Выйдя из ступора, я оттолкнулся от края ямы, встал на ноги. Сунул в карман мобильник и побрёл обратно по коридору, давя в себе отчаянный крик: «Что блин происходит?!» Мозг не хотел работать, подсовывая мне вместо ответов какую-то кашу из образов: дед с обглоданным мослом, старуха в кофте, бешеные бомжи, плачущая Мария. Всё это никак не хотело вписываться в картину реальности, но я не мог очнуться.
Шатаясь, едва не встречаясь головой со стенами, я добрался до двери, больше не прыгающей под ударами. Выковыряв из куртки мобильник, набрал экстренный номер. После недолгих гудков послышался женский голос: «Что у вас случилось?» Но когда я дурным голосом начал орать, объясняя ситуацию, связь прервалась, и я понял, что разговариваю сам с собой. Я жал кнопку вызова снова и снова, но на линии то было занято, то звонок обрывался. Лишь один раз всё получилось, но автоинформатор попросил подождать, и тут экран погас – телефон умер, превратившись в бесполезный кусок пластика. Я едва не шарахнул его об стену, но одумался и сунул обратно в карман.
«Ничего, – стал я себя успокаивать, – всё будет хорошо… За мной приедут… Отследят геолокацию…» – но на это в голове возникали саркастически мрачные мысли.
Опасаясь приближаться к двери, каким-то чудом сдержавшей натиск бомжей, я наматывал круги по коридору, дожидаясь неизвестно чего – то ли чудесного спасения отрядом бравого спецназа, то ли появления в стене волшебного портала, ведущего прямо домой – и не находил моральных сил даже на то, чтобы оплакать свою несбывшуюся любовь. И тут я заметил Её.
В стене слева, примерно посередине между небезопасным выходом и страшным бездонным провалом, действительно была плотно закрытая, сливавшаяся цветом с бетоном, тусклая оцинкованная дверь. Я не стал долго раздумывать, как это умудрился не заметить её раньше, а просто подошёл и остановился напротив. И стало ясно, что она не заперта, потому что на внутренней стороне некрашеного косяка виднелась пара миллиметров более светлого дерева, не потемневшего от влажного воздуха подвала и не затёртого прикосновениями. А рядом с дверью, как раз на уровне глаз – там, где обычно вешают эвакуационный план, – была пластиковая табличка, формой и размером похожая на автомобильный номер. Она была грубо пришпилена к бетону не до конца вогнанным в него гвоздём. Корявая размазанная надпись, сделанная чем-то засохшим, рыже-коричневым, гласила: «Помолись!»
– Вот ещё! Давно не пробовал и сейчас не собираюсь! – подумал я и мягко толкнул дверь, осторожно заглянув внутрь.
Конечно, за ней была чернота.
Стоя в нерешительности на пороге, уже собираясь посветить в проём, но вспомнив, что мобильник сдох, я вдруг услышал какой-то тихий царапающий звук. Вздрогнув, уставился в черноту, но понял, что звук идёт не оттуда. Резко обернулся и застыл, не в силах пошевелиться. То ли и правда увидел, а то ли представил себе (ведь сложно было что-то разглядеть так далеко), что за край ямы цепляются окровавленные пальцы.
Я бросился к провалу, сходу упал на живот и схватил руку, тщетно искавшую опоры. Потянул её вверх изо всех сил, от натуги суча ногами, стараясь не потерять равновесие и не перевалиться через край ямы. Когда уже две ободранные руки показались над краем по локоть, я, не выпуская их, подполз ближе, нащупал и потянул к себе исцарапанные голые плечи.
Вот тут-то я и понял, что что-то здесь не так. Руки были мужские – значит, Ильнура. Ёжик тёмных волос тоже говорил об этом. Но где одежда? Да, что-то могло сорваться при страшном падении, но… Но не всё же! И где тогда хотя бы лоскуты?
Ещё не осознав всего ужаса своего положения, я тихонько просипел: «Ильнур?» Тело дёрнулось и задрало голову. Меня пронзил настоящий, жестокий, чудовищный ужас, ничуть не смягчённый шоком.
Стальными, почти белыми радужками с контрастно-чёрным ободком на меня смотрел парень. Но знаком он мне или нет, понять было трудно. Всё лицо его ниже переносицы было содрано, и в блестящем кровавом месиве чернели две дырочки ноздрей, под которыми расплылся чудовищный, широченный мертвецкий оскал.
Я заорал, вырываясь из мёртвой хватки. Сумел-таки освободиться, и тело парня жалобно шкрябнуло пальцами по полу, сорвавшись вниз. Я вскочил и бросился прочь, давя в себе угрызения совести.
Подлетев к спасительной двери, я врезался в неё плечом, но как-то ещё успел зацепиться рукой за косяк и на миг задержаться в проёме. Свернув со стены табличку с издевательской надписью, я швырнул её на пол и оказался во тьме, пахнущей сырой штукатуркой.
***
Подсвечивать дорогу было нечем, да и незачем. Зрачки адаптировались, и я понял, что освещение здесь всё же какое-то есть. Слабый, почти что на грани восприятия тёплый ореол, подрагивая, окружал единственную ртутную лампу в ребристом пластиковом корпусе, предназначенном для двух таких. И всё вокруг наполнилось дрожащим грязно-розовым сиянием, давящим на психику.
Я стоял в начале нового коридора. Недлинного – всего метров пятнадцать – по сравнению с предыдущим, казавшимся бесконечным. С обеих сторон здесь было по две закрытые двери: первая справа, почти в самом начале; вторая – слева, немного дальше; а третья и четвертая – в противоположном конце, друг напротив друга, и после них ещё оставалось приличное расстояние до глухой торцевой стены. Всё. Тупик.
Не отчаиваясь раньше времени, я пошёл к первой двери.
Шершавое полотно ДСП. Ни намёка на ручку, зато есть пуговка замка, какая обычно бывает не снаружи, а изнутри помещения. Я тихонько подтолкнул дверь, и она легко откатилась в комнату, будто на совсем новеньких, только что смазанных шарнирах. Неожиданно яркий свет ударил мне в глаза. И я не успел разглядеть, что же там, за дверью – всё-таки тоненько скрипнув, она закрылась. Забыв об осторожности, я шагнул вперёд, придерживая упрямую дверь.
Маленькая комнатка без окон, без батарей или чего-то ещё – пустая бетонная клетка метра три на три, с единственной деталью, за которую мог зацепиться взгляд – пыльной вентиляционной решёткой под потолком. Резкий, холодный, мелко дрожащий свет шёл от люминесцентной трубки над дверью, чётко вычертив на полу мой приплюснутый силуэт. И тень легла на что-то ещё более чёрное, стоявшее в центре комнаты.
Гроб. Обитый траурной чёрной тканью закрытый гроб стоял на трёхногих табуретах. «Прямо как в дурацких страшилках: в чёрной-чёрной комнате, в чёрном-чёрном доме…» Крутанувшись на каблуках, я вылетел вон, дёрнув дверь за собой. Она с хрустом хлопнула о косяк, заглушив мой стон ярости.
Результаты дальнейшего осмотра коридора тоже были неутешительными: всё заперто, и вовсе не так хило, как в наземной части здания. Двери в коробках удерживались замками, врезанными под оцинкованный стальной лист с затейливым заводским узором. Я метался по коридору, толкаясь в них, надавливая ладоням, потрясая и даже примериваясь к ним плечом. Пару раз наваливался на одну всем весом, но без толку – чтобы сломать её, требовались критические усилия, чего я себе пока позволить не мог.
«Дело дрянь…»
Я поравнялся с первой комнатой, окончательно приходя в себя и принимая решение: «Вернусь в коридор с ямой. Там сейчас тихо. Может, бомжи ушли, и я проскочу…» Но вдруг позади меня раздался характерный, раскатистый, хрусткий звук – щелчки поворачиваемого замка.
Весь подобравшись, съёжившись чуть ли не в комок, я обернулся. Звук прекратился, и в дальнем конце коридора, в судорогах умирающей лампы, после маленькой драматической паузы медленно откатилась в комнату дверь. В открывшейся щели показался контур скрюченного силуэта.
– А что ты тут забыл?.. – раздался скрипучий голос.
«Нет! – чуть вслух не заорал я. – Тебя не может здесь быть!» – и попятился от буйной старухи.
– Куда пошёл? Туда нельзя! Ишь, расходился тут, а?..
Сгорбленная бабуся проворно ковыляла ко мне, невзирая на хромоту, переваливаясь с боку на бок, резво перенося вес на здоровую ногу и тут же подтягивая больную. Я упёрся спиной в запертый выход и судорожно шарил руками позади себя. Тщетно. Напрасно я ковырял ногтями края двери. Она крепко засела в коробке, когда я её так резко захлопнул. Я даже не успел отстраниться, ускользнуть вбок – бабка подскочила ко мне, схватила за грудки и сверкнула на меня снизу-вверх злобно прищуренными глазками.
– Куда, мил мой, куда?!
Я больше не пытался быть галантным и со всей силы оттолкнул её. Это вызвало такой взрыв ярости, что я испугался. Бабка шустро поднялась с пола, враскоряку наклонилась вперёд, оттопырила зад для баланса и, воинственно взвыв, пошла на меня, скрючив пальцы с чёрными от грязи ногтями. Я хотел от неё увернуться и шаркнул влево. Старуха с грохотом врезалась в дверь, но всё же успела вцепиться в меня.
Её триумф был впечатляющим. Взревев ещё мощнее, она с титанической силой рванула меня к себе. Я полетел вперёд, опрокинув её. Мы повалились в дверь, ушедшую под нами назад.
К счастью, удара лицом об пол я избежал – успел выбросить вперёд руки. Но приложился неслабо. И сразу рванулся вверх, ведь сумасшедшая бабка уже ползла по мне, подбираясь к шее колючими пальцами. Но тут что-то как будто сшибло меня вниз – голова резко закружилась, и я не смог её поднять, как после сильного удара. Я пополз назад, тряся головой, елозя задом по щербатому бетону, дёргаясь и пинаясь в попытке сбросить с себя цепкое тело, и оказался у гроба. Ещё чуть-чуть, и я обрушил бы табуретки с ним, и неминуемо получил бы по башке чьим-то последним пристанищем. Но, успев-таки извернуться, я отпрянул, вновь падая на бетон и ударившись затылком. И тут же над моим лицом нависли старушечьи челюсти – оскаленные, блестящие от слюны, клацающие остатками зубов.
Я схватил и с силой отшвырнул настырное костлявое тело. Вопя, оно вывалилось в коридор. И мне не осталось ничего другого. Я перекатился на живот, с трудом встал на колени, дотянулся до уже закрывающейся двери и поторопил её, с хрустом грохнув о косяк и подперев спиной.
Дверь тут же заплясала под ударами.
«Откуда у старухи столько силы?!»
Я вздрагивал, болезненно мотая кружащейся головой и глядя на ободранные до крови пальцы.
«Раз, два, три… Вроде бы не двоятся, норм».
Чувствовал я себя паршиво. Как будто с похмелья. Кое-как поднялся на ноги, не прекращая давить на дверь и тяжело по ней проехавшись спиной.
– Ну хватит уже! – крикнул я. – Ну что я вам такого сделал? Перестаньте!
Я тупо пялился на гроб, не представляя, что ещё предпринять.
«Комната без окон, с одной единственной дверью, в которую ломится безумная старуха. Передо мной – «коробка с сюрпризом», из которой в такой ситуации может вылезти всё что угодно…»
Судорожно всхлипнув, я с трудом задавил в себе приступ истерического смеха.
«Стоять так и ждать, пока бабка вымотается, или отойти? Дать двери открыться, а старухе – повалиться внутрь? Резко выбежать и попробовать прорваться в большой коридор?»
Я уже почти понял, что делать, когда стук в дверь прекратился. Вместо этого послышался шорох шарящих по ней пальцев, а затем – звонкий двойной щелчок провернувшегося замка. Мой враг вспомнил о защёлке раньше меня.
По инерции я развернулся, прижался ладонями к двери, ещё ни во что не веря, умоляя её открыться. Молитвенно запрокинув голову, не желая признать, что всё это правда, я ударил в дверь кулаком.
«Чёрт, а ведь я, наверно, не первый! Так глупо попался…»
Очень кстати всплыл в мыслях бомж с обглоданной костью в руке.
***
Роман неспешно одевался. Сегодня он дежурил в день, и на службу совсем не опаздывал – привычка вставать рано была у него ещё с детства, родители даже смеялись: «Наш Рома своего не проспит!» А за годы учёбы в профшколе, а затем – службы в местном отделении МЧС, он привык приводить себя «в боевую готовность» с первого звонка. Так что, даже если ничего серьёзного не случалось, то он всё равно вставал вовремя как миленький и без будильника, да ещё хватало времени понежиться под горячим душем и без спешки позавтракать.
Когда выходил из ванной, голой пяткой наступил на что-то острое. Поднял ногу и чуть не в голос выругался: в ступню коротенькими зубчиками впилась маленькая женская заколка – весёленький розовый бантик на металлической застёжке. Светина.
Девушка ушла от него пол года назад. Собрала вещи, даже что-то сказав на прощание. Но всё равно тут и там выскакивали её безделушки. Поначалу Роман подбирал их и складывал горкой на кухне, а потом всё же начал выбрасывать: вряд ли она когда-нибудь их заберёт, да и тяжко было смотреть.
Ну, сегодня горевать он не стал. Выпил кофе, надел лёгкую футболку и джинсы, накинул сверху ветровку (хоть на улице был апрель, но что́ ему эта слякоть на собственных жигулях – пусть и стареньких, зато купленных на свои). Он взял сумку с выстиранной униформой и спустился во двор под наглое пение птиц, щурясь на яркое небо, окрашенное в розовые тона.
***
– Нет! Нет-нет-нет-нет!!! – кричал я и барабанил в дверь. – Открой, сука, открой! А то ноги тебе переломаю!
Бессильно сыпля угрозами и понимая, что сам же, с самого начала во всём виноват, я колотил в дверь, но безрезультатно. В конце концов решил не тратить силы зря. Повернувшись, ещё раз посмотрел на закрытый гроб и, поражаясь абсурду всего происходящего, осторожно обошёл его по кругу, не приближаясь слишком близко и не любопытствуя, что там внутри.
Конечно, от смены угла обзора ничего не изменилось: гроб – вот он, стоит себе спокойно на стульях, волшебной двери в стене тоже не появилось, а штатная – по-прежнему заперта. Смирившись, я отошёл в дальний угол, из которого было хорошо видно дверь, опустился на корточки, привалился спиной к стене и достал телефон: хотел проверить, не ожил ли он, и не появилась ли связь.
Да, батарейки хватило ещё на одно включение, но экран тут же погас. Зло плюнув, я обхватил колени руками и уткнулся в них подбородком, бесцельно уставившись в пол перед собой. Я как будто перешёл в режим гибернации, словно пойманный дайвером осьминог, который отказывается шевелиться, понимая, что отверстия в стенках садка слишком малы – сквозь них не протиснется несжимаемый хрящ, расположенный между глазами.
«…И что-то в моей жизни пошло не так. Что-то мучило меня всё это время, заставляя ощущать беспокойство, не давая сидеть на месте в редкие выходные, которые априори я тратил лишь на себя. Всё чаще я пытался сменить обстановку, найти новую компанию, избегая уединения и отдаляясь от старых товарищей. Давно позабыл о барных посиделках, пожалуй, с единственным проверенным другом, оставшимся со мной рядом – Женькой, хотя он, как и раньше, звал меня прогуляться, вконец устав от своей семейной идиллии. Но ни выпивка, ни глазение на девушек в стрип-клубе, ни философский отдых у пруда во дворе небольшого коттеджа – в тот час, когда даже птицы боятся потревожить хрустальный звон подмороженной за ночь природы – ничто не приносило наслаждения мне, так давно променявшему весёлые компании на продуманный, комфортный покой и осознанное, добровольное одиночество.
С тех пор, как я шагнул вверх по карьерной лестнице, а затем разошёлся с девушкой, пробывшей со мной так долго, жизнь всё же стала приемлемой, и даже больше того. Теперь я столько всего мог позволить себе в обмен на удлинённый рабочий день и расширенную ответственность за принимаемые решения. Зато ни в чем не нуждался, и если не засиживался по вечерам за проверкой юридических документов или за изучением новинок отрасли, то мог запросто завалиться в ночной клуб и напиваться Хеннесси с Рэд Лейблом под лучшую из закусок. А по выходным мы с Женькой могли занять вип-места на небольшом хоккейном стадионе. В общем, жил я в своё удовольствие, не забывая и о высоком. Выставки, балет, опера… Иногда даже брал с собой какую-нибудь знакомую даму. Но вот на серьёзные отношения не тянуло. Наверное, сказался предыдущий опыт.
А в душе моей давным-давно что-то сломалось. Ещё тогда – когда разругались с первым настоящим другом – со Славиком. С тем, кто был рядом ещё раньше, чем я стал таким. Плохо, конечно, вышло, но что я мог поделать? Речь шла о собственном будущем. О неотвратимом завтрашнем дне… Тем более, он ведь сам всё профукал! Почему же тогда все шишки должны сыпаться на меня?
Мы тогда с ним работали в только-только открывшейся фирме – провайдере интернета. Слава заказы искал, а я – по технической части. Сначала – сборка полусамопальных модемов из корейских деталей, потом – установка всего получившегося и последующее его обслуживание. Платили нормально, хотя работа была примитивной, автоматической, а я вечно в разъездах: то в село какое-нибудь зашлют, где интернет только у председателя, то в недавно отстроенный микрорайон – к скучающим домохозяйкам местных миллионеров.
Только вот в кризисное время, на рубеже тысячелетий, условия стали хуже: ни больничных тебе, ни отпусков человеческих, и зарплату понизили. А уж задерживали её как!.. Порой на полгода. Бывало, мы месяцами сидели без денег (хорошо ещё, откладывать додумались, чтобы не жить в долг). Но на обычный ритм жизни с кафе и киношками не хватало, и подруга начала нервничать. Ладно, детей у нас не было – время было не то.
Ну так вот. Раз приходит ко мне Славка весь такой возбуждённый – глаза сверкают, волосы чуть ли не дыбом. Говорит:
– Тут западный гигант представительство решил открыть. Прямо здесь, в нашем городе. Приглашает работников с опытом в области айти-технологий. У меня сосед – дурак ещё тот, а устроился туда, представляешь?! Говорит, условия – супер: отпуск, страховка, стабильный оклад, зарплата строго вовремя! Берут почти всех! Компания немаленькая – мест хватает. Их цель – подмять под себя всю сферу в регионе… И вот, я уже анкету заполнил! И предварительное собеседование прошёл. Завтра – финальное, с непосредственным, местным начальником!
– К-когда успел?! – только и смог выдохнуть я.
– Да вот, сегодня! Я же к зубному ходил, помнишь? Заранее отгул брал… Нет, ты не думай, я от тебя-то скрывать не собирался! Просто, сам знаешь… Приметы… Ты тоже сходи обязательно! Сейчас тебе всё напишу: телефон, адрес, детали…
– Да нет… Я уж как-нибудь сам… – пробормотал я, слегка обиженный, хотя всё понимал.
Просто случай Славику выпал редкий – такой бывает лишь раз. И глупо было бы всё рассказать, а потом не пройти собеседование. К тому же, он только недавно узнал и не был уверен, что это не какая-нибудь замануха, вроде гипнособрания распространителей чудо-добавок к пище. Решил сам всё проверить и…
– Лёш, ты там долго ещё? – раздался из-за спины голос Татьяны, относившейся ко всем моим друзьям с подозрением («Бродяги и алкаши!»).
– …Ты что! Иди завтра же! – продолжал Славик взахлёб. – Позвони на работу, скажи «заболел» и иди! Снова будем работать вместе!
– Ну ладно, посмотрим… Ты прости, что не приглашаю…
– Да нет, мне самому домой надо – готовиться! Посижу ещё вечерком, всякие справочники посмотрю. Дело-то важное!
– Это да. Ну, увидимся!
А назавтра он пришёл ко мне с бутылкой. «Отмечаем?!» – чуть не ляпнул я, но тут же понял по лицу, что повод не праздничный.
– Не взяли. Сказали: «Опыта маловато. Поработай ещё годик-два. Узнай технические особенности, специфику области… Рассмотрим твою кандидатуру, если будут вакансии…» Нет, ты не думай, что всё проплачено, что собеседование только для вида, и своих понабрали давно. Просто они не могут принимать неподготовленных людей. Дело-то серьёзное. Нужно хорошо знать сферу, разбираться в новинках, быть точно уверенным в том, что предлагаешь людям. Выбирать самое лучшее и доступное в обслуживании, чтобы они потом опять к тебе шли. «Формирование клиентской базы – основополагающий фактор выживания компании». Потенциал у меня, говорят, есть, и позиция активная, но на одних коммуникативных способностях не вырулишь. «Менеджерских знаний в этой области нам не достаточно». Представляешь, соседа с его училягой взяли, а меня с неоконченной вышкой – нет. Как так?!
– Ну ничего, Слав, ничего… Мы с тобой ещё поработаем – под сокращение же не попали! А там, глядишь, и останутся ещё вакансии, или что-то новое подвернётся!.. – так сказал я ему, наливая утешительные сто грамм.
А сам, признаться, всё же прошёл собеседование. Мой технический диплом и опыт работы в области техобслуживания стали плюсом. Вскоре я написал заявление об уходе, но с другом это отметить уже не вышло.
Сначала я ему ничего не сказал – не решался. Чувствовал себя паршиво, чуть ли не вором. Когда скрывать стало невозможно – поговаривать на работе стали: «Линяет!», да и от срока доработки ничего не осталось – я зашёл в отдел к Славе.
– Не уходи домой сразу. Есть разговор.
Мы пошли в бар. В подвале через улицу – часто туда заглядывали. Местечко то ещё: пьянчуги, наркоманы, местная гопота. Но с нашим достатком выбирать не приходилось.
– Знаешь, Славик… Я на работу устроился. От нас увольняюсь, – тихо вымолвил я, катая рюмку в руке и слишком уж пристально рассматривая царапины на барной стойке.
Он смотрел на меня непонимающе. Потом так же, как и я в тот раз, спросил:
– Когда успел?
– Да, признаться, ещё две недели назад… Завтра ухожу.
– А что ж ты молчал?! И куда уходишь? Что нашёл?!
– Да туда же… Ты мне адрес давал.
– Поздравляю… – коротко бросил Славик, поднимаясь. – С высшим техническим – самое оно…
– Слава, ну подожди ты… – промямлил я ему в след, надолго запомнив, как женщина-бармен, натирая стаканы, глянула на меня, надменно дёрнув ресницами.
И больше я его не видел… То есть нет, не совсем так. На следующий день на работе я зашёл к нему на этаж. Но он не хотел говорить. Сказал, что занят, что вечером позвонит, что всё норм.
– Давай я сам позвоню. Или нет, лучше зайду! Принесу закуску, литр студёной!.. Я попозже хотел отмечать, когда уже пообвыкну… Но раз уж так, то давай заранее, прямо сегодня, а?
– Меня не будет дома. Прости, мне пора. Созвонимся.
Конечно же, он мне не позвонил. Я сам как-то звякнул на домашний, но девушка ответила, что его сейчас нет. Возможно, это так и было.
И я решил его больше не беспокоить. Посчитал, что он повёл себя откровенно как баба, обидевшись ни за что. Нет, я, конечно, чувствовал, что не прав, но это в глубине души, а на поверхности я оставил для себя только путь к цели. «Достойный заработок, карьерный рост, уважение сотрудников». В итоге я как бы снял себя моральную вину, и жить стало легче.
Уже в первый год мне стали исправно платить, выдали персональный ноутбук, даже назначили премию. А вскоре я купил себе машину. Старенькую семёрку, но для начала это было неплохо. Дальше – больше. И вот меня сделали начальником…
Теперь-то я понимаю, что мне просто повезло. Пришёл в хорошее место в подходящее время. И этого бы не было без Славы. Но я тешился мыслью, что ключом ко всему оказалось моё трудолюбие. Я оставался по вечерам, штудировал интернет, искал информацию о производителях, писал деловые письма. А Славик… лентяем он был всю жизнь. Хотел получить всё на шару. Одной ночи подготовки для такого дела маловато, да и, наверняка, забил он тогда на чтение – выпил пива и дрых.
А недавно я встретил одноклассника. На закрытом банкете компании-партнёра. Ничего так мужик, хорошо поднялся: дорогие часы на руке, из кармана брюк свешивается брелок с логотипом дорогого авто, шикарный костюм… Тоже в филиале зарубежной компании состоит. Давно с ним не общался, а тут вдруг вспомнил – он же как раз знал Славика.
Вот и рассказал он мне, что Славу с работы уволили. То ли пьяный он пришёл, то ли натворил чего. И звучало всё это очень странно. Слава отчебучить-то был горазд, но ведь не на службе! И с алкоголем у него проблем в общем не было – стабильно-контролируемая привязанность, не более. А тут вдруг – на тебе!..
И главное, не сказал никому. Пропал на целый месяц. А потом выяснилось, что и подруга от него ушла – не выдержала эмоционального напряжения. Вот тут-то он уже конкретно запил, и покатилось. Помощи не принимал – вообще был неконтактным. Через год за долги у него забрали квартиру. И больше никто о нём не слышал. Ушёл, говорят, на улицу, стал бездомным.
После этого я стал ходить по улицам с опаской, стараясь не смотреть по сторонам. Боялся, вдруг однажды в каком-нибудь вонючем бомже я узнаю Славу. Вообще без машины больше по городу не шатался, объясняя это удобством и привычкой. Знакомые сначала посмеивались: «Сноб! Совсем зажрался!», но потом отстали. А из бара с Женькой я уезжал на такси. Но Таня вскоре тоже почему-то от меня ушла.
И стоило нарушить своё правило лишь раз, всего один единственный раз отклониться от курса – и вот оно! Попал в передрягу. «Как только у меня у первого здесь нервы не сдали?! Разруха и грязь вокруг, толпа злых бомжей…» Я вспомнил, как, стоя у двери, за которой воцарилась подозрительная тишина, пытался восстановить конструктивный ход мыслей. И на краю сознания промелькнула одинокая фраза: «Пожалуй, в ту яму должен был тогда упасть я…»
***
Из штаба Роман выехал на своей машине, пристроившись в хвост к фургону оперативного реагирования. Было приятно ездить на своих колёсах, и ему это негласно разрешалось. К тому же, так в фургон вмещалось больше людей.
У недостроенного здания встала машина МЧС. Двор был заполнен служащими в униформе. «Не так много, всего шестеро, – подумал Роман – значит ничего страшного» – и подбежал к своему начальнику.
– Валерий Сергеич, какие буду указания?
– А, Рома! – неформально ответил тот. – Ты давай, одевайся. Поступил звонок в службу спасения. Он оборвался, но оператор зафиксировал это место. То ли бывшая химическая лаборатория, то ли какой-то завод… Чёрт знает, кому в голову взбрело туда лезть! Территория закрытая. Числится опасной зоной. Но туда и так никто не ходит. Эх… В общем, снаряжайся, и вперёд!
– Так точно, товарищ старшина! – отчеканил Роман и побежал к фургону.
Там он облачился в химзащитный костюм, накинул на шею ремешок респиратора, приладил на пояс рацию, вставил в ухо наушник. Уже готовый заходить внутрь, оглянулся на шефа. Тот ему улыбнулся и поднёс переговорник к губам: «Группа, вперёд!»
Шестеро спасателей вбежали в здание. Скрипнули металлические ворота, впустив их в просторный вестибюль. Роман остановился, снял с пояса щуп газоанализатора и повёл им в воздухе. Табло замигало изменчивыми цифрами.
– Оксид углерода, примеси метана, другие продукты горения. Концентрация незначительная, но риск отравления есть.
Он надел респиратор, поправил его и бегло проверил крепления ловкими пальцами. То же самое сделали остальные. Затем Роман глухо сказал в рацию через маску:
– Докладываю. В воздухе обнаружена незначительная примесь газов.
– Принято, – ответил командир. – Двигайтесь дальше.
Посреди вестибюля была узорчатая решётка, загораживавшая вход в коридоры. Дверь решётки стояла распахнутой, так что проходная не стала для команды помехой: не понадобились кусачки и пилы.
Дневной свет, проникавший сквозь окна в дальних концах коридоров, наполнял их холодным сиянием, рассыпаясь по краям защитных линз маски лёгким радужным ореолом.
– Группа, – скомандовал Роман, – разделимся по двое. Каждое звено проверит по коридору.
Спасатели разбились на двойки и двинулись к заграждению. Роман оказался в паре с Рашидом – опытным бравым мужиком вдвое старше его.
– Ну, алга! – с усмешкой прогудел в маску тот и первым шагнул в проём.
Роман глянул на него с улыбкой, хоть этого и не было видно под маской. Но улыбка стёрлась с его губ, когда он проходил сквозь проём решётки. Что-то странно кольнуло в висок, к горлу подкатил жёсткий ком. Роман судорожно сглотнул и тревожно посмотрел вперёд – на сияние далёкого дня – еле успев ощутить тень какого-то предчувствия.
Его двойка взяла на себя центральный коридор. Полутёмный, с загадочным голубым отсветом, ложащимся на доски пола. Здесь ледяное сияние, которое так сильно било в глаза, когда парень смотрел на него из холла, почему-то померкло, став слабым холодным оттенком на стенах и на полу. По бокам коридора были двери, и очень много. Некоторые – открытые – дышали морозной темнотой. Другие были заперты и опломбированы.
– Проверим открытые, – коротко бросил Роман, включая налобный фонарь.
За первой ничего не было: какой-то тёмный чулан с покосившейся дверью. За второй – уже больше: комната и закуток с переломанными досками на полу, а из стен торчали ржавые трубы. Каждый раз Роман напрягался, готовясь увидеть чьё-нибудь скорченное тело: человека, лежащего без сознания, или раненого, зовущего на помощь.
Но минут за двадцать они с Рашидом прошли весь коридор, обшарили все открытые комнаты. Некоторые оказались большими, хоть и абсолютно пустыми, разве что с парой матрасов и обрывками газет на полу, другие – всего лишь чуланами, но пострадавших там не было. Пару раз щёлкала рация. Роман думал, что другие двойки кого-то нашли, и надо бежать им на помощь. Но динамик молчал, как будто кто-то нажимал кнопку вызова и тут же её отпускал. Тогда Роман спрашивал: «Кирилл, Витя, что у вас?» – но в ответ раздавалось только: «Пока ничего, отбой». А когда они с Рашидом дошли до конца коридора, парень временно забыл обо всём. Он замер на месте, восхищённо уставившись вперёд.
Невероятный витраж из стеклоблоков занимал всю стену, в которую упирались коридоры. Блоки были не одинаковые, как в обычных советских зданиях, а разноцветные: синие, голубые, коричневые (цвета йода), изумрудно-зелёные – и свет с улицы, проникая сквозь них, играл в пыльном холодном воздухе фантастическими яркими бликами.
– Вот те раз! – не удержался даже тёртый Рашид. – Это что за советская красота?
Роман с жадностью обозревал её сквозь защитное стекло маски, задрав голову, на сколько позволяли крепления. Его кольнуло дежавю. Словно он, как в детстве, смотрит на солнце сквозь осколки бутылочного стекла. Расцвеченные слои воздуха кружатся вокруг него, перемешиваясь и посверкивая то ли плотной пылевой взвесью, то ли иными примесями, каковых, впрочем, согласно анализатору, было не так уж много.
Что-то тихо шикнуло в маске. Роман рефлекторно дёрнул руку вверх, но его вдруг повело. Цветные блики колыхнулись, закручиваясь спиралью, и в глазах стало быстро темнеть. Парень пошатнулся, тряхнул головой.
Всё исчезло. И не так, как это бывает после головокружения, когда голова болит, а в ушах остаётся звон. Всё ушло совсем, и перед Романом опять была только цветовая мозаика, а не мистическая круговерть света, увлекающая за собой.
Парень украдкой оглянулся: «Рашид не заметил?» Похоже, что нет. Он и не смотрел на Романа, так что можно было не опасаться – назад не отправит (была у старшего по опыту спасателя и такая сила). А тут как раз из коридора справа вышли Даня с Кириллом и тоже уставились на витраж.
– Красиво, красиво… – пробурчал в маску Роман. – Никого не нашли?
– Не, – отозвался Кирилл. – Может, у первых что?
А ведь первая группа спасателей так и не появилась перед волшебным витражом. Роман снял с пояса рацию и нажал на вызов.
– Витя, приём!
Но рация отозвалась только трескучей статикой.
Он повторил попытку. Потом переключился на командира.
– Они в подвале, – рассеянно бросил тот. – Там не ловит.
– Подвал? Какой подвал? Приём!
– Да там… На входе слева… Отбой.
«Значит проглядел я подвал…» – с досадой подумал Роман.
– Все за мной! – скомандовал он, и четвёрка двинулась по левому коридору.
Дверь подвала оказалась выбита – болталась на одной петле. А рядом валялась какая-то белая пластмасска. Не похоже, что вынос двери был работой аккуратных Вити с Колей. Да и шума в этих гулких коридорах вроде бы не слышалось.
«Что ж, возможно, мы уже близко к цели».
– Вить, приём! Где вы? – громко позвал Рашид, по привычке нажав на вызов.
Ни звука. Только эхо от голых стен. Группа побежала вперёд, роняя себе под ноги дрожащие лучи фонарей.
Сбоку была оцинкованная дверь, а дальше коридор уходил в черноту. Роман быстро скомандовал:
– Даня, прямо! Рашид, за мной! – и толкнул приоткрытую дверь.
***
Прошло, наверное, больше часа. Попыток выломать дверь я не предпринимал, хоть возможность, безусловно, была. Но я ещё не созрел до того, чтобы пойти по головам здешних обитателей. Да и, пожалуй, не стоило переоценивать свои силы, вспоминая разъярённую бабку и толпу бомжей. Снова без толку проверив телефон, я понял, что мне надо отлить, и, раз ничего другого не осталось, отошёл в противоположный угол, чтобы не сидеть потом в собственной луже. Когда я уже начал своё «мокрое дело», вдруг услышал за спиной стук. Нервно дёрнувшись, я оглянулся и незапланированно сильно облил стену. А увидев, что происходит, так рванул молнию ширинки, что прищемил всё что можно.
Крышка гроба приподнялась, как-то нерешительно сдвинулась, вновь опустилась, а затем с шорохом поехала вбок.
«Как там было в страшилке? Мальчик залез под стулья, и его не нашли?»
Крышка с грохотом свалилась мне под ноги, и из гроба поднялся, садясь в нём, абсолютно голый мужик.
«Это он! Тот бомж с костяной дубиной!»
Не знаю, как я узнал его – наверное, по клочковатой чёрной бороде. Вот только теперь он ничуть не походил на обычного бомжа – пусть и запущенного, но живого человека. Нет, сейчас он полностью соответствовал своему ложу: его тело было абсолютно серым, каким-то рыхлым и пористым – словно покрытым пеплом, и совершенно иссушенным, с чётко выступившим барельефом костей. Вокруг суставов кожа сморщилась и неестественно обвисла, словно сильно растянутые кузнечные меха.
«Милая парочка они с бабкой!» – пронеслась в мозгу шизоидная мысль.
Зловещая фигура медленно повернулась в гробу и неуклюже перекинула ногу через его край. Под весом тела гроб качнулся, грозя опрокинуться, но оживший труп неожиданно лихо спружинился и спрыгнул на пол. На меня уставились мутные, подёрнутые белой плёнкой глаза. Я попятился и упёрся в соседнюю стену, как-то сумев шмыгнуть вбок.
Это тело не кричало, как бабка, а просто методично бросалось, широко загребая руками, не меняя сосредоточенно-каменного выражения лица. Удивительно, но я успевал уклоняться, ускользая в последний момент, перелетая от стены к стене, врезаясь в них плечами, отталкиваясь, разворачиваясь и бросаясь вбок. Оказавшись отгороженным от противника табуретками, я пнул гроб в торец.
Гроб ударил мертвеца в пах, но это не вызвало ожидаемого эффекта. Мумия осела на пол, но тут же вскочила на ноги, легко сбросив с себя деревянный ящик. А я успел наклониться и схватить по табурету в обе руки, крепко сжав угловатые ножки и выставив их сиденьями вперёд, как щит. Слегка помешкав, мертвец сделал широченный шаг, легко переступив через гроб с крышкой, и вновь кинулся на меня. Решив больше не церемониться, я оставил один табурет для защиты и, качественно замахнувшись вторым, со всей дури долбанул труп по башке.
Снести её с плеч я не смог, даже с ног мертвеца не сбил. Но «неизгладимый след» всё-таки оставил: кожа на его щеке содралась, показав месиво вялых, бледных, словно вываренных мышц. Труп скособочился и замотал головой, словно «перезагружаясь», а потом опять метнулся вперёд, вырвав у меня табурет и разбив его в щепки об стену. Изо всех сил я вцепился в другой и нацелил его на врага.
Продолжения ждать не пришлось. Тело тут же схватило сиденье и дёрнуло его на себя, да с такой силой, что я лишь чудом успел выставить вперёд ногу, чтобы не упасть. Отчаянно потянув табурет обратно, я повис на нём всем своим весом, не желая расставаться с последним оружием и надеясь вывести врага из равновесия.
Только не вышло: мертвец вытянул вторую руку, надавил на мой щит и резко толкнул, выбив землю у меня из-под ног. Я упал на одно колено, тоже изо всех сил навалившись на табурет, борясь с чудовищным давлением сверху. Буравя меня глазами, мертвец шагнул ещё ближе, надавливая сильнее. Не выдержав, я рухнул назад, больно подвернув ногу и шкрябнувшись затылком об косяк. В голове зазвенело. Я криво сполз на пол. Чудовище нависло надо мной, продолжая давить. Ножки табурета больно врезались мне в грудь, и дыхание перехватило. В глазах потемнело. Я начал терять сознание в ореоле ужасной вони тухлого мяса, под взглядом титанически спокойных глаз.
«Вот и конец…»
Вдруг что-то оглушительно звякнуло, свет погас. Давление на грудь прекратилось, и каким-то седьмым чувством я понял, что в комнате совершенно один. Судорожно вздохнув, я выпустил из рук табурет, ставший теперь невесомым, дрожащей ладонью нащупал пол, оттолкнулся от него и сел. Всё ещё не решаясь расстаться со своим оружием, я с сомнением потрогал затылок, обнаружив там огромную шишку и влажную щипучую ссадину. Перекатившись на корточки, я поднялся и стал озираться во тьме. Хотел достать телефон и попробовать его включить, но тут раздались щелчки замка. Я вскочил на ноги, готовый защищаться.
Ничего страшного не произошло: в комнате было также темно, дверь не распахнулась. Я замер, прислушиваясь. Казалось, снаружи стоит абсолютная тишина: ни шагов, ни шорохов, ни звуков дыхания. Было отчётливо слышно, как с характерным проволочным бдзыньканьем корчится в последних муках умирающая лампа. Немного подождав, я осторожно вытянул руки, нащупал щель между дверью и косяком, подковырнул её пальцами и потянул на себя.