Когда ты не знаешь, куда идешь, остановись и подумай, откуда ты пришел (пришла).
африканская пословица (цитируется по книге В.Д. Москаленко «У меня свой сценарий»)
– Я думаю, что человек может превратиться в такую тень, – продолжил художник, – если с ним происходит что-то страшное, что-то совершенно непереносимое. В этом случае человек может скрыться от реальности в собственном мире, а потом уже не сможет выбраться из него.
Агата Кристи «Мертвый Арлекин»
Где начинается зависимость, как развивается? И в чем вообще она заключается? Как отличить невинное хобби или привычку от сформировавшейся зависимости? А ведь есть же еще загадочная «созависимость».
Термин «аддикция» происходит от английского слова «addiction» и переводится как «зависимость, привыкание».
Зависимость, или аддикция – навязчивое стремление к объекту зависимости, сопровождающееся потерей контроля, повторением и саморазрушением. В отличие от невинного увлечения, она уже становится ненормой – болезнью.
Важно понимать, что зависимость – болезнь, а не дурная привычка, испорченность или отсутствие силы воли. И как болезнь, она нуждается в лечении – профессиональной специализированной помощи.
Созависимость – эмоциональная зависимость. В некоторых классификациях ее выделяют как один из видов зависимости, в других – как отдельное явление. В чем-то зависимость и созависимость похожи, но в некоторых проявлениях могут быть зеркальными – противоположными.
Нужно помнить о том, что созависимость не обязательно подразумевает именно любовную зависимость. Это – эмоциональная зависимость от субъекта, то есть от живого объекта, в отличие от аддикции, подразумевающей зависимость от неживого объекта или определенных действий.
В роли субъекта созависимости может выступить родитель, ребенок или другой родственник; друг; любимый человек и др. И даже необязательно человек – кто-то развивает созависимые отношения с животными, например, с домашней кошкой. При этом животное является замещающим объектом – компенсирует нехватку человеческого контакта.
ЗАВИСИМОСТЬ НАПРАВЛЕНА НА НЕОДУШЕВЛЕННЫЙ ОБЪЕКТ
СОЗАВИСИМОСТЬ НАПРАВЛЕНА НА ОДУШЕВЛЕННЫЙ СУБЪЕКТ
Таким образом, мы видим, что ключевое отличие между зависимостью и созависимостью – разница в объекте/субъекте, на которого направлено неконтролируемое влечение. В обоих случаях это некий внешний ресурс, компенсирующий нарушение саморегуляции. Есть недостаточность собственной здоровой саморегуляции, поэтому возникают зависимость или созависимость как неправильная форма саморегуляции с опорой вовне.
Можно привести в пример здорового человека, который сам может стоять на своих ногах. И человека со сломанной ногой – он нуждается в костылях. Зависимость и созависимость становятся такими вот «костылями» – неправильной формой саморегуляции, на которую опирается зависимая /созависимая личность. Поэтому при всей своей разрушительности и негативных последствиях, зависимость и созависимость играют важную роль в жизни аддикта и имеют скрытые плюсы – так называемую «вторичную выгоду» или «плюс минуса». Вспомните советский мультфильм про Простоквашино:
« – Эта картина – полезная картина! Она дырку в обоях загораживает!»
Есть определенная закономерность: женщины чаще склонны к эмоциональной зависимости. Поэтому созависимость чаще встречается среди женщин. Ведь женщина – мать, природные инстинкты побуждают ее стремиться к эмоциональному слиянию с маленьким ребенком, чтобы максимально его чувствовать и понимать. Материнская эмпатия – важный залог правильной заботы о ребенке, поэтому женщина по своей природе более эмпатична и склонна к психологическому слиянию.
Но важно не путать здоровую эмпатию с эмоциональной зависимостью. Последняя является уже нездоровой динамикой: созависимость – такая же болезнь, как алкоголизм или наркомания. И обладает особенностями, отличающими ее от нормального сочувствия и сопереживания.
Зависимость и созависимость имеют общие ключевые характеристики, которые позволяют отличить их от нормы.
Ключевые характеристики зависимости и созависимости:
1. Потеря контроля. Здоровый человек может пригубить бокал шампанского на Новый год и отставить его в сторону. А вот алкоголик уже не может остановиться, и даже небольшая проба алкоголя ведет за собой срыв. Фанат поп-звезды может с риском для жизни лезть по пожарной лестнице и карнизу, чтобы заглянуть в ее окно.
2. Навязчивость. Возникают навязчивые мысли, чувства, действия. Аддикта (зависимого человека) словно преследует образ объекта/субъекта зависимости, он постоянно так или иначе его упоминает: фанат постоянно приводит в пример своего кумира, алкоголик шутит исключительно про выпивку…
3. Сверхзначимость объекта/субъекта. Жизнь начинает вертеться вокруг объекта зависимости (или субъекта созависимости). Именно так воспринимает реальность эмоционально зависимый человек. Объект/субъект зависимости словно становится залогом существования.
4. Регулярное повторение. Аддикция обязательно подразумевает повторение. Игрок раз за разом идет в казино и проигрывается; эмоционально зависимая ревнивая жена постоянно тайком проверяет переписку мужа.
5. Неприродосообразность. Каждый человек зависит от множества факторов: еды, воды, кислорода. Это природосообразная здоровая зависимость. Аддикция – зависимость, неприродноссобразная по своей сути или вышедшая за рамки нормы.
Например, зависимость от пластических операций не природосообразна изначально, телу наносится ощутимый вред. Потребность в еде естественна, а переедание – нет.
6. Потери здоровья – как телесного, так и психического, психологического. Неприродосообразность, противоестественность зависимости рано или поздно приводит к саморазрушению: и телесному, и психологическому. Личность деформируется, деградирует, здоровье рушится. Любой вид зависимости и созависимость разрушают, даже если это поначалу не очевидно. Так, зависимый или созависимый человек постоянно находится в ситуации повышенного стресса, это дает психосоматический сбой в работе организма; игрок изнашивает свой организм переживаниями, состоянием азарта; родители наркомана испытывают и страх за него, и гнев; и т.д.
7. Выход поведения за рамки нормы. Зависимость и созависимость отражаются на поведении. Потеря контроля, деформация личности, сверх-значимость объекта зависимости заставляют преступить черту: от этических норм до нарушения Уголовного Кодекса.
8. Хроническое заболевание. Не бывает «бывших наркоманов», подобно тому как не может быть «бывших астматиков». Любая зависимость – навсегда, и обещания «полного избавления от зависимости» в рекламных объявлениях – шарлатанство. НО! Возможна ремиссия, в том числе многолетняя и даже пожизненная – не употреблять, не срываться, жить трезвым, без объекта зависимости.
В случае созависимости ремиссия – возможность быть в зрелых отношениях "контакт с сохранением границы", а в случае срыва – возврат к регрессивному симбиотическому контакту-слиянию.
9. Прогрессирующее явление. Болезнь прогрессирует: организм адаптируется, нужны все большие дозы (химических веществ, ярких эмоций, острых ощущений и т.д.).
В винодельческих культурах принято практически ежедневное употребление вина, например в Грузии, во Франции. Если дозы небольшие и нет их повышения, то это как раз та самая «привычка», а не зависимость».
Повышение доз (резкое или постепенное) говорит о развитии зависимости.
10. Смертельно опасное. Любая зависимость и созависимость отнюдь не невинны, а, напротив, опасны и могут привести к летальному исходу. Иногда это очевидно: например, смерть от передозировки. Но зависимость и созависимость могут таить скрытую опасность и привести к летальному исходу уже от вторичных факторов, не напрямую, а косвенно.
Игрок может покончить с собой из-за долгов, организм интернет-зависимого постепенно изнашивается, созависимые подвержены психосоматическим нарушениям из-за подавленных чувств, наркоманы инфицируются через шприцы и т.д.
Человечество развивается, в том числе психологически и духовно. Меняется его отношение к инаким, будь то инвалиды, больные или просто люди, отличающиеся от окружающих по некоему признаку (росту, весу, цвету кожи…). Чем выше духовность и психологическая зрелость, тем выше уровень толерантности и принятие «другого», «инакого», чем-то отличающегося. Эта закономерность верна и для общества в целом, и для отдельной личности.
В древние времена уровень рисков был несоизмеримо выше, чем в наши дни: голод, холод, болезни, хищники, враждебные племена. Постоянная настороженность, поиск потенциальной опасности создавали высокую фоновую тревожность и агрессию. И все, отличающееся от привычного, воспринималось как потенциальная опасность.
Этот инстинкт сохраняется в нас и сейчас: новое пугает, каким бы заманчивым оно ни было. Обратите внимание – маленькие дети не любят пробовать незнакомую еду, как бы соблазнительно она ни выглядела.
Поэтому любой инакий на инстинктивном уровне воспринимается как потенциальная опасность и может вызвать тревогу и агрессию. В детских группах (опять же, еще близких к природе) в группе риска оказывается любой инакий, даже если его «инакость» заключается в том, что он – единственный очкарик или представитель другой национальности. Детское поведение помогает лучше понять наши инстинктивные древние слои.
Но поверх древних инстинктов у нас возник слой цивилизованности: возможность рефлексировать, контролировать свое поведение, вникать в суть вещей и принимать осознанные решения. И за свое поведение человек несет ответственность. Да, есть инстинкты, определяющиеся примитивными, древними структурами нервной системы. Но есть и кора больших полушарий с ее возможностью аналитики и волевой регуляции.
Инакие могут инстинктивно пугать и порождать агрессию. Но на то мы и цивилизованные люди, чтобы здраво оценить ситуацию и взять на себя ответственность за свое поведение. Действительно ли инакий несет опасность? Одно дело, если он ходит по твоей любимой клумбе и топчет розы, другое – если у него просто другой цвет кожи или он передвигается на костылях.
По мере развития, как отдельной личности, так и всего общества, происходит повышение уровня терпимости и принятия инакости, переосмысление ее восприятия. Так же обстоят дела и с зависимыми – общество прошло через определенные этапы восприятия проблемы аддикции.
Этапы отношения к зависимости в обществе:
1.Пралогический этап. Так называемый «дологический» этап, когда в обществе довлели животные инстинкты, бессознательные страхи и порожденные ими суеверия и мифы. Мышление было «магическим» – все непонятное имело мистическое объяснение. А непонятного тогда было много, поэтому все явления получали мистическое объяснение. Дождь – слезы богов, гром – проявление их гнева, зуб заболел – сглазила соседка.
Это языческий этап, этап древних примитивных религиозных культов.
В соответствии с пралогическим мышлением, зависимость воспринималась как одержимость бесами, духами. Это порождало страх зависимых людей как одержимых. Их пытались лечить через ритуалы изгнания духов: этим занимались жрецы, шаманы. Ответственность за возникновение зависимости перекладывалась на мистические силы, а ответственность за лечение – на служителей религиозных и мистических культов.
2.Наказающий этап. Зависимость теперь уже стала восприниматься как порок, грех, испорченность, слабоволие.
Если на предыдущем этапе общество жило бессознательными проявлениями, то на этом формируется система жестких супер-эжных правил, любое отступление от которых строго наказывается. Весь мир делится на черное и белое. За зависимое поведение следуют жестокие наказания.
По-прежнему не было осознания, что аддикция – болезнь. Ответственность за зависимость перекладывалась уже не на «демонов» как внешний фактор, а на самого аддикта. И ответственность за избавление от нее делегировалась ему же. Ведь это – «порок», и тогда человек сам должен избавиться от своей «порочности», а если не может – значит, не хочет!
Если на предыдущем этапе зависимых больше боялись, то на этом этапе отношение к ним было агрессивным, обвиняющим, наказующим.
3.Научный этап. Наконец-то происходит признание зависимости болезнью. Ответственность за зависимость уже не лежит ни на зависимых, ни на его близких или неких мистических силах. Есть понимание того, что зависимость – болезнь, и поиск виновных неуместен.
Признается необходимость профессиональной помощи: медицинской, а затем и психологической. Аддикт не может излечиться сам, тем более от хронической болезни, но ему принадлежит ответственность за решение лечиться. В программе «12 шагов», о которой мы поговорим дальше, есть замечательные слова: «Мы не виноваты в своей болезни, но ответственны за свое выздоровление».
Термин «хронический алкоголизм» начал употребляться лишь с 1849 года. Алкоголизм как болезнь был определен Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) в 1952 году. То есть в масштабах истории – совсем недавно.
Увы, до сих пор в нашем обществе часто бытует представление о том, что зависимость – это нечто постыдное и порочное. Алкоголизм или любой другой вид зависимости из стыда пытаются скрыть даже от самых близких людей, например, говорят детям: «Папа не пьяный, он просто плохо себя чувствует». В действительности, быть алкоголиком (или иметь другой вид зависимости) стыдно не более, чем иметь диабет, язву желудка или любое иное заболевание.
Подобный неправильный стыд и порождаемые им «секреты» приводит к тому, что зависимый и его близкие обращаются за профессиональной помощью позже, чем следовало бы. И за это время успевают возникнуть нарушения здоровья и психики, которых можно было бы избежать.
Здоровая позиция – рациональное принятие зависимости как болезни и обращение за профессиональной помощью: медицинской и психологической.
Медицинский подход – медикаменты, имплантация и т.д. Он имеет свои преимущества и «ловушки»
Как преимущество – создание альтернативного способа регуляции состояния, более здорового. Помощь на первых этапах выздоровления, быстрота в достижении результата.
Но «ловушкой» может стать переход первоначальной зависимости в медикаментозную,
В ряде стран используется заместительная метадоновая терапия (перевод опийных наркоманов на метадон – синтетический лекарственный препарат из группы опиоидов), но многие отказались от нее, потому что метадоновая зависимость не менее страшна. В России метадон запрещен к обороту.
Еще один момент: если аддикт лечится исключительно медицинскими методами, а психологических изменений при этом нет, вероятность возврата к употреблению очень велика.
Но врач может быть нужен не только для лечения самой зависимости. Важно не забывать о том, что медицинская помощь может понадобиться и по другим причинам. Например, для лечения сопутствующих заболеваний: при инфицировании из-за внутривенного употребления наркотиков. Для лечения психосоматических расстройств: например, постоянный стресс у игрока, созависимых партнеров и родственников порождает ряд заболеваний.
Психологический подход – индивидуальная и групповая работа с зависимыми и созависимыми клиентами.
Практически каждая серьезная психологическая школа сформировала свой взгляд на зависимость. Психоанализ делает акцент на нарушении первичного контакта, объектных отношений; системный семейный подход рассматривает зависимость как симптом дисфункциональной семейной системы; бодинамический анализ говорит о нарушении базовых потребностей в раннем детстве; и т.д.
Тем не менее, есть общее и в теоретическом понимании проблемы аддикции, и в стратегии практической работы. Специалисты разных направлений исследуют выгоды зависимости, сопротивление, работают с восстановлением здоровой саморегуляции и т.д. Нет данных, говорящих о преимуществе того или иного подхода в психологическом лечении зависимости. И результативность в первую очередь определяется не выбранными для психологической работы техниками, а мотивацией клиента: желанием и готовностью к переменам.
По поводу большей эффективности индивидуальной или групповой формы работы тоже ничего нельзя сказать однозначно, оба варианта имеют право быть. Более того, они хорошо сочетаются: аддикт может и ходить к психологу индивидуально, и посещать психологические группы.
Важно понимать, что психологическая помощь не заменяет медицинскую. Врач и психолог – не конкуренты, это сотрудничество.
Психологический подход к лечению аддикции будет подробно рассмотрен в главе 4. «Принципы оказания психологической помощи аддиктам и их близким».
Социальный подход включает в себя изолированные общины, принудительное лечение, трудотерапию. Но внешнее воздействие без внутренних перемен малоэффективно.
Жизнь в общинах или в изоляции другого рода позволяет сохранять трезвость только в специальных условиях. Возвращение в привычную «мирскую» жизнь в большинстве случаев ведет за собой срыв. Изоляция тогда становится не путем к росту и развитию, а побегом от реальности. Дезадаптивность аддикта в реальном мире сохраняется.
Духовная модель. Достижение ремиссии через духовные практики: религиозные, эзотерические.
Важно понимать, что они не заменяют медицинскую помощь: так сказать, душа душой, а тело телом.
Если духовное развитие является истинным, а не иллюзорным, то тогда происходят глубокие психологические перемены и изменение саморегуляции. В этом случае возможна устойчивая ремиссия.
Но есть опасность псевдодуховного развития. Религиозные ритуалы, духовные практики в этом случае делаются формально, без осознания внутреннего смысла и без последующих перемен. Тогда или происходит срыв, или эти практики становятся новой формой зависимости (религиозный фанатизм, сектантство, побег от реального мира в псевдодуховность).
Человек аддиктивного склада легко может стать жертвой религиозной секты, преданным последователем «псевдо-Гуру».
Программа «12 шагов» – замечательный инструмент выздоровления, доказавший свою эффективность уже на протяжении нескольких десятилетий.
По программе «12 шагов» работают группы самопомощи – на них присутствуют сами зависимые (в трезвом состоянии; если же аддикт пришел на группу нетрезвым, он может присутствовать, но не может высказываться). Важное условие: группы бесплатные и анонимные, они не имеют отношения ни к одной религии, участие в них добровольное и бесплатное. Ведущие групп постоянно меняются, таким образом соблюдается равенство. Члены этого движения называются «анонимными», далее указывается вид зависимости, над которым идет работа: «Анонимные Алкоголики», «Анонимные Игроки», «Анонимные Обжоры» и т.д.
В Россию программа «12 шагов» пришла в конце 1980-х гг, и с тех пор активно развивается, включая тысячи участников по всей стране.
Реабилитационные центры по Миннесотской модели. Зародились в штате Миннесота (США), отсюда название. Эта модель объединяет в себе программу «12 шагов» и психологическую помощь и является очень результативной. Считается, что треть пациентов достигает устойчивой ремиссии, и еще треть приходит к устойчивой ремиссии после нескольких срывов. В сфере зависимости это очень хорошая статистика.
В этих центрах пациенты проходят стационарное лечение, от месяца до нескольких месяцев. С ним работают в тесном сотрудничестве между собой как психологи, так и консультанты по программе «12 шагов». Конечно, при необходимости пациенты получают и медицинскую помощь.
Сейчас в нашей стране такие центры получили достаточно высокое распространение.
И др.
В современном большом мире существует большое количество разнообразных зависимостей, и оно только множится. Ведь если личность – зависимого склада, то любые факторы могут стать поводом для развития зависимости. Поэтому с появлением интернета появилась интернет-зависимость, с изобретением мобильного телефона – зависимость от мобильного телефона и т.д.
Важно понимать, что проблема не вовне, не в «интернете» или «мобильном телефоне», а во внутреннем складе зависимой личности.
Существуют разные классификации зависимостей. Мы предлагаем Вашему вниманию следующую модель. В ее основу мы положили классификацию, предложенную Короленко У.П., Дмитриевой Н.В., Менделевичем В.Д.., Сидоровой П.И. Предупредим читателя, что это деление относительно, и некоторые виды зависимостей можно отнести к разным группам. Например, компьютерные игры относятся и к техногенным аддикциям, и к игромании. Зависимость от социальных сетей – и к викарным, и к техногенным…
Аддикция:
– химическая
– игромания
– нарушение пищевого поведения
– отношенческая
– психостимулирующая
– техногенная
– викарная (замещающая)
Химическая зависимость. Включает в себя зависимость не только от искусственных психоактивных веществ, но и от органических веществ. Соответственно, сюда входят зависимости от:
алкоголя,
наркотиков,
седативных и снотворных препаратов,
от других медикаментов, самых разнообразных,
стимуляторов,
галлюциногенов,
от никотина (курения),
летучих растворителей,
от тонина и кофеина (употребления чая и кофе),
от шоколада
и т.д.
В основе часто лежит генетическая предрасположенность, гормональный сбой саморегуляции.
С психологической точки зрения, к подобному роду зависимости приводит нарушение развития в раннем детстве.
Игромания. Она может иметь разные формы проявления: компьютерная игромания, игра в казино, в игровые автоматы, бильярд и т.д.
Нарушение пищевого поведения.
В крайних формах это анорексия (патологический отказ от еды) и булимия (патологическое переедание). Между этими полюсами располагается целых спектр возможных нарушений. В маловыраженных проявлениях это переедание или навязчивое сидение на диетах, неоправданное самоограничение в еде. И крайности нередко переходят одна в другую/
Конечно, важно отделить от зависимостей необходимое ограничение в питании, являющееся следствием особенностей организма, рекомендованное врачом (например, в случае аллергии).
Также существует ограничение в еде, предписанное профессией, родом занятий: у танцоров, спортсменов, моделей. Само по себе оно не является зависимостью, однако может эту грань перешагнуть. Увы, среди представителей этих профессий распространено нарушение пищевого поведения, заданное ограничение может стать катализатором развития зависимости.
Отношенческие зависимости. В этом случае возникает зависимость от живого объекта (субъекта): от некоего человека или животного, при этом животное становится символическим замещением человека, например, ребенка.
Отношенческие зависимости, в свою очередь, можно поделить на отдельные виды, в зависимости от типа связи и отношений с объектом зависимости.
Эмоциональную зависимость принято называть «созависимостью». В некоторых классификациях созависимость представлена как вид зависимости, однако можно встретить упоминания о созависимости и как об отдельном явлении.
Важно помнить о том, что созависимость (эмоциональная зависимость) формируется не только в любовных отношениях, но и в отношениях другого типа: в родственных, дружеских, коллегиальных и т.д. При этом речь идет не об истинной любви, а именно о зависимости. Объект выполняет функцию замещения некоего иного значимого объекта, иногда из далеко прошлого, и таким образом созависимая личность пытается восполнить некие собственные дефициты.
Формирование эмоциональной зависимости в родственных отношениях замечательно показано французским писателем Ги де Мопассаном в романе «Жизнь». Он описывает жизнь главной героини Жанны на протяжении нескольких десятилетий, от юности до пожилого возраста.
Ее супружеская жизнь не сложилась практически с самого начала, с каждым годом отчуждение нарастает. Она разочарована в супруге. Родившийся сын становится единственной отрадой для Жанны, она живет только его жизнью и интересами. Но при всей центрации на сыне она не видит его настоящего: со временем Поль становится непорядочным человеком с сомнительным образом жизни, но Жанна продолжает видеть в нем малютку-сына, игнорируя реальность. И называет детским прозвищем Пуле («цыпленок»), созвучным имени.
В романе Мопассана мы видим основные механизмы созависимости:
чрезмерная центрация на объекте зависимости
и нарушение контакта с реальностью.
Предрасположенность к развитию созависимости закладывается в раннем детстве, в младенчестве (но иногда и на более поздних стадиях), когда ребенок пострадал от прерывания контакта, и ему показалось, что его бросили навсегда. А в детском возрасте контакт – залог выживания, поэтому ребенок испытал не просто страх, а ужас. Во взрослости такие люди безмерно боятся одиночества, брошенности, не умеют быть одни и чувствительны к малейшей угрозе прерывания контакта. «Контакт любой ценой» – вот их девиз, потому что для ребенка лучше быть в контакте с плохим родителем, чем остаться одному.
Люди с таким внутреннем убеждением «Контакт любой ценой» нередко выбирают для отношений плохие объекты и буквально цепляются за них, боясь быть брошенным. Вот почему жена алкоголика может терпеть побои и унижение, и при этом еще и бояться, что муж уйдет к другой.
Достаточно частый вид эмоциональной зависимости – любовная зависимость. В этом случае на партнера проецируется образ родительских фигур из прошлого, возникает цепляние за партнера, попытка восполнить детские дефициты.
Для любовных зависимостей порой выбираются дистантные объекты – малодоступные, например, уже находящиеся в браке. А то и вовсе недоступные: звезды шоу-бизнеса, знаменитости, причем даже не всегда из настоящего, это может быть кумир прошлого, уже давно покойный. Как очевидный минус, подобная любовь заведомо безответна и приносит страдания. Но есть и скрытые плюсы выбора дистантных и малодоступных объектов! Во-первых, расстояние позволяет сохранять идеализацию. Во-вторых, дистантный объект безопасен, и выбор дистантного объекта может говорить о страхе партнера и отношений.
Отдельный вид отношенческой зависимости – сексуальная, или сексоголизм. Для сексоголизма характерна невозможность контейнировать сексуальные желания. В некоторых классификациях сексоголизм относят к отношенческим зависимостям, в других – к зависимостям от определенного типа поведения, приводя в пример мастурбацию, не подразумевающую наличие партнера. Однако при мастурбации обычно все же присутствует партнер – просто символически, в фантазиях.
При сексоголизме отношение к партнеру объектное, он воспринимается как объект удовлетворения сексуальных желаний, а не полноправная личность. Один из способов не развивать сердечную интимность – постоянно менять партнеров, оставаться на уровне генитального контакта, но не сердечного.
Сексуальная зависимость может быть и от «классического» сексуального поведения, и от сексуальных девиаций и перверзий (парафилии).
Психостимулирующие нехимические зависимости. Что сюда относится? Экстремальная и спортивная деятельность и другое рисковое поведение (опасное вождение и т.д.), клептомания, пиромания и др.
В этом случае происходит выработка стимулирующих веществ в самом организме – адреналин и т.д.
О чем говорит такой выбор зависимости? Здесь есть компонент аутоагрессии, вплоть до суицидальных намерений. Возможно, аддикт хочет себя за что-то наказать. Или у него много подавленной агрессии на значимого человека, эту агрессию он направляет на себя самого.
Подобное поведение может говорить и о провокативном, пассивно-агрессивном привлечении внимания. Так, один мой клиент со склонностью к экстремальному поведению вспомнил эпизод из детства. Мать была сильно занята, и он страдал от нехватки внимания. Однажды летом в деревне они с мальчишками забирались на крышу какого-то строения и прыгали оттуда, проверяя смелость и силу характера. В этот момент его увидела мать, она очень испугалась, с ней практически приключилась истерика. Рассказывая во взрослости об этом эпизоде, клиент осознал, что испытал в тот момент удовлетворение и нечто похожее на радость мести: поставив себя в ситуацию риска, он вызвал у матери сильные чувства, причинил боль, обратил на себя внимание. Возможно, в том эпизоде закрепилась склонность к рисковому поведению.
Также экстремальное поведение «помогает» почувствовать яркость жизни, испытать яркие эмоции; к нему могут прибегать люди с «замороженными» чувствами, потерявшие «вкус жизни».
Викарные зависимости заполняют внутреннюю пустоту («викарный» означает «приспособительный», замещающий, возникающий как ответ на функциональные и структурные изменения). В эту большую группу входят трудоголизм, накопительство, светские развлечения, «запойное» чтение, фанатизм, шопоголизм…
Естественно, все эти виды активности становятся зависимостью только тогда, когда возникают признаки зависимости, перечисленные в разделе «1.1. Понятие зависимости и созависимости. Ключевые характеристики», главный из которых – потеря контроля.
В основе викарных зависимостей лежит ощущение внутренней пустоты и боли: убегание от себя во внешнюю активность, заполнение душевной пустоты и одиночества «суррогатом». Но «суррогат» никогда не даст удовлетворение, только временное облегчение, поэтому аддиктивное поведение раз за разом повторяется: шопоголик на следующий день снова отправляется по магазинам, и т.д.
Это может быть следствием детского одиночества и недопитанности любовью, заботой. Подобное состояние стало привычкой, и аддикт продолжает носить его с собой, несмотря на изменившиеся внешние обстоятельства. Как в анекдоте: «Если в детстве у тебя не было велосипеда, а сейчас у тебя «бентли», то все равно у тебя в детстве не было велосипеда».
Другой вариант, при котором развиваются викарные зависимости – потеря смысла жизни как неправильно прожитый экзистенциальный кризис. Это побег от внутреннего вопроса: «Кто я и зачем я? В чем смысл моей жизни?»
Или побег от переживаний, сильных чувств, например, после травматичного события в жизни. Порожденные им эмоции не прожиты и не пережиты, не интегрированы, поэтому внешняя активность дает возможность не быть в контакте с собой, вместо этого заниматься какими-то внешними делами и событиями. Этот вариант больше характерен для трудоголизма, непрекращающихся светских развлечений и т.д.
Работа специалиста с викарными зависимостями осложняется тем, что некоторые их виды общество негласно поддерживает. Например, трудоголизм воспринимается обществом как «подвиг», потому что он обществу выгоден. Так же как для производителей выгоден шопоголизм потребителей. Поэтому викарные зависимости аддикту сложнее осознавать как зависимость.
Техногенная зависимость. Сюда входят виды аддикции, при которых используется техника: кино и ТВ, компьютер и компьютерные игры, в частности, интернет-зависимость, зависимость от мобильного (смартфона), от социальных сетей.
С психологической точки зрения в этом случае выстраивается симбиоз с неодушевленным объектом. Сепарация (психологическое отделение от родителей) не произошла, нужен объект для симбиоза, аддикт не умеет быть один, ему нужно быть с кем-то. Только в отличие от созависимости, когда для симбиоза выбирается живое создание, в случае техногенной зависимости объектом симбиоза становится неодушевленная техника.
На техническое устройство бессознательно проецируется некий образ, обычно – родительской фигуры из прошлого (или некой ее части, например, в случае ранней оральной фиксации это образ не матери в целом, а материнской груди). И техническое устройство становится партнером по симбиозу, залогом выживания. Конечно, не всегда это – образ именно родителя, техника может замещать нехватку и других значимых отношений.
Бессознательно или осознанно технический объект при этом одушевляется.
В сериале «Секс в большом городе» есть следующий эпизод. Одна из героинь, Миранда, расстается со своим любимым мужчиной по имени Стив и начинает безудержно смотреть телевизор. В какой-то момент она осознает свою зависимость и механизм замещения. Телевизор она начинает называть «Стиво», это игра слов: «ТВ» и «Стив». Затем решает больше не убегать от проблемы, не использовать замещающий объект, а разобраться с изначальной причиной – отношениями с реальным Стивом.
О причинах формирования зависимого и созависимого поведения в научном мире нет единого мнения. Возможно, «Истина лежит где-то посередине и без надгробия» (Ежи Лец). И за зависимым поведением могут скрываться разные причины, а порой даже совокупность причин индивидуальная для каждого человека. Тем не менее, попытаемся ввести некую систему.
Есть так называемая «концепция БПСД», говорящая об одновременном влиянии факторов 4 типов: биологического, психологического, социального и духовного. И влияние этих факторов между собой переплетено. Мы предлагаем рассмотреть именно эти 4 фактора.
БИОЛОГИЧЕСКИЙ
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ
СОЦИАЛЬНЫЙ
ДУХОВНЫЙ
Биологический фактор. Генетическая предрасположенность, а также сбой регуляции изначально здорового организма, повлекший за собой развитие зависимости.
Так называемого «гена зависимости» не существует, во всяком случае, подтвержденных научных доказательств пока нет. Некоторые частные клиники предлагают такого рода исследования, естественно, на коммерческой основе, однако достоверность исследований остается на их совести.
Тем не менее, о некой генетической предрасположенности к развитию зависимости все же можно говорить. По статистике, у детей алкоголиков развивается алкоголизм с вероятностью до 50%. В семьях, в которых есть хотя бы один вид зависимости, из поколения в поколение с высокой долей вероятности возникает или тот же вид зависимости, или альтернативный (внук алкоголика может стать игроманом и т.д.).
До конца неизвестно, в семье при этом передается исключительно нездоровый психологический сценарий саморегуляции или все же определенная комбинация генов, отвечающая за риск развития зависимости.
Тем не менее, статистика подтверждает определенную повторяемость, поэтому детям из алкогольных семей (или семей с иной зависимостью) нужно знать о вероятном факторе риска и предрасположенности. «Кто предупрежден, тот вооружен», гласит народная мудрость. Это – не приговор, а некая вероятность. И ее нужно учитывать, подобно тому, как ребенку из семьи диабетиков нужно учитывать риск развития диабета и следить за питанием и уровнем сахара в крови.
Помимо генетической предрасположенности, на биологическом уровне есть и другой фактор влияния. В результате стресса физиологическая саморегуляция организма может быть нарушена. Так, снижение уровня дофамина и серотонина, связанных с чувством удовлетворения, может привести к поиску внешней подпитки и интенсивных удовольствий.
Психологический фактор. С психологической точки зрения, зависимость является следствием нарушения здоровой саморегуляции.
В идеальном состоянии психика обладает целостностью и состояние целостности может поддерживать. Основной закон существования любой системы – поддержание гомеостаза, то есть равновесия. Поэтому у каждого человека есть механизмы поддержания гомеостаза – восстановления целостности, как на телесном уровне, так и на психологическом. Если порезаться, порез заживает – ткани обладают способностью к регенерации. То же самое и на психологическом уровне: «душевные порезы» тоже заживают.
Помните игрушку «неваляшка», иначе – «ванька-встанька»? Она опрокидывается, но снова встает. Вот так же должен действовать механизм здоровой саморегуляции: он отвечает за устойчивость к стрессу и за восстановление в том случае, если стресс был слишком сильным и целостность все же оказалась нарушена. Возвращаясь к примеру с игрушкой-неваляшкой: саморегуляция не дает нам упасть, а в том случае, если воздействие было слишком интенсивным и мы все же упали, саморегуляция помогает встать – восстановить целостность.
Зависимость – признак нарушения здоровой саморегуляции. Собственных здоровых механизмов не хватает, поэтому возникает способ искусственный, неоптимальный – зависимость. Таким образом, зависимость играет важную роль в саморегуляции, это – костыль, который нужен, если собственные ноги хромают.
Аддикт нуждается в своей зависимости, как в костыле, она играет важную роль в его жизни. Помимо очевидных выгод (например, удовольствия) зависимость имеет выгоды скрытые: побег от реальности в наркотическое опьянение, «слив» агрессии в компьютерных «стрелялках» и т.д. И скрытые выгоды, словно подводная часть айсберга, могут оказаться неизмеримо больше выгод очевидных.
Поэтому при оказании психологической помощи аддикту важно учитывать скрытые выгоды зависимости и создавать альтернативную, более здоровую саморегуляцию. Например: расслабляться перед сном и хорошо спать можно и без снотворных препаратов или алкоголя, и т.д. В противном случае работа с зависимостью будет восприниматься аддиктом как попытка отобрать костыль у хромого. Вот почему запретительные методы лечения малоэффективны: недостаточно «запретить» зависимость, не давая при этом более здоровой альтернативы.
С точки зрения механизма саморегуляции понятна эффективность программы «12 шагов»: она создает альтернативный вариант саморегуляции. В ней есть четкие рекомендации: что делать в момент «тяги» (желания употребить), как обходиться со своими сильными чувствами и т.д.
Почему возникает механизм нездоровой саморегуляции через зависимость?
Иногда он «родом из детства», то есть в детстве изначально сформировался именно нездоровый механизм саморегуляции. В каждой семье есть свои правила, сценарии, не только явные, но и негласные. Какие-то правила позиционируются открыто: «Старшим нельзя возражать», «Плачут только слабаки», «Обращаться за помощью – унизительно»… Но большая их часть передается негласно, без проговаривания.
В каждой семейной системе есть свои закрепившиеся способы саморегуляции, передающиеся из поколения в поколение. Например, в одной семье принято друг на друга кричать, быстро ссориться и сразу мириться. А в другой – нельзя повысить друг на друга голос, обиды замалчиваются, но запоминаются надолго. Где-то не принято плакать, а где-то каждый любой член семьи готов устроить демонстративную истерику. В одних семьях есть запрет на выражение гнева, в другой – на печаль, в третьей – нельзя показать тревогу.
В дисфункциональных семьях из поколения в поколение передаются способы нездоровой саморегуляции. Например, веселье невозможно без внешнего стимулятора – алкоголя, и алкоголь становится непременным атрибутом застолья. Другой пример: в семье много одиночества, но нельзя говорить про него и напрямую запрашивать контакт, вместо этого члены семьи ходят к холодильнику и утешают себя едой.
У ребенка в такой семье просто нет альтернативы, ему не из чего выбирать. Он невольно впитывает те примеры, которые у него перед глазами.
Так что первый вариант формирования нездоровой саморегуляции происходит в детском возрасте под влиянием окружения и неосознанной передачи подобных паттернов. Есть и другой вариант: в детстве оптимальная саморегуляции была сформирована, однако под влиянием травматичного события она дала сбой, оказалась нарушена.
Такого рода травма может произойти в любом возрасте. Последствия проявляются через некоторое время, и один из возможных вариантов – развитие зависимости (также может быть развитие психосоматики, депрессия, суицидальные намерения и т.д.). Это попытка психики восстановить целостность – увы, нездоровым способом.
Именно так и было открыто в свое время ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство: ветераны вьетнамской войны в мирное время в США начинали спиваться, уходили в криминал, кончали жизнь самоубийством. При исследовании этого феномена были высказаны предположения об отсроченном влиянии психологической травмы.
В фильме «Форест Гамп» (США, 1994) мы видим историю лейтенанта Дэна (актер Гэри Синиз), как раз ветерана вьетнамской войны. Мужественный герой в военном прошлом, лишившись ног и не находя себя в мирной жизни, он спивается. И лишь Форест Гамп (актер Том Хэнкс) помогает ему найти новый смысл в жизни – травматик нуждается в помощи извне, механизм «водоворота травмы» не дает самостоятельно восстановить целостность.
Так что в ряде случаев зависимость – следствие серьезной травмы, кроющейся в прошлом. В своей практике я встречалась с развитием химической зависимости после сексуального насилия, участия в военных действиях, пыток.
Социальный фактор. Влияние социального окружения.
Мы, люди, создания стайные, в одиночку не выживаем, поэтому мнением стаи дорожим и стараемся соответствовать социальному окружению. Каждый человек обладает замечательной способностью к подражанию, что позволяет нам учиться, обмениваться опытом. И потребностью в подражании, инстинктом подражания – в бОльшей степени, чем осознаем. Так, мы можем негативно относиться к рекламе, но она все равно оказывает на нас воздействие, и в магазинах мы отдаем предпочтение разрекламированной продукции.
Отношение в целом в обществе и в отдельных социальных группах к зависимости как явлению и к объектам зависимости может быть разным. Общество может поощрять трудоголизм, активно рекламировать табачную продукцию, снисходительно относиться к алкоголизму или жестоко с ним бороться, в некоторых странах легализованы определенные наркотические вещества.
Иногда употребление определенных веществ – способ показать принадлежность к той или иной группе. Например, кокаин для кого-то – символ богемного образа жизни, принадлежности к "элите". В рабочем коллективе могут быть приняты регулярные застолья с неумеренным употреблением спиртного. Для молодежи стимулирующие таблетки могут казаться атрибутом клубной жизни и т.д.
Мы все подвержены влиянию окружения, но наиболее уязвимы подростки. Если в кругу общения начинается употребление, кто-то из друзей становится зависимым, это фактор риска. Считается, что в среднем один наркоман втягивает в употребление 20 человек. Увы, механизм распространения зависимости напоминает эпидемию инфекционного заболевания.
Исключить действие социального фактора невозможно. Это иллюзия – полагать, что можно полностью обезопасить себя и своих близких. Абсолютная изоляция от провоцирующих факторов невозможна. Даже в элитных закрытых школах бывают случаи распространения ПАВ. Что делать?
Первое – возврат человеку ответственности за его выбор. Свою эффективность доказывают профилактические мероприятия – например, лекции для школьников о вреде наркотиков.
Второе – влияние не прямое (как лекции), а косвенное: через литературу и кинематограф.
Например, фильм "Джиа" (США) с Анжелиной Джоли рассказывает реальную историю знаменитой модели, погибшей из-за наркотиков. В фильме очень убедительно показано постепенное разрушение героини: психологическое, телесное, социальное.
Духовный фактор.
У аддикции есть много неофициальных названий, среди них – "болезнь потери себя", "болезнь потери смысла жизни" и "безверие".
Человек многомерен, одна из сфер личности – духовная. И причина аддикции может лежать в потере смысла жизни, целей, глубокого контакта с собой.
Сама по себе потеря смыслов и себя не угрожает непременной аддикцией. Более того, это явление закономерное. Существует понятие "экзистенциального кризиса", когда ценности и смыслы предыдущего этапа жизни теряют смысл. Подобного рода кризисы случаются регулярно, раз в несколько лет, обычно они привязаны к определенным возрастным точкам жизни: например, известен кризис 35 лет, который носит название "кризис середины жизни". Либо же экзистенциальный кризис может стать следствием травматичного события: развода, смерти близкого человека, предательства…
Экзистенциальный кризис дает возможность пересмотреть систему ценностей, вынести уроки из прошлого, заново познакомиться с собой, поставить новые цели в будущем. Легенда о фениксе – иллюстрация правильного переживания экзистенциального кризиса. По легенде, птица сгорает в огне и снова возрождается, обновленной. Так и в кризисе "сгорают" старые ориентиры и части личности, вместо них рождается новое.
Но бывают случаи, когда «феникс» никак не может возродиться, кризис затягивается. Человек не хочет искать ответ на вопросы "кто я?», «зачем я?", или его не устраивают найденные ответы. Происходит остановка в развитии. А если в озере перестает обновляться вода, оно заболачивается. То же происходит и на личностном уровне.
Потеря себя на духовном уровне, отсутствие смысла жизни и целей – одна из причин аддикции.
Вставая на путь развития зависимости, мало какой аддикт до конца понимает все риски и последствия. Никто не собирается становиться алкоголиком или игроманом.
Конечно, в крайних формах протестного поведения и аутоагрессии может быть осознанное саморазрушение: «Да, пусть мне будет плохо». Но это, скорее, исключение из правила, и сперва зависимость привлекает тем, что доставляет удовольствие, отдых, связывается с определенным образом жизни. Начав регулярное употребление по той или иной причине, аддикт и его окружение не видят тот момент, когда болезнь начала развиваться, и «привычка» перешла в зависимость.
Зависимость тем и коварна. Она становится очевидной тогда, когда развитие зашло уже достаточно далеко. При этом чаще всего тревожиться начинает окружение, и лишь потом сам аддикт.
Стадии заболевания плавно переходят одна в другую, как времена года: это не односекундный момент, а динамический процесс. Тем не менее, определение стадии, на которой находится аддикт, позволяет оказать ему более эффективную помощь.
Важно помнить, что аддикт может находиться как на определенной стадии, так и на этапе перехода между стадиями.
Существуют различные классификации стадий развития аддикции. Мы предлагаем остановиться на классификации, в основу которой положены критерии психологические, в первую очередь – взаимоотношения с объектом зависимости. Эту классификацию я узнала в реабилитационном центре по Миннессотской модели, в котором тогда работала.
Стадии заболевания:
Зависимость – друг.
Зависимость – мелкий пакостник.
Зависимость – враг
Зависимость – хозяин.
Зависимость – друг. На этом этапе зависимое поведение неочевидно, его легко перепутать с хобби или привычкой. Однако есть четкий критерий, отделяющий стартовавшую зависимость от невинного увлечения, этот критерий – потеря контроля. Аддикт уже не может контролировать свое поведение, хотя сохраняет иллюзию контроля: «Я в любой момент могу остановиться, просто пока не хочу».
Поведение остается социально приемлемым, внешние приличия соблюдаются, социальная адаптация сохраняется: работа, семейные и дружеские связи. Образ жизни, поведение укладывается в социальные каноны. Например, алкоголик каждый вечер употребляет вино, ссылаясь на то, что это принято во многих странах. Однако для зависимого поведения характерны:
– Потеря контроля: он не может пропустить вечерний прием алкоголя и заранее предвкушает его.
– Регулярность: вне зависимости от условий, аддикт не пропускает вечернюю дозу.
– Возрастание дозы. Постепенно «вечерний бокал» превращается в несколько, а сам аддикт минимизирует употребление, то есть преуменьшает. «Я едва пригубил», – говорит он о выпитой бутылке.
– эмоциональная заряженность употребления. Появляются шутки на алкогольную тематику, в течение дня мысли сконцентрированы на грядущем употреблении – «Какое вино купить сегодня?» Есть эмоциональное предвкушение употребления – нетерпение и т.д.
На этапе «Зависимость – друг» употребление пока играет псевдопозитивную роль в жизни аддикта, удовлетворяя его потребность: в релаксации, повышении самооценки, побеге от проблем, подавлении чувств и т.д. Кажется, что это – сплошной плюс, тем не менее, минус уже есть, просто он неочевиден.
На этом этапе аддикт не осознает зависимость как проблему и относится к ней позитивно: «Мне нравится вкус вина», «Он-лайн игра помогает мне отключаться от проблем», «Активность на работе помогает карьере».
И мало кто из его окружения замечает формирование зависимости. Иногда сам аддикт скрывает ее, пока еще успешно: например, тайком принимает препараты. Или окружение «слепо» – созависимость может иметь «избирательную слепоту».
Как-то в гостях я наблюдала сцену: муж после работы отказался от ужина, сказал, что хочет «немного вина». И один выпил практически всю бутылку. А жена вскользь сказала, что «Муж сегодня не ужинал, только едва пригубил бокал».
Зависимость – семейная болезнь, симптом семейной системы. И окружение аддикта может иметь выгоду от этой зависимости.
Например, подросток становится зависимым от экстремального вида спорта, а родители рады, что он «при деле», «у него есть компания», он «проводит время на свежем воздухе». И им не надо за ним присматривать и организовывать ему досуг.
Этап «Зависимость – друг» может казаться приятным и удобным как аддикту, так и его окружению. Вероятность обращения за психологической помощью пока очень низка.
Зависимость – мелкий пакостник. На этом этапе употребление все так же доставляет удовольствие, однако начинают проявляться негативные последствия. Зависимость перестает быть «исключительно позитивной», скрытый доселе минус наконец-то проявился. Какого рода последствия видны?
Ущерб здоровью: плохое самочувствие, появление абстиненции. Нарушение сна (интернет-зависимый сидит по ночам в интернете и хронически не высыпается). Влияние на межличностные отношения: супруг(а) выражает обеспокоенность принятием алкоголя, и это приводит к семейным скандалам; игрок постоянно занимает деньги у друзей и не отдает вовремя. Ущерб в социальной сфере: утреннее похмелье алкоголика, хронический недосып интернет-зависимого приводят к рассеянности на работе и снижению продуктивности. Затронуты самые разные сферы жизни.
Но! все потери аддикт связывает не со своей болезнью, а с внешними обстоятельствами. Например, алкоголик считает, что жена скандалит не из-за его употребления, а из-за своего тяжелого характера; интернет-зависимая женщина решает, что ее домашние слишком требовательны, а она уделяет им и дому достаточно внимания.
Осознания зависимости как проблемы пока нет, аддикт не считает, что у него есть сложности. Вернее, считает, что его проблема в другом: игроку кажется, что ему не везет; наркоман считает, что наркотики должны быть легализованы, а то их сложно достать.
А вот окружение уже начинает проявлять беспокойство, замечая регулярность употребления («Да ты каждый день со своим пивом сидишь!») и последствия («Мы никуда вместе не ходим, потому что ты все время сидишь в компьютере»).
Да, в окружении есть и созависимые «слепцы» («С моим сыном все в порядке, сейчас все дети играют в компьютерные игры»), но есть и «зрячие». При этом «зрячими» чаще оказываются люди не из ближнего круга общения, не принадлежащие семейной системе: сотрудники, приятели, соседи. Сторонние наблюдатели не имеют вторичную выгоду от зависимости, тогда как ближайшее окружение может быть бессознательно заинтересованно в зависимости (например, муж сливает агрессию в компьютерных «стрелялках», а не направляет на жену и детей).
На этом этапе шансы на признание заболевания низки. Обращение за помощью бывает редко, оно исходит от кого-то извне (чаще родственников, иногда от друзей, начальства). Сам аддикт не замотивирован: «Со мной все в порядке, это родители заставили к вам придти!»
Оказание психологической помощи может заключаться в информировании аддикта и его близких о проблеме зависимости и созависимости, в предупреждении о последствиях. Сам аддикт обычно находится в отрицании, в явном или скрытом протесте. А вот его окружение более открыто для сотрудничества, правда, собственная проблема созависимости при этом может отрицаться: «Помогите моему мужу, у него проблемы с алкоголем, а у меня все в порядке». А ведь такого не бывает, чтобы проблема была в ком-то одном. Вспоминается анекдот: «Милый, если бы не ты, мы были бы идеальной парой!»
Однако иногда окружение аддикта уже на этом этапе готово осознавать свою созависимость и работать с ней. Охотнее, чем аддикт признает свою зависимость. Например, алкоголик на этом этапе не готов осознавать свою проблему, а его жена, будучи родом из алкогольной семьи, представляет всю опасность и имеет более высокую мотивацию на психологическую работу. Поэтому важная задача для специалиста на этом этапе – мотивирование окружения аддикта на работу с собственной созависимостью.
Зависимость – враг. Это этап, на котором начинается активное обращение за психологической помощью.
Зависимость стала явной, ее последствия со всей очевидностью влияют на жизнь, и отрицать эти минусы уже не получается. Аддикт хочет избавиться от зависимости, что невозможно, ведь это – хроническое заболевание. Однако его иллюзию подпитывают всевозможные объявления: «Избавление от зависимости быстро и недорого», «Лечение зависимости раз и навсегда». За периодами ремиссии следуют срывы, и так раз за разом.
Между аддиктом и аддикцией завязывается настоящая борьба. В дело идут все средства: обращения к экстрасенсам, попытки переключиться на другую зависимость, сокращение употребления (реже или меньшая доза) и т.д.
Минусы перевешивают собой прежние плюсы: игрок проигрывает столько, что это не окупает радость от игры; химически зависимый страдает от острой абстиненции; интернет-зависимый из-за опозданий и прогулов теряет работу.
Сперва аддикт пытается справиться самостоятельно. Ему стыдно и унизительно обратиться за помощью. Однако такие попытки редко увенчиваются успехом. Даже если благодаря силе воли аддикт перестает прибегать к этому виду зависимости, внутренне он не меняется, и у него начинает развиваться альтернативный вид зависимости.
Например, в своей практике я сталкивалась с тем, что в таких случаях начинают развиваться более социально приемлемые зависимости: трудоголизм, сексоголизм. Трудоголизм поощряется работодателями. Сексоголизм со схемой коротких «клиповых» отношений воспринимается современным обществом как новая норма, а многочисленные сайты знакомств и специальные мобильные приложения упрощают реализацию этой формы поведения.
После неудачных самостоятельных попыток аддикт и его близкие обращаются за профессиональной помощью. Важно понимать, что в ряде случаев нужна не только психологическая помощь, но и медицинская (в случае химической зависимости, при нарушении пищевого поведения и т.д.).
На этом этапе, увы, уже много потерь в самых разных сферах жизни: развод, увольнение, подорванное здоровье, долги и т.д. Однако именно потери создают мотивацию для обращения за профессиональной помощью – искреннее желание поменять образ жизни. Поэтому очень важно, чтобы созависимое окружение аддикта не пыталось сгладить последствия его употребления, а позволило столкнуться с потерями.
Ведь пока окружение избавляет от негативных последствий, аддикту и нет причины что-то менять. Если долги игрока отдают любящие родственники, он будет продолжать играть. Пока семья содержит компьютерного игромана, зачем ему выходить на работу?
На этом этапе есть все шансы на эффективную работу с аддиктом и его окружением, потому что у них возникает мотивация что-то менять.
Зависимость – хозяин. Финальная стадия, когда образ жизни подчинен имеющейся зависимости – все мысли о ней, все действия. Человек живет от употребления до употребления. Это – доминанта, центр жизни.
Зависимость уже не доставляет удовольствие так, как это было в начале. Однако аддикт не может без нее обходиться. И теперь он употребляет не потому, что хочет, а потому, что не может без этого. Ярким примером может быть физическая непереносимость алкоголя у алкоголиков, сочетающаяся с потребностью в нем.
Ущерб во всех сферах жизни, зачастую фатальный: необратимые телесные и психологические (а то психические) изменения, финансовые долги, увольнение, разрыв с членами семьи и друзьями, долги, нарушения закона, асоциальный образ жизни.
Сильные личностные изменения: так называемая «деградация личности». Нарушение базовых психических процессов: внимания, памяти.
Нередко бывают суицидальные попытки из-за сложных социальных обстоятельств, потери смысла жизни, самонаказания.
Кто-то обращается за помощью к специалистам именно на этом этапе, дойдя до так называемого «дна». А кто-то считает, что это уже бесполезно, и тогда ему важно получить поддержку извне, будь то от близких, социальных работников, волонтеров программы «12 шагов».
Некоторые потери уже необратимы (например, связанные со здоровьем), но никогда не поздно начать выздоравливать. Я видела пациентов, находящихся на этом этапе, у которых получалось обрести устойчивую ремиссию и, по возможности, наладить жизнь: иметь работу, семью. И знаю такие истории в сообществах Анонимных Алкоголиков и Анонимных наркоманов. Главным залогом является трезвость, сочетающаяся с глубокими психологическими изменениями.
Мы поговорили о стадиях заболевания, перейдем к обсуждению выздоровления. Еще раз напомним, что в случае аддикции речь идет о «ремиссии», а не об «исцелении»: это хроническое заболевание, но можно жить трезвым.
Зависимость часть сравнивают с эскалатором, который едет вниз, и чтобы удержаться на месте, нужно постоянно идти вверх, то есть прилагать активные усилия для сохранения ремиссии.
Стадии выздоровления:
– Переход.
– Стабилизация.
– Активное выздоровление.
– Поддержка.
Переход. Стадия перехода – обычно первые полгода, самый сложный этап. Ведь именно на нем принимается решение поменять жизнь, и делаются первые шаги по пути выздоровления.
Здесь происходит признание зависимости как проблемы и принятие решения выздоравливать. Это психологически сложный этап, начало трансформации. Перед специалистом на этом этапе стоят задачи:
– информирование аддикта и его окружения о проблеме зависимости и созависимости,
– работа с мотивацией на выздоровление,
– работа с сопротивлением,
– работа с созависимым окружением аддикта,
– помощь в осознании потерь и принятии заболевания,
– поддержка «здоровой части» аддикта, открытой для сотрудничества,
– и т.д.
Но важно понимать, что успех психотерапии в первую очередь определяется мотивацией клиента, а не мастерством психотерапевта.
В том случае, если специалист видит отсутствие мотивации и неготовность, единственное, что он может сделать, это легализовать динамику: «Вы пока не хотите ничего менять…» Легализовать и для самого клиента, и для его родственников. Пока нет мотивации самого клиента, может быть проведена работа с родственниками – с их созависимостью, что косвенно стимулирует аддикта выздоравливать.
Так, в одну реабилитацию, в которой я работала, поступил пациент-наркоман. В беседе с его матерью я стала собирать информацию:
– Я не даю ему денег! – заявила мать.
– Если он безработный и Вы не даете деньги, откуда у него деньги на наркотики?
– Он каждый раз продает свой телефон.
– Откуда у него столько телефонов?
– Так я ему покупаю. Как же он без телефона?
Таким образом, мать косвенно поощряет употребление сыном наркотиков. Если родственники меняют свое поведение, меняется общая ситуация для аддикта. В программе «12 шагов» есть прекрасная метафора так называемого «Дна»: зависимый должен коснуться «дна», дойти до предела, столкнуться с потерями, и лишь тогда он может поменяться, «оттолкнуться от дна и начать всплывать». Увы, раньше того, как зависимый коснулся Дна, у него редко появляется устойчивая мотивация на выздоровление.
Стабилизация. Этот этап длится примерно с 6 по 18 месяцы ремиссии.
Здесь уже нет так называемого «острого абстинентного синдрома», сильного и очевидного желания употребить. Однако сохраняются так называемые «скрытая абстиненция» и «скрытая тяга». И нередко они бывают опасней и коварней, чем тяга открытая.
На предыдущем этапе аддикт понимает, что скучает по объекту зависимости: «Хочу выпить», «Скучаю по любимой игре». При скрытой тяге аддикт не осознает, что хочет употребить, однако бессознательно он начинает идти к употреблению. Например, алкоголик хочет зайти в винный отдел магазина «просто посмотреть», игрок заглядывает на сайт с азартными играми, чтобы проверить, «насколько вылечился», и т.д.
На этапе стабилизации аддикту и его семье важно не питать иллюзии по поводу полного излечения и того, что опасность уже позади.
Для психотерапии этот этап является плодотворным. Тут уже возможно переходить на достаточно глубокий уровень терапевтического процесса. До этого специалист работал с сопротивлением, мотивацией, информированием: объяснял азы саморегуляции, здоровой коммуникации, я-высказываний, проговаривания чувств. На этапе стабилизации идет работа с травмами развития («неправильным» воспитанием), травмами (детства, подростничества, взрослой жизни), с семейной и родовой историей и т.д.
Активное выздоровление. Этап, для которого нет четких рамок, но это некоторое количество лет. Начинается примерно с полутора лет трезвости.
На этом этапе аддикт активен в сохранении трезвости, ему нужно прилагать значительные усилия для того, чтобы меняться личностно и менять свой образ жизни. Работа над собой ведется активно.
Психологическое состояние достаточно стабильное, тяга (желание вернуться к употреблению) является уже не фоновым состоянием, а «накатывает» в стрессовые моменты жизни. Идет переосмысление глубоких ценностных смыслов, поиск ответов на вопросы «Кто я теперь?», «Что я хочу?», «В чем смысл моего существования?» и т.д. Меняется качество общения: старые связи могут отпадать или перестраиваться, появляются новые. Нередко этап активного выздоровления становится продуктивным: энергия и время, которые раньше тратились на употребление, освободились.
Меняются задачи, стоящие перед терапевтическим процессом. Специалист обязательно учитывает зависимый склад личности, при этом терапевтический запрос может быть уже не связан с сохранением трезвости и может касаться других тем (поиск самоидентификации и смыслов, налаживание новых отношений и т.д.).
Поддержка. Через несколько лет после начала ремиссии (обычно 5-15 лет). Конкретный срок индивидуален и зависит от совокупности факторов: изначальная картина заболевания, усилия аддикта в работе над собой, работа близких со своей созависимостью, помощь специалистов и т.д.
Постепенно трезвый образ жизни становится привычным. Период употребления может «забываться» как постыдный. Однако не надо забывать, что «исцеления» не произошло, срыв может наступить в любой момент, на любом из этапов.
«Где тонко, там и рвется»: в ситуации сильного стресса человек зависимого склада будет в первую очередь тянуться к объекту зависимости. Важно продолжать осваивать альтернативу – здоровые навыки саморегуляции (кому-то помогают молитва, медитации, йога и т.д.). И помнить об опасности зависимости, чтобы не вытеснять свою проблему и имеющийся опыт употребления.
Психологическая помощь на этапе Поддержки может быть в поддерживающем режиме: регулярные встречи раз в месяц (как регулярная поддержка) или по запросу (когда клиента начинает беспокоить его состояние).
Парадокс: зависимость – распространенная проблема, нет человека, среди знакомых которого не было бы хоть одного аддикта (даже если употребление неочевидно и скрывается).
При этом в обществе нет ясности и понимания аддикции, начиная с того, что большинство не признает зависимость болезнью и считает пороком, дурной привычкой, избалованностью и т.д. Зависимость окружена мифами и заблуждениями, поэтому важная задача для специалиста по работе с аддиктивным поведением – развенчание иллюзий, сообщение достоверной информации.
Это может быть как в форме лекций, так и индивидуальной консультации, или же при групповой работе. Иногда слушателям, участникам бывает интересно самим вспомнить мифы по поводу аддикции. Вы можете предложить им самим сделать это в качестве интересного задания, «мозгового штурма».
Например, часть группы пишет «Мифы о зависимости», вторая часть – «Правдивую информацию». При обсуждении это вызывает интересные и полезные дискуссии: что миф, что правда, и в чем конкретно эта правда заключается?
Мы предлагаем Вам некоторые примеры разделения мифов и фактов. Часть мифов принадлежит обществу в целом, часть больше характерна для самих аддиктов или их родственников.
МИФ: «Зависимость – порок, избалованность, распущенность и т.д.»
ПРАВДА: Зависимость – болезнь, к которой приводит сложный комплекс причин (генетика, психологический фактор, также социальный и духовный).
МИФ: «В появлении и развитии зависимости виноват зависимый человек, это слабость воли, распущенность, лень…»
ПРАВДА: Зависимый человек не виноват в своей аддикции, но он выбирает – лечиться или нет. «Мы не виноваты в своей болезни, но ответственны за свое выздоровление» – замечательный слоган программы «12 шагов».
МИФ: «В зависимости виновато окружение аддикта: неправильное воспитание, плохие родители, дурная компания…».
ПРАВДА: Внешний фактор может лишь спровоцировать развитие зависимости, но зависимость – болезнь, и в ней нет ничьей вины.
МИФ: «Иллюзия контроля: зависимый человек считает, что контролирует свое употребление, в любой момент может остановиться, снизить дозу, употреблять время от времени…»
ПРАВДА: Ни аддикт, ни его окружение не контролируют зависимость.
МИФ: «Легкий наркотик/алкоголь, игра не на деньги и т.д. – это не серьезно, и к развитию зависимости не приводит».
ПРАВДА: Любой вид алкоголя, ПАВ, игры и т.д. может привести к развитию зависимости. Более того, личность зависимого склада может сделать предметом зависимости некий нейтральный объект или вид деятельности, например, коллекционирование фантиков.
МИФ: «Есть ПАВ, не вызывающие зависимости. Например, лекарства – это же лекарства!» Или: «ПАВ природного происхождения не могут нанести вред здоровью».
ПРАВДА: Любые ПАВ могут стать объектом зависимости и нанести серьезный ущерб здоровью.
МИФ: «Если у аддикта есть проблема только с одним видом зависимости, то нет проблемы с другим (например, наркоман не может спиться)».
ПРАВДА: Личность зависимого склада легко «осваивает» все новые виды зависимости.
МИФ: «Зависимый человек – окончательно опустившаяся личность».
ПРАВДА: Есть стадии развития зависимости, и на первых порах аддикт может сохранять достойный облик и социальную адаптацию.
МИФ: «От зависимости можно излечиться, стать бывшим алкоголиком, бывшим наркоманом и т.д.»
ПРАВДА: Зависимость – хроническая болезнь, от нее нельзя исцелиться окончательно, но возможно достижение ремиссии (никогда больше не употреблять).
МИФ: «Со мной этого не произойдет, я не стану зависимым».
ПРАВДА: зависимость может развиться у любого человека. Да, есть группа риска с отягощенной генетикой и историей детства, но в случае сильного стресса или начала регулярного употребления в силу тех или иных причин, зависимости может быть подвержен любой человек.
МИФ: «Все люди зависимы, так или иначе».
ПРАВДА: это генерализация, которая оправдывает собственное употребление. В действительности зависимость начинается там, где теряется контроль.
МИФ: «Аддикт может безопасно употреблять, если будет это делать реже или в малых дозах; такое употребление не приведет к срыву».
ПРАВДА: для зависимого человека не бывает «только одной дозы», за ней следует целая череда как потеря контроля над употреблением, невозможность остановиться. Единственный способ избежать срыва – полностью отказаться от объекта зависимости (алкоголик никогда не сможет пить с безопасностью для себя).
МИФ: «Можно употребить один последний раз, а потом бросить».
ПРАВДА: пока в мыслях есть идея «последнего раза» или «новой жизни с понедельника», употребление будет продолжаться. Это своеобразное откладывание, говорящее о низкой мотивации выздоравливать.
МИФ: «Выздоровление зависимого и его судьба зависят от его близких».
ПРАВДА: это созависимый миф, перекладывающий ответственность на окружение аддикта. В действительности влияние даже близких людей друг на друга весьма ограничено. Окружение может работать со своей созависимостью, не более того. Решение выздоравливать и ответственность за выздоровление находятся в руках самого аддикта.
МИФ: «Зависимого человека сразу видно, легко понять, кто страдает зависимостью».
ПРАВДА: Зависимость может оставаться скрытой от окружающих, тайной. Например, известны истории серийных убийц (разновидность зависимости от определенного вида поведения), которые успешно прятали преступную часть своей жизни даже от самых близких.
…я случайно открыл для себя и себя самого.
Харуки Мураками «Мой любимый sputnik»
Зависимость и созависимость (эмоциональная зависимость) – сложное явление, в основе которого может лежать целый комплекс причин самого разного плана: генетическая и психологическая предрасположенность, влияние социального окружения, духовный кризис, психологическая травма и т.д. В данном разделе мы остановимся на психологическом факторе и поговорим о психологическом портрете зависимой и созависимой личности.
По зависимому/созависимому пути развития идет определенный тип личности, затем на человека начинает оказывать влияние уже сама зависимость/созависимость, усиливая или добавляя определенные психологические характеристики. Возникает некий замкнутый круг с самоусилением, нарастанием зависимой/созависимой динамики:
Изначальная предрасположенность, психологические особенности личности приводят к формированию зависимости/созависимости.
Уже сама зависимость/созависимость начинает влиять на психологические особенности.
Например, у А в детстве сформировалась тенденция к изоляции, страх прямого контакта, склонность убегать от реальности. В юности он увлекается компьютерными играми, в которых эти тенденции находят реализацию: есть побег от реальности, опосредованность контакта, возможность сидеть дома в «безопасности». Изначальные психологические особенности привели А к этому виду занятий, который перерос в зависимость – компьютерную игроманию.
Далее уже сама компьютерная игромания А поддерживает его замкнутый образ жизни, минимум включенности в реальность, строит виртуальную, опосредованную систему общения. И это приводит к тому, что изначальная замкнутость А и склонность к социальной изоляции и дезадаптации начинают усиливаться. Что в свою очередь ведет к усилению зависимости: от этого «страшного мира» надо все сильнее убегать в виртуальность…
Психологические причины, которые приводят к формированию аддикции, можно классифицировать следующим образом: травма развития (неоптимальное воспитание) и травма (сильное травматичное событие).
Травма развития – неправильное регулярное воздействие на ребенка со стороны его окружения. Само по себе действие относительно ребенка не было сильным и выраженным, но совокупность повторяющихся действий такого рода оказала сильное воздействие на него.
Например, нехватка внимания, игнорирование чувств, насмешки, строгая критика ошибок. Если взять разовое действие, оно не является травмой и не оказывает сильное воздействие на психику ребенка: «Сегодня я не смогу вместе с тобой делать уроки», «Да, я обещала принести тебе шоколадку, но забыла», «Вечно у тебя все валится из рук, разиня» и т.д.
Но при повторении возникает гомеопатический эффект накопления, психика ребенка начинает адаптивно подстраиваться под эти воздействия, формируются определенные характерологические особенности, мироощущение и самовосприятие, внутренние убеждения, с которыми человек начинает идти по жизни: «Я должен со всем справляться сам», «До меня никому нет дела», «У меня никогда ничего не получится».
Можно привести сравнение с ростком, который растет в неблагоприятной среде, поэтому начинает искривляться, и в итоге выросшее дерево оказывается кривым.
Психологическая травма – сильное воздействие на психику, связанное с определенным событием, которое приводит к психологическим и телесным изменениям. Травма может быть разовой (сексуальный абьюз) или повторяющейся (хронический сексуальный абьюз).
Психологическая травма может произойти в любом возрасте: потеря близкого человека, сильное разочарование, насилие, автокатастрофа и т.д.
В том случае, если травма оказалась достаточно сильной для данного конкретного человека в данных конкретных условиях, она нарушает его базовый механизм саморегуляции, психика не может интегрировать эту травму и вернуться в привычный режим функционирования. И тогда одним из возможных последствий становится развитие зависимости – употребление оказывается механизмом неоптимальной саморегуляции, это – попытка справиться с травмой.
Возвращаясь к метафоре ростка, можем сказать, что в этом случае росток рос изначально в достаточно благоприятных условиях, вырос в красивое деревце, но затем произошла травма, которая поломала его и искривила.
Примеры:
Мужчина около 40 лет. Участвовал в военных действиях, попал в плен, подвергался пыткам. После возвращения домой у него начала развиваться наркомания.
Женщина немного старше 30 лет. У нее была беременность, уже на большом сроке врачи диагностировали смерть плода и стимулировали искусственные роды, но после появления на свет ребенок закричал. Произошла врачебная ошибка, ребенок был жив, но спасти его уже не удалось. Она осталась в горевании и ложном чувстве вины (она считала, что как мать должна была почувствовать, что ее ребенок живой и не согласиться с врачами). У нее начал развиваться алкоголизм, а в последствии и наркомания.
Пример травмы в детстве, повлекшей за собой формирование созависимости. В реабилитационный центр поступил пациент-наркоман. На консультацию пришла его жена, красивая и социально успешная женщина младше 30 лет. При этом она находилась в отношениях с наркоманом, который уже потерял работу, не имел собственных средств, жил за ее счет; физически он пребывал в плохом состоянии, был худым и истощенным. Но она боялась его потерять, необоснованно ревновала и цеплялась за эти созависимые отношения.
В беседе выяснилась ее детская история. Ее родители были алкоголиками. Когда она была еще в младенческом возрасте, произошел ужасный эпизод. Родители несколько дней не выходили на связь, бабушка с дедушкой забеспокоились и поехали к ним. Они открыли дверь своим ключом и увидели последствия пьяного загула: в квартире беспорядок, пьяные родители спят, окно открыто, при этом стояло холодное время года, и младенец, брошенный без присмотра, чуть не замерз насмерть. После этого эпизода бабушка с дедушкой забрали внучку к себе и вырастили сами. При этом официального лишения родительских прав не было.
После этой детской травмы женщина смертельно (в прямом и переносном смысле) боится прерывания контакта. Для нее потерять отношения, остаться одной равносильно замерзанию в одиночестве, будучи беспомощным младенцем.
В этой книге Вам предлагается рассмотреть психологический портрет зависимой и созависимой личности через призму представления о базовых потребностях и бодинамическую модель личности. Такой взгляд на проблему аддикции ранее не был представлен в литературе.
Идея о базовых потребностях уходит корнями в психоанализ, однако в 1970-1980 гг она была разработана и дополнена датчанкой Лизбет Марчер – основательницей бодинамического анализа, вместе с Эриком Ярлнесом и другими коллегами.
Ребенок, вне зависимости от пола, этнической и социальной принадлежности, проходит определенные стадии телесного и психологического развития, и они одинаковы для всех. Каждый возрастной период имеет свои задачи развития, и их нужно решить именно в этом возрасте. А решают их все по-разному, и этот бессознательный опыт прохождения определенных стадий влияет на всю дальнейшую жизнь, формируя так называемую «структуру характера», то есть психологический тип. (В дальнейшем мы будем упоминать термин «структура характера» в значении «психологический тип»).
Например, в раннем детстве мы учимся брать и учимся отдавать; важно и то, и то. Но в итоге кто-то постоянно хочет брать, ждет заботы и внимания, а сам скуп на них; а кто-то заботится обо всех, кроме себя, становясь «сапожником без сапог».
Ребенок адаптируется к окружению, в которое попал и с которым взаимодействует, и этот бессознательный тип адаптации приводит к повторяющимся реакциям, поведенческим паттернам в дальнейшем. Это часть его сформировавшейся структуры характера. Что это за возрастные стадии и какие задачи ребенок должен на них решать?
В детстве ребенок осваивает так называемые базовые потребности, можно сказать, некий минимум, нужный для выживания. Например, это право на существование, право на удовлетворение своих потребностей и т.д.
Для каждой базовой потребности есть свой возрастной период, когда она наиболее актуальна и должна быть освоена; он называется «сензитивным периодом». И то, как именно базовая потребность была освоена в сензитивный период, влияет на дальнейшую жизнь. Можно сказать, что в этот период определяется внутренний рельеф местности, и он сохраняется годами и десятилетиями. Например, право на существование (ощущение нужности в этом мире) закладывается в начале жизни, сензитивный период – пренатальный и перинатальный периоды и первые 3 месяца жизни. Если ребенок был нежеланным, то в своей взрослой жизни он может чувствовать постоянную ненужность миру в целом и близким людям в частности, ему может казаться, что его отвергают, даже если это не так, и в своем сердце он носит глубокое одиночество и словно оторванность от мира.
Мы помним, что «телесное и психологическое равны и тождественны». Когда в сензитивный период осваивается определенная базовая потребность и связанные с ней психологические темы, в этом активно участвует тело – оно включается в движения, задействуются мышцы. Например, когда ребенок осваивает право брать, он притягивает к себе интересные предметы, тянет к себе взрослых, а для этого должен работать бицепс. Возникает связь между этой психологической темой и мышцей. Можно сказать, что в мышце «поселяется» эта тема и связанные с ней эмоции.
Конечно, мышцы появляются еще в утробе матери, но определенную психологическую окраску получают в дальнейшем, в сензитивный период, связанный с определенной потребностью и психологическими темами.
Каким образом может быть освоена базовая потребность? На попытки освоить потребность, заявить о своих желаниях мир реагирует по-разному. Он может поддерживать ребенка или фрустрировать. Умеренная фрустрация может быть даже полезна, подобно тому как микростресс закаляет организм. Но если фрустрация становится слишком большой для ребенка, ему сложно освоить потребность правильным образом, ему приходится бороться за нее, а может, он сдастся.
Возможны 3 возможных типа освоения базовой потребности:
Здоровая позиция. Потребность освоена, и далее может быть свободно реализована. Мышцы имеют нейтральную реакцию. Например, ребенок освоил право говорить «Нет» и обозначать свои границы. Во взрослости он будет делать это без труда, и у него не сформируется гипотонус или гипертонус мышц, отвечающих за выстраивание границ (например, к таким мышцам относится трицепс). Здоровая реакция мышцы подразумевает, что она может свободно активизироваться и свободно расслабляться, в зависимости от ситуации.
Сдача, в этом случае ребенок бессознательно отказывается от нужной ему потребности, и в дальнейшем не может ее реализовать. Мышцы, связанные с этой темой, оказываются в гипотонусе. В нашем примере ребенок не научится говорить «Нет» и обозначать границы. Во взрослости ему будет сложно отказывать в просьбах, отстаивать свои интересы, а трицепс окажется в гипотонусе.
Борьба, при которой происходит фиксация в активном отстаивании права на эту потребность. Мышцы, связанные с этой темой, приобретают гипертонус. Если ребенок застрял в борьбе за свои границы и в протестном поведении, трицепс зафиксирует реакцию гипертонуса. Во взрослости такой человек будет спорщиком и борцом.
Почему ребенок делает тот или иной выбор: кто-то сдается, а кто-то борется?.. Конечно, это выбор бессознательный. Если ребенок был поддержан (или хотя бы не сильно фрустрирован) в освоении темы, он с высокой долей вероятности освоит здоровую позицию. Если фрустрация пришлась на начало сензитивного периода, когда освоение темы только началось, то он, вероятнее всего, сдастся; это называется «ранней позицией», позицией отказа. Фрустрация во второй половине сензитивного периода приходит тогда, когда ребенок уже чувствует себя сильнее и уверенней в этой теме, он готов бороться. И тогда возникает реакция борьбы – так называемая «поздняя позиция».
Бодинамический взгляд выделяет следующие базовые потребности и сензитивные периоды:
Существование (со второго триместра беременности до 3 месяцев постнатального периода)
Удовлетворение потребностей (от рождения до полутора лет)
Автономия (от 8 месяцев до 2,5 лет)
Компетентность и успешность (2-4 года)
Любовь и сексуальность (3-6 лет)
Выражение мнения (5-8 лет)
Солидарность и равенство (7-12 лет)
В случае психологической фиксации в начале этапа формируется «ранняя позиция», отказ от права: ранняя структура существования, ранняя структура потребности и т.д.
В случае психологической фиксации в конце этапа формируется «поздняя позиция», борьба за право: поздняя структура существования, поздняя структура потребности и т.д.
В подростничестве проходит своего рода «перезапуск»: эти базовые темы и внутренние решения могут быть пересмотрены, психологический портрет личности может измениться.
Пройдя в 2005-2006 гг обучение бодинамике у таких прекрасных датских учителей как Эрик Ярлнес и Кирстен Мюнстер (ныне уже покойная), я стала применять полученные знания в работе с зависимыми и созависимыми клиентами. И обратила внимание, что освоение базовых потребностей у зависимой и созависимой личности происходит по зеркальному типу. Возможно, этим и объясняется комплементарность такого союза: эти два типа личности складываются вместе, как паззл.
Однажды Эрик Ярлнес сказал, что зависимая (созависимая) личность формируется до трехлетнего возраста, плюс к этому добавляется проблема границ. Мы с Вами рассмотрим базовые потребности, которые осваиваются в этом раннем возрасте, и как нарушение их освоения может привести к формированию аддиктивной личности.
Право на существование – первая и самая базовая потребность. Она включает в себя право жить, быть частью этого мира, ощущать мир достаточно хорошим и безопасным, а себя – нужным. Осваивается в пренатальном периоде, родах и в первые несколько месяцев жизни.
Оптимальное освоение: ощущение себя нужным, достаточная фоновая безопасность и доверие к миру и к людям, умение строить близкие отношения, возможность активно включаться в реальность, наслаждаться жизнью.
Нарушение освоения: происходит, если ребенок столкнулся с угрозой жизни и серьезными проблемами со здоровьем; попал в семью с высоким уровнем конфликтности, где постоянно происходят шумные ссоры; если он был нежеланным, его отвергали; произошло прерывание контакта с матерью, что для младенца равносильно угрозе жизни…
Ранняя структура существования – фиксация в первой части этого периода (пренатальный период, роды). Она характерна для зависимого типа личности. Бессознательно право на существование мало освоено. Такой человек ощущает себя ненужным и нежеланным, мир – враждебным и небезопасным.
Тип поведения избегающий, характерно избегание трудностей, игнорирование проблем и желание отгородиться от реальности, сбежать. Склонность к суицидальному поведению, при этом смерть воспринимается как средство побега. Ранняя структура существования избегает прямых контактов, уходит в изоляцию, не может перейти на уровень глубокой сердечности в отношениях.
Среди зависимых ранняя структура существования наиболее выражена у героиновых наркоманов и у интернет-зависимых.
Поздняя структура существования – фиксация во второй части этого периода (первые месяцы жизни). Она характерна для созависимой личности – эмоционально зависимой.
Так как ребенок в этом возрасте находится на этапе симбиоза и симбиоз является залогом его выживания, то происходит ассоциативная связка между контактом и выживанием. Поэтому во взрослости для того человека характерно цепляние в контактах, невозможность быть одному.
«Расставанье – маленькая смерть», поется в песне, и для поздней структуры существования бессознательно это так и есть. Поэтому созависимая личность остается в деструктивных и опасных отношениях с эмоциональным и физическим насилием, но не выходит из них: потеря контакта для нее страшнее насилия.
Поздняя структура существования нередко выбирает «плохой объект» – отвергающий, дистантный, холодный, деструктивный и т.д., тем самым воспроизводя ситуацию своего детства.
Право на потребность – осваивается в младенчестве, в возрасте примерно до полутора лет. Освоение зависит от того, насколько хорошо окружение заботилось о ребенке, удовлетворяя его телесные и эмоциональные потребности. Схема внешней заботы о ребенке как бы впитывается внутрь. И в соответствии с этим во взрослости будет осуществляться забота о себе: сможет ли человек осознавать свои желания и удовлетворять свои желания? Научится ли заботиться о себе сам?
Оптимальное освоение: понимание, что ты хочешь; активная позиция в реализации своей потребности, умение о себе заботиться; устойчивость к фрустрации потребности – возможность переносить отказ.
Нарушение освоения: происходит, если о младенце неправильно заботились: мало, слишком много, или не так, как для него было бы хорошо…
Ранняя структура потребности – первая половина младенчества. Этот тип характерен для созависимой личности. Такой человек плохо чувствует свои желания, не умеет о себе заботиться, а встретившись с фрустрацией потребностей сдается: «Ну и не надо, ну и не хотелось».
Характерны депрессивные переживания ненужности, неудовлетворенности, внутренней пустоты, уныние и печаль. Часто компенсаторно начинает заботиться о других, играя для своего окружения роль Родителя: инвестирует свои неудовлетворенные потребности в других и начинает их удовлетворять. Легко отдает, испытывает трудности с тем, чтобы брать.
Поздняя структура потребности – вторая половина младенчества. Борется за свои права и потребности, плохо переносит отказ, фрустрацию, впадает в раздражение, гнев, нетерпение. Бессознательно считает, что о ней должны заботиться. Внутреннюю пустоту пытается заполнить инвестициями извне. Легко берет, испытывает трудности с тем, чтобы отдавать. К окружению относится несколько потребительски, это проявление инфантилизма.
Поздняя структура потребности более выражена у алкоголиков.
Право на автономию – соотносится с так называемой анальной стадией (от 8-12 мес. до 2,5 – 3 лет). В этом возрасте идет важный этап сепарации, ребенок осваивает право иметь собственные границы и при этом сохранять любящий контакт с окружением (прежде всего, конечно, с мамой).
Оптимальное освоение: такой человек умеет и быть в контакте с другими, и быть один; выстраивать близкие отношения, но не растворяться, сохранять границу; быть в контакте и при этом быть достаточно автономным.
Нарушение освоения: возникнет, если родители препятствуют сепарации ребенка, отказывают ему в праве отделиться и быть собой. Как одесская мамочка из фильма «Ликвидация», которая заявляет своему великовозрастному сыну: «Ты хочешь жениться? Ты хочешь сделать маму сиротой?..»
Ранняя структура автономии – первая половина этого периода. Характерна для созависимого типа личности. Ребенок жертвует своей свободой, ущемляет свои интересы, ужимает границы, позволяет их нарушать во имя сохранения контакта. «Если я проявлю независимость, меня бросят». Естественно, это бессознательное решение.
Во взрослости такой человек не умеет защищать себя и свои интересы, соглашается тогда, когда не согласен внутренне, позволяет плохо с собой обращаться и нарушать свои границы (так называемая мазохистическая динамика). Нередко страдает от эмоционального и физического насилия, оказывается в роли Жертвы.
Поздняя структура автономии – вторая половина этого периода. Ребенок принимает бессознательное решение отказаться от контакта во имя сохранения своей свободы, достоинства. Он боится привязаться, т.к. привязанность могут использовать для манипулирования им и его поведением.
Во взрослости есть сложности с развитием сердечной интимности и взятием на себя обязательств, в личных и деловых контактах такой человек начинает доказывать свою независимость и собственную власть над ситуацией и партнером. По типу поздней структуры автономии развита зависимая личность.
Право на компетентность и успешность осваиваются в 2-4 годика, на стыке так называемых анальной и Эдипальной стадий. Ребенок социализируется, получает обратную связь от окружающих, активно формирует образ себя как «хорошего и успешного» или, напротив, «недостаточно хорошего и некомпетентного», «неумехи».
Оптимальное освоение: ребенок умеет признавать свои ошибки и учиться на них, отделять поступки от личности («Я совершил ошибку, но это не значит, что я плохой»). Ощущает себя достаточно хорошим и успешным.
Нарушение освоения: происходит, если взрослые сильно стыдят ребенка и чрезмерно наказывают за неудачи. Не разделяют его поступки и качества, личность.
Ранняя структура воли: фиксация в периоде 2-3 лет, созависимый тип личности. Сформировано бессознательное ощущение собственной плохости, неуспешности, сопровождающиеся чувством стыда. Такой тип легко подвержен регуляции стыдом: начинает чувствовать стыд и вину там, где их нет, соглашается с ложными обвинениями, склонен к деструктивной самокритике… Чувство достоинства ранено, низкого мнения о себе, может долго терпеть плохое обращение с собой.
Поздняя структура воли: 3-4 года. Структура, характерная для зависимого типа личности. Ощущает свою плохость, неуспешность, глубинный стыд за себя, но не может быть в контакте с этими переживаниями, репрессирует их. И в качестве защиты транслирует их окружающим: обвиняет в плохости и неуспешности других.
Часто эта защита принимает форму иронии и сарказма, обвинений. Такому человеку сложно признать свою ошибку, извиниться, он воспринимает это как унижение и перекладывает ответственность: «Нет, на самом деле виноват ты…»
В личности зависимого склада одновременно сочетаются: ранняя структура существования, поздняя структура потребности, поздняя структура автономии, поздняя структура воли.
В созависимой личности одновременно сочетаются поздняя структура существования, ранняя структура потребности, ранняя структура автономии, ранняя структура воли.
Дополнительно мы можем также рассмотреть и пятую базовую потребность в бодинамическом анализе – потребность в любви и сексуальности. Ей соответствует возрастная стадия 3-6 лет.
Оптимальное освоение: ребенок ощущает свою привлекательность и ценность как мужчины/женщины, возможность выбирать и быть выбранным. Находится в контакте и с сердечностью, и с сексуальностью, что позволяет во взрослости строить любовные отношения, в которых есть и психологическая, и сексуальная близость.
Нарушение освоения: происходит расщепление между сердечностью сексуальностью, так как родители обесценивают, игнорируют сексуальность ребенок или придают ей излишнее значение и подчеркивают, «подогревают».
В случае ранней фиксации (3-4 года) формируется ранняя структура любви и сексуальности, романтический тип. На этом этапе ребенок испытывает романтическую влюбленность в родителя противоположного пола и идеализацию: «Папа – герой», «Мама – фея»…
Во взрослости сохраняется тенденция идеализировать и влюбляться в дистантные, малодоступные объекты (звезд шоу-бизнеса, преподавателя, начальника и т.д.). В случае зависимого/созависимого типа личности (соответствующих травм развития на предыдущих этапах) при фиксации на этом этапе возникает предрасположенность к развитию зависимости от романтических отношений.
Этот вид зависимости иногда относят собственно к зависимости, иногда – к созависимости (при этом не надо забывать, что созависимость – вид зависимости от живого объекта). От здоровой любви/влюбленности его отличают черты, характерные для зависимости: потеря контроля, нарушение тестирования реальности, центрация на объекте зависимости и т.д.
Например, в здоровом варианте девочка-подросток может влюбиться в певца, обклеить его постерами комнату, следить за новостями из его жизни, представлять в фантазиях отношения с ним…. Это нужно для символической репетиции будущих партнерских отношений, установления контакта со своим Анимусом (внутренним мужчиной), формирования образа партнера. И со временем влюбленность сойдет на нет, девушка сможет полюбить реального мужчину и выстроить близкие отношения с ним.
В случае романтической зависимости влюбленность не проходит, а идет по нарастающей, начинает влиять на другие сферы жизни. Реальные отношения с реальным мужчиной становятся невозможны, он «проигрывает» в конкуренции с идеализированным дистантным объектом. Бывают случаи, когда поклонники «звезд» даже кончают жизнь самоубийством после ухода из жизни кумира. Это связано не только с потерей смысла существования, но и с желанием продолжить этот символический контакт, не прерывать его, символически последовать за ушедшим объектом…
В случае фиксации на поздней стадии (5-6 лет) формируется поздняя структура любви и сексуальности. У ребенка происходит разочарование в родителе.
В идеале он должен сохранить любовь и уважение, несмотря ни на что. Через разочарование ребенок приходит в контакт с реальностью и взрослеет.
Если травма развития оказалась слишком сильной и ребенок не смог справиться с разочарованием, он закрывает свое сердце и во взрослости вступает в сексуальные, но не сердечные отношения. А возможно, вообще живет без каких-либо партнерских отношений…
Если такая фиксация добавляется к уже сформировавшемуся зависимому типу личности, тогда возникает предрасположенность к развитию сексоголизма. Секс становится способом снятия напряжения, путем побега от внутренней пустоты и одиночества, средством поднятия самооценки…
В отличие от здорового типа сексуальности, при сексоголизме невозможно остановиться, контролировать свое поведение, невозможно развить длительные сердечные моногамные отношения…
Представленная здесь бодинамическая модель формирования зависимой и созависимой личности может расширить понимание проблемы аддикции и путей оказания помощи аддиктам и их близким.
Несмотря на яркую индивидуальность любого человека, можно выделить общие психологические черты и динамику, характерные для аддиктивной личности.
НАРУШЕНИЕ САМОРЕГУЛЯЦИИ
УБЕГАЮЩЕЕ ПОВЕДЕНИЕ
ИНФАНТИЛИЗМ
ЭГОЦЕНТРИЗМ
ПРОБЛЕМЫ С ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ
НЕАДКВАТНАЯ САМООЦЕНКА
СЛОЖНОСТИ В ЭИМОЦИОНАЛЬНОЙ СФЕРЕ
ТОКСИЧНЫЕ СТЫД И ВИНА
ПРОБЛЕМА ЦЕЛЕПОЛАГАНИЯ
МАГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ, ВНУШАЕМОСТЬ
Нарушение саморегуляции. Аддикция – способ саморегуляции, заботы о себе, возможность достичь желаемого состояния, НО! неправильным путем. Аддиктивная личность не освоила в детстве навыки здоровой саморегуляции, это проблема целой семейной системы – отдельные паттерны и целые сценарии саморегуляции иногда передаются из поколения в поколение.
Поэтому к развитию зависимости есть предрасположенность не только генетическая, но и психологическая, сценарная. Например, в одной семейной системе распространен механизм изоляции, члены семьи не могут обмениваться энергией любви, каждый страдает от одиночества и находит утешение в аддикции: еде, алкоголе, бесконечном просмотре сериалов. В другой семейной системе невозможно здоровым образом размещать гнев: кто-то гнев подавляет, кто-то отреагирует во вспышках ярости. И тогда аддикция «помогает» справиться с гневом: у одного члена семьи возникает зависимость от игр-«стрелялок», у другого – от экстремального поведения.
Нарушение саморегуляции, развитие нездоровых форм регуляции своего состояния характерны и для зависимой, и для созависимой личности. В случае зависимости для саморегуляции используются неживые объекты, в случае созависимости – живые субъекты.
Здесь же можно упомянуть низкую толерантность к стрессу: низкий уровень стрессоустойчивости. Стрессовые факторы быстро приводят к дисбалансу, именно из-за изначально низкого уровня саморегуляции. И для восстановления баланса используется объект зависимости/созависимости.
Мы можем вспомнить детскую игрушку «Ваньку-встаньку» («неваляшку»). Так же и жизнь полна стрессов, которые в любой момент могут нас «опрокинуть», и тогда внутренняя здоровая саморегуляция помогает «подняться», восстановиться.
Увы, аддиктивная личность использует нездоровую саморегуляцию – зависимость/созависимость для того, чтобы «восстанавливать баланс».
Убегающий тип поведения. Характерен и для зависимой, и для созависимой личности, но раскрывается по-разному. Убегают от реальности оба, только зависимый тип при помощи объекта зависимости, а созависимый – в свои чувства к субъекту созависимости, мыслями о котором он поглощен.
Убегающий тип поведения – ранняя защита, формирующаяся в детстве. Мир представляется недостаточно безопасным и комфортным, нет ощущения достаточности своих сил и возможности поддержки. Поэтому в сложных ситуациях сложно оставаться в реальности, хочется убежать.
Иногда побег может быть вполне осознанным, например, при запойном просмотре сериалов или ТВ-программ. А иногда он даже не осознаваем, человеку кажется, что он в реальности, но на самом деле он сбежал от нее в иллюзии; например, созависимая мать поглощена мыслями о ребенке, при этом она не живет своей жизнью и искаженно воспринимает ребенка, видит его не таким, какой он есть, а таким, каким хочет видеть.
Такой мы видим главную героиню романа Ги де Мопассана «Жизнь». Будучи несчастливой в замужестве, а потом и вовсе овдовев, Жанна всю свою жизнь посвящает сыну. Но из него вырастает не очень-то хороший человек: переехав в Париж, он бездумно тратит материнские деньги, прогуливает учебу, ведет разгульную жизнь…
Но мать продолжает видеть в нем своего маленького сына и называть детским прозвищем «Пуле» – цыпленок:
«Хотя Поль был на целую голову выше матери, она продолжала обращаться с ним как с ребенком, допрашивая его: "Пуле, не озябли ли у тебя ноги?" (Ги де Мопассан «Жизнь»).
При этом, у созависимого типа личности сочетаются убегающее поведение и контролирующее. Это побег от себя, от своих глубоких чувств и переживаний, проблем. И попытка контролировать другого человека: его чувства, поведение, выборы, Судьбу.
Упомянем здесь же отрицание как механизм, часто используемый людьми зависимого и созависимого типа. Отрицание – побег от реальности.
Зависимый человек отрицает свою проблему, ее масштабы и последствия. Например, появившуюся абстиненцию, похмелье, списывает на «магнитные бури»…
Инфантилизм. Можно назвать одной из основных черт зависимой личности, многие другие являются уже следствием инфантилизма (отказ от ответственности, убегающее поведение и т.д.).
С одной стороны, к инфантилизму приводят сильные ранние травмы развития, фиксации в раннем возрасте. Представьте семечко, которое попало в сухую скудную землю, и ему просто не хватает питания для того, чтобы вырасти в росток.
С другой стороны, мы можем наблюдать глубинный бессознательный выбор не взрослеть как отказ от ответственности, желание оставаться в удобной детской позиции. Чем более удобные условия создает «заботливое» созависимое окружение, тем меньше шансов на то, что выбор будет в пользу взросления.
Например, важная часть психологической и социальной зрелости – финансовое самообеспечение. А в семьях зависимого типа нередко можно наблюдать картину, когда окружение материально содержат зависимого родственника, который при этом является взрослым работоспособным человеком и не имеет уважительной причины для такого образа жизни. Конечно, он рационализирует такой выбор и имеет самооправдание, например: «Нет подходящей работы для человека с моим образованием», «У меня творческий кризис» и т.д.
Такие ситуации порой доходят до абсурда, и Вы можете увидеть семьи, в которых родители-пенсионеры содержат 50-летнего сына-алкоголика. Или жена с детьми дошкольного возраста хватается за любые подработки, а муж-игроман сидит в онлайн игре.
Вспомним модель Эрика Берна, транзактный анализ: внутри каждого человека можно выделить такие части как Взрослый, Родитель, Ребенок. В случае зависимости и созависимости не хватает проявлений внутреннего Взрослого, зрелого поведения. Аддикт чаще всего следует за своим внутренним Ребенком, созависимая личность – за внутренним Родителем (что является компенсаторным механизмом заботы о собственном внутреннем Ребенке, который инвестируется в других). Между собой они являют комплементарный союз: Родитель-Ребенок, иногда меняясь ролями. Этой паре недостает взаимодействия Взрослый-Взрослый.
Эгоцентризм. Это как раз инфантильная черта: ребенок уверен, что мир вращается вокруг него, так же в старину люди были уверены, что Солнце вращается вокруг Земли. Первичный эгоцентризм свойственен началу жизненного пути, далее, по мере нарастания зрелости личности, он уходит. Зрелая личность понимает всю сложность устройства мира, ощущает ответственность за свои поступки, понимает, что мир не обязан заботиться о ней, как родитель о ребенке.
Аддиктивная личность остается в детском эгоцентризме, бессознательно ощущает себя центром мира, имеет требовательные ожидания относительно окружающих.
У аддиктов эгоистичное поведение проявлено довольно очевидно: они стремятся к удовольствию и избегают ответственности, не придают значения тому, как окружающие могут от этого страдать. А удовольствие связано, в первую очередь, с объектом зависимости. Поэтому они стараются устроить свою жизнь так, чтобы могли свободно «употреблять»: пить, сидеть в интернете и т.д. При этом не учитывая интересы окружающих и последствия аддиктивного поведения ни для окружающих, ни для себя самого.
Так, нередко аддикт отказывается работать, приносить деньги в семью, при этом он может даже иметь маленьких детей, и, конечно, он пользуется общими ресурсами семьи: ест из общего холодильника и т.д. Или если начальник увольняет его за зависимое поведение (прогулы, запои, кражи), он считает увольнение предательством, несправедливостью и испытывает «праведное негодование».
Эгоцентризм созависимой личности не столь очевиден. Ведь внешне кажется, что созависимый человек заботится о своем ближнем, думает только о нем и живет отношениями с ним. В действительности это не истинная любовь и забота. В отличие от истинной любви, эмоциональная зависимость эгоцентрична и эгоистична, созависимый делает то, что нужно ему самому, исходит из собственных интересов.
Пример: женщина слегка за 30, назовем ее Алиной. Она находится в эмоционально зависимых отношениях с женатым мужчиной, сильно старше, состоятельным и статусным.
Она несколько лет ждет, что он разведется, считает, что с женой он несчастлив, а вот она будет по-настоящему о нем заботиться, и с ней он будет счастлив. Алина сделала татуировку с его именем, следит за его активностью в соцсетях, отслеживает, кто ставит лайки под его постами и фотографиями, ревнует к другим потенциальным любовницам.
Я попросила Алину описать, какой она видит их потенциальную совместную жизнь – ту картинку, к которой она стремится. Из описания стало очевидно, что она проецирует на него образ идеального отца. В этой картинке она оказывается символической дочкой, которую любит, о которой заботится и защищает символический папа.
«Заботясь» об объекте эмоциональной зависимости, созависимая личность бессознательно удовлетворяет свои собственные дефициты.
Еще один пример, кинематографический: фильм «Принцесса льда» (США, 2005). Мать мечтает любой ценой сделать из дочки чемпионку по фигурному катанию. Подросшая дочь-подросток находит в себе силы отказать матери, после чего между ними происходит диалог:
– Ты отказалась от своей мечты!
– Нет, мама, я отказалась от ТВОЕЙ мечты!
Проблемы с ответственностью. Зависимая личность не хочет брать на себя ответственность, а если не удается этого избежать, старается с себя ее снять и переложить на других. Это гипоответственность. А вот созависимая личность, напротив, берет на себя чужую ответственность, это тип гиперответственности.
Гипоответственность – отказ брать на себя ответственность. Это, конечно, одно из проявлений уже упомянутого инфантилизма. Зависимая личность или вовсе отказывается от ответственности, или старается ее минимизировать.
В моей практике был случай: многодетный отец-алкоголик (возраст чуть за 40), отказывался содержать своих несовершеннолетних детей, потому что все 4 беременности были незапланированными. Он не сомневался в своем отцовстве, оставался в браке, проживал на одной территории с женой и детьми. При этом говорил, что не обязан их содержать, потому что «Жена беременела, не спросив меня», полностью снимая с себя ответственность за беременность и деторождение.
Гипоотетственность формируется в семьях 2 типов. В первом случае ребенка не научили ответственности, гиперопекали: у него не было домашних обязанностей, да и за себя ему не приходилось отвечать. Например, ребенок получал плохую отметку и жаловался дома, что виновата «вредная училка», а домашние с ним соглашались, не проясняя ситуацию.
Во втором случае на ребенке было слишком много ответственности, и выработалось протестное поведение: не хочу ничего делать и ни за что отвечать!
При гипоответственности преобладает экстернальный локус контроля: «Ответственность на внешних обстоятельствах и на других людях, но не на мне». Нередко после увольнения или развода, причиной которого послужила зависимость, аддикт начинает перекладывать ответственность вовне: «Начальник придрался», «Конкуренты подсидели», «Муж оказался ненадежным» и т.д.
Гиперответственность – чрезмерная ответственность невротического уровня. В случае гиперответственности человек берет на себя чужую ответственность и чувство вины. Например, жена алкоголика считает себя ответственной и виноватой за то, что муж ее ударил, ведь она «приставала к нему с вопросами, когда он занят», «Не надо было его злить».
Или относится к своей собственной ответственности с чрезмерным напряжением и страхом не справиться: например, созависимый сын алкоголиков боится принести из школы плохую оценки, потому что это может стать поводом для скандала и физического наказания.
Гиперответственность формируется в детстве, когда ребенку делегируют чужую ответственность, когда не дают право на слабость и ошибку.
Например, отец-алкоголик находится в отстраненной позиции по отношению к семье, мать занята зарабатыванием денег и домашними хлопотами; отец не хочет уделять внимание детям, а мать не успевает. И тогда старший сиблинг становится ответственным за младшего, выполняя родительские функции: накормить, забрать из школы, проверить уроки. На старшем слишком много ответственность, а с младшего она снимается. Старшего ребенка могут обвинять в том, что младший болеет или плохо учится. В такой семье обычно старший ребенок начинает развиваться по созависимому типу, а младший по зависимому.
При гиперответственности преобладает интернальный локус контроля, причины ищутся в себе, но невротически нездорово. Например, после алкогольного срыва близкие алкоголика начинают искать причину в себе: «Он сорвался, потому что мы были слишком строги с ним…»
Неадеватная самооценка. Самооценка зависимой и созависимой личности может быть:
– завышенной,
– заниженной
– или компенсаторно завышенной, тогда как в действительности она занижена (как в анекдоте: «Ничего, что у меня грудь впалая, зато спина колесом»).
В любом случае, представление о себе не соответствует действительности. Нередко бывают так называемые «качели», когда происходит скачок между заниженной и завышенной самооценкой, они чередуются: «Раб и царь», «Бог и червь»…
Кому-то зависимость позволяет поднять самооценку на время: после употребления ПАВ аддикт ощущает уверенность в себе, смелость общаться и заявлять о себе, или в компьютерной игре отождествляется с героем и его сверхспособностями… Но это ложный путь: он не решает проблему низкой самооценки и лишь отдаляет от реальности.
Иногда дисфункциональные семьи с зависимостью называют семьями, в которых нарушена любовь. Очень верные слова, на мой взгляд: в таких семьях может быть много любви, но она принимает неправильные формы и выражение («Бьет, значит, любит» и др.). Не получая истинную здоровую любовь и принятие, дети не могут научиться любви к себе. Поэтому и во взрослости в отношении к себе не хватает здоровой безусловной любви. В детстве формируется бессознательное убеждение: «Меня никто не любит, сам буду себя любить», «Я не достоин любви, никто меня никогда не полюбит, и я сам себя не люблю», «Любовь надо заслужить» и т.д.
В любом случае, не хватает реалистичного самовосприятия и здорового любящего отношения к себе. Давайте рассмотрим для примера человека, который замечательно играет в шахматы, но плохо поет.
Здоровая самооценка: «Я хорошо играю в шахматы и плохо пою».
Завышенная самооценка: «Я замечательно играю в шахматы, лучше всех, знайте про это все!»
Заниженная самооценка: «Я ужасно пою, я пою хуже всех, как ужасно, что я не умею петь…»
Сложности в эмоциональной сфере, в том числе с эмоциональной саморегуляцией. Возможны следующие:
– аддикт даже не понимает, что захвачен неким чувством, чувства подавлены;
– не может дифференцировать – определить, что это за эмоция, назвать ее (алекситимия);
– испытывает сложности с выражением чувств – с тем, чтобы сдержать и/или с тем, чтобы выразить.
Зависимость иногда очень верно называют «болезнью замороженных чувств». В дисфункциональной семье с зависимостью нарушена эмоциональная регуляция: обмен чувствами, выражение чувств… И зависимость/созависимость становятся нездоровой их формой регуляции.
Например, сын-подросток злится на свою мать-алкоголичку, но не может предъявить ей это чувство из страха, жалости, из-за материальной зависимости или по иной причине. Тогда он может начать размещать свою злость в виртуальном пространстве, в компьютерных «стрелялках», развивая игровую компьютерную зависимость. Или найти некий идеализированный образ девушки, контрастный по отношению к демонизированному образу матери, и в созависимой любви найти утешение; эта идеализация будет уравновешивать и сдерживать заряд гнева на мать. В любом случае зависимость/созависимость становятся «помощниками», «помогающими» справиться с собственными чувствами.
Есть семьи, в которых распространен негласный запрет на любые чувства. Чувства воспринимаются как нечто негативное: неприличное, демонстрирующее слабость и т.д. Но есть и семьи, в которых запрещены конкретные чувства, то есть отношение к эмоциям очень избирательное.
Например, в династиях военных страх воспринимается как нечто недозволительное, особенно для мужчин.
Детей в дисфункциональных семьях не учат осознавать, проживать, выражать свои чувства.
Зависимый или созависимый человек может казаться эмоциональным, но важно понимать, что манифестируемые эмоции могут быть прикрытием для более глубоких чувств, маскировкой. Например, за гневной вспышкой наркомана может скрываться страх будущего. А за теплыми сердечными чувствами созависимой девушки может прятаться гнев на отсутствие взаимности.
Люди зависимого типа больше склонны к отреагированию чувств – бесконтрольному выплеску. А вот созависимые чаще подавляют, удерживают в себе и в итоге страдают от психосоматических заболеваний, депрессивных состояний.
Проблема вины и стыда. Выделим их в эмоциональной сфере отдельно как токсичные процессы. Стыд – ощущение своей «плохости», вина – «плохости» своих поступков. Сами по себе, это необходимые чувства, регулирующие поведение в социуме в соответствии с правилами, считающимися нормальными в том или ином обществе. Эти чувства не природного, а социального происхождения, возникающие в процессе воспитания.
Но в дисфункциональной семье, имеющей зависимость, эти чувства в дисбалансе, их регуляция нарушена. Поступки и личность, вина и стыд путаются между собой: «Если я поступил плохо, значит, я плохой». Поэтому в такой семье очень сложно и унизительно признавать свои ошибки, это равносильно признанию в своей личной несостоятельности и недостойности. Стыд и вина перебрасываются друг другу, как мячик: «Нет, это ты виноват!»
Зависимая личность больше склонна перекладывать стыд и вину на других: «Я напился, потому что из-за тебя у меня был сильный стресс!» А созависимая личность берет себе чужие вину и стыд: например, детям алкоголиков стыдно за болезнь и за поведение родителей, хотя в этом нет их собственной вины и «плохости».
Поэтому зависимый и созависимый тип комплементарны, они дополняют друг друга, образуя устойчивые союзы – родственные, дружеские, рабочие.
Сложности с целеполаганием. Еще одно последствие инфантилизма, недостаточной зрелости – проблема с постановкой цели и со следованием к ней.
Во-первых, зависимая и созависимая личность плохо ощущает и осознает свои истинные потребности, замещая их псевдозначимыми желаниями. Объект зависимости или стремление к субъекту созависимости – замещение более глубоких, истинных, малоосознаваемых потребностей. Например, истинная потребность – расслабление, и она достигается путем приема алкоголя. Или истинная потребность в принятии, безусловной любви замещается влюбленностью, эмоциональной зависимостью.
Во-вторых, потребности сложно выражать. Зависимый тип начинает требовать, считает, что ему «должны», и плохо переносит фрустрацию, связанную с отказом, неудачей. Созависимый тип отказывается от своих потребностей и компенсаторно инвестирует их в других. Например, нуждаясь в объятиях, проецирует и начинает навязчиво обнимать близких: «Это ТЫ нуждаешься в объятиях, я знаю…»
В-третьих, объект зависимости/созависимости приобретает сверхзначимость, возникает канализированное, туннельное стремление к нему: достижение любой ценой, захваченность мыслями о нем. Все остальные сферы жизни и процессы кажутся фоном, чем-то вторичным, нередко они приносятся в жертву основной цели, связанной с объектом зависимости/созависимости. Это можно назвать «охваченностью сознания предметом пристрастия», будь то объект зависимости или субъект эмоциональной привязанности.
Таким образом, мы видим, что зависимая и созависимая личность часто ставят перед собой ложные цели, которые не соответствуют их истинным потребностям. Или испытывают сложность с самой постановкой цели: «Не знаю, что хочу». А поставив цель, нередко теряют ее по дороге, переключаются на что-то другое – их отвлекает зависимость/созависимость. А вот к объекту своей нездоровой привязанности они движутся целеустремленно и канализировано, игнорируя все остальное и принося в жертву другие свои интересы, включая здоровье.
Так называемое «магическое мышление» и высокая внушаемость. Это еще одно проявление незрелости личности. Эгоцентричная вера во всемогущество своих мыслей и чувств, в возможность влиять на свою болезнь или болезнь близкого. Надежда на «чудо», на волшебное исцеление. Этим часто пользуются аферисты и мошенники, предлагающие самые разные «магические» и «научные» средства, «избавляющие от зависимости раз и навсегда».
Зависимое и созависимое поведение имеют много сходных черт, ведь они порождены одной семейной системой. Да и созависимость является не чем иным, как эмоциональной зависимостью.
По большинству характеристик они зеркальны и комплементарны – дополняют друг друга. Получившийся союз нередко оказывается прочным и длительным, вот только его участников не назовешь счастливыми…
Получившиеся отношения можно охарактеризовать словами: «Вместе тошно, порознь скучно». Партнеры и недовольны друг другом и отношениями, и не могут их прекратить. Нередко они сходятся и расходятся по несколько раз.
Что же характерно для зависимой и созависимой динамики? Давайте рассмотрим сходство и противоположность зависимого и созависимого поведения.
ПОБЕГ ОТ РЕАЛЬНОСТИ
КАНАЛИЗИРОВНАНОСТЬ
ГЕНЕРАЛИЗАИЯ И СВЕРХЗНАЧИМОСТЬ
ЖЕЛАНИЕ КОНТРОЛЯ
ПОТЕРЯ КОНТРОЛЯ
ПРОЯВЛЕНИЯ ГНЕВА И ТРЕВОГИ
ОБВИНЕНИЯ
ДЕПРЕССИВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
СХОЖЕСТЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ЗАЩИТ
ПРОГРЕССИРОВАНИЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ
ОПЬЯНЕНИЕ
АБСТИНЕНЦИЯ
УХУДШЕНИЕ ЗДОРОВЬЯ
ПРОБЛЕМА С МОТИВАЦИЕЙ
СРЫВЫ
Побег от реальности. Мир представляется небезопасным, в сложных ситуациях хочется сбежать в свой иллюзорный мир, подальше от реальности. И низкая толерантность к стрессу заставляет делать это довольно часто.
Зависимая личность убегает при помощи неживого объекта своей зависимости: в мир компьютерных игр и сериалов, заполняет время шопингом или работой и т.д.
Созависимая личность убегает в мысли о живом субъекте своей эмоциональной зависимости, живет не своей реальной жизнью. Созависимый родитель живет жизнью ребенка, его интересами и проблемами; при любовной зависимости по отношению к дистантному субъекту возникают фантазии о неких потенциальных отношениях с избранником.
Канализированность на объекте пристрастия: мыслями о нем охвачено все сознание. В случае зависимости это объект зависимости: алкоголик весь день предвкушает вечернее употребление… В случае созависимости – все мысли о субъекте эмоциональной привязанности: например, целый день в интернете ищется информация о нем, отслеживаются его действия в социальных сетях.
Генерализация и сверхзначимость: предмет зависимости/созависимости становится центром жизни, ее смыслом. Взаимоотношениям с ним подчинено все поведение, в зависимости от него принимаются решения, и выстраивается день.
Наркоман после пробуждения сразу начинает думать, где достать деньги на наркотик и сам наркотик. График дня подчинен употреблению, вся жизнь идет от употребления к употреблению.
Созависимая мать подчиняет всю жизнь удобству своего ребенка: что готовить, какие вещи иметь в доме, когда можно смотреть телевизор, когда пользоваться ванной и т.д.
Желание контролировать объект зависимости и субъект созависимости. Имеется иллюзия контроля, которая постепенно утрачивается.
Алкоголик может долгое время считать, что он контролирует свое употребление, есть даже такое выражение – «контролируемое употребление алкоголя». Контролирует время приема алкоголя, его вид и дозы. И поэтому якобы не является алкоголиком. Но жизнь показывает, что если контроль и возможен на время, то далее все равно наступает срыв. И «я только понюхаю», «только пригублю» заканчивается бесконтрольным употреблением.
А жена алкоголика считает, что своим поведением и словами может контролировать алкоголизм своего мужа: смотрит, сколько он выпил в гостях, ищет «заначки» по дому… Но если алкоголик хочет пить, он все равно найдет такую возможность.
Потеря контроля над ситуацией, над своей жизнью, поведением, чувствами…
Даже если употребление начиналось как невинное развлечение, рано или поздно оно начинает разрушать все сферы жизни.
Постепенная социальная и личностная деградация при наркомании замечательно показана в биографическом фильме «Я соблазнила Энди Уорхода» (США, 2006). Иди Седжвик (Сиена Миллер) была иконой своего времени, пока наркотическая зависимость не лишила ее всего, в том числе и жизни…
Так же и созависимый тип утрачивает контроль над своей жизнью, будучи одержимым привязанностью к другому человеку. И при этом еще пытается контролировать поведение своего страдающего зависимостью близкого – естественно, так же безуспешно.
В поведении много нездоровых проявлений гнева и тревоги. Это может выражаться явно и неконтролируемо – выплеск чувств, подобный фейерверку. Или косвенно, например, в агрессивно-пассивной форме.
В дисфункциональной семье, формирующей зависимость и созависимость, много тревоги и гнева. Тревоги из-за небезопасности и непредсказуемости будущего; и гнева из-за неудовлетворенности. При этом нет здоровой регуляции эмоций: непонятно, что с этими эмоциями делать. Поэтому чередуются реакция подавления эмоций, сдерживания через силу, что порождает агрессивно-пассивное поведение, соматизацию, склонность к депрессиям, суицидальные мысли и т.д. И реакция отреагирования эмоций, когда они выплескиваются в неконструктивной форме как обвинения, оскорбления, ругань, крики и физическая агрессия.
Много стыда и взаимных обвинений. Дисфункциональная система ищет виноватых – почему она такая дисфункциональная и несчастная? Зависимый тип склонен обвинять других, для него слишком стыдно быть виноватым.
Созависимый тип бессознательно выбирает другой тип реакций: принимает на себя ложные обвинения, чужую вину, чтобы снизить уровень напряжения в системе и сохранить отношения. Эти обвинения становятся для него доказательством собственной «плохости», попадают в резонанс с низкой самооценкой.
Есть депрессивные тенденции. Во многом они связаны с подавлением чувств: когда начинают подавляться, «замораживаться» одни чувства, эта символическая «заморозка» генерализуется и распространяется на остальные чувства. Например, в некой семейной системе запрещено чувствовать гнев и обиду. Они начинают вытесняться, возникает символический отказ от них, но тогда и от других чувств тоже.
В результате такого отказа от эмоций жизнь начинает терять краски, вкус, насыщенность и интересность… «Депрессия» переводится как «подавление», и за депрессивными тенденциями могут лежать подавленные чувства.
Для зависимого и созависимого типа характерны схожие психологические защиты:
игнорирование и отрицание как формы убегающего поведения («В нашей семье алкоголиков нет!»);
минимизация (преуменьшение – «Я только пригубил бокал», «Мой муж только пригубил бокал»);
генерализация (обобщение – «Я пью, а кто не пьет», «Мой муж пьет, да все мужики пьют»);
вытеснение («Разве на прошлый Новый год я напился?», «Разве мой муж на прошлый Новый год напился?»);
замещение (гнев с партнера переносится на ребенка и т.д.);
и другие.
Прогрессирование динамики, рост толерантности: нужны все большие дозы, все более яркие чувства…
Наркоман повышает дозу, могут развиваться и другие виды зависимостей. Например, игрок начинает пить, алкоголик – играть…
А бывшая жена алкоголика выходит замуж за мужчину, страдающего и алкогольной, и наркотической зависимостью… Иногда созависимые клиентки, приходя в терапию, жалуются, что каждый следующий партнер имеет все более запущенную форму зависимости, и такие женщины начинают подозревать сглаз и порчу… Но такой феномен можно объяснить, не прибегая к мистике: бессознательно идет поиск все более ярких эмоциональных стимуляторов.
Опьянение в момент употребления, и необязательно речь идет о ПАВ (психо-активных веществах). Состояние опьянения, эйфории, потери контакта с реальностью возникает в момент измененного состояния сознания.
У зависимого – при контакте с объектом зависимости. Поэтому шопоголик не может объяснить, «Что вдруг такое на меня нашло?», почему на трезвую голову он совершил необдуманную дорогостоящую покупки и влез в кредит. На самом деле, он находился в измененном состоянии сознания.
А у созависимого – при контакте с субъектом эмоциональной привязанности, при мыслях о нем. Поэтому созависимая мать не может объективно оценить своего ребенка. Работая в реабилитационном центре, я не раз сталкивалась со случаями, когда зависимый сын/дочь имели в прошлом правонарушение, а мать не могла поверить, что ее ребенок на такое способен, и считала это недоразумением.
Синдром абстиненции в случае отмены: он приводит к стремлению возобновить употребление. Зависимому нужна новая доза; например, при наркомании так называемая «ломка» – яркий пример абстиненции. Но абстиненция проявляется и в менее очевидных формах: например, в случае зависимости от мобильного телефона, аддикт постоянно должен держать его рядом, а в случае «разлуки» начинает нервничать, искать…
Созависимый ищет новые отношения. Например, женщина влюблена в киноактера и запойно просматривает все фильмы и сериалы с его участием. Но нелицеприятная новость из его жизни приводит к разочарованию, она теряет к нему интерес. И начинает искать другой объект для дистантной любовной зависимости, влюбляется в другого актера.
Ухудшение физического состояния. К нему приводят употребление ПАВ, нездоровый образ жизни, высокий уровень стресса… Достаточно очевидно, что в случае химической зависимости страдает здоровье. Но это происходит и при других видах зависимости. Например, переживания игрока за покерным столом изнашивают организм, приводят к сердечно-сосудистым заболеваниям, и в среде игроков не редки инфаркты и инсульты, даже в раннем возрасте.
Но и при созависимости страдает здоровье, хоть это может быть и не так очевидно. Подавленные чувства порождают соматизацию – телесные симптомы нарушения здоровья. Могут возникать серьезные психосоматические заболевания, хронический стресс ослабляет иммунитет…
Трудность с мотивацией на выздоровление. И зависимый, и созависимый тип клиентов имеет низкую мотивацию на психологическую работу, зачастую отказывается от лечения, от предлагаемой помощи. В первую очередь, это связано с отрицанием своей проблемы. Или если проблема признается, то ее хочется решить «быстро и легко», «волшебными» средствами вроде амулета, чтения народного заговора и т.д.
Созависимый тип достаточно часто обращается по поводу лечения своего зависимого близкого, но редко осознает собственные проблемы и соглашается на собственную терапию.
Зависимость и созависимость – хронические заболевания, поэтому в случае ремиссии возможны срывы, рецидивирующее течение заболевания.
В стрессовых ситуациях включаются привычные психологические механизмы, поэтому в сложные моменты жизни возникает угроза срыва как у зависимого, так и у созависимого. Как говорится, «Где тонко, там и рвется».
Как мы видим, картина зависимого и созависимого поведения достаточно схожи: или совпадают, или «зеркалят», то есть оказываются прямо противоположными и взаимодополняющими.
Зависимость иногда метафорически называют «болезнью замороженных чувств». Почему?
В дисфункциональной семье, породившей зависимость, нарушена эмоциональная саморегуляции: непонятно, как регулировать свое состояние, поддерживать себя в сложной ситуации, выражать эмоции в здоровой форме и встречаться с эмоциями других членов семьи…
Когда нога хромая, нужна палка или костыль. Так и зависимость начинает выступать в роли своего рода «костыля» – становится средством эмоциональной саморегуляции. Зависимость «помогает» «заморозить» свои истинные чувства, подавить их; только это плохая помощь, неоптимальная саморегуляция.
Да, аддикт может быть эмоционально выразительным и ярко проявлять свои чувства, НО!
Во-первых, причина остается скрытой, эмоции проявляются по некоему поводу: например, страдающий абстиненцией алкоголик может устроить скандал в магазине из-за небольшой очереди.
Во-вторых, выплеск эмоций обычно происходит в бесконтрольной форме: созависимая жена алкоголика может долго терпеть и молчать, а потом устроить большой семейный скандал с криками и выбрасыванием вещей из окна…
Эмоции – субъективное рефлексивное отображение окружающей действительности с целью достижения максимальной адаптации. Иначе, эмоции – закрепленный эволюцией механизм выживания, помогающий отслеживать изменения в мире и вовремя под них подстраиваться. Младенец рождается с набором базовых чувств, нужных для выживания. Есть 4 базовых эмоции: гнев, радость, страх и печаль. Традиционно их сокращают как ГРСП.
Давайте ненадолго остановимся на «эволюционной теории эмоций». Сперва появился страх как сигнал об угрозе, ведь безопасность – залог выживания, значит, надо вовремя отследить опасность. Радость – сигнал о благополучии: все в порядке, не надо ничего менять. Возможно, радость появилась изначально вместе со страхом, это были две полярности: страх – радость, опасность – безопасность.
Далее возник гнев как защитная реакция: гнев дает нам силы для выживания в случае опасности. Гнев помогает охотнику, преследующему добычу, и воину в бою…
А печаль – самый поздний механизм, переживание неисправимой потери. Страх и гнев побуждают нас действовать: убегать или нападать (замирание – разновидность убегания, убегание «в себя», в свой внутренний мир от реальности). Печаль – пассивное состояние, действовать не надо, уже поздно, нужно осознать потерю.
Эмоции – механизм, обеспечивающий своевременную и соразмерную реакцию на изменения в мире. Нужно вовремя не только отследить эти самые изменения, но и среагировать на них. Поэтому в тело идет сигнал к действию. И в большинстве случаев… тормозится. Ведь мы – социальные создания, должны быть адаптивными не только к миру природному, но и к социальному, а потому – не можем быть совершенно свободными в телесных проявлениях эмоций и желаний. Социум живет по законам, отличным от природных. Нам приходится осваивать эти законы, контролировать свое поведение.
Поэтому к природным чувствам ГРСП добавляются так называемые социальные чувства: стыд (переживание собственной плохости) и вина (переживание плохости своих поступков). Эти чувства начинают формироваться после полутора-двух лет, когда к ребенку начинают предъявлять социальные требования, противоречащие природным желаниям. Ему приходится контролировать свои проявления: эмоции, желания, инстинкты – овладевать ими, будь то приучение к горшку или запрет орать и кусаться.
Стыд и вина – не природные чувства, но они базируются на природном чувстве страха, страха отвержения, за которым скрывается… страх смерти. Ведь наши предки не выживали в одиночку, залог нашего выживания – существование в группе, и если группа отвергает отдельную особь, она погибает. Страх отвержения своей группой и изгнания настолько силен с первобытных времен, что долгие тысячелетия использовался и иногда используется до сих пор: изгнание из родного города/деревни/страны, заточение в одиночестве…
Кроме страха, стыд и вина включают в себя аутоагрессию: гнев, направленный на себя самого. Отвержение (или его страх), ограничения со стороны социума порождают гнев на этот самый социум и на его запреты. Но выразить этот гнев напрямую страшно: ведь социум тогда уж точно может отвергнуть. В результате невыраженный гнев на социум превращается в аутоагрессию: замыкается на себя. Чем сильнее гнев, тем сильнее аутоагрессия и самообвинения. Вина и стыд побуждают нас искать самонаказание. Наверно, самый яркий пример – японское харакири, смывающее «позор».
Чувство – субъективное зеркальное отображение действительности, они приходят к нам сами, в соответствии с нашим восприятием происходящего. Мы не властны над тем, какие чувства испытывать: нельзя заставить себя не обижаться, не ревновать или полюбить кого-то (возможен лишь самообман). Но мы властны над тем, что делаем, испытывая это чувство – над своим поведением, выражением чувств.
Ребенок по мере взросления социализируется, у него формируется внутренняя схема саморегуляции чувств, о которой можно догадываться по внешним проявлениям (слова, поведение…). Эта схема может быть здоровой или, увы, неоптимальной.
Здоровая эмоциональная саморегуляция дает высокий уровень толерантности к стрессу, адаптивность (в том числе социальную), здоровый сон, возможность наслаждаться жизнью, строить глубокие и прочные личные контакты и т.д.
Неоптимальная эмоциональная саморегуляция может привести к низкой адаптивности, изнашиванию нервной системы, психосоматическим расстройствам, нарушениям сна, депрессивному состоянию, аддикции…
Здоровая эмоциональная саморегуляции включает в себя следующие звенья:
1. Осознание чувства: умение понять, что находишься в некоем эмоциональном состоянии. В противном случае человек, не осознающий свои чувства, может быть захвачен некой эмоцией (беспокойством, раздражением…), проявлять ее (теребить в руках предметы, ерзать, раздраженно разговаривать с собеседником…) и при этом сам того не замечать.
1. Дифференциация эмоций: возможность понять, какое конкретно чувство испытываешь, какой его оттенок и в какой степени. Например, базовое чувство гнева может проявиться как ирония, раздражение, агрессия, бешенство…
3. Понимание истинных причин своих переживаний. Осознание причины – важный момент. Осознание дает возможность менять ситуацию и/или меняться самому, адаптироваться, расширяет образ Я и контакт с собой. «Истинная причина» отличается от предлога.
4. Экспрессия, оптимальная для адаптации. Эмоция – сигнал к некой реакции, необходимой для адаптации. Эмоция побуждает нас к тому или иному действию, и даже видимое бездействие в состоянии грусти и печали – действие, побуждение к слезам, смирению, внутреннему принятию ситуации…
Эмоция не должна «заморозиться» и остаться в теле, это приведет к телесному напряжению, впоследствии – к нехватке сил, усталости, даже к болезненным телесным симптомам… Она должна найти выход в определенной реакции. Но этот выход должен учитывать сохранение социальной адаптации: есть социально приемлемые и неприемлемые пути выхода эмоции, и в каждой отдельной ситуации эта граница может быть своей.
Например, вы разозлились на собеседника. В теле может быть импульс ударить и накричать, но это – неправильные пути выхода гнева для цивилизованного человека. И тогда гнев можно выразить в социально приемлемой формулировке: «Я на тебя очень злюсь». Оставшееся напряжение из тела можно вывести через социально приемлемое движение: пройтись пешком, сходить на фитнес…
У наших аддиктивных (и не только) клиентов может быть нарушение любого из этих звеньев, и даже не одного: конечно, одно нарушение влияет на остальную картину. Например, если ты не понимаешь истинные причины своего гнева, то сложно вывести его из себя правильным образом. Если злишься на одного человека, то бесполезно адресовать свою злость другому (это психологический механизм замещения), если и станет легче, то только на время.
Поэтому важная часть в работе с зависимыми и созависимыми клиентами – восстановление эмоциональной саморегуляции. Мы как специалисты здесь помогаем:
осознавать захваченность чувствами, эмоциональное возбуждение («Похоже, у Вас сейчас сильные чувства»);
определять их («Что именно Вы сейчас чувствуете?»);
понимать истинную причину («Что на самом деле вызывает эти чувства?»);
выражать чувства в здоровой форме («Вы можете говорить о своих чувствах, попробуйте»).
Мы помним о работе с чувствами во время разговора с клиентом, а также можем использовать специальные техники – психотерапевтические упражнения, прицельно направленные на тот или иной тип работы с эмоциями. Некоторые из них представлены в Разделе II, посвященном практической работе с клиентами.
– И память никуда не годится. Никогда не узнает своих родственников и велит им убираться.
– Вполне возможно, что это не потеря памяти, – заметила мисс Марпл, – а просто хитрость.
Агата Кристи «…И в трещинах зеркальный круг».
Каждая семья – это система. Можно рассматривать только ядерную семью (родители и дети), можно рассматривать Род, то есть семью в широком смысле; в любом случае, речь пойдет о системе.
Слово «система» имеет греческое происхождение и переводится как «целое, составленное из частей».
Википедия определяет систему как «множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которое образует определенную целостность, единство» (www. ru.wikipedia.org).
В семье все устроено именно таким образом: каждый член семьи является отдельной личностью, и при этом он связан с другими членами семьи, каждый из которых – отдельная личность. И любая связь в семье двусторонняя, члены семьи оказывают друг на друга взаимное влияние. Так, не только родители оказывают влияние на ребенка, но и ребенок непременно влияет на родителей, причем не только на поведение, но и на внутренние характеристики.
Система стремится к сохранению, а основной закон сохранения любой системы – закон гомеостаза, то есть поддержания динамического равновесия, баланса. Поэтому система противится переменам – они порождают необходимость заново приспосабливаться к изменившейся действительности. Перемены вызывают у нас настороженность, и даже сопротивление, не всегда осознанное.
Терапевтическое сопротивление клиента во время психологической работы во многом связано именно с этой причиной. И так же переменам сопротивляется семейная система клиента, ведь изменение одного из элементов (в данном случае – члена семьи) ведет к изменению всей семейной системы. Более того, семейная система может иметь скрытую выгоду от определенной динамики клиента, и даже сама ее порождать. И тогда она не заинтересована в том, чтобы эта динамика менялась.
Например, нередко возникает следующая картина: родители решают разводиться, и тогда у ребенка появляется некая проблема (девиантное поведение, болезнь, зависимость, проблемы с учебой…). Эта проблема побуждает родителей объединиться и совместными усилиями спасать ребенка (войти в роль Спасателя) или наказывать, преследовать (войти в роль Преследователя, иначе – Агрессора). Они забывают про свои разногласия, находят новую мотивацию для общности, выступают как единое целое. Брак сохраняется. И если проблема у их ребенка исчезнет, они снова могут задуматься о разводе.
Закон гомеостаза действует и применительно к семье аддиктивного типа, в которой есть хотя бы один страдающий зависимостью член семьи. Вид зависимости не важен, далее мы будем использовать термин «аддиктивный тип семьи». Иногда такие семьи также называют «алкогольными», что иногда создает искажение, потому что видов зависимости много, и не всегда речь идет только об алкоголизме.
Аддиктивная семья также стремится к поддержанию гомеостаза, но делает это неоптимальным путем, дисфункциональным. С точки зрения теории систем сама аддикция является способом поддержания гомеостаза, просто это способ нездоровый.
Например, сын-подросток не может предъявить свой агрессию родителям, поэтому он начинает играть в компьютерные «стрелялки», размещая там свой гнев и возмущение. Ему нужно делать это постоянно, и увлечение превращается в зависимость.
Только дисфункциональная семья порождает аддикцию. В достаточно здоровой семье есть другие механизмы саморегуляции. А если здоровых механизмов саморегуляции в системе нет, приходится прибегать к нездоровым, так появляется аддикция.
Аддиктивный тип семьи – разновидность дисфункциональной семьи. Зависимость – один из нездоровых способов саморегуляции, но есть и другие типы дисфункциональных семей, в них может произойти уход в девиантное поведение, безумие, депрессию и т.д. Мы будем говорить именно про аддиктивные семьи, хотя механизмы в других типах дисфункциональных семей могут быть схожими. Далее мы рассмотрим характеристики аддиктивных семей, здесь я сошлюсь на замечательного российского специалиста по работе с аддикцией В.Д.Москаленко.
Нет стабильности, вместо стабильности есть непредсказуемость.
Стабильность – один из залогов безопасности. В аддиктивной системе много «сюрпризов», и жизнь напоминает путь по минному полю. Придет ли муж сегодня трезвым? Украдет ли дочь-наркоманка деньги? Действительно ли сын-игроман ходит в институт или обманывает?
Непредсказуемость приводит к постоянной фоновой тревожности. Постепенно члены семьи могут к ней привыкнуть и воспринимать как должное, даже не замечать, не осознавать. Тем не менее, тревожность никуда не исчезает и порождает ряд последствий: ощущение небезопасности, напряжение, повышенный мышечный тонус, навязчивые мысли и/или действия, психосоматические проблемы, нарушения сна и т.д.
Правила меняются на ходу.
Часть непредсказуемости создают постоянно и неожиданно меняющиеся правила: то, что вчера было можно и воспринималось с одобрением, сегодня порицается и становится наказуемым, и эта перемена происходит без всякого предупреждения. Представьте, что за ночь неожиданно поменялся Уголовный Кодекс, а граждан никто не предупредил ни об изменениях, ни о том, какие новые правила.
В семьях есть свои индивидуальные правила, как говорится, Часть правил озвучивается: например, вечером за стол нужно садиться, когда вся семья вместе. Но есть еще много негласных правил: например, дедушке можно безнаказанно хамить, а отцу нельзя, он накажет. Или можно использовать младшего братика как объект для насмешек.
В аддиктивной семье правила меняются непредсказуемо. Нет информирования о новом правиле, но требуется его исполнение и ждет наказание, если правило не исполнено.
Например, ребенок школьного возраста регулярно задерживается после уроков, чтобы поиграть с друзьями, приходит домой с задержкой, и никто на это не обращает внимания. Но вдруг в один из дней его неожиданно наказывают за задержку. Он не понимает, почему – истинную причину. А истинная причина скрыта: мама поссорилась с папой, и у нее плохое настроение.
Противоречивые правила и двойные послания.
Это вносит запутанность и хаос. Непонятно, на что ориентироваться. Папа говорит, что «можно», мама запрещает.
«Двойные послания» – послания, несущие двойной и противоречивый, взаимоисключающий смысл. Как фраза героини из пьесы Г.Горина:
« – Я три дня скакала за вами, чтобы сказать вам, как вы мне безразличны!»
В итоге у членов семьи нет четких ориентиров, в соответствии с которыми можно строить свои реакции и действия. Происходит искажение коммуникации, недопонимание, конфликты. Повышается уровень напряжения в системе, агрессия и тревога. А прояснение оказывается невозможны. На уточняющие вопросы «Что ты имеешь в виду?» следует ответ «Неужели непонятно?!»
Ситуация взаимоисключающих правил и двойных посланий создает то, что в английском языке обозначается как «No way to win» – невозможность выигрыша, так как следование за одной частью послания является нарушением второй части правила. «Стой там и при этом иди сюда» – ты не выполнил указание в любом случае, если остался на месте и если двинулся вперед.
Нехватка структуры, хаос.
Аддиктивная семья как система является хаотичной: отсутствие четких, стабильных, понятных, открытых правил делает невозможным сохранение структуры. А система, находящаяся в состоянии хаоса, оказывается под угрозой дальнейшего существования.
Нередко аддиктивные семьи просто вырождаются: преждевременные смерти в результате зависимости; бездетность; отказ от родившихся детей; обращение с детьми, повлекшее детскую смерть; отказ заводить собственную семью, чтобы не повторился кошмар детства…
Недостаток информации, «секреты» и «секретики».
В семье с аддикцией много секретов, замалчивания, недоговаривания. Вещи редко называются своими именами. Это порождает тревогу и недоверие к себе и к другим.
Например, ребенок видит, что мать пьяная, а бабушка с дедушкой убеждают, что мама «болеет», «устала». Или мать, узнавшая о наркомании дочери-студентки, соглашается с ней держать все в тайне от отца, потому что «папа очень рассердится». Сорвавшийся алкоголик начинает употреблять тайком от близких…
Секреты окутывают зависимость. И секреты могут привести к зависимости, потому что любой секрет окружен напряжением.
Берт Хеллингер пишет о том, как замолчанные трагедии в прошлом семьи влияют на настоящее: неотгореванные потери, забытые или вычеркнутые из истории семьи (например, в силу стыда) родственники… Напряжение в семейной системе ищет выход, тогда появление аддикции становится способом справиться с этим напряжением.
История России 20 века полна трагедий: две Мировые войны, Гражданская война, сталинские репрессии. И если об убитых на войне семьи могли открыто вспоминать и горевать, то жертвы репрессий замалчивались или информация о них искажалась. Например, о расстрелянном родственнике могли говорить, что он умер от инфаркта…
Чем меньше в семье тайн, тем семья здоровее. Конечно, речь не идет о здоровой интимности, например, родители не должны посвящать детей в свою сексуальную жизнь. К напряжению приводят «тайны», которые должны быть открытой информацией, и которые окружены эмоциональным зарядом (стыда, горя, страха и т.д.).
Искажение реальности.
Информационные связи в дисфункциональной системе нарушены, поэтому информация нередко искажается. Она или преподносится в искаженном виде, будь то умышленно или бессознательно, случайно; или в отсутствие ясной четкой информации возникают фантазии и домыслы.
Например, муж ушел из семьи, не хочет поддерживать отношения. Мать старается «не травмировать ребенка», поэтому не сообщает правду о разрыве, вместо этого начинает рассказывать о том, что «папа очень занят», «папа уехал в командировку», «папа – полярный летчик»… Искажение информации и ложь создают лишь дополнительное напряжение, ребенок ждет возвращение отца, задает вопросы, чувствует мамино раздражение и смущение, и в итоге все равно разочаровывается…
Отрицание истинных проблем.
Аддиктивная семья обычно имеет высокий уровень конфликтности, при этом истинные причины конфликта, истинные проблемы системы не обсуждаются, а поводом для скандала становятся мелочи. Например, муж злится, что жена постоянно отказывается от сексуальной близости, а жена раздражена из-за его «приставаний». И вместо обсуждения проблем, связанных с интимной жизнью, они ссорятся из-за того, кто должен сегодня забрать ребенка из детского сада.
В полной мере проявляется механизм игнорирования, отрицания проблем. Так, мать одного моего пациента с наркотической зависимостью поделилась:
– Да, я находила дома шприцы, ампулы, жгуты, жженные ложки… Но я и подумать не могла, что он – наркоман!
Важной деталью является то, что мать по профессии была врачом. И, конечно, лишь психологический механизм игнорирования заставил ее не видеть очевидное.
Изолированность границ системы в сочетании с фрагментарной диффузностью.
Эффективнее всего функционирует, самоподдерживается и сохраняется система, находящаяся в гармоничном обмене с внешним миром. Изоляция и чрезмерная открытость ставят ее под угрозу. Опасность изоляции хорошо видна на примере озера, превратившегося в болото: прекратилось обновление, и вода стала заболачиваться. А чрезмерная открытость (диффузность, размытость, проницаемость границ) – как рана на теле или неохраняемая граница государства…
Аддиктивная семья, с одной стороны, является изолированной. «Борьба» с зависимостью отнимает время и силы, а сама зависимость может быть постыдной тайной от окружающих. Постепенно такая семья превращается в маленький изолированный мирок и «заболачивается».
С другой стороны, в некоторых вопросах аддиктивная семья может быть излишне открытой и не соблюдать границ интимности. Устраивать громкие скандалы при посторонних (демонстративно выбрасывать вещи из окон или в общий с соседями коридор), вовлекать знакомых во внутренние проблемы семьи (например, жена просит начальника своего мужа-алкоголика повлиять на него, чтобы тот не пил) и т.д.
Нарушенные границы внутри семейной системы.
Та же проблема с границами наблюдается и в самой аддиктивной семье: они частично изолированные, частично диффузные.
С одной стороны, члены семьи страдают от одиночества, эмоциональной изоляции, нехватке эмпатии и сердечности. Их часто посещают мысли о ненужности своим близким или использовании («Я нужен только для того, чтобы зарабатывать деньги», «Родители меня не любят, они хотят хвастаться моими достижениями»…).
И при этом в отдельных вопросах границы размываются или отсутствуют, хотя должны быть. Например, мать жалуется дочери на измены отца; брат и сестра школьного возраста вынуждены спать в одной кровати; члены семьи входят друг к другу в комнату без стука; вопрос адресуют одному члену семьи, за него отвечает и принимает решение другой; и т.д.
Москаленко В.Д. называет такой важный признак как «недифференицрованность «Я» каждого члена семьи».
Как мы говорили, границы внутри аддиктивной семьи нарушены, одно из проявлений – симбиотическое слияние, несформированность собственного зрелого Я.
Сперва младенец находится в симбиотическом слиянии с матерью, это так называемый контакт «пра-мы». Есть «мы», нет «я и ты». «Мы» – единое целое. Так как психологическое и телесное взросление расходятся, то вне зависимости от паспортного возраста некоторые личности остаются симбиотическими, предпочитающими говорить «мы», разделяющими чужие эмоции, мнения, но не имеющие собственной позиции. Это достаточно опасное явление, которое приводит к групповым проекциям и мешает раскрытию индивидуальности, самореализации.
У членов аддиктивной семьи в речи обычно присутствует «мы», там, где должно быть «я», «ты», «он», «она»… И они сами этого не замечают. Диалог из практики – мать наркомана на консультации говорит:
– Мы уже пять лет употребляем наркотики…
– Вы тоже употребляете наркотики?
– Нет.
– Значит, только Ваш сын употребляет наркотики? Он один, не Вы вместе.
– Да, я же говорю, мы давно употребляем наркотики….
Несформированность собственного Я со своими самостоятельными суждениями и реакциями – один из признаков личностной незрелости.
Высокий уровень конфликтности.
Атмосфера в аддиктивной семье напряженная. Иногда Вы буквально «кожей», то есть интуитивно, чувствуете это напряжение, едва переступив порог квартиры.
Возникает замкнутый круг: напряжение приводит к аддикции как к способу разрядки напряжения, и наоборот, последствия аддикции (уход от домашних дел; отказ вносить вклад в семью, будь то деньги или забота, лояльность; воровство; агрессия и проч.) увеличивают напряжение…
Бывают аддиктивные семьи очевидно конфликтные: в них принято добиваться желаемого через скандал, выражать эмоции криками и нападками.
Другой вариант – конфликт скрытый, когда претензии замалчиваются, копятся, а затем раз в несколько недель происходит большой скандал по ничтожному поводу.
Нарушение коммуникации.
Общение имеет нездоровые формы. Используются оценивания, неконструктивная критика, ложные обвинения.
Нет прямой коммуникации, она осуществляется некими окольными путями, обычно начинает использоваться третья сторона в качестве буфера: «Скажи своему отцу, что…» Иногда такого рода фразы звучат, даже когда в комнате присутствуют все партнеры этой «треугольной коммуникации», то есть супруги находятся в одном помещении, но общаются через ребенка.
Нарушение эмоциональной саморегуляции.
Явление, о котором мы подробно говорили в предыдущей главе (см.2.4. «Зависимость как «болезнь замороженных чувств» особенности эмоциональной сферы аддикта»). В аддиктивной семье много эмоционального напряжения и непонятно, что с ним делать. Часть эмоций подавляется, «замораживается»; часть отреагируется в ссорах и скандалах; происходит замещение, и эмоции направляются с истинного адресата на другой объект; и т.д.
В этой системе много токсичного, разрушительного стыда и вины, перекладывания ответственности с неконструткивными обвинениями.
И нередко бывают полярности чувств с резкой сменой. Партнеры быстро переходят от обожания к ненависти, и наоборот.
Искажение потребностей.
В аддиктивной семье происходит фрустрация потребностей, которая может принимать разнообразные формы.
– Невозможно прямо заявить о своей потребности, так как реакция окружения будет негативной: «Хочется-перехочется», «Тебе что, больше всех надо?» и т.д.
– Потребности понимаются неверно, происходит искажение. Например, дочь-подросток просит подарить ей тушь для ресниц. Возможно, ей важна именно эта тушь, она долго выбирала и остановилась именно на таком варианте. А родители дарят ей блеск для губ, «потому что это тоже косметика, какая разница?».
– Подмена одной потребности другой. Например, ребенок хочет дорогую игрушку, а родители покупают ему другую, дешевле, при этом убеждая, что «На самом деле тебе нужна не та дорогая игрушка, а эта». Проблема не в том, что родители не купили дорогую игрушку, это нормально – отказывать ребенку в покупках; проблема в некорректном объяснении.
– Замещение чужих потребностей собственными. Например, родитель в своем детстве мечтал заниматься фигурным катанием, но не смог. И уже во взрослости он заставляет своего ребенка заниматься фигурным катанием, убеждая, что ребенку это нравится: А у ребенка могут быть совсем другие интересы и потребности.
– и т.д.
Объектное потребительское отношение к людям.
Иногда дисфункциональные семьи очень метко определяют как «семьи с нарушением любви». В аддиктивной семье катастрофически не хватает безусловной сердечной любви. Это выглядит, как тупик: родитель не может дать своему ребенку безусловную любовь, потому что ему самому в детстве ее не дали, подобного опыта нет. Но, к счастью, возможно целительное получение опыта безусловной любви в любом возрасте, будь то благодаря психотерапии, религии, духовным восточным практикам и т.д.
Здоровая форма любви позволяет видеть в другом человеке индивидуальность, личность, и уважать.
Но в любви важно и не игнорировать «ужасную», то есть теневую сторону своего близкого человека, проще говоря, его недостатки. Частая ошибка – закрывать глаза на минусы, но это – неправильно понятая лояльность, которая рано или поздно приведет к разочарованию.
В аддиктивных семьях нарушена способность к безусловной сердечной любви. Формируются не субъектные отношения (к другому человеку как к личности), а объектные (как к неживому объекту). И это отношения не любви, а использования – другой человек нужен, чтобы удовлетворять некую потребность. Например, сын-наркоман использует мать как источник денег, а она его – как защиту от одиночества.
Гипоопекающий или гиперопекающий стили воспитания.
В аддиктивной семье нередко возникают полярности. Или чрезмерная опека, не дающая ребенку сепарироваться, взять на себя ответственность, достичь личностной зрелости, мешающая свободе и автономии. В этом случае формируется инфантильная личность, избегающая ответственности, с детскими реакциями и ожиданиями от жизни: «Вы мне должны», «Заботьтесь обо мне», «Сделайте это за меня»….
Или гипоопека, недостаточная забота, когда от ребенка требуется больше самостоятельности, чем полагается в соответствии с его реальным возрастом: «Сделай сам», «Ты должен справляться самостоятельно»… В этом случае ребенок может «сломаться», ведь от него требуют то, с чем трудно справиться, и он боится неудачи, критики и наказания, поэтому ему трудно что-то делать, он занимает пассивную позицию. Или становится бойцом, «стойким оловянным солдатиком», но закрепившийся паттерн постоянной борьбы может истощать и мешать благополучию в будущем, приводят к недоверию, неумению просить о помощи, к конфликтам…
Причем и гипоопекающий, и гиперопекающий стили воспитания могут сочетаться в одной семье, даже – в поведении одного родителя. Иногда одному ребенку достается гиперопека (например, он младший или любимый), а другому гипоопека (старшему или нелюбимому). Это контраст бывает очень заметен: с одним ребенком родитель постоянно делает уроки, с другим – практически никогда; одного загружают домашними обязанностями, другого от них избавляют.
В некоторых семьях может быть гиперопека по отношению к дочери, «Она же девочка, нежная, ранимая, нужен присмотр»; и гипоопека к сыну («Он же мальчик, должен быть сильным»).
Или наоборот: например, мать, недовольная отношениями с супругом (или при отсутствии такового) делает из сына символического партнера, «принца», начинает гиперопекать. А от девочки требует, чтобы она взяла на себя часть материнских обязанностей и не доставляла хлопот.
И еще одна картина, при которой гиперопека и гипоопека чередуются по отношению к одному и тому же ребенку, создавая хаос и непредсказуемость. Месяцами его учебу пускают на самотек, а потом вдруг начинают тщательно проверять домашние задания, знания, отметки, посещаемость…
Контролирующее поведение.
Так как в аддиктивной семье много тревожности, небезопасности, непредсказуемости. То формой защиты, обеспечивающей динамическое равновесие системы, становится контроль.
Конечно, в каждой семье необходим контроль, но он должен иметь здоровые формы, то есть соответствовать реальности. Например, если школьница остается на ночь у подруги, она согласовывает это с родителями, и те должны знать, где она.
А в аддиктивной семье контроль принимает утрированные и нездоровые формы. Например, мать выясняет у своего 30-летнего сына, с кем именно он провел ночь и где. В созависимых отношениях супруги тайком проверяют почту друг у друга.
Убегающее поведение.
В аддиктивной семейной системе много проблем и поэтому – напряжения. Один из способов, как справиться с этим напряжением – просто игнорировать его, не замечать, убегать от проблем. Ведь осознание проблем может нарушить равновесие, привычный ход вещей, а значит – поставить под угрозу существование самой системы.
Так, муж может подавлять свое недовольство женой (может, у нее слабое здоровье или их содержит состоятельный тесть). И тогда он начинает убегать от проблем в отношениях, от своей агрессии, возможно даже, от желания расстаться. Способом побега может стать зависимость, любой из вариантов (алкоголизм, трудоголизм, сексоголизм…).
Жена может не замечать сексоголизм мужа, его постоянные измены, потому что боится признать их как факт. Ей ведь тогда, возможно, придется разводиться, а она не хочет (любит, боится статуса «разведенки», материально зависит…).
Деструктивные роли.
В каждой семейной системе возникают те или иные символические роли: Шут, Мамочка, Принц/Принцесса… Но! в аддиктивной семье эти роли становятся деструктивными, разрушающими. Возникает закономерный вопрос: какие роли можно назвать деструктивными?
Иногда деструктивность роли зависит от ее специфики. Например, роль Козла отпущения всегда разрушительная, ее носитель – вечно «крайний», на него направляется агрессия, он становится «громоотводом» для сброса напряжения. Это не решает проблему системы и опасно для носителя роли Козла отпущения.
В других случаях все зависит от выраженности роли. Сама по себе роль Мамочки не является опасной, ее носитель (чаще женщина) по-матерински заботится об окружающих, опекает, любит готовить и кормить, готова выслушать и приободрить… Эта роль становится деструктивной, когда переходит в утрированный вариант, приводящий к дискомфорту и для ее носительницы, и для окружающих. Деструктивная Мамочка потратит весь выходной для того, чтобы найти подходящие продукты, отдаст последние деньги, будет долго готовить кушание, предвкушать семейный ужин. А потом может оказаться, что муж не голоден, сын не собирается ужинать дома, а дочь на диете. И вместо семейного ужина выйдет семейный скандал.
В дисфункциональной системе даже изначально здоровые элементы меняются и начинают функционировать нездорово. В противном случае они отторгаются или уничтожаются.
Как пример можно привести обитателей тюрем: тюремные коллективы являются дисфункциональными системами, они живут по своим законам и правилам, в них высокий уровень конфликтности, агрессии, жестокости. Многие из этих правил противоречат гуманистическим и этическим нормам и являются откровенно дисфункциональными.
Тюремные коллективы как дисфункциональная система со своими устоявшимися правилами описаны в биографической книге Игоря Мироновича Губермана «Прогулки вокруг барака». Он оказался в заключении как диссидент, еще в советские времена, и описал после свои наблюдения за тюремной жизнью. И свою беспомощность, невозможность что-то сделать, когда на его глазах происходили страшные и несправедливые события: насилие и даже убийства. Те, кто не соглашался с дисфункциональными тюремными правилами, или смирялся в итоге и формально соблюдал их, или уничтожался системой.
В аддиктивной семье происходит нечто подобное: оставаясь в ней, нужно жить по дисфункциональным правилам. Поэтому каждый член семьи имеет свою роль, причем деструктивную – наносящую вред и ему, и окружающим.
Роли могут переходить от одного члена семьи к другому. И каждый член семьи может брать на себя разные роли. Эта смена может происходить быстро…
Что это за роли? Наверно, самой известной моделью является так называемый «драматический треугольник Карпмана», или «треугольник Судьбы».
Стивен Карпман – известный американский психолог (сын эмигранта из России), ученик Эрика Берна. В конце 1960-х он предложил идею о 3 взаимодополняющих ролях, взаимосвязанных, переходящих одна в другую: Жертва, Преследователь, Спасатель. Преследователя иногда также переводят как Агрессора, но дословный перевод оригинального «persecutor» именно «преследователь», «гонитель».
В дисфункциональных системах часто возникают ситуации, в которых проигрываются эти три роли.
Например, молодой человек признается своей любимой девушке, что употребляет наркотики. Она входит в роль Спасателя: «Я спасу его от наркотиков своей любовью». Смело выходит за него замуж. В их браке она – Спасатель, а он – Жертва. Возможно, она находит для него оправдания: якобы он жертва обстоятельств, трудностей детства, стресса на работе и т.д. А партнер поддерживает ее иллюзии и свою роль Жертвы, ведь оправдания снимают с него ответственность. Итак, перед нами жена-Спасатель и муж-Жертва.
Но наркомания – это болезнь, и любовь спасает от нее не эффективней, чем от аппендицита или пневмонии, а значит – не спасает. Постепенно героиня примера начинает злиться, ведь все ее усилия по спасению не дают результатов. Тогда она начинает предъявлять мужу претензии, становится Преследователем: «Если ты не бросил наркотики, ты меня не любишь, ты делаешь это назло мне!» Устраивает скандалы, смывает ПАВ в унитаз. Это уже жена-Преследователь и муж-Жертва.
Муж злится. Особенно из-за того, что его лишили любимого объекта зависимости (вылили алкоголь, уничтожили наркотик, сломали ноутбук…). Он становится Преследователем, кричит на жену и, скорее всего, бьет. Тогда она становится Жертвой: «Я все время отдаю тебе, а ты неблагодарный, не ценишь, еще и ударил меня…» Мизансцена Жена-Жертва и муж-Преследователь.
Мужу становится стыдно, он просит прощения, прикладывает лед к синякам жены, в качестве искупления дарит подарок и перемывает всю посуду, чтобы она отдохнула. Жена-Жертва и муж-Спасатель.
Жена умиляется, видит доказательства своей важности и нужности. А также «святости», «хорошести», ведь она не бросает мужа, а продолжает спасать! Она решает, что все равно останется с ним и своей любовью спасет его от наркотиков. А он не виноват во вспышке гнева, она его спровоцировала, или начальник испортил настроение на работе. Круг замкнулся, снова мы видим привычные роли: роль Спасателя у жены и Жертвы у мужа.
Деструктивность этого треугольника Жертва-Преследователь-Спасатель, или «драматизм», заключается в том, что все действующие лица несчастны.
Плюс они активно стараются подключать к своей «игре» окружающих, которые тоже становятся несчастными. Так, жена жалуется маме на мужа-наркомана, мама становится Спасателем дочки и Преследователем зятя, начинает предъявлять зятю претензии. И в тот же миг дочь из Жертвы превращается в Спасателя и начинает защищать мужа от мамы, на которого сама же жаловалась маме 5 минут назад…
В драматическом треугольнике нарушено функционирование каждой из ролей. «Жертва на самом деле не так беспомощна, как себя чувствует; Спасатель на самом деле не помогает, а Преследователь на самом деле не имеет обоснованных претензий» (Клод Штайнер).
Эти роли проигрываются не только в замкнутом пространстве отдельной семьи, но и во всех сферах жизни. На работе, в школе и институте, в кружках и секциях, дружеских компаниях, соседских отношениях… Ребенок из такой семьи несет в себе сценарий драматического треугольника и воспроизводит раз за разом, то выставляя окружающих Преследователями, то побуждая быть Спасателями, то делая из них Жертв.
В роли Жертвы, Преследователя и Спасателя оказываются то зависимые, то созавиисмые члены семьи, происходит смена, «передача эстафетной палочки». Однако может быть тенденция чаще всего бывать в одной из ролей.
Жертва: при кажущемся неудобстве и опасности роли, Жертва имеет много вторичных (скрытых) выгод. Это и внимание окружающих; и нарциссическое ощущение своей «избранности» и «святости»; и отказ от ответственности (как в советском фильме «Бриллиантовая рука»: «Не виноватая я, он сам пришел!»).
Роль Жертвы формируется в детстве. Иногда это сценарий, заимствованный у родителя-Жертвы. Иногда – следствие плохого обращения с ребенком, когда его границы нарушались, при этом ему не дозволялось себя защищать, в результате чего он оказался в пассивной позиции без возможности обозначить свои границы.
В психологической работе с Жертвой важно легализовать этот паттерн поведения, помочь осознать скрытые выгоды такого сценария. Научить защищать себя здоровым образом, перейти в активную позицию. Конечно, что-то можно изменить только в том случае, если сам клиент готов менять свой сценарий и отказываться от вторичных выгод деструктивной роли.
Преследователь: роль, которая позволяет сбрасывать агрессию, ощущать власть и контроль. Преследователь рационализирует проявление агрессии, считая себя правым, но обычно ни уровень агрессии, ни форма выражения не соответствуют ситуации.
Роль Преследователя формируется или как подражание родителю-Преследователю, или в союзе со слабым родителем, который потакал агрессии ребенка, и тот усвоил: через агрессию можно добиться всего, чего захочешь…
В психологической работе с Преследователем нужно легализовать его агрессию, найти истинную причину, научить выражать ее в здоровой форме, а также при необходимости агрессию сдерживать, контейнировать.
Также роль Преследователя подразумевает высокий уровень нарциссического всемогущества: право судить, «Кто прав, кто не прав», и кого наказать… Это тоже – тема для психологической работы с Преследователем.
Спасатель: роль, коварная тем, что является социально приемлемой и одобряемой. Вроде как Спасатель делает правильную и благородную работу. Ан нет, он выполняет эту роль «криво», не спасая, а нанося вред. Как ребенок, который бросил морскую свинку в море, потому что она «морская» и он хотел ей помочь, и она, конечно, утонула.
Роль Спасателя заимствуется от родителя или формируется на основе компенсаторного механизма: когда-то Спасателя не спасли, и теперь он бездумно спасает других.