Никто из полицейского начальства не произнес в адрес Даймонда ни слова благодарности.
– Вам удалось что-нибудь выяснить о моей дочери? Мне кажется, именно это было вашей основной задачей, – грубовато произнес Тотт.
Судя по всему, он больше не считал нужным быть вежливым и предупредительным – ведь согласие Питера на сотрудничество уже было получено. Урвав несколько часов сна, начальник полиции Бата стал прежним Тоттом – желчным и придирчивым.
– Вообще-то я думал, что моей задачей было выяснить, каковы требования Маунтджоя.
– А меня они нисколько не интересуют, – мгновенно отозвался Фарр-Джонс. – Этого типа осудили совершенно справедливо. Не можем же мы пересматривать дело только потому, что ему не нравится находиться в тюрьме.
– Мы упустили великолепную возможность схватить его, – добавил инспектор Уоррилоу. – Даймонд не сообщил нам ничего важного – за исключением того, что у Маунтджоя теперь есть мотоцикл.
– И соответствующая экипировка, – добавил Джон Уигфулл, находившийся в другом конце комнаты. – Интересно, где он ее раздобыл?
– Если Маунтджой сумел бежать из тюрьмы Олбани, то разжиться мотоциклом и кожаной курткой и штанами ему ничего не стоит! – злобно бросил Фарр-Джонс.
Было очевидно, что бывшие коллеги Питера пребывают в меланхолии, близкой к отчаянию. Впрочем, его это устраивало. Во время своего весьма непростого пешего путешествия от ручья до Лансдаун-роуд, где ему удалось остановить попутную машину, Питер принял решение по поводу своей дальнейшей стратегии. Он прекрасно понимал, что в течение какого-то времени Фарр-Джонс и его подручные, будучи полностью деморализованными, станут посыпать свои головы пеплом. Именно этим Даймонд и решил воспользоваться. В любой другой ситуации они не согласились бы на его условия. Именно по этой причине теперь он терпеливо выжидал, не выдвигая никаких требований или предложений.
Уоррилоу изложил свой план поимки беглеца. Он был самым заурядным и предполагал тщательные проверки на дорогах, тиражирование фотографии Маунтджоя, прочесывание местности с особым акцентом на заброшенные строения и отдельно стоящие загородные фермы. Разумеется, он не преминул заявить, что для реализации его замысла потребуется больше людей, чем могло предложить местное отделение полиции, и подчеркнул, что в интересах розыска необходимо задействовать прессу.
Далее последовал долгий и утомительный спор по поводу отмены запрета на освещение истории с похищением девушки в СМИ. Следовало ли проинформировать общественность лишь о том, что в районе Бата видели беглого заключенного по фамилии Маунтджой и по этой причине операция по розыску проходит именно в городе и окрестностях? Уоррилоу настаивал на немедленном снятии запрета на информацию, что в руках преступника находится заложница. По мнению инспектора, именно широкое освещение происходящего в прессе было единственной надеждой Саманты на спасение. Фарр-Джонс и Тотт считали, что отмена запрета сорвет сложный процесс переговоров с преступником об освобождении пленницы и поставит под угрозу жизнь и здоровье Саманты. Они особо упирали на то, что Маунтджой склонен к проявлениям физического насилия по отношению к женщинам.
– И как же вы собираетесь сдвинуть это дело с места? – воскликнул Уоррилоу после долгого обсуждения. – Вы твердите о переговорах. Но единственное, что мы имеем, – параноидальные требования этого типа о повторном расследовании и пересмотре его дела. Вы ведь не собираетесь идти у него на поводу и всерьез заниматься данным вопросом? Какой в этом смысл, если речь идет о самом обычном деле без каких-либо загадок?
– По-вашему, мы идиоты? – язвительно осведомился Фарр-Джонс. – Но если мы хотим о чем-то договориться с этим мерзавцем, то нам придется подыгрывать ему, чтобы он поверил, что мы предпринимаем какие-то действия.
– Зачем это нужно?
– Чтобы вовлечь его в процесс переговоров, получить возможность еще раз с ним встретиться. Заставить его сотрудничать с нами.
– И что дальше?
– А дальше – проследить за ним и выяснить, где именно он скрывается.
– Это можно было сделать и сегодня утром.
– При помощи вертолета? – Фарр-Джонс больше не мог скрывать раздражения. – Нет, мистер Уоррилоу, тут нужно действовать осторожно. Необходимо использовать мистера Даймонда, которому Маунтджой, судя по всему, доверяет.
Инспектор Уоррилоу отвернулся и принялся молча смотреть в окно, всем своим видом ясно давая понять, что больше не надеется услышать какие-либо рациональные предложения от других участников совещания. Взгляды остальных обратились на Даймонда, который в этот момент также выглядел разочарованным.
Фарр-Джонс потрогал свои тщательно причесанные волосы, словно хотел убедиться, что они не растрепались. Раньше ему не приходилось общаться с Даймондом, но его наверняка предупредили, что характер у Питера колючий.
– Разумеется, обращаясь к вам за помощью, мы понимаем, что можем создать определенные затруднения, – наконец с трудом выдавил начальник полиции Эйвона и Сомерсета. – И все же мы решили рискнуть, надеясь, что вы войдете в наше положение.
Даймонд с бесстрастным, словно у Будды, лицом молчал, выжидая.
– Мы не можем настаивать на том, чтобы вы откликнулись на нашу просьбу. Но если вы этого не сделаете, мы попадем в затруднительное положение, поскольку Маунтджой, похоже, считает, что вы все еще являетесь сотрудником полиции, и к тому же испытывает к вам доверие. – Фарр-Джонс сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух, после чего, нервно потирая руки, с вымученной улыбкой поинтересовался: – Итак, что скажете?
– Мне нужно сделать телефонный звонок.
Даже самая обычная просьба может быть облечена в такую форму, что прозвучит словно угроза – особенно в устах такого человека, как Даймонд, слывущего мрачным и несговорчивым. После его слов Фарр-Джонс напряженно застыл, сверля собеседника подозрительным взглядом.
– Своей жене, – пояснил Даймонд.
– Но вы не ответили на мой вопрос.
– Я это сделаю – после того, как переговорю с супругой.
Питер встал из-за стола и, вежливо кивнув, вышел из комнаты. Он знал, что Стефани должна находиться дома. Обычно в это время она возвращалась из утреннего похода по магазинам. После обеда имела привычку наведываться в местное отделение благотворительной организации «Оксфам», поэтому звонить ей лучше всего было именно сейчас.
Питер решил спуститься вниз и сделать звонок с аппарата, висевшего на стене в холле.
– Похоже, мне придется задержаться здесь на несколько дней, – сообщил он, когда Стефани сняла трубку. – Справишься без меня?
– Важнее, справишься ли ты, – ответила супруга, которая никогда не изводила Питера бессмысленными упреками. – Ты не взял с собой даже самого необходимого.
– Зубную щетку я куплю здесь.
– Тогда уж купи и лосьон для бритья, да подушистее – если только не собираешься сам стирать себе рубашку. И во что же ты, интересно, впутался?
– Всплыла одна старая история. Похоже, здешним сотрудникам не обойтись без моей помощи.
– Какое-нибудь незаконченное дело?
– Я думал, что оно закончено. Но кое у кого на сей счет другое мнение.
– Если помнишь, ты говорил, что никогда больше не станешь с ними связываться.
– Речь идет не о сотрудниках полиции. Извини, я не могу вдаваться в детали, моя дорогая.
– Что ж, не вдавайся. Речь ведь идет о Маунтджое? Директоре колледжа, который зарезал женщину-журналистку? Знаешь, я тут ждала одного телефонного звонка, да так и не дождалась. Зато успела просмотреть газеты. Питер, не забывай, ты больше не полицейский. Ловить Маунтджоя – не твоя забота, а твоих бывших коллег.
– Помню.
Стефани немного помолчала, а затем поинтересовалась:
– Разве ты не собираешься посоветовать мне запереть все двери и окна и спать с полицейским свистком под подушкой?
– К тебе он точно не заявится.
– Значит, я могу пригласить кого-нибудь в гости – так, чтобы соседи не видели?
Стефани знала, как прокусить толстую шкуру Питера.
– Что?
– Чем еще может заняться женщина, если ее муженек отправился бог знает куда? Ты ведь сорвался словно на пожар. Что же мне – скучать в одиночестве?
– Я скоро вернусь.
Стефани рассмеялась.
– Где ты остановился? – спросила она.
Питер невольно порадовался ее вопросу – он до сих еще ни разу не подумал о том, где собирается ночевать.
– В отеле «Фрэнсис», – ответил он.
– Что ж, мне, как образцовой супруге, остается сказать только одно: будь осторожен.
Даймонд вернулся в комнату, где проходило совещание, и присутствующие, горячо что-то обсуждавшие, замолчали.
– Я бы хотел изложить свои условия, – произнес он, усевшись за стол напротив Фарр-Джонса и поставив локти на стол. Никогда прежде ему не приходилось говорить в подобном тоне с начальством, и Питер наслаждался каждой секундной разговора. – Я готов оставаться здесь до того момента, когда мисс Тотт будет освобождена.