RAF, и особенно Ульрика Майнхоф - читать онлайн

1955–1966

Ревизионизм СССР – обуржуазивание, тяга к мирному сосуществованию с капитализмом, отказ от мировой революции – влияет на коммунистические партии Запада, отказавшиеся от вооружённой борьбы. И западные революционеры уже не доверяют «парламентским коммунистам» пятидесятых годов, «игрокам в оппозицию», «шлюхам Системы» (Майнхоф, «Социал-демократия и ГКП», 1968 г.).

Западногерманская официозная «левая» СДПГ (вроде КПРФ) в 1966‑м становится союзником полуфашистов, «христианских демократов», войдя в правительство Кизингера, гитлеровца с 1933 г., сотрудника Геббельса. «Мирные коммунисты» (образца Зюганова и С. Кара-Мурзы) окончательно опозорились в глазах леворадикалов.

Как мы видели, Майнхоф ушла от промосковских псевдолевых примерно тогда же, в 1964‑м. В 1966‑м из СДПГ выходит 26‑летняя Энслин. Марксиста Абендрота, учителя Майнхоф в Марбурге, СДПГ сама исключает из своих рядов. Итальянского издателя Джанджакомо Фельтринелли (1926–1972) в 1958‑м исключают из итальянской компартии за публикацию «Доктора Живаго» Пастернака – а чуть позже он погибает в вооружённой борьбе с капитализмом, оказавшись более радикальным левым, чем ИКП.

В 1971‑м, уже подпольщиком, Майнхоф скажет о «мирных левых» с той убийственной иронией, что отличает её сочинения: «…их практика главным образом представляет собой только конкурентную борьбу интеллектуалов, соревнующихся друг с другом в лучшем понимании Маркса перед мнимой судейской коллегией (явно не рабочим классом, поскольку сам их язык уже исключает участие рабочего класса в обсуждении). Для них неприятнее, если их уличат в неверном цитировании Маркса, чем во лжи относительно их собственной практики. Страницы в своих примечаниях они указывают почти всегда верно, количество членов, которое они приписывают своим организациям, почти никогда не соответствует истине. Они боятся упрека в революционном нетерпении больше, чем продажности своих буржуазных профессий; для них важно получать бесчисленные учёные степени за исследование трудов Лукача; для них подозрительно, когда агитируют, используя учение Бланки» («Концепция городской герильи», глава 3).

Жан-Поль Сартр

Движение «молодых левых» Франции, Германии, Италии, США и Японии, порвав с официозными псевдолевыми, порождает студенческие бунты 1967–1972 гг.

На молодых левых влияют идеи латиноамериканской герильи (партизанской войны). Из герильи пятидесятых наиболее известна кубинская, победившая, но герилья охватила весь континент: Никарагуа, Парагвай, Венесуэлу. В шестидесятых – новый всплеск герильи, ставшей городской. Сочинения её теоретиков – аргентинца Эрнесто (Че) Гевары, бразильца Карлуса Маригеллы (1911–1969), перуанца Луиса де ла Пуэнте (1926–1965), колумбийца Фабио Васкеса (1940–2019) (тексты бразильца Карлуса Ламарки (1937–1971), возможно, тогда ещё не «дошли» до Европы), а также Мао Цзэдуна, Герберта Маркузе, Сартра и Режиса Дебре (1940 г. р.) – становятся подспорьем для европейских леворадикалов.

Второй источник новой леворадикальной идеологии – антифашизм. «Новые левые» (особенно немецкие и итальянские) опасались возрождения фашизма. «Не фашизм, а основа для его преодоления будет вновь вытравлена из новейшей немецкой истории» (Майнхоф, «Человеческое достоинство», 1962 г.). «Двусмысленная позиция политической, экономической, юридической и военной элит относительно фашистского прошлого и их явная поддержка геноцида во Вьетнаме оставляли без ответа вопрос, сможет ли возродиться фашизм в Германии» (Лутц Тауфер, интервью с заключенными рафовцами в 1992 г., «Они хотят нас сломить»). Выход фашистской диктатуры ожидался не из радикальных неонацистских групп, а из недр капитализма, как результат переворота, совершённого в интересах финансовой олигархии реакционной частью госаппарата. Это случилось в Греции 1967 г., где воцарились «чёрные полковники» генерала Патакаса, коим США выделили 7,5 млрд долларов (об этом статья Майнхоф «Путч – как учебное пособие»). США опробовали этот вариант в Сальвадоре в 1961‑м, в Бразилии, установив фашистский режим 1964–1985 гг., в Гватемале в 1970‑м, в Чили в 1973‑м, приведя к власти Пиночета, копировавшего нацистов вплоть до покроя одежды, в Уругвае того же года, в Аргентине в 1976‑м, то же случилось в Боливии 1980–1981‑го при Луисе Гарсиа Месе. В 1976‑м фашистский переворот лишь случайно не удался в Португалии. Власти Италии шестидесятых стояли на пороге этого варианта, напуганные популярностью компартии. Вышеупомянутый Джанджакомо Фельтринелли стал левым партизаном, именно опасаясь фашизации Италии.

Герберт Маркузе

Итак, две опоры леворадикалов – антифашизм и национально-освободительные движения. Они – бойцы Сопротивления Второй мировой, борющиеся с послевоенным фашизмом, и партизаны «третьего мира» на Западе. Американские «Уэзермены» называли себя пятой колонной Фронта национального освобождения Южного Вьетнама в США. Через несколько лет Хорст Малер заявит на суде: члены РАФ чувствуют себя не столько немцами, сколько пятой колонной третьего мира.

Режи Дебре

Образец поведения – латиноамериканские герильерос, объект солидарности – вьетнамцы.

1948–1966

Группа западногерманской левой интеллигенции постепенно убеждается, что ФРГ правят гитлеровцы. «Слишком много старых нацистов сидит в армии, полиции, судах, министерствах – словом, в руководящих государственных структурах» (Майнхоф, «Захолустье – и мелкотравчатое к тому же», 1964 г.). Правительство ведёт себя так, «Будто нацизм был лишь мелкой досадной оплошностью» (там же). «…штаб чиновников принял – nolens volens – Федеративную республику от фашистов, он подчинил бундесвер офицерам, которые – по возрасту и здоровью – наверняка маршировали перед Гитлером; сохранил учителей, начинавших уроки нацистским приветствием» (Майнхоф, «Против кого? (Ещё раз о германском Законе о чрезвычайном положении)».)

Карл Рудольф Вернер Бест известен военной Европе как «палач Дании», лично виновен в уничтожении минимум 8000 человек. Руководил также созданием концлагерей в земле Гессен, карательных отрядов (айнзатцгрупп СД) в Польше. Гитлер называл его «нацистом с крепким кулаком». В 1948‑м приговорён датским судом к смертной казни, но приговор заменён на 12 лет тюрьмы, притом освободился он через 3 года «по состоянию здоровья». (С этим самым состоянием здоровья он проживёт ещё 38 лет.) С 1953‑го – высокооплачиваемый юрист в концерне Сименса. В 1969‑м вновь арестован по обвинению в убийстве 8723 человек в Польше, но быстро отпущен.

Карл Оберг, группенфюрер СС, организатор массовых убийств во Франции, приговорённый французским судом к смерти, вытребован властями ФРГ и тут же амнистирован. Получает почётную генеральскую пенсию.

Та же история с ближайшим помощником Оберга, Гельмутом Кнохеном.

Теодор Оберлендер, глава эсэсовского батальона «Нахтигаль», истреблявшего мирное население Украины, – министр обороны в ФРГ. Заочно осуждённый в ГДР как военный преступник, вышел в отставку, но не осуждён.

Иоганн Кремер, врач-палач Освенцима, приговорённый к смерти в Польше, благоденствует в Западной Германии.

Ганс-Мартин Шлейер – бывший член гитлеровской партии, строил заводы при помощи рабского труда военнопленных, руководил утилизацией обращённых в рабство славян (восточных, западных и южных), осуществлял геноцид восточноевропейских евреев. Ныне Шлейер – председатель Федерального союза немецких работодателей и Федерального объединения германских промышленников, член правления «Дрезден-банка». Мультимиллионер.

Густав Адольф Шеель – наставник Шлейера в годы его молодости, нацист с 1929‑го, Имперский руководитель студентов, с 1944‑го генерал полиции и Имперский руководитель преподавателей вузов. По политическому завещанию Гитлера назначен Имперским министром культуры. В 1940‑м организовал депортацию евреев Карлсруэ в концлагерь Гурс. В 1948‑м приговорён к 5 годам трудовых лагерей, но в том же году помилован.

Виалон, госсекретарь федерального министерства развития, при Гитлере заведовал конфискацией и реализацией еврейского имущества, будучи главой финансового управления Рейхкомиссариата Остланд в Риге.

Ойген Герстенмайер, военный преступник и друг Отто Скорцени (любимца Гитлера) – председатель бундестага (парламента).

Вольфганг Френкель при Гитлере был судьёй Имперского суда в Берлине, известным жестокостью отношения к антифашистам. Минимум в 17 случаях ужесточил приговоры чрезвычайных трибуналов, заменив тюремное заключение смертной казнью. В 1962‑м стал федеральным прокурором ФРГ. После того как ГДР опубликовала обличающие его документы, ушёл в отставку, но к суду не привлечён.

Герман Хёхерль при Гитлере репрессировал антифашистов как прокурор, но не менее успешно, чем судья Френкель. В 1961–1965 гг. – министр внутренних дел ФРГ.

Хайнц Райнефарт, генерал-эсэсовец, руководил «Боевой группой Райнефарта», занятой массовым уничтожением населения Варшавы. В 1961‑м судебный процесс над ним прекращён «за недостаточностью улик» До 1969‑го – бургомистр города Вестерланда.

Ганс Шпейдель, гитлеровский генерал, начальник оккупационных войск во Франции, до 1955‑го представлял ФРГ в НАТО, с того же года – начальник управления вооружённых сил Министерства обороны. Требовал вооружить ФРГ не только тактическим ядерным оружием, но и стратегическим.

Ганс Глобке – основной автор антисемитских Нюрнбергских законов о гражданстве и расе. После войны – статс-секретарь, глава Федеральной канцелярии канцлера и его ближайший юридический советник с 1953‑го. В 1963‑м заочно приговорён Верховным судом ГДР к пожизненному заключению как один из главных преследователей евреев при Гитлере. После этого ушёл в отставку, но перед судом не предстал.

Генрих Штиге – соучастник бессудного убийства Карла Либкнехта в 1919‑м. Судим за это, но оправдан. На четверть еврей, по нацистским Нюрнбергским законам не имеет права служить в армии, но, как убийца знаменитого революционера, в 1939‑м принят на службу в военно-морской флот, в 1944‑м получил звание корветтен-капитана. После войны вновь судим, но вновь оправдан. Менеджер фирмы Degussa. В 1963‑м вышел на пенсию.

Герман Вильгельм Сушон – соучастник бессудного убийства Розы Люксембург в 1919‑м, лично застрелил её. Служил в авиации Третьего рейха, стал полковником. Нынче – один из руководителей протестантской организации в Штутгарте. Живёт на широкую ногу – арендует замок в Крайльсхайме.

Эрнст Юлиус Вальдемар Пабст – уже не соучастник, а руководитель бессудного убийства Либкнехта и Люксембург. В 1920‑х активист австрофашистского движения. Принимал в Австрии Геринга, с коим подружился. Встречался с Муссолини. В 1931–1933 гг. руководил «Обществом по изучению фашизма», пропагандировал опыт Муссолини. При Гитлере стал крупным торговцем оружием, главой военного завода Waffenfabrik Solothurn; закупал оружие для вермахта из нейтральных стран. В 1955‑м вернулся из Австрии в ФРГ. Продолжает заниматься оружейным бизнесом. Сотрудничает с Ахимом Остером, сотрудником военной контрразведки ФРГ. Состоит в ультраправой организации «Немецкое сообщество». Постоянно публично заявляет об оправданности своих действий в прошлом. (В 1970‑м он скончается в без малого 90 лет.)

Фридрих Фёрч – гитлеровский подполковник, в Великую Отечественную выполнял спецзадания по уничтожению населённых пунктов, в случае падения Ленинграда должен был возглавить операцию по уничтожению города. В ФРГ стал генерал-лейтенантом и генеральным инспектором бундесвера (вооружённых сил).

Алиса Орловски, благодаря своей жестокости – из самых известных надзирательниц концлагерей (Равенсбрюка, Майданека, Плашова). Заполняла грузовики женщинами для отправки в газовые камеры. Могла бросить ребёнка в грузовик, как багаж. В Плашове так отличилась жестокостью (в частности, битьём узниц хлыстом по лицу), что комендант лагеря Амон Гёт доверил ей на хранение документы о расстрелах (тот самый Гёт, что показан в фильме «Список Шиндлера», расстреливающий узниц с балкона). В 1947‑м приговорена к пожизненному заключению, но через 10 лет освобождена. (В 1975‑м её наконец вновь начнут судить, и в 1976‑м она умрёт в 73 года, не дожив до вынесения приговора.)

Людвиг Эрхард, творец «немецкого экономического чуда», ранее устраивал «экономическое чудо» для Гитлера, доведя до смерти сотни тысяч узников концлагерей.

Карл Фридрих Отто Вольф – начальник личного штаба Гиммлера, один из авторов идеологии и символики СС, личный представитель Гиммлера в ставке Гитлера. По его приказам уничтожено ок. 300 000 мирных жителей. В 1946‑м приговорён к 4 годам тюрьмы, отсидел 3 года. В 1950‑х вернулся к тому же уровню личного благосостояния, что при Гитлере. В 1964‑м его вновь осудят, приговорив к 15 годам тюрьмы, но через 7 лет выпустят по состоянию здоровья, после чего он проживёт ещё 13 лет.

Военным преступником является и министр внутренних дел Баварии Альфред Зайдль.

Фридрих Флик – финансист эсэсовцев, одним из первых начал финансировать Гитлера, друг Гиммлера. В 1947‑м осуждён на 7 лет. Досрочно освобождён, ныне – вновь глава огромной промышленной империи.

Президент ФРГ Генрих Любке проектировал бараки концлагерей.

Сам федеральный канцлер, Георг Кизингер – член партии Гитлера с 1933 г., сотрудник министерства пропаганды Геббельса, разработчик антисемитской пропаганды, призывавшей к геноциду евреев.

Три первых послевоенных начальника полиции Кёльна – гестаповцы и руководители карательных отрядов (эйнзацгрупп и зондеркоманд), осуществлявших геноцид славян.

Из 1200 палачей Бабьего Яра, чья вина документально установлена, осужден 1 % (12 преступников), из коих только один повешен в 1945‑м, остальные получили несколько лет тюрьмы в 1967‑м.

Сотрудничавшие с Гитлером концерн Флика, фирма Дёгусса (переплавлявшая в слитки золотые коронки убитых в концлагере Треблинка) – процветают по-прежнему; «рурские господа» (концерн Круппа, «ИГ Фарбениндустри»), финансировавшие приход фюрера к власти, – тоже, вдобавок вычёркивая из бюджета статьи о пособиях для нуждающихся рабочих.

2 июля 1965 г. выходит книга главы комиссии ГДР по расследованию нацистских преступлений Альберта Нордена (с коим, как уже говорилось, познакомилась Майнхоф в 1960‑м) «Коричневая книга: война и нацистские преступники в Федеративной Республике», с данными о 1800 активистах нацистской партии, ныне крупных бизнесменах, политиках и ведущих должностных лицах ФРГ. Книга отвергнута правительством ФРГ как «коммунистическая пропагандистская работа», хотя оглашённые в ней данные не опровергнуты. Второе издание книги со скандалом конфисковано на Франкфуртской книжной ярмарке 1967‑го. Третье издание, в коем перечислено уже более 2300 преступников, относится к лету 1968‑го. (Позднейшие независимые исследования покажут, что информация была точной, за исключением считанных недоразумений. Книга переиздана в 2002‑м и полностью опубликована в Интернете.)

Обвинительные приговоры фашистам единичны, и они смехотворные. Например, комендант концлагеря Дахау Михаэль Липперт и генерал эсэсовец Зип Дитрих получили по 1,5 года тюрьмы. Всё равно как получить 15 суток за убийство одного человека.

Известный публицист Фриц Тойфель вспоминал, какое неизгладимое впечатление в 1963‑м на него, тогдашнего абитуриента, произвели судебные процессы над гитлеровцами во Франкфурте-на-Майне и Штутгарте. Тойфелю бросилось в глаза сходство между судьями и подсудимыми – это были единомышленники.

До 1953 г. осуждены только 730 нацистов, из коих лишь 6 получили пожизненный срок, а 609 отделались штрафами или пробыли в тюрьме символическое время. Остаётся добавить, что 90 % процессов против нацистов проведено именно до 1953‑го.

Дитрих Киттнер, известный публицист, бард, актёр и режиссёр театра в ФРГ 1970‑х:

«Казалось бы, государственные учреждения Федеративной Республики Германии должны по всей строгости закона преследовать малейшие проявления неофашистской деятельности: ведь неслыханные преступления гитлеровского фашизма ещё так свежи в памяти. Тем более что такая деятельность запрещена конституцией и законодательством страны. Но сколько препятствий приходится преодолевать государству, да еще капиталистическому (правда, провозглашающему себя демократическим и правовым), чтобы проводить в жизнь положения своего основного закона, может порой подумать какой-нибудь наивный человек.

В действительности всё иначе. В духе нерушимых традиций образца 1933 года нацистские сборища в ФРГ проходят под охраной полиции. Пожертвования организациям – хранителям нацистских традиций относятся к “общественно полезным” и не облагаются налогом. Коричневые партии получают прямые субсидии из Бонна, то есть из средств налогоплательщиков. И не реже, чем раз в квартал газеты сообщают, как в очередной раз тому или иному нацистскому преступнику вынесен оправдательный приговор.

…судьи Гамбурга отказались преследовать одного эсэсовского главаря, по собственному признанию собственноручно топившего еврейских детей. По мнению судей, его действия нельзя рассматривать как убийство, дескать, отсутствовали характерные признаки такового. Во-первых, о коварстве не было и речи, так как матерям, у которых он отнимал детей, было совершенно ясно, что он их тут же убьёт. О жестокости, якобы, тоже не может быть речи, так как он “только” топил свои жертвы. Беспримерный цинизм!

Юристы Гамбурга упустили из виду ещё один признак, по которому действия обвиняемого можно квалифицировать как убийство: “произвольное присвоение себе права распоряжаться человеческой жизнью”, “низменные побудительные мотивы”, а если конкретнее: “расовая ненависть”. Азы правоведения, известные любому студенту юридического факультета, очевидно, не пришли в голову высококвалифицированным судьям Гамбурга. К таким приговорам у нас уже привыкли, и никакого общественного резонанса гамбургский процесс не вызвал.

Столь вопиющие факты, свидетельствующие о терпимости, да какой там терпимости – поддержке коричневой нечисти официальными лицами, нельзя объяснить только атмосферой круговой поруки, именуемой старыми нацистами чувством “товарищества”. Федеративная Республика охотно предоставляет высшие государственные посты лицам, в свое время бывшим никак не наивными юнцами, а активно проводившим в жизнь гитлеровскую преступную политику. Причём порой более рьяно, чем требовала сама нацистская партия» («Когда-то был человеком…».)

«Нацистские профессора, врачи, юристы занимали посты вплоть до администрации федерального канцлера (вкупе с самим канцлером – Л.). После войны лишь одного судью нацистских трибуналов предали суду – и того оправдали. (В 1945‑м нацистские трибуналы повесили за «паникёрство» тысячи немцев – Л.) Когда я учился в университете, у меня был профессор права, которого мы все очень любили и лишь потом узнали, что он из теоретиков “фюрерского государства”, разрабатывавший юридическое обоснование тому, что Германию должен возглавлять фюрер. Или директор нашей городской больницы – с его дочерью я был очень дружен, а через несколько лет узнал, что он соучастник массовых убийств в Польше». (Ганс-Кристиан Штрёбеле, вице-председатель парламентской фракции «зелёных» 2000‑х, бывший адвокат Андреаса Баадера.)

Многие нацистские судьи не только не осуждены (не осудили вообще никого), но и остались судьями. Как подытожил драматург Рольф Хоххут, из них не пострадал «ни один-единственный».

(В Австрии происходило то же, японских фашистов судили ещё реже, а правительство Испании даже в 1980‑х фашисты (франкисты) заполняли не меньше, чем нацисты в ФРГ 1960–1970‑х.)

Постепенно реставрируется гитлеровский режим. В 1948‑м спецслужбы ФРГ вместе с Великобританией и Италией подключаются к секретной операции ЦРУ против СССР под названием CARTEL, призвав к выполнению операции лиц, сотрудничавших с Третьим рейхом, основным союзником избрав пронацистскую ОУН (б) с её первым руководителем Миколой Лебедем. 4 января 1951 г. Верховный комиссар США в Западной Германии Макклой подписывает первый указ о помиловании нацистских преступников, осуждённых на 12 нюрнбергских процессах. В том же году канцлер Конрад Аденауэр заявляет: «Пора положить конец вынюхиванию нацистов». (В 1936‑м Аденауэр получил щедрую государственную пенсию, на которую выстроил дом, позже вступил в нацистскую благотворительную организацию, в 1940‑м затребовал себе французских военнопленных для строительства дома, получая от государства деньги на их содержание; после войны тщательно избегал людей, хоть как-то связанных с сопротивлением Гитлеру.) В том же 1951‑м союзники разрешают ФРГ образовать Министерство иностранных дел, и 66 % его сотрудников набираются из бывших членов нацистской партии. В том же году создаются политические суды против коммунистов. Адвокаты ограничены в правах: не получают всех материалов дела, не могут их копировать etс. В феврале 1951‑го вокрешена организация «Стальной шлем», с 1933‑го входившая в СА, в октябре – «Киффхойзербунд», для пропагандирования военных традиций Германии. В мае 1951‑го более чем 150 000 нацистам возвращаются имущественные права, связанные с бывшей государственной службой (например, пенсии). Более того, работодатели по закону обязаны выделять 20 % средств на приём на работу именно этих людей. В 1955‑м реабилитированы все гитлеровские чиновники и военные. Они подлежат восстановлению на прежних должностях; если это невозможно, им выплачиваются пенсии.

19 сентября 1959 г. упразднены «дисквалификации», выдававшиеся в процессе денацификации против бывших служащих Третьего рейха. В 1961‑м реабилитированы эсэсовцы, включая офицеров, хотя СС признано на Нюрнбергском процессе преступной организацией. Запрещаются антифашистские организации – «Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме», «Национальный фронт демократической Германии», «Демократический женский союз», «Союз свободной немецкой молодёжи», «Комитет борцов за мир», «Культурбунд», «Союз друзей Советского Союза», «Общество по изучению культуры Советского Союза». Суды преследуют всех членов этих организаций, даже и не ведущих общественной деятельности. Депутатская неприкосновенность не срабатывает – например, член запрещённого 26 апреля 1951 г. «Союза свободной немецкой молодёжи» депутат Юпп Ангенфорт лишён иммунитета и приговорён к 5 годам каторжных работ, вдобавок во время ареста избита его жена. В том же году в нарушение конституции созданы политические суды, разбирающие дела о «коммунистической пропаганде», с резким ограничением прав подсудимых. В ней подозреваются, в частности, побывавшие в ГДР. (Когда ещё летом 1950‑го на общегерманскую встречу молодёжи в Восточный Берлин приехали 10 000 западногерманских юношей и девушек, на обратном пути их задержала полиция ФРГ, и они жили в палатках почти 2 дня, пока их всех не зарегистрировали; в дальнейшем многие из них остались без работы.) Вслед за Коммунистической партией Германии запрещаются её «дочерние» организации, плюс организации, которых власти также посчитали дочерними.

В 1953‑м Закон о собраниях ограничивает право на собрания и манифестации. В 1956‑м запрещено ввозить в ФРГ марксистскую литературу и запрещена Коммунистическая партия Германии (в 1968‑м возникло её миниатюрное кастрированное подобие, Германская коммунистическая партия, чья программа лишена слов «революция» и «диктатура пролетариата»). ФРГ становится первым государством послевоенной Европы, где антикоммунизм облечён в юридические формы правительственной политики. В 1957‑м четвёртый Закон об изменении уголовного права вводит уголовную ответственность за устные и письменные выступления против ремилитаризации ФРГ. В 1960‑м дополнение к Закону о воинской повинности даёт правительству право проводить в мирное время всеобщую мобилизацию – без одобрения парламентом. В 1961‑м Закон о цензуре почтовых отправлений легализует перлюстрацию (вскрытие писем). Восстанавливаются нацистские законы об измене, посягательстве на безопасность страны, «О защите государства и партии от предательских посягательств». В 1964‑м бундестагом принят закон о регулировании права на создание общественных союзов. Изменения, внесённые этим законом в Уголовный кодекс, обеспечивают уголовное преследование как членов запрещённых организаций, так и поддерживающих их лиц.

Параллельно власти постоянно отказывают в требованиях запрета фашистских организаций (ведь они за капитализм, как и правительство). Например, очень уютно живётся ХИАГ, «организации взаимопомощи бывших членов СС» – среди её членов есть депутаты бундестага, она выпускает газету «Фрайвиллиге».

«Денацификация» официально закончена 1 января 1964 г., но она и раньше проводилась в мизерном масштабе.

Федеральная служба по охране конституции напичкана нацистами – по иронии судьбы, именно в её задачи входит борьба с неонацизмом. В частности, один из её создателей, глава отдела по сбору информации – бывший офицер гестапо (где также заведовал сбором информации) Эрих Венгер. Он же подавлял партизанское движение во Франции.

Федеральная разведывательная служба (БНД): буквально реликт нацистского периода – состоит только из гитлеровцев. Создал её, под началом администрации США, один из высших чинов СС, генерал абвера Райнхард Гелен. (Неудивительно, что БНД 3 года держало под сукном информацию о местонахождении одного из главных организаторов холокоста Адольфа Эйхмана, пока последнего не разыскали самостоятельно израильские спецслужбы.)

В результате всего этого гитлеровцы составили 85 % чиновников ФРГ.

Сплошь из военных преступников состоит и высшее офицерство.

Более того – на антифашистской пропаганде тоже часто наживаются нацисты, в том числе эсэсовцы. Например, труды Ханны Арендт (1906–1975), известнейшей антифашистки, немецко-американского философа еврейского происхождения, живущей в США, выходят в ФРГ в либеральном издательстве «Пипер Верлаг». Глава издательства Ганс Рёсснер в восторге от её произведений. В частности, издаёт её труд о «легендарном» нацистском палаче Адольфе Эйхмане. Встречается с ней, постоянно переписывается. Письма старомодно церемонные: «Высокоуважаемая милостивая фрау! То, что Вы пишете о гуманизме и истине, принадлежит к озарениям, о которых следует долго говорить…». По свидетельству вдовы Рёсснера, портрет Арендт стоял на его письменном столе до его смерти в 1999‑м. Арендт, надо думать, была в восторге от столь услужливого издателя и почтительного корреспондента, не подозревая (да так и не узнала), что Рёсснер – коллега того самого палача Эйхмана: он тоже эсэсовец, автор докторской диссертации «Объевреивание немецкой духовной жизни», бывший глава подразделения науки и искусства в Главном управлении имперской безопасности Третьего рейха. (Эту историю выяснил немецкий историк Михаэль Вилдт, изложив её в книге «Поколение обязательных».)

Даже Красный крест ФРГ, уж на что, казалось бы, безобидная организация, спонсирует нацистских преступников и предупреждает их в случае опасности, если их разыскивают правоохранительные органы других стран (именно других, ибо местные органы сами из нацистов и состоят).

(Есть сильный роман Фредерика Форсайта «Досье ОДЕССА», с массой документальных сведений на эту тему. Форсайт знаменит дотошностью при сборе материала. Думаю, это лучший его роман, хотя «День Шакала» известнее.)

Преступления гитлеровцев тотально замалчиваются. Большинство молодёжи не знает о существовании евреев, считая их мифическим библейским народом. О замалчивании геноцида советских народов говорить излишне. Учебники истории не говорят о фашизме. Беата Кларсфельд, немецкая журналистка, получившая известность борьбой за разоблачение нацистов, узнала о холокосте только в 1960‑м, в 21 год, в Париже. (Многие западные немцы, приезжая в Россию девяностых, смотрели фильм о войне «Семнадцать мгновений весны» разинув рты, как откровение.)

Есть интересная фотография от 3 мая 1945 г. – немка, проходя с сыновьями мимо тел 57 погибших красноармейцев, закрывает глаза одному из детей. Это вроде бы правильно, но после войны фотография приобрела зловещий смысл – точно так же немцы военного времени стараются скрыть от нового поколения, что они натворили, «пройти мимо» в миллион раз большего количества трупов, чем на этом фото.

«Фашизм, его преступления и война (мой отец тоже был солдатом вермахта) были запретными темами, и это давило на всех, создавая глухую атмосферу зажатости и молчания. Я уже тогда смутно догадывалась, что в основе всего этого лежит чудовищная вина, о которой никто не говорит вслух. Мы, дети, слышали и о лагере, и о газовых камерах, и о печах, где сжигали трупы. Но нам никто ничего не говорил, мы знали это только из случайно подслушанных разговоров взрослых. Если взрослые замечали наше присутствие, разговоры, всегда ведшиеся полушёпотом, тут же прекращались. Мы не знали точно, что происходило раньше, мы только пытались составить себе представление об этом по обрывкам фраз: “все же знали, что стало с этими людьми в автобусах”, или “все же чувствовали этот запах”» (из речи на суде члена РАФ Биргит Хогефельд в 1995‑м. Все цитаты из Хогефельд оттуда же.) В деревне, где жила Хогефельд, располагался концлагерь; в близлежащем городке Хадамер проводилась «эвтаназия» – уничтожение неизлечимо больных.

Большинство людей старше 40 лет и не скрывают, что остались гитлеровцами. «Соседи могли подойти к тебе и сказать в лицо: “При Гитлере тебя отправили бы в газовую камеру”», – вспоминала сестра Гудрун Энслин, Христиана.

«Выбраться из царившей в обществе атмосферы затхлости и тесноты было некуда. Реакция окружающих даже на самые слабые попытки что-то изменить своими силами ясно показала, что позиция властей и большей части общества не оставляет места иному образу жизни, иным идеям. Мы отчётливо почувствовали это противостояние, когда ещё пятнадцати-шестнадцатилетними школьниками участвовали в демонстрациях (неважно, за школьное самоуправление или против Вьетнамской войны). В лучшем случае прохожие кричали нам: “Если вам здесь не нравится – убирайтесь в зону!” (то есть в ГДР. ФРГ вообще не признавала её до 1975‑го. А по Конституции ФРГ весь Берлин (не только Западный) был отдельной федеральной землёй, но никто, кроме ФРГ, этого не признавал. – Л.) Но нередко мы слышали и другое: “Таких, как вы, при Гитлере мигом отправили бы в печь!” И это были вовсе не отдельные голоса: вокруг таких людей всегда собиралось множество сторонников, и реплики противоположного свойства были исключением» (Биргит Хогефельд). «В шестьдесят восьмом мы поднялись на борьбу за справедливый и гуманный мир, а наши родители почти сплошь были нацистскими преступниками или их пособниками, и огромное большинство взрослого населения этой страны в то время было так или иначе связано со своей историей и всю жизнь пыталось свалить с себя ответственность за неё. Сама мысль, что эти люди могут стать нашими союзниками, показалась бы нам тогда абсурдной: в этом отношении исходные условия были иными, чем у левых в других странах» (там же).

Людей, публично называющих гитлеровский период лучшим в истории Германии, в социологических опросах 1954‑го – 42 % населения. Большинство остальных восхваляют фюрера более осторожно, в узком кругу.

Можно вспомнить оценку советского писателя-диссидента Фридриха Горенштейна, жившего в ФРГ в 1980–2002 гг. и собиравшего материалы о нацизме: «Спорить можно только об одном – 98 или 99 % немцев поддерживало Гитлера». Заодно вспоминается интересная фотография 1936 г.: среди толпы людей, отдающих нацистское приветствие (гражданских лиц, не военных), стоит только один не сделавший этого, со сложенными на груди руками. Через несколько десятилетий ситуация не изменилась.

Карл Ясперс (из крупнейших экзистенциалистов) подсчитывает количество немцев, не причастных к нацизму, и не может насчитать более полумиллиона – это примерно 1,5 % совершеннолетних (Ясперс, «Куда движется ФРГ? Факты. Опасности. Шансы»). А безусловных противников нацизма ему удаётся насчитать лишь 0,015 % населения – 1 человек из 6700. Неудивительно, что Томас Манн настаивал на коллективной ответственности немцев за нацизм, не пожелав вернуться в послевоенную Германию.

Будущие красноармейцы делают вывод – произошла не официально заявленная денацификация, а «ренацификация». Царит «институциональный фашизм». К началу семидесятых они составляют досье на 364 000 безнаказанных гитлеровцев, зачастую крупных чиновников и персональных пенсионеров. (Военных преступников гораздо больше – в одних только СС и СА, признанных Нюрнбергским трибуналом преступными, состояло 4,5 млн человек.) Они ещё верят, что правительство не знает этого и примет меры.

(К 1980 г. перед судом предстало 4,2 % преступников, осуждены 1,7 %, почти все – на символические сроки. Серьёзно наказанных – менее 0,5 %.)

Антифашистской молодёжи ещё «не стало ясно, что ни ’’свобода, равенство, братство”, ни права человека, ни Устав ООН не составляют содержания этой демократии; что здесь ценится то, что всегда считалось признаком колониальной и империалистической эксплуатации Латинской Америки, Африки и Азии: дисциплина, подчинение и жестокость для угнетённых, для тех, кто встаёт по ту сторону, протестует, сопротивляется, ведёт антиимпериалистическую борьбу» (Майнхоф, «Концепция городской герильи», глава 3).

Реакция наступает по всем направлениям. «О захолустности свидетельствует и дисциплинарное взыскание в адрес депутата бундестага за то, что в его журнале публикуется статья, где автор сомневается в существовании геенны огненной. О захолустности говорит и запрет светского правительства критиковать папу римского». «Как же обычному потребителю газетной и телепродукции составить объективное представление о развитии мировой истории в атмосфере такого убогого провинциализма, среди этой затхлости, заплесневелости и вони?» (Майнхоф, «Захолустье – и мелкотравчатое к тому же»). Обсуждать нельзя не только вопрос о существовании «геенны огненной». В 1962‑м разоблачавший коррупцию министра обороны журнал «Шпигель» взят штурмом силовиками, и его издатель Рудольф Аугштайн провёл 3 месяца в тюрьме по обвинению в «государственной измене».

Вокруг вычисляющих военных преступников сплачиваются сотни студентов, главным образом из левых групп «Красных ячеек».

Круг чтения будущих красноармейцев – в первую очередь: Маркс, Маркузе, Ясперс, Фромм, Сартр, Вильгельм Райх, Энценсбергер, Че Гевара, Мао, затем: Ленин, Троцкий, Хоркхаймер, Адорно, Режи Дебре, Руди Дучке, Майнхоф, латиноамериканские теоретики герильи.

«Разрыв с нацизмом не может быть низведён до уровня детской игры в песочнице. Это касается и молодёжи, и старшего поколения». «Тот, кто бичует “старых наци”, должен сделать и следующий шаг: должен подвергнуть критике и все устаревшие политические концепции» (Майнхоф, «Гитлер в вас»).

Отсюда лозунг студентов 1967–1969 гг.: «Капитализм ведёт к фашизму – долой капитализм!»

Левая молодёжь чувствует вину за своих родителей, почти поголовно поддерживавших Гитлера. Отец Майнхоф был членом нацистской партии, двоюродный дед, даром что знаменитый лингвист, – тоже, ещё с 1933‑го; свёкор Энслин, Вилли Веспер – крупнейшим нацистским поэтом (вступил в гитлеровскую партию в 1931‑м, оставался убеждённым нацистом до самой смерти в 1962‑м); отец Малера – также фанатичным нацистом, так переживавшим поражение вермахта, что застрелился в 1949‑м, а дядя, Рейнхольд Никсдорф – крупным руководителем в СА. Мать Майнхоф убежала из советской оккупационной зоны не только чтобы найти работу по специальности – при проверке могли всплыть её доносы на коллег и соседей, участие в антисемитских компаниях etc. (Около 95 % гуманитариев, получивших докторские дипломы при нацистах, бежали из советской зоны в западные именно по этой причине.) Когда чуть позже леворадикала Фрица Тойфеля спросят на суде: «Кем был ваш отец?», он ответит: «Фашистом, разумеется. Ведь он из вашего поколения».

«Это был конфликт поколений» (Александр Тарасов, «Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна»).

Борьба с преступным прошлым и борьба за лучшее будущее слились воедино.

1967

Начало года, ФРГ. Ульрика Майнхоф знакомится с лидером левого студенчества Руди Дучке. Они сдружатся очень быстро.

Апрель – май, Западный Берлин. «Коммуна 1» – община студентов Свободного Университета, организованная Дитером Кунцельманом и Фрицем Тойфелем, 1943 г. р. (приятелем Андреаса Баадера), студентом факультета публицистики, известным деятелем контркультурной сцены, автором и постановщиком авангардных политических хэппенингов (среди молодёжи Тойфель особо знаменит тем, что отбил любовницу у рок-звезды Мика Джагера). Располагается в мансарде уехавшего в США писателя Уве Йонсона, арендующего её у Гюнтера Грасса. (Позже выяснится: мансарда прослушивалась американцами, считавшими супругу Йонсона чехословацким шпионом.)

«Коммунары» уважают Маркса, Ленина, Че Гевару, Мао и Хо Ши Мина. Практикуют юмористические акции: бросание в консульство США творога, воздушных шаров, заполненных краской и заварным кремом, шествия нагишом с венками на головах.

Коммуна 1

С ними дружен Андреас Баадер. На фотографиях, датированных августом, он танцует с Доротеей Риддер, там же и 27‑летний «коммунар» Райнер Лангханс.

5 апреля, Западный Берлин. Во время визита вице-президента США Губерта Хэмфри 11 «коммунаров» забрасывают его пакетиками с пудингом в знак протеста против войны во Вьетнаме. Студенты арестованы и избиты полицией, обвинены в попытке бросить в вице-президента бомбу, якобы полученную в китайском посольстве в ГДР. (Между тем спецслужбы располагают агентом, внедрённым в Коммуну, и знают об отсутствии у «коммунаров» оружия.) В СМИ передана информация о предотвращении теракта – покушения на жизнь политика с использованием взрывчатых веществ. Правоконсервативная газета «Бильд» требует от правительства «разобраться наконец с этими бомбистами».

«Бомба» оказывается пудингом, мукой, йогуртом и парой дымовых шашек. Задержанные освобождены, но судебные разбирательства по «пудинговому делу» продлятся ещё 10 лет.

«Студенты один раз получили по башке – когда вышли на демонстрацию против США, считавшихся тогда оплотом демократии. Вот тогда-то все и поняли: этот оплот демократии врежет тебе по черепу и погубит другие народы!» (член «Движения 2 июня» и РАФ Ральф Райндерс, из соавторской книги с Рональдом Фричем «Движение 2 июня», 1995 г. (рус. перевод – 2019 г., изд. «Самоопределение»). Ниже все цитаты из Райндерса и Фрича оттуда же).

Напуганный Грасс выгоняет студентов из своего помещения. «Коммунары» переселяются на заброшенную фабрику.

Майнхоф теряет уважение к Грассу. Позже, в «Концепции городской герильи», она назовёт его «мудилой».

В ФРГ ходит анекдот: Хэмфри хотели закидать напалмовыми бомбами за то, что США сбрасывают на вьетнамских детей пудинг.

«Пудинговому покушению» посвящена статья Майнхоф «Напалм и пудинг».

«Ну разумеется, преступление – не сбрасывать напалмовые бомбы на женщин, детей и стариков, а протестовать против этого. Преступно не уничтожение посевов – что обрекает миллионы на голодную смерть – а протест против этого. Не разрушение электростанций, лепрозориев, школ и плотин – а протест против этого. Не террор и пытки, применяемые “частями специального назначения” в Южном Вьетнаме – а протест против этого. Недемократичны не подавление свободного волеизъявления в Южном Вьетнаме, запрет газет, преследования буддистов – а протест против этого в “свободной” стране. Считается “дурным тоном” бросаться в политиков пудингом и творогом, а вовсе не принимать с официальным визитом политиков, по чьей вине стирают с лица земли целые деревни и бомбят города. Считается “дурным тоном” устраивать на вокзалах и уличных перекрёстках дискуссии об угнетении вьетнамского народа, а вовсе не колонизировать целый народ под предлогом “борьбы с коммунизмом”».

Фриц Тойфель выступает перед студентами

«Своими демонстрациями против войны во Вьетнаме студентам удалось слегка прощупать демократию ФРГ. Демократия оказалась гнилой. Это открытие является безусловной заслугой студентов. Что мы и доводим до сведения общественности».

Майнхоф занята темой Вьетнамской войны с марта 1966‑го, когда она критиковала в «Конкрете» замалчивание западногерманскими СМИ Пасхального марша против войны.

12 мая, ФРГ. «Коммуна 1» исключена из Социалистического союза немецких студентов.

13 мая, Западный Берлин. У Гудрун Энслин и Бернварда Веспера рождается сын Феликс, чьим крёстным отцом становится Руди Дучке.

24 мая, Западный Берлин. Через 2 дня после пожара Брюссельского универмага члены Коммуны распространяют в университете листовку. Они шутят: поджог универмагов – хороший способ приблизить революцию. Ряд «коммунаров» и студентов (среди них Фриц Тойфель и Райнер Лангханс) арестованы и обвинены в подстрекательстве к поджогам.

Конец мая, Западный Берлин. ФРГ готовится к официальному визиту шаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви, с посещением Западного Берлина. Тысячи студентов протестуют против визита шаха, прозванного ими «императором пытки», применяющего средневековые истязания (поджаривание на медленном огне на решётке, сажание на электроплиту, сдирание кожи заживо, медленное скармливание крысам etc).

28 мая, Западный Берлин. Ульрика Майнхоф публикует «Открытое письмо Фарах Диба» (шахине), высмеивающее ложное благополучие иранского общества и приводящее примеры жестокостей шахской охранки САВАК. Статья Майнхоф перепечатывается и распространяется в университетах. Издательство «Шпрингер» требует запретить его.

Майнхоф осведомлена о происходящем в Иране во многом благодаря знакомству – личному тоже – с активистом Конфедерации иранских студентов, иранским писателем, литературоведом и переводчиком на немецкий Бахманом Нирумандом (1936 г. р.), эмигрировавшем в ФРГ в 1965‑м, спасаясь от казни в Иране. Тут он и познакомился с Майнхоф. (Впрочем, ещё в 1960‑м Нируманд защитил в Тюбингенском университете диссертацию о влиянии европейской драматургии на современную иранскую литературу.) В 1967‑м в ФРГ вышла его книга «Иран: модель развивающейся страны или диктатура свободного мира?», сильно повлиявшая на левые и либеральные круги Запада.

(В 1969‑м под давлением шахского режима ФРГ решит выслать Нируманда, несмотря на разрушение семьи (Нируманд был женат на западной немке, они имели дочь Мириам), однако в последний момент Сенат западного Берлина разрешит ему пребывать на территории города.)

Ночь на 31 мая, Западный Берлин. Социалистический союз немецких студентов и Конфедерация иранских студентов расклеивают плакаты о розыске опасного преступника – шаха Мохаммеда, с подписью «убийство». На стенах коммун, кампусов и книжных лавок – портреты шаха, распространяемые венским «Международным фондом свободы», под объявлением «Разыскивается преступник». «Коммуна 1» готовит маски монаршей четы для демонстрации.

Весна, ФРГ. Майнхоф просит у Национального совета ГДР 1000 строительных шлемов для защиты демонстрантов в Западном Берлине. Запрос проверен, но не выполнен.

1 июня, Западный Берлин. Полиция и муниципалитет спешно срывают плакаты. Стены города сплошь в белых пятнах. Приведены в боевую готовность более 5000 сотрудников полиции и национальной жандармерии. Иранские оппозиционеры в ФРГ арестованы – без правового основания. Власти Баварии высылают из Мюнхена 107 иранских студентов.

Вечером у военного представительства Чехословакии проходит демонстрация протеста сотен берлинцев против визита шаха.

2 июня, Западный Берлин. Утром начальник полиции Эрих Дуэнцинг по местному телевидению призывает доносить на зачинщиков беспорядков.

Распоряжением бургомистра Генриха Альбертца полиция получает свободу действий для подавления антишахских выступлений.

Гудрун Энслин оставляет 2‑недельного сына Бернварду Весперу и отправляется на митинг протеста. Туда же отправляется Хольгер Майнс.

«Ежедневно мы видели по телевизору войну во Вьетнаме – сожжённых детей, уничтоженные напалмом деревни. Мы протестовали против войны, против того, что Германия союзник США. Ведь кто ещё был в НАТО? Диктаторская, колониальная Португалия (Португалия имела колонии в Африке – Л.), диктаторская Испания (Испанией правил союзник Гитлера Франко – Л.). В Греции к власти пришла военная хунта. В Италии рассматривалась идея военной диктатуры, если позиции коммунистов усилятся. Общественный конфликт достиг такого накала, что никто не хотел слушать другую сторону. Если вначале мы выходили на демонстрации с лозунгами “Ни марки на войну во Вьетнаме”, то вскоре пришли к лозунгу “Даёшь победу в мировой гражданской войне”» (интервью 2000‑х гг. члена РАФ Клауса Юншке).

Смерть Бенно Онезорга

Вечером 3000 манифестантов, главным образом студенты, выстраиваются напротив полицейских кордонов поперёк улицы от Дома Немецкой Оперы, куда едет шах. Повторяется дневная сцена, посещение шахом городской ратуши, когда студенты выкрикивали имя арестованного шахом экс-премьер-министра Мохаммеда Моссадыка и скандировали «Шах-шах-шарлатан!» «Шарлатан! Убийца!», выкрикивают студенты перед оперой, «Джонсон – убийца!», «Шах – Гитлер – Ки!». (При президенте Джонсоне США начали ковровые бомбардировки Вьетнама. Нгуен Као Ки – проамериканский ультраправый премьер-министр Южного Вьетнама.) В Мохаммеда бросают надувные шары с алой краской, яйца, пакеты с пудинговым порошком и творогом, но они, как и у ратуши, не долетают до шаха. Монаршая чета проходит в Оперу.

Небольшая, но агрессивная группа иранцев шумно выражает преданность шаху (она сформирована шахскими спецслужбами и перевозится ими из города в город). Она отгоняет демонстрантов от здания Оперы палками почти с человеческий рост. В результате студенты рады прибытию конной полиции. Они не догадываются, кому на помощь прибыла эта конница.

Пока восточный деспот и по совместительству буржуй ФРГ (купивший 25 % акций концерна Круппа) слушает «Волшебную флейту» Моцарта в компании бургомистра – лютеранского пастора – Альбертца и начальника полиции Эриха Дюнзинга, полицейские решают продемонстрировать «сильную власть толщиной с дубинку» (Майнхоф, «Третий проект»), опробовав «тактику ливерной колбасы» – новый способ разгона демонстрантов, изобретённый Дюнзингом. Сам он так разъясняет эту тактику: толпа между тротуарами и зданиями подобна колбасе в оболочке, нужно зажать демонстрантов в кулак как ливерную колбасу и давить их до тех пор, пока колбаса не лопнет.

Полицейские, обеспечив беспрепятственный отход иранским студентам, клином врезаются в середину «колбасы», манифестанты разбегаются в стороны, где их опять же ждут полицейские. Людей избивают резиновыми дубинками, забрасывают дымовыми шашками. Женщин бьют наравне с мужчинами. Девушку, прятавшуюся за строительными заграждениями, бьют 3 полицейских, ногами и дубинками. Стихийно возникающие очаги сопротивления подавляются водомётами. Многие демонстранты садятся на мостовую, демонстрируя неагрессивность, но их бьют наравне с прочими. Тогда избиваемые ложатся, сбиваясь в плотные кучки, но это тоже не помогает. «Зачем вы нас бьёте?! Ради средневекового деспота?», «Зачем вы защищаете шаха? Если бы вы знали, что происходит в Иране, вы были бы на нашей стороне!», кричат полиции студенты. Они не знают, что шах стал крупным западногерманским капиталистом. Они ещё не понимают, что полиция сама из маленьких шахов и состоит. Впрочем, последнее уже становится очевидным. «Гестапо! Гестапо!», кричат люди. Полицию это не смущает, поскольку наследницей гестапо она и является. (Днями позже даже политически правое телевидение признает: «некоторые разъярённые полицейские применяли силу сверх всякой меры».)

Демонстрация против полицейского насилия после убийства Бенно Онезорга

«Раньше демонстрантов игнорировали – теперь перестали игнорировать: стали бить» (Александр Тарасов, «Капитализм ведёт к фашизму – долой капитализм!»).

Ближе к концу моцартовского шедевра Дюнзинг покидает оперу, дабы лично возглавить вторую часть избиения. К 8 ч. вечера начинается фаза полицейской операции под кодовым названием «охота на лис». Выходы на параллельные улицы блокируются. Полицейские, как в форме, так и в гражданской одежде, хватают и избивают кажущихся студенческими активистами. Подозрительными признаками являются длинные волосы, борода, бакенбарды, красный цвет в одежде, рубашки навыпуск. Журналисты консервативных изданий фотографируют окровавленных демонстрантов, чтобы на следующий день опубликовать эти снимки под названием «Новые жертвы левых террористов».

Фриц Тойфель, сооснователь «Коммуны 1», швыряет в полицию камень. Он арестован.

Возглавляющий одну из «команд охотников» сержант Карл-Хайнц Куррас приставляет пистолет к голове схваченного демонстранта, пытавшегося убежать. Стреляет в затылок. 26‑летний студент-теолог Бенно Онезорг, пацифист и доброволец евангелистской общины Ганновера, что впервые на митинге, скончался в карете скорой помощи. Дома его ждала беременная жена.

Полицейские орут на девушку, склонившуюся над застреленным (тогда ещё живым): «Что?! Вы хотите помочь ему?!». Имя девушки мне выяснить не удалось, но её показания озвучены, в частности в документальном фильме «Молодёжь Германии». «В этот момент я увидела человека в красной рубашке, позже оказавшегося Бенно Онезоргом. Внезапно один человек в униформе вытянул руку в его сторону, и тот медленно повалился на землю. В этот момент двое полицейских, стоявших у машины, тоже выстрелили в него, а затем набросились. Потом они вроде остановились, успокоились… а затем продолжили избивать. Он лежал на спине совсем неподвижно. Я подбежала, склонилась над ним, обернулась и увидела, что полицейские снова собираются его избивать. Я попросила: “Пожалуйста, не бейте”. Они вызвали “неотложку”. Я стояла на улице и наблюдала, как его увозят. В этот момент включили водомёт, и я медленно пробралась сквозь толпу демонстрантов, потому что на всех пытавшихся бежать направляли водомёт. Я… медленно пошла к станции “Зоопарк”… в совершенно опустошённом состоянии. Я никак не могла поверить, что столько жестокости, столько силы было направлено против молодых людей, слабых людей, против беззащитных женщин».

Онезорга погубили красная рубашка навыпуск и сандалии на босу ногу – людей подобного вида стражи порядка считали смутьянами. (Появись на демонстрации библейский Христос, каким его изображают живописцы, ему пришлось бы не слаще – длинные волосы и борода вызывали не меньшее раздражение.)

Эта смерть всё поменяла. Растущее левое движение обрело мученика. Многие демонстранты позже вспоминали: их потрясло именно то, что погибший был даже не вполне левым, он только был пацифистом и против пыток, как христианин – и его убили.

Теперь демонстранты не желают расходиться. Многие из них идут к офису Социалистического союза немецких студентов.

«Беззаконие, от которого пострадал кто-нибудь один, помножается на число негодующих против этого беззакония, и закваска начинает бродить» (Бальзак, «Сельский врач»).

«Фасад рухнул» (Майнхоф, «Все говорят о погоде», 1969 г.).

Ночь со 2 на 3 июня, Западный Берлин. Стихийный митинг памяти Онезорга на Курфюрстендамм. Среди собравшихся – Энслин, отрекающаяся от пацифизма, кричащая: «Это фашистское государство, желающее убить нас всех. Мы должны сопротивляться. Насилие – единственный способ ответить на насилие. Это поколение Освенцима, договориться с ним невозможно».

Слова Энслин становятся знаменитыми, мгновенно разнесясь среди десятков тысяч людей. С тех пор они цитировались и цитируются тысячи раз. Словосочетание «поколение Освенцима» становится устойчивым в левой литературе. Да и не только левой, оно входит в речь. Ровно через треть века Гюнтер Грасс использует его, не ссылаясь на Энслин, характеризуя своё поколение.

В ту ночь Энслин, возможно, как оратор сравнялась с Майнхоф.

3 июня, Западный Берлин. Свободный университет временно закрыт. По чрезвычайному закону, оглашённому по радио, запрещены любые сборы, демонстрации, вывешивание плакатов и транспарантов.

Бургомистр Альбертц выступает с заявлением, что «…терпению города настал конец. Демонстранты не только оскорбили государственного гостя, но и убили одного и ранили десятки человек». Т. е. следует тактике журналистов, публикующих фотографии раненых демонстрантов как «новых жертв левого терроризма».

Ок. 600 студентов с чёрными флагами и чёрными траурными повязками на головах пробиваются к площади возле городской ратуши. Полиция оцепляет демонстрантов и оттесняет на соседние улицы, где одних арестовывают, других разгоняют.

Студент-искусствовед Петер Хоман придумывает изобретательную шутку в обход запрета на демонстрации. 8 человек наряжены в белые рубашки с буквой спереди и буквой сзади. Если они повернутся передом, получается А-L-B-E-R-T-Z-! имя бургомистра, если задом (кроме первого с шестым): A-B-T-R-E-T-E-N, «уходи в отставку». Восклицательный знак – на майке Энслин.

4 июня, Западный Берлин. Фотографии этой акции появляются во всех западногерманских газетах. Несмотря на изобретательность Хомана, все восьмеро арестованы.

Студенческий комитет Свободного университета создаёт «самостоятельную следственную комиссию по расследованию инцидента, приведшего к гибели демонстранта, а также противоправных действий полиции 2 июня 1967 года». Возглавляет комиссию Хорст Малер.

Начало июня, Западный Берлин. Десятки студенческих активистов собирают показания, опрашивая прохожих и жителей близлежащих от места побоища домов. Посещают судебные заседания, протоколируя реакцию представителей юстиции и специальной парламентской комиссии. Собрано более 600 фотографий, 650 письменных показаний, километры кино- и аудиоплёнки. Изучены уставы и служебные инструкции правоохранительных органов.

Опять приходится вспомнить слова Майнхоф: им ещё «не стало ясно, что ни “свобода, равенство, братство”, ни права человека, ни Устав ООН не составляют содержания этой демократии…». Что полиция состоит из маленьких шахов, молодёжь поняла, но ей ещё трудно поверить, что в правительстве тоже сидят шахи.

9 июня, Западный Берлин, Ганновер. Похороны Бенно Онезорга. Траурный кортеж из 200 с лишним машин сопровождает гроб в Ганновер. На похоронах более 10 000 человек, большей частью студентов.

Июнь, ФРГ. Демонстрации протеста, с участием более 100 000 студентов, прокатываются по Бонну, Западному Берлину, Франкфурту-на-Майне, Мюнхену, Хайдельбергу, Марбургу, Майнцу и Тюбингену. В первые же дни выступлений в штаб-квартиру студентов поступает более 500 писем поддержки. Идут траурные митинги в университетах, кампусах, коммунах, отелях и церквах.

На одном из митингов лидер студенческого комитета Кристофер Эмман заявляет: «Как поход Гитлера в Испанию стал испытанием его военной машины, так визит шаха послужил органам исполнительной власти удобным случаем для испытания спецмероприятий в условиях чрезвычайного положения…». Хорст Малер: «Не стоит говорить об эскалации студенческих протестных форм. Стоит допустить возможность того, что эта эскалация исходит со стороны властей. Я хочу сказать, что события 2 июня в Берлине отчётливо об этом свидетельствуют. Я считаю – я хочу высказаться здесь, что полиция Западного Берлина допустила в этом деле большую стратегическую ошибку. Полиция не осознала, что вокруг этого события соберётся вся пресса, все репортёры. В их распоряжении достаточно материалов, чтобы точно, по минутам воссоздать произошедшее, со всей возможной педантичностью».

«Убийство Бенно и реакция властей на него уничтожили наши последние иллюзии об этой системе», скажет позже активист левого движения Вилли Веспер. «Фактически политизация началась не раньше, чем выстрел в Бенно Онезорга 2 июня 1967 года. У нас было ощущение, что расстреляли всех нас», напишет в 1995‑м Ральф Райндерс, тогда ещё 19‑летний участник демонстраций против Вьетнамской войны. Гюнтер Грасс пишет о «первом политическом убийстве» в ФРГ.

Конец июля, Западный Берлин. Андреас Баадер сближается с представителями студенческого движения и внепарламентской оппозиции. Встречает Гудрун Энслин на сборе студенческих активистов.

«Они влюбляются друг в друга немедленно», пишут обычно об их встрече. Возможно.

7 августа, Западный Берлин. Баадер и Энслин проводят символическую атаку дымовыми шашками Гедехтнискирхе – мемориальной церкви кайзера Вильгельма. Всё обошлось без последствий.

13 августа, ФРГ. Принят закон «Об ограничении тайны переписки, почтовой, телеграфной и телефонной связи». Власти продолжают шагать назад к Гитлеру.

Лето, Западный Берлин. Полиция выставляет смерть Онезорга случайной, но противоречит себе: то объявляется, что оружие выстрелило случайно, то говорится, что пуля срикошетировала от земли, то говорят, что убийство заказано властями ГДР для провоцирования беспорядков. Убийца Куррас действительно был агентом Штази, Министерства госбезопасности ГДР (с 1955‑го сам предложил платные услуги информатора), это выяснится в мае 2009‑го. Но после этого убийства Штази в одностороннем порядке обрывает контакты с ним, а в ФРГ Куррас сделал впоследствии неплохую карьеру – в 1971‑м назначен главным инспектором полиции, проработал до отставки в 1987‑м, в 60 лет.