семью.
Обстоятельства усложнились еще больше, когда Мишель влюбился и был помолвлен, вопреки возражениям обеих семей, с девушкой такого же, как и он, протестантского происхождения. Чтобы разлучить их, родители послали девушку на три года за границу, а Мишель использовал это время для того, чтобы стать достойным ее. В конце концов родители дали согласие на свадьбу. Вскоре появилось трое детишек, и обеспечение растущей семьи поглощало всю энергию Мишеля, оставляя очень мало времени для политики, музыки и литературы, к которым он питал глубокий интерес.
Мишель посещал вечернее отделение академии искусств и ремесел и со временем получил диплом специалиста в области механики, машиностроения и металлургии.
Благодаря своему трудолюбию Мишель постепенно продвигался по служебной лестнице в трудные межвоенные годы, работая в самых различных областях. Одно время он даже был владельцем небольшого таксомоторного парка.
Незадолго до начала войны Мишель оставил это дело и работал техническим представителем видной французской фирмы, производящей прокладки для тормозов. Будучи офицером запаса в звании капитана пехоты, он надеялся, что его возьмут в армию. Однако его год не подлежал мобилизации, и, несмотря на все усилия, Мишель оказался на штатской должности в подведомственном военному министерству учреждении.
Теперь он покинул эту должность, узнав, что центр по изучению механики, баллистики и оружия, используя все ресурсы французской оборонной промышленности, работал на противника при полном одобрении правительства Виши.
Нужно было решать, что делать дальше. Самая неотложная задача состояла, естественно, в том, чтобы найти работу. Война была проиграна, Франция повержена, и немцы хозяйничали в Париже. И тем не менее все равно необходимо было прокормить себя, жену и троих детей.
Тому, кто решил не помогать врагу, подыскать работу было очень трудно. С согласия правительства экономика Франции быстро переходила на службу Германии. Это в особенности относилось к машиностроению, где Мишель мог бы найти работу. Тут почти все крупные фирмы прямо или косвенно работали на военную машину Германии.
Вполне возможно, что именно это обстоятельство и побудило Мишеля бороться, но многое определялось и основными чертами его характера. Бескомпромиссность Мишеля явилась причиной того, что, не признав поражения, он пришел к единственному альтернативному решению – бороться против оккупантов, если потребуется, в одиночку, хотя в то время он еще не представлял себе, как это можно осуществить.
А пока Мишель продолжал искать работу. Он откликался на объявления, ходил на собеседования, получал предложения, но каждый раз отвергал их, как только узнавал, что характер работы противоречит его принципам.
В начале августа, когда деньги Мишеля были уже на исходе, он увидел объявление в одной дижонской газете, которое, казалось, отвечало его требованиям. Машиностроительная фирма, выпускающая газогенераторные установки для автомобилей, искала представителя для работы в Париже. Эти установки, работавшие на древесном угле, пользовались огромным спросом из-за отсутствия бензина.
На следующий день Мишель вернулся в Париж уже в качестве представителя фирмы. С довоенных лет у него были отличные связи в автомобильной промышленности, и через две недели он снова оказался в Дижоне с первой пачкой заказов.
В конце концов фирма назначила его своим генеральным уполномоченным в департаменте Сены, дала ему право заключать сделки и назначать собственных уполномоченных.
Эта работа помимо материального обеспечения давала Мишелю превосходное «прикрытие» для его тайной деятельности в течение последующих четырех лет. Он нашел ее совершенно случайно тогда, когда отчаянно нуждался в работе, тем не менее оказалось, что было бы трудно найти более подходящую должность для человека, активно участвовавшего в движении Сопротивления.
Как ни озабочен был Мишель безработицей, он всегда помнил о своей главной задаче – продолжать борьбу против Германии. Уладив дела с работой, он стал думать о методах и средствах этой борьбы.
Найти их было нелегко. Хотя в передачах Би-би-си уже начали проскальзывать сообщения о французском движении Сопротивления, фактически оно почти не существовало. Мишель наводил справки, но безрезультатно. В конце концов он решил, что единственный выход – установить непосредственный контакт с союзниками. Всю зиму 1940 года он думал об этой проблеме.
Тем временем газогенераторное дело процветало. Заказы поступали отовсюду, и даже трудно было удовлетворить их. Заказов оказалось бы еще больше, если бы Мишель не избегал снабжать продукцией фирмы немцев. Из-за этого он мог попасть в беду (так оно в конечном итоге и случилось), так как у немцев не хватало бензина и они все чаще и чаще применяли газогенераторные установки. Однако в тот период Мишель ухитрялся избегать их заказов и в то же время снабжать своих французских клиентов. Вначале он использовал для работы свою квартиру, но вскоре достаточно разбогател, чтобы нанять помещение для конторы на авеню Пармантье.
Чем успешнее развивалась коммерческая деятельность Мишеля, тем больше времени он мог уделять своим замыслам. Мишель обдумывал самые различные возможности. Пересечь Ла-Манш представлялось немыслимым: каждый метр побережья охранялся. Граница с Испанией была далеко от Парижа, и он ничего не знал об обстановке в том районе.
Оставалась Швейцария. Граница проходила сравнительно близко, он знал этот район, а самое главное, у него был хороший предлог для поездки в эту страну, что являлось бесценным преимуществом. Что могло быть более естественным, чем поездка генерального уполномоченного газогенераторной фирмы «Газожен» в район, богатый топливом для газогенераторов? Никто не сможет придраться к такому человеку, даже если он окажется близко к швейцарской границе.
Оставалось лишь одно препятствие. Чтобы попасть к границе, нужно было пересечь северо-восточную запретную линию и войти в так называемую «красную зону». Это был коридор шириной восемьдесят – сто километров, проходивший вдоль всей восточной границы Франции.
Для лиц, не проживающих в этой зоне, требовался специальный пропуск на въезд, которого Мишель получить не мог. Уже сама просьба о выдаче такого пропуска могла вызвать подозрение. Однако кто не рискует, тот ничего не добивается. И Мишель решил со временем попытаться преодолеть это препятствие.
Ранней весной 1941 года он начал готовиться к поездке. Каждую неделю он откладывал деньги и отдельными замечаниями готовил своих подчиненных к мысли, что он отправляется в приграничный район с целью повыгоднее приобрести древесный уголь.
Наконец все было готово: его секретарша знала, как отвечать на вопросы во время его отсутствия, запас денег на две недели и билет туда и обратно были в бумажнике. Вечером 15 мая Мишель ночным поездом выехал в Дижон. С собой он вез велосипед, вещевой мешок и портфель.
Прибыв в Дижон ранним утром, он сразу же отправился на газогенераторную фабрику. Утро провел на совещаниях.
Таким образом, Мишель подготовил себе алиби. Покинув фабрику, он выехал на шоссе, ведущее в Лангр, и отправился в опасный путь.
Он избрал это шоссе (оно идет на северо-восток от Дижона) после тщательного изучения основного препятствия на своем пути. Это был канал Марна – Сона, который служил западной границей «красной зоны». Канал проходил с севера на юг восточнее Дижона через густонаселенные районы.
Чтобы избежать их, Мишель решил ехать в местечко Кюсей, что в сорока километрах севернее Дижона. Его путь пролегал по ровной местности, и он быстро ехал на велосипеде, наслаждаясь свежим воздухом, теплом и красивыми сельскими пейзажами. Повсюду косили сено, и воздух был наполнен душистым, сладковатым запахом. Мишель рассчитывал доехать до Кюсея к сумеркам, и действительно, около семи вечера он был уже там.
Проезжая вдоль канала, он убедился, что пересечь его будет нелегко. Все мосты охранялись часовыми, а путь к шлюзу преграждался металлической оградой с колючей проволокой. Помимо этого, большая надпись предупреждала, что ограда заминирована.
Поскольку канал был довольно узким и, вероятно, неглубоким, то пересечь его можно было даже с велосипедом. Конечно, его могли обнаружить, но другого выхода не было.
Пока Мишель размышлял, спрятавшись за живой изгородью у дороги, вдали показались три велосипедиста. Они приблизились, и Мишель увидел, что это немецкий патруль.
Проехав в нескольких метрах от спрятавшегося Мишеля, немцы остановились у шлюза. Старший патруля слез с велосипеда, передал его одному из солдат и подошел к ограде.
Мишель находился так близко от старшего патруля, что мог видеть каждое его движение: немец замешкался было, а потом ухватился за ограду и толкнул ее. Как потайная дверь в комнате, обшитой панелями, какая-то часть ограды подалась внутрь, и открылось отверстие, достаточное для прохода человека.
Когда патруль прошел, старший поправил ограду, тщательно обтер ее, посмотрел, не наблюдает ли кто за ним, и последовал за своими товарищами через шлюзовые ворота.
Мишель с трудом верил своим глазам. Перед ним был шлюз, по которому только что безо всякого труда прошли люди, и взрыва мины, обещанного в объявлении, не произошло.
Повторив движения старшего патруля, Мишель оказался по другую сторону, ограды и закрыл ее за собой. Первое препятствие было преодолено.
За оградой стоял квадратный домик, в котором, видимо, жил смотритель шлюза. Когда Мишель проходил мимо, из домика вышел пожилой мужчина. Он был без пиджака и в шлепанцах, довольно худощавый, с рыжеватыми волосами и светлыми усами. Внешне он походил на француза.
Мишель был застигнут врасплох. Он подготовил соответствующее объяснение для немцев, но не подумал о том, что сказать, если его застанет за подозрительным занятием соотечественник. Что делать: бежать или открыться во всем?
Мишель остановился и приложил палец к губам.
– Послушайте, – сказал он, – я пробираюсь к границе. И мне не очень хотелось бы повстречаться с немцами.
Смотритель оглядел Мишеля с головы до ног, а затем кивком головы пригласил в дом. В небольшой гостиной Мишель увидел остатки ужина и бутылку вина.
Смотритель наполнил стакан и подал его Мишелю. Потом долил свой стакан, приподнял его и сказал: «Ваше здоровье». Другого объяснения не требовалось.
Смотритель шлюза, которого звали Вриньоном, хотел предложить своему гостю поужинать, но время было позднее, и Мишель должен был найти другой ночлег до наступления комендантского часа. Поблагодарив хозяина и пообещав вернуться, Мишель отправился в дорогу.
Эта встреча удивительным образом улучшила его настроение. Обнаружение безопасного места для проникновения в «красную зону» и встреча с надежным, сообщником были первыми ободряющими событиями в его деятельности, и ему стало казаться, что это хорошее предзнаменование.
Вриньон посоветовал Мишелю придерживаться проселочных дорог. Но поскольку было уже почти темно, а до того места, где он намеревался заночевать, оставалось около восьмидесяти километров, Мишель решил ехать по шоссе, то есть самым кратчайшим путем.
Он проехал около шестидесяти километров и подъезжал к какой-то деревушке, когда увидел двух немецких солдат, идущих в том же направлении. Он промчался мимо них на бешеной скорости и, не обращая внимания на их окрики, поехал дальше, пока они не скрылись из виду.
Около шести часов вечера на следующий день Мишель въехал в крошечную деревушку Ле-Сернуа, расположенную в нескольких километрах от швейцарской границы. Весь день шел дождь. Мишель очень устал и промок до нитки.
Он избрал Ле-Сернуа в качестве исходного пункта для перехода границы после случайного разговора в Париже. Один из его клиентов как-то упомянул, что знает местного таможенного чиновника и что тот ненавидит немцев.
Помещение таможни, которое одновременно служило таможеннику жильем, было самым большим зданием в деревушке.
На стук Мишеля дверь открыл сам таможенник.
– Я друг господина Н. Хотел бы поговорить с вами, – сказал Мишель.
Таможенник внимательно оглядел его.
– Хорошо. Зайдите в дом.
Он провел Мишеля в свою контору.
– Я полагаю, вы знаете, что у меня сейчас немцы, – проговорил таможенник.
– Нет, я этого не знал, но заметил во дворе несколько велосипедов.
– Это их велосипеды, и вам лучше поторопиться.
Мишель сказал таможеннику, что хочет перейти границу и должен вернуться. Ле-Сернуа он избрал по совету друга в расчете на его, таможенника, содействие и теперь надеется получить от него помощь.
Таможенник понимающе кивнул головой. Затем он подошел к висевшей на стене подробной карте района и показал нужный Мишелю маршрут.
Пока они разговаривали, в комнату вошел немецкий офицер. Не поворачиваясь и слегка повысив голос, таможенник сказал:
– Однако должен заметить, что наилучший лес почти целиком вырублен.
Офицер прошел мимо них, открыл дверь в другую комнату и исчез.
– В какое время лучше всего попробовать перейти границу? – спросил Мишель.
Таможенник посмотрел на часы.
– Сейчас. Все ужинают. Вы успеете до наступления темноты, если поторопитесь.
– А как быть с велосипедом?
– Я за ним посмотрю. Заберете его на обратном пути. Пройдете немного по дороге и свернете вправо. Там сразу же увидите тропинку.
Пожав таможеннику руку, Мишель двинулся в путь. Он прошел чуть больше полкилометра и еще не добрался до леса, когда впереди показался немецкий патруль: два солдата с винтовками на ремне шли прямо навстречу ему.
Мишель остановился и в отчаянии стал искать какое-нибудь убежище. Скрыться было негде, и к тому же его уже заметили. Ничего не оставалось, как попытаться обмануть немцев.
Не доходя до него метров пяти, немцы остановились. Можно себе представить, какое впечатление произвел на них Мишель, когда они увидели его на уединенной лесной тропинке в мокром и грязном костюме, с портфелем в руках!
Один из солдат стал задавать ему вопросы по-немецки. Куда он идет? Чем занимается? Какие у него есть документы?
Мишель, немного говоривший по-немецки, повторил то, что столько раз репетировал про себя: он идет осматривать леса. Так поздно вечером? Да, ведь весь день шел дождь, а, сейчас начало проясняться, и он не хотел терять времени. Немцам эти доводы показались неубедительными, и они решили отвести Мишеля в отделение полевой жандармерии.
Это обстоятельство несколько обеспокоило Мишеля. Солдаты не обратили внимания на его удостоверение личности, однако в полевой жандармерии наверняка узнают, что он проживает в Париже. Его определенно спросят, как он проехал в «красную зону».
В сопровождении патруля Мишель вернулся к домику таможенника. В доме никого не было, но во дворе стояла немецкая автомашина. На ней Мишеля и повезли в жандармерию, находившуюся в местечке Мут. По прибытии немцы отвели задержанного в небольшую комнату и заперли там на ночь.
Утром Мишеля отвезли на допрос в гостиницу «Гран пост» в городе Понтарлье. Следователь, молодой человек в форме немецкой армии, был очень строгим на вид. Он явно не собирался принимать объяснения Мишеля за чистую монету.
Помимо удостоверения личности у Мишеля был только один документ – статистическая сводка, которую он получил в одном из министерств в Париже. В ней приводились данные о выпуске военных автомашин для немцев на французских заводах. Мишель с шиком предъявил этот документ и объяснил, что он получил его в связи с тем, что его фирма занимается продажей газогенераторов.
На документе был проставлен официальный штамп министерства, и это произвело некоторое впечатление на немца, однако тот все же не был удовлетворен объяснением Мишеля.
Немец почему-то не задал Мишелю вопроса, которого он больше всего боялся: как он попал в запретную зону без разрешения? Но он мог задать этот вопрос в любой момент.
Допрос длился около тридцати минут, и конца ему не было видно. Неожиданно в голову Мишеля пришла счастливая мысль. Почему бы, предложил он, не передать его французским властям? Тогда он смог бы давать объяснения на своем родном языке, а французский судья наверняка сумеет разобраться, говорит ли он правду.
Немецкий офицер заколебался. Ему явно понравилось предложение Мишеля, так как это был самый легкий выход из положения. Но в то же время он был уверен, что здесь что-то не так. Немец внимательно посмотрел задержанному в глаза, но Мишель выдержал этот взгляд. Наконец офицер встал и сказал:
– Хорошо. Мы передадим вас французским властям.
Решение полевой жандармерии передать Мишеля французским властям было логичным с точки зрения политики Гитлера в тот период. Немцы стремились править без внешней жестокости, используя французские власти для осуществления своей политики. Чтобы показать себя достойным этого доверия, правительство Виши ревностно проводило в жизнь новые законы. В то же время оно пользовалось некоторой свободой действий, а поэтому судья в Понтарлье, когда перед ним предстал Мишель, хотел лишь убедиться, что он не отпускает опасного преступника, злодеяния которого позднее могут вызвать неприятности для него самого.
Мишель, естественно, не признавал себя виновным: он и понятия не имел, что поиски древесного угля заведут его так близко к границе. Конечно, он должен был изучить карту, но ему и в голову не приходило, что он нарушает закон, и так далее и тому подобное.
Никто не мог бы выглядеть честнее, чем Мишель, и его объяснение выглядело достаточно правдоподобным. Однако в нем было одно слабое место – незаконное проникновение в «красную зону». Казалось неизбежным, что рано или поздно его спросят об этом, и тогда истина откроется.
Однако Мишелю так и не задали опасного для него вопроса. Вероятно, это было настолько элементарным, что судья полагал: полевая жандармерия задала этот вопрос и получила удовлетворительное объяснение. Таким образом, Мишеля не в чем было обвинить, и после получасового допроса его отпустили на свободу, но при одном условии: он должен выехать с первым же поездом в Париж.
После того как Мишель с таким трудом избежал опасности, можно было бы предположить, что он откажется от попытки перейти границу и вернется в Париж. Но случившееся вызвало у него еще большую решимость довести дело до конца. Полицейские, которым было поручено проводить Мишеля до вокзала и посадить в поезд, ушли сразу же, как только он устроился в купе.
Мишель выждал несколько минут, открыл дверь с противоположной стороны и спрыгнул на пути. Затем он пересек железнодорожную линию и вернулся на станцию, неподалеку от которой, как он заметил еще раньше, стоял автобус.
Автобус направлялся в Морто, небольшое местечко в двадцати пяти километрах от Понтарлье, неподалеку от границы. Мишель побродил поблизости, пока не отошел парижский экспресс, а затем сел в автобус и углубился в чтение газеты. Вскоре автобус тронулся.
Так закончилось первое столкновение Мишеля с врагом. Он померился силами с немцами и их французскими приспешниками и вышел победителем. Это было обнадеживающим началом и придало ему новую уверенность в успехе.
Морто, куда он прибыл в полдень, было тихим местечком в предгорьях Юры на реке Ду. Мишелю оно понравилось. Тут не было ни немцев, ни полиции.
Он купил карту и за обедом в кафе тщательно изучил ее. Морто находилось всего в шести километрах по шоссе от швейцарской границы, но по шоссе идти было опасно. Рассматривая карту в поисках подходящего маршрута, Мишель обратил внимание на два названия: О-Дессю-де-ля-Фэн («Над концом») и Дерьер-ле-Мон («За горой»).
Ему почему-то понравились эти названия: в воображении возникали уединенные хутора вдали от больших дорог. К тому же в Дерьер-ле-Мон вела проселочная дорога, проходившая через лес.
Примерно через час пути впереди показались первые постройки крошечной деревушки. Когда Мишель подошел ближе, он увидел, что это лесопилка. Мишель вошел во двор, спросил хозяина, и его провели в контору. Вскоре появился пожилой мужчина. Он представился владельцем лесопилки. Звали его Сезар Гэфф. Мишель назвал свою фамилию и объяснил, что хотел бы приобрести древесный уголь.
Гэфф выразил готовность помочь Мишелю.
– Да, – сказал он, – здесь есть подходящий лес, который можно купить, однако нужно подняться в горы.
Гэфф рекомендовал Мишелю обратиться к местному возчику с просьбой быть проводником и показать дорогу.
Возчик, некто Поль Кюано, оказался типичным юрским крестьянином. Возраст этого худощавого и жилистого человека с редеющими волосами и сморщенным, обветренным лицом определить было невозможно. Ему можно было дать и тридцать, и шестьдесят лет. Увидев Мишеля, он очень внимательно осмотрел его, но ничего не сказал. Мишелю показалось, что возчик отнесся к нему сочувственно.
После короткого разговора они договорились, что Кюано проведет Мишеля в Мон Шателе – район, находившийся на одной из самых больших возвышенностей в этой местности. На ночь Кюано предложил Мишелю устроиться у Жако, владельца постоялого двора, в котором летом изредка останавливались туристы.
«Итак, все идет хорошо, – думал Мишель, лежа в постели. – Нужно только решить, как действовать дальше. Судя по карте, Мон Шателе находится на самой границе, и там будет нетрудно что-нибудь придумать, чтобы добиться поставленной цели».
В семь утра Кюано был около дома. Он вел небольшую лошадку с самодельной тележкой на резиновых шинах. На ней перевозились бревна. Это был единственный вид транспорта на узких лесных тропинках.
Мишель уже позавтракал и был готов отправиться в путь. Погода была чудесная. В воздухе стоял запах сосен. Мишель, привыкший к городским запахам Парижа, вдыхал его с удовольствием. Узкая тропинка вилась среди деревьев. Тишину лишь изредка нарушало журчание горного ручейка.
Пока путники взбирались на гору, Мишель обдумывал, как ему поступить: довериться ли возчику или лучше подождать, пока они приблизятся к границе, и тогда улизнуть от него? Мишель был уверен, что Кюано не предаст, однако доверяться посторонним всегда опасно.
За этими размышлениями Мишель не заметил, как они подошли к развилке тропинок. Кюано остановился и повернулся к Мишелю.
– Вот здесь быстрее всего, – сказал он, показывая влево. – Однако, мне кажется, лучше пойти по другой тропинке. Меньше шансов нарваться на бошей.
Мишель тут же принял решение.
– Вы совершенно правы, – ответил он, – особенно если учесть, что я собираюсь пересечь границу.
Кюано понимающе кивнул.
– Я так и подумал, когда увидел вас. Лучше бы вы мне сразу сказали правду. А что это вы говорили насчет древесного угля?
– Это только для отвода глаз.
– Я так и знал. Хорошо. Теперь я в курсе дел и могу провести вас в подходящее место.
Еще через час деревья начали редеть, и они вышли на другую тропинку, которая начала плавно спускаться в долину, к опушке леса. Внизу протекал ручей. За ним возвышался заросший травой склон. Потом снова начинался лес. Тропинка вела в гору. Кюано показал на вершину.
– Там, наверху, вы увидите каменный забор, – сказал он. – Это и есть граница.
«Вот она, земля обетованная», – подумал Мишель. После всех переживаний за минувшие четыре дня ему почти не верилось, что он у цели. Мишель только этим и жил в течение последних шести месяцев, и ему все время казалось, что он потерпит неудачу. Теперь же успех был почти обеспечен.
Внизу и немного правее в складке долины стоял деревянный дом. Кюано объяснил, что это заброшенная ферма, которую он теперь использует для хранения дров и сена.
– Идти нужно сейчас, – прошептал он. – Немцы непрерывно патрулируют долину. Смотрите! – Он показал на другую ферму, стоящую несколько повыше на противоположной стороне ручья. – Это один из их наблюдательных постов. Сейчас никого нет, и вы сумеете проскочить. Когда вы рассчитываете вернуться?
– Завтра, если все будет хорошо. Примерно в это же время.
– Прекрасно. Если все будет спокойно, я оставлю дверь сарая открытой. Если же она будет закрыта, значит, переходить границу опасно.
– Договорились. И спасибо вам за все.
– Не бегите. Идите спокойно, как будто знаете дорогу. Желаю удачи.
Не торопясь, Мишель дошел до ручья, перебрался через него и начал карабкаться в гору. Наконец показалась невысокая стена, сложенная из плоских камней. Это и была граница. Мишель перескочил через стену и оказался на свободной земле Швейцарии.
Это была незабываемая минута, но Мишель решил не задерживаться и поспешил вперед. Только отойдя на безопасное расстояние от границы, он оглянулся и посмотрел в сторону своей любимой Франции. Это было 21 мая 1941 года.
По узкой тропинке Мишель вышел к дороге. Вдали показался дом. Судя по внешнему виду, это была таможенная застава, и, как только Мишель поравнялся с домом, на веранду вышел таможенник. Мишель подошел к нему и показал свое удостоверение личности.
– Я только что перешел границу. У меня срочные дела в Швейцарии, но я не успел получить паспорт, – проговорил Мишель.
Таможенник взял его удостоверение и стал читать.
– Какие дела? – спросил он.
– Семейные, – спокойно ответил Мишель.
У Мишеля и в самом деле в Швейцарии жила сестра, которая была замужем за племянником видного швейцарского генерала, но он не хотел впутывать ее в свои дела.
– Сколько вы здесь пробудете?
– Сутки.
– Вернетесь этим же маршрутом?
Мишель утвердительно кивнул.
– Хорошо. Можете идти. Но удостоверение останется у меня. Получите его на обратном пути, – сказал таможенник.
– А если меня задержат?
– Скажите, что удостоверение у меня и что я пропустил вас.
– Спасибо. Буду здесь завтра.
– Буду вас ждать.
Путь для Мишеля был открыт.
До Ле-Локля было три часа ходу, а там Мишель надеялся сесть в поезд, идущий до Берна. Стоял яркий солнечный день. Мишель бодро шагал вперед, упиваясь свободой.
В деревнях, через которые он проходил, жители были одеты в лучшую воскресную одежду. Их веселые лица наполняли сердце Мишеля радостью. Мысль о том, что его действия могут приблизить счастливый для родины день, придавала ему силы.
В Коль-де-Роше Мишеля неожиданно остановил жандарм и предложил предъявить документы. Объяснения Мишеля показались швейцарцу неубедительными, и тот отвел Мишеля в ближайший полицейский участок. К счастью, дежурный сержант полиции сразу же связался по телефону с таможенной заставой, и все уладилось.
Сержант был в восторге от подвига Мишеля. Он высказал уверенность в том, что начальник отделения, который всегда интересовался людьми, прибывающими из Франции, захочет встретиться с Мишелем, и попросил Мишеля зайти к нему.
Мишелю не очень хотелось задерживаться, но он сознавал, что со швейцарцами нужно установить хорошие отношения, и поэтому согласился.
Сержант не преувеличивал интереса, который мог проявить к Мишелю начальник отделения. Тому было поручено собирать сведения, поступающие из-за границы, и Мишель был для него настоящей находкой.
Мишель же чувствовал себя неловко. Он шел предложить свои услуги англичанам, а не швейцарцам. Во всяком случае, у него не было сведений о дислокации немецких войск или другой подобной информации. Он просто рассказал о своих приключениях в пути.
К счастью, это вызвало у начальника отделения полиции большой интерес, и тот со счастливым видом записывал абсолютно все, что рассказывал Мишель. Начальник отделения, естественно, знал гораздо больше Мишеля о положении на границе. Однако он был крайне доволен, когда Мишель смог подтвердить, что вторая рота 3-го полка полевой жандармерии теперь находится в Морто.
Встав из-за стола, начальник отделения полиции подошел к подробной карте, которая занимала целую стену, отыскал один из бесчисленных флажков, которыми она была усеяна, и передвинул его в сторону на несколько сантиметров. Те, кто работали в разведке, поймут, какую радость испытал начальник и как он был благодарен Мишелю.
Сознавая, что он вряд ли заслужил благодарность, Мишель вытащил из кармана единственный имевшийся у него документ. Это был тот самый отчет о производстве военных автомашин во Франции, который он уже показывал немцам, чтобы доказать свою добропорядочность. Начальник отделения полиции нашел его очень ценным.
Наконец беседа была закончена. Мишель потерял два часа, но у него появился друг, который мог оказаться полезным в будущем. Что же касается начальника отделения полиции, то он был настолько доволен, что лично проводил Мишеля до станции и даже купил ему билет до Берна.
Вторая половина дня в воскресенье – не очень удачное время для визита в английское посольство, особенно для незнакомого человека. Внешний вид Мишеля также не способствовал успеху.
Мишель, безусловно, показался швейцару посольства бродягой, и на просьбу провести его к послу ответил только укоризненным и полным подозрения взглядом. После настойчивых просьб Мишеля швейцар все же отвел его в приемную к какому-то чиновнику посольства.
Мишель на всю жизнь запомнил эту комнату, точнее, плакат, висевший на одной из стен.
В ВОЙНЕ: РЕШИТЕЛЬНОСТЬ
В ПОРАЖЕНИИ: НЕПРИМИРИМОСТЬ
В ПОБЕДЕ: ВЕЛИКОДУШИЕ
В МИРНОЕ ВРЕМЯ: ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ
Мишель почти не знал английского, но за два часа ожидания он успел перевести (с помощью словаря, который был предусмотрительно оставлен в приемной) эти типично черчиллевские выражения, запомнить их. Посей день они остаются почти единственными английскими фразами, которые Мишель может произнести без подсказки.
Наконец дверь открылась, и появился высокий светловолосый англичанин в сером костюме. Он оглядел Мишеля, а затем, даже не представившись (позднее Мишель узнал, что это был помощник военного атташе майор Б.), холодно спросил, что ему нужно.
С показным безразличием чиновник выслушал Мишеля, и к его предложению служить союзникам отнесся с полным невниманием. Майор сказал тогда, что, к сожалению, не может воспользоваться предложением Мишеля по той причине, что для английского посольства в Швейцарии было бы непристойно заниматься шпионажем против той страны, с которой Швейцария находится в дружеских отношениях.
То, что его не встретили с распростертыми объятиями, не удивило Мишеля. Его внешний вид, как уже говорилось, не вызывал доверия, и к тому же у него не было документов, удостоверяющих личность. С точки зрения посольского чиновника, Мишель мог быть провокатором, подосланным швейцарцами или немцами, и Б. имел право действовать осторожно, хотя, возможно, ему следовало быть более тактичным.
Так или иначе, Мишель был взбешен. С трудом поборов гнев, он попросил листок бумаги и написал на нем несколько строчек.
– Вот адреса двух англичан: мужа моей сестры, Роберта Беста, видного бизнесмена в Бирмингеме, и Стерджа Мура, поэта и критика, вероятно известного вам. Если вы потрудитесь запросить их, они ответят на любой вопрос, касающийся меня, – сказал Мишель, передавая записку англичанину. Тот мельком взглянул на бумагу, а потом положил ее на стол с таким видом, будто она могла скомпрометировать его.
– Я вернусь через месяц, – продолжал Мишель. – Сейчас же я оставляю вам вот это, чтобы моя поездка не оказалась совсем напрасной. Вы можете положиться на точность этих сведений.
Видя, что продолжать разговор нет смысла, Мишель холодно поклонился, процедил: «До свидания, месье», – и, хлопнув дверью, вышел.
Без каких-либо происшествий Мишель вернулся к тому месту, где день назад перешел границу.
Укрывшись за деревьями, он внимательно осмотрел местность по другую сторону долины и увидел, что дверь сарая, принадлежавшего Кюано, открыта. Видимо, возчик выполнил свое обещание. Однако осторожность была не лишней. Ведь могло случиться так, что немцы скрытно вели наблюдение.
На этот раз, вместо того чтобы пересечь долину по прямой, Мишель решил пойти наискосок, не приближаясь к сараю.
Мишель быстро спустился по заросшему травой склону и перешел ручей. Через несколько минут он скрылся в лесу на французской стороне границы.
Опасность, естественно, еще не миновала: попадись он немецкому патрулю, ему было бы трудно объяснить, почему он находится так близко от границы, в запретной зоне.
Мишелю предстояло добраться до Ле-Сернуа, а это километров пятьдесят или шестьдесят пути. Он надеялся попасть туда в тот же день. Вспомним, что это была та самая деревушка, в которой он оставил свой велосипед незадолго до того, как его задержал немецкий патруль. И хотя существовала опасность снова повстречаться с немцами, Мишель твердо решил не возвращаться в Париж без велосипеда. Во-первых, он был нужен для проезда через «красную зону», а во-вторых, велосипеды ценились на вес золота.
Время было обеденное, и на пыльной дороге не оказалось ни души. Но когда Мишель подошел к таможне, показался немецкий солдат. Мишель предполагал такую возможность, но он никак не ожидал, что они оба одновременно узнают друг друга. Это был тот самый солдат, который задержал его несколько дней назад. Мишель остановился и вежливо сказал:
– Добрый день. Как видите, французы отпустили меня. Я пришел попросить разрешения забрать мой велосипед.
Немец скептически и не очень дружелюбно оглядел его, а потом кивнул в сторону таможни.
– Он там, – буркнул немец и пошел дальше.
В таможне никого не оказалось. Во дворе, где Мишель оставил свой велосипед, машины уже не было, однако, заглянув в несколько сарайчиков, он нашел ее. Мишелю не хотелось забирать велосипед тайком: это могло вызвать ненужные подозрения. Поэтому он вернулся в таможню, отыскал на столе листок бумаги и написал записку, в которой благодарил за хранение велосипеда.
Остальная часть пути прошла спокойно. Выехав из Ле-Сернуа, Мишель к вечеру прибыл в Доле. Ровно через трое суток после перехода границы из Швейцарии он очутился в Париже.
Мишель не добился своей цели, и англичане еще не признали его своим союзником. Но, пожалуй, он добился большего. Он доказал самому себе, что давно задуманный план практически осуществим. Мишель нашел путь для перехода границы и установил контакт с друзьями Франции в Швейцарии.
Мишель обещал Б. вернуться в Берн через месяц. Утром 16 июня он выехал поездом в Дижон.
Свою первую поездку он начал в приподнятом настроении. На этот раз Мишель испытывал какой-то страх. Он уже знал, насколько опасна эта поездка, и опасался, что англичане снова откажут ему. В этом случае все его усилия оказались бы тщетными.
В течение трех недель Мишель хранил свои планы в тайне. Его первая поездка заняла неделю, и теперь новое длительное отсутствие следовало как-то объяснить и жене, и своему секретарю. В конце концов все поверили его версии о затруднениях с получением древесного угля.
Появление Мишеля в Дижоне также не вызвало удивления, так как он заранее предупредил владельца газогенераторной фабрики, что снова едет на поиски древесного угля. Несколько часов после приезда в Дижон Мишель занимался делами фирмы, а затем выехал на велосипеде по знакомой дороге на Лангр.
Через три часа езды он был в районе Кюсея. Поскольку было еще светло и Мишель не решался днем приближаться к каналу, он отыскал небольшую таверну и оставался там до наступления темноты.
Когда стемнело, Мишель вышел из таверны и направился напрямик через поля к каналу. Он еще раньше увидел, что все мосты через канал охраняются, и если бы он ехал по дороге, один из часовых мог бы заметить его.
Шлюз с металлической оградой, как и раньше, казался неприступной преградой. Но теперь Мишель знал его тайну. Подойдя к нужному месту, он сразу же открыл проход и прошел с велосипедом.
В доме смотрителя еще горел свет, и осторожный стук вызвал его к двери. Вриньон сразу узнал посетителя.
– Это вы? – спросил он удивленно. – Я даже испугался, когда услышал стук.
– Я же говорил, что снова буду здесь.
– Вас никто не заметил?
– Нет. Я шел полем.
– Это хорошо. Часовых меняют с наступлением сумерек, и вы повстречались бы со сменой на дороге.
– Поэтому я и не пошел по ней.
– Вы занимаетесь опасным делом. Тут стало строже с тех пор, как вы были здесь.
– В таком деле приходится рисковать.
Смотритель оглядел Мишеля с головы до ног:
– Я не знаю ваших дел, но мы с женой решили, что вы занимаетесь не личными делами.
– Правильно, – подтвердил Мишель. – Я служу Франции.
– Я так и думал, – ответил Вриньон.
Мишель намеревался ехать дальше, не задерживаясь, но смотритель настойчиво советовал ему не делать этого, и Мишель согласился переночевать у Вриньона.
Проснувшись на рассвете, Мишель оделся и бесшумно спустился вниз, стараясь не разбудить хозяев. Однако госпожа Вриньон была уже на кухне и варила кофе. Она настояла, чтобы Мишель позавтракал.
Шел сильный дождь, когда Мишель выехал из Кюсея. Проехать сто шестьдесят километров на велосипеде в такую погоду было нелегким делом. К счастью, через два часа езды Мишеля нагнал автобус, идущий в Безансон, и следующие шестьдесят километров проехал с относительным комфортом.
Из Безансона Мишель снова продолжал путь на велосипеде вдоль долины реки Ду, пока не добрался до Авудрея. Здесь он свернул с главной дороги и поехал на юг через Ла-Гранд-Комб и Коль-де-Туне к Дерьер-ле-Мон, где, как помнит читатель, жил Кюано.
Мишель предупредил Кюано, что, возможно, вернется, но точной даты не назвал, и его приезд явился для Кюано полной неожиданностью.
У Кюано было девять детей в возрасте от десяти до двадцати лет. Когда Мишель вошел, все они сидели за длинным столом, на котором стояли миски с горячим супом и лежала огромная краюха черного хлеба. После долгой и утомительной поездки Мишель был рад гостеприимству хозяев. Простая крестьянская пища показалась ему вкуснее любых деликатесов.
Длинная низкая комната служила одновременно кухней и гостиной. В ней почти не было мебели. Однако отсутствие комфорта возмещалось гостеприимством всего семейства. Как и Вриньоны, Кюано ничего не знали о Мишеле кроме того, что он отказывался повиноваться немецким законам, но этого было достаточно, чтобы считать его другом.
Мишель очень торопился, и хотя проехал с утра почти сто шестьдесят километров, после ужина хотел сразу же отправиться в путь, чтобы успеть перейти границу этой же ночью. Кюано отговорил его делать это, так как опасность была слишком велика. Мишелю пришлось остаться.
Рано утром он снова двинулся в путь. Через час он был уже у долины, за которой находилась граница, а еще несколько минут спустя – на швейцарской земле.
На этот раз он поспешил пройти через лес и вышел на дорогу, которая вела к таможне в Ла-Бревине.
Здесь Мишелю встретилось первое препятствие. Таможенник прекрасно помнил его, но был далеко не дружелюбным. Он сказал, что Мишель должен немедленно вернуться тем же путем, каким пришел.
Видимо, таможеннику сделали замечание за то, что он в прошлый раз пропустил Мишеля без паспорта. Мишель попытался уговорить его и сказал, что будет жаль, если Швейцария не воспользуется важными военными сведениями, которыми он располагает. Ведь в прошлый раз начальник отделения полиции в Ле-Локле остался очень доволен.
Это произвело на таможенника впечатление, и тот отправился в дом, чтобы позвонить в полицию. Несколько минут спустя он вернулся и сказал Мишелю, что получил указание задержать его до прибытия офицера.
Офицер прибыл через два часа. Мишель повторил свой рассказ и попросил при нем связаться с начальником местного отделения полиции. К несчастью для Мишеля, оказалось, что его знакомый уже переведен из Ле-Локля. Тут на помощь Мишелю пришла память. Он вспомнил, что знакомый ему полицейский собирался перебраться в Коломбье.
По телефонному справочнику прибывший в таможню офицер отыскал нужный номер телефона и вскоре получил убедительное подтверждение тому, что Мишель говорил правду. Отношение к Мишелю сразу переменилось. Офицер даже выдал ему справку, разрешавшую свободный проезд по Швейцарии в течение всего следующего дня, помог устроиться на ночь в гостинице и приобрести билет для поездки в Берн.
Около девяти часов утра Мишель поездом прибыл в Берн и сразу отправился в посольство. Его провели в ту же приемную, и через несколько минут там появился майор Б. Помощник военного атташе все еще держался холодно, но выражение лица его уже было не таким мрачным, как в первый раз.
Он протянул руку и сказал:
– Рад вас видеть.
Затем провел Мишеля в другую комнату, где они уселись за стол друг против друга.
– Прежде всего я хотел бы задать вам несколько вопросов, – начал Б. – Назовите девичью фамилию вашей матери и скажите, когда и где она родилась.
Затем последовали другие вопросы, также сугубо личного характера. Какой университет кончил его отец? Сколько у него сестер и за кого они вышли замуж?
Пока Мишель отвечал, Б. поглядывал на лежавший перед ним листок с напечатанным на машинке текстом. Ответы Мишеля, видимо, удовлетворили его, и он, улыбаясь, протянул листок Мишелю.
«Если господина, о котором вы запрашиваете, – прочел Мишель по-французски, – зовут Мишель-Луи Оллар, который родился в Эпин-сюр-Сене 10 июля 1898 года у госпожи Оллар, девичья фамилия Моно, и у господина Огюста Оллара, доктора наук, профессора химии и пр., то это настоящий патриот, который в 1916 году добровольно пошел сражаться с немцами».