Глава вторая

Вы когда-нибудь пытались успокоиться, когда вам было настолько стыдно, что хотелось сквозь землю провалиться? Хотя в моем случае лучше было бы забраться в отделение для ручной клади в чью-нибудь сумку… Успокоиться, когда на вас смотрит несколько десятков пар изумленных глаз? Десятки губ изгибаются в ухмылке, а брови изумленно взлетают вверх? Вокруг даже начали шептаться.

– Тони, только посмотри, во что бедолага одета.

– Она, наверное, чокнутая.

– Больная, может.

– Вероятно, у нее шизофрения или еще что-то, так ее жаль.

Желать мне в этот момент приятного полета, что с излишним энтузиазмом сделала стюардесса, было бесполезно. Все равно что говорить пациенту в гинекологическом кресле: «Расслабьтесь, вы ничего не почувствуете».

Мне хотя бы удалось скинуть под сиденьем тапки. К сожалению, избавиться от яркой розовой, чуть не сверкающей пижамы с кексами на груди не представлялось возможным. Там была еще и надпись: «кекс – намек на секс».

Энни подарила мне ее на девичник. Как мы тогда ржали! Ха-ха-ха…

А теперь мне было не до смеха. Даже если хохотали все вокруг.

Но больше всего меня пугала неизбежная пробежка до туалета. Я и так уже терпела как могла, но с каждой секундой и с каждым прогоном тележки с напитками это становилось все сложнее. Я даже отказалась от бесплатного алкоголя. Но в итоге через семь часов полета я поняла, что мочевой пузырь все же вот-вот лопнет. Так что придется идти позориться.

Я посмотрела в сторону туалета – разумеется, он оказался дальше, чем если бы я сидела на крыле соседнего самолета. Рядов тридцать до заветной цели. Я вдохнула поглубже для смелости – может, не так уж будет и страшно? Я ведь только что прошла через самое позорное унижение; это по сравнению с ним – ерунда. Ну и что, что сотня незнакомцев увидит меня в пижаме? Ведь не такой уж это и кошмар?

Я встала, ноги подкашивались, во рту пересохло. Потихоньку пошла, решив всем улыбаться. Может, если мой вид будет излучать дружелюбие, ослепительно розовой пижамы они не заметят. Но, по-моему, от улыбки становилось только хуже.

Я все шла и шла; какая-то женщина прикрыла сыну рукой глаза, заметив, что он рассматривает картинку на моей пижаме. Еще одна прижала малыша к себе поближе… по-моему, она испугалась. Какой-то мужик тихонько мне мяукнул, а другой подмигнул. Еще через несколько рядов кучка девчонок-подростков навели на меня телефон на палке для селфи и щелкнули. Не слишком ли это? Я задрала голову повыше, чтобы сохранить лицо, но внутри была едва живая.

Какое же я испытала облегчение и счастье, когда наконец дошла до туалета! Я открыла дверцу и стремительно занырнула в кабинку.

Бац! Тыц!

Я на что-то налетела. Изо всех сил. Сориентировавшись, я поняла, что передо мной этот Гот – так я прозвала его в те несколько минут, когда сыпала про себя проклятьями после нашего разговора. Он потирал голову.

– Что случилось? – поинтересовалась я. Ему явно было больно.

– На меня только что девушка накинулась и ударила, вот что.

Я ахнула.

– Простите. Я не знала, что тут кто-то есть.

– Я сам виноват. Я пришел только руки помыть, так что дверь закрывать не стал. – когда он убрал руку, я увидела на лбу красный след от удара.

– Блин, не слабо! – мне стало ужасно стыдно.

– Ничего. Отомщу в самый неожиданный момент. – он хитро улыбнулся.

По спине пробежал холодок. Это он на что намекает? Что подкрадется, когда я усну, и долбанет по башке? Я осмотрела его с ног до головы. Скажи это любой другой человек, я бы решила, что он шутит, но в данном случае особой уверенности у меня не было.

Он, наверное, заметил мое беспокойство.

– Привет, – сказал он с нормальным южноафриканским акцентом, как и у меня, чем немало меня удивил. Я ждала какого-то более жуткого, вампирического звучания. – Мы как следует не познакомились. Я Дэмиан.

Вот! Это больше похоже на реальность. Есть же какой-то ужастик с сатанинским отродьем по имени Дэмиан? Это мне понятнее. Я прямо ждала, что он окажется Люцифером, Хавьером, Вельзевулом или еще кем-то в этом жутком роде.

– А я Лили, – сказала я строго. Меньше всего на свете хотелось с ним общаться. Особенно после того, как я заметила у него на запястье толстый кожаный браслет и на плече – татуху «Депеш Мод». Все мои подозрения на его счет подтвердились.

Он снова криво ухмыльнулся.

– Рад, так сказать, познакомиться, Лили!

И ушел. Я уставилась ему вслед, обдумывая случившееся.

Странный!

Реально странный.

Самый ненормальный человек, с кем мне доводилось встречаться.

В мочевом пузыре у меня уже бурлило, если такое возможно, и я запрыгнула в кабинку. Впервые в жизни я несказанно обрадовалась унитазу и испытала мгновенное облегчение. Но увидев себя в зеркало, я обнаружила чудовище – иначе не назовешь.

Я уставилась на свое отражение.

Чуть подняла голову, потом наклонила.

Повернулась в профиль… в надежде, что у этого привидения есть хоть какой-нибудь удачный ракурс.

Но его не было.

По лицу шли черные полоски туши, как у зебры, следы размазанной помады напоминали заразную сыпь, а на голове торчали такие космы, что в них легко могла бы поселиться стая чаек. Где-то сзади за волосы отчаянно цеплялась последняя жемчужная заколка.

Я отмотала туалетной бумаги и попыталась стереть этот ужас с лица. Он не поддавался, и я прокляла себя за выбор помады «Колор Стэй», обещавшей яркие губы для поцелуев на семьдесят два часа. Как минимум, это реально работало, в отличие от некоторых других вещей, на которые я купилась, поверив рекламе.

– При ежедневном использовании ресницы будут казаться в сто раз гуще, длиннее и сильнее…

Это зачем? Чтобы на них можно было кататься, как на тарзанке?

Я вздохнула. Мир полон пустых обещаний.


Через два часа и после всего одного бокала вина у меня закружилась голова.

Очень сильно закружилась. Я оглянулась, проход пошатывало. Самолет накренился, мое кресло потекло, словно желе. Это было как-то стремно. Потом я услышала чей-то шепот.

– Эй!

Звук раздавался с пола, я посмотрела вниз и увидела, что выпученные глаза мне подмигивают. Нет, реально, глаза с тапок мигали! Потом один вообще повернулся к другому и сказал:

– Она выглядит не супер, да?

– Ага, – согласился второй зайчик. У него оказался английский акцент. – Страшно бледная. Просто страшно.

Я посмотрела по сторонам, пытаясь понять, слышал ли их еще кто-нибудь, кроме меня, но у всех подтаяли лица. У меня началась паника – сердце бешено забилось, ладошки вспотели. Что со мной? И тут я вспомнила… братовы белые таблеточки! Я днем одну приняла. Черт! А Джейн предупреждала, что алкоголь с ними никак нельзя.

Меня сильно затошнило. Голова закружилась, руки стали невесомыми, зайчики заржали. Каждая следующая волна тошноты оказывалась сильнее предыдущей, я поняла, что дольше сопротивляться не смогу. Я обернулась к туалету – он был ужасно, ужасно далеко.

У меня за спиной худшие сутки моей жизни, а впереди – еще хуже? Меня пронзила боль от несправедливости, я возмущенно схватилась за пакет для рвоты.

Только не это, только не это, ну пожалуйста…

Режиссер кино сейчас показал бы лица других пассажиров.

Моя соседка в ужасе отшатнулась.

Мужчину сзади тоже охватил рвотный рефлекс.

Мальчик слева начал смеяться и показывать пальцем.

Старички справа вцепились друг в друга и начали перешептываться.

Я опустила взгляд на тапки; они перестали шевелиться, и я догадалась, что мне значительно лучше. Физически. Эмоционально мне было все еще крайне фигово и вообще не до смущения. Я даже предположила, что меня поместили в какое-то сильно продуманное реалити-шоу, в котором все, кроме меня, актеры. В котором продюсеры играют против меня и стараются максимально испортить мне жизнь. Или это опять проделки сучки-кармы?

Я ощутила неимоверное одиночество, схватилась руками за голову и взмолилась о том, чтобы самолет рухнул. Или хотя бы оторвалась крыша, и меня вынесло наружу. Хотя, конечно, я не жаждала оказаться в такой же ситуации, как те несчастные люди в Андах, которым пришлось есть друг друга, чтобы выжить, но я все равно хотела бы исчезнуть.

И чтобы со мной был Майкл.

Просто страшно хотела. Я хотела лететь в свой медовый месяц, счастливая, держась с мужем за руки и…

– Лили, ты в порядке? – Гот встал со своего места и присел рядом со мной на корточки. Казалось, он искренне за меня переживает.

Какое ему до меня дело? Окончательно меня удивив, он мягким жестом положил руку мне на плечо.

– Мне уже лучше, – робко ответила я.

– Может, колы принести? От тошноты хорошо помогает!

Я даже ответить не успела, как он отправился куда-то. Меня ошеломила неожиданная доброта странного незнакомца. Ведь таким наверняка на всех вокруг наплевать? Спроси вы меня несколько минут назад, я бы сказала, что он скорее украдет у меня сумку и будет голым выплясывать в лесу вокруг костра.

Вернувшись, он открыл банку и протянул мне. Я сделала глоточек прохладной колы. Он оказался прав – мне немножко полегчало.

– Спасибо!

Сейчас он сидел совсем близко, и я решила использовать эту возможность, чтобы рассмотреть его получше. Хотя он и совершенно не в моем вкусе, я увидела в нем нечто привлекательное в стиле похабной рок-звезды или пиратов Карибского моря. На втором запястье, без браслета, с внутренней стороны было вытатуировано маленькое розовое сердечко, казавшееся таким неуместным рядом со второй, геометрической татуировкой. Можно сказать, что это было мило. Хотя в целом это слово к нему однозначно не относилось.

– Что она означает? – заинтригованно спросила я.

Гот опустил взгляд.

– Это на память о моей сестренке. Она умерла.

Сказав это, он ушел.

Я его явно обидела, и мне стало жутко стыдно. Обидела единственного человека во всем самолете, кто проявил ко мне добрые чувства!

Я наблюдала за тем, как он сел на свое место в надежде, что он обернется и я молча смогу принести извинения. Но этого не произошло. Он надел наушники и закрыл глаза.

Загрузка...