По правде сказать, меньше всего Весьямиэль желал видеть рядом с собой эту девицу: настырную, грубую, не имеющую никакого представления о том, как надлежит себя вести с благородными особами! К сожалению, выбирать было не из чего. По вечерам он, преодолевая брезгливость, играл в самые простые из известных ему азартных игр с местными мужиками, но что толку? Кое-какие сплетни они рассказали, но новостями, похоже, не интересовались вовсе, а уж что происходило за пределами родного Перепутинска, их нисколько не трогало. Не подняли бы налоги, не было бы войны – вот и все! Чем живет страна, какую политику проводит властелин, что задумывают соседи, они знать не желали. Что взять с сиволапых?
Надо, конечно, учесть, что поиграть приходили самые негодящие мужики, оторви и выбрось, у этих на уме только выпивка да женщины. Неплохо было бы потолковать с людьми обстоятельными, мастеровыми, к примеру – эти ведь товар продают, с купцами общаются, да и порядок цен им нужно знать, а также учитывать, что везут из-за границы, будет ли спрос на их поделки! Вот только одна беда: благородному господину неприлично идти в поселок и шататься по улицам, приставая к прохожим!
Весьямиэль пробовал поговорить с одним мастеровым на празднике и даже кое-что успел узнать до того, как все перепились до поросячьего визга, но этого было мало. Может быть, зря он с самого начала повел себя так заносчиво, теперь, измени он поведение, это вызовет подозрения. Да и после того, как он привечал пьянь кабацкую, приличные люди говорят с ним неохотно.
Собственно, затем ему и нужен был слуга. Отлынивая от работы, он может почесать языком с другой прислугой, задать наводящие вопросы, которым научит его хозяин. Так можно выудить кое-что ценное.
Но, увы, в поселке не нашлось смышленого парня, который мог бы стать Весьямиэлю верным помощником. Видно, хороших работников к незнакомому господину не пустили, а других он сам выгонял – слишком глупы оказались! Можно было использовать тех служанок, которые так и липли к нему, но… у них языки длинные, непременно проболтаются, что это господин их подучил спрашивать о том и о сем. Зачем такие сложности?
И тут подвернулась эта вот… как там ее? Весьямиэль соображал очень быстро: у девицы никого нет в Перепутинске, иначе бы она не явилась к нему за помощью, это раз. Два: она не так глупа, как те парни, которых он забраковал, но не настолько хитра, чтобы обмануть его самого. Да она вообще, кажется, врать не привыкла, лепит, что думает! И, похоже, данное слово для нее не пустой звук: в этом Весьямиэль очень скоро убедился, послав девицу (Маша, вот как ее звали, дурацкое имя!) с пробным поручением. Все нужные вопросы она задала, ответы выслушала, запомнила и пересказала ему. Правда, смотрела непонимающе и очень хотела попросить объяснений, но так и не решилась.
Единственное, что Весьямиэля не устраивало категорически, так это манера Маши во всем ему перечить. По ее лицу прекрасно читалось, какого она мнения об очередном его приказе! Впрочем, случалось, девушка и вслух высказывалась, а он, если очень скучно было, мог вступить с ней в разговор – это иногда забавляло. Похоже, Маша явилась сюда из мира с каким-то совершенно диким общественным устройством: Весьямиэль никак не мог взять в толк, каким образом люди умудряются обходиться вовсе без денег. И как, спрашивается, обращаться друг к другу, если все равны? Подумать – и то волосы дыбом встанут! Чем же отличается правитель (а он у этих странных людей есть, Маша благоговейно называла его Вождем) от всех остальных, если, как утверждала девушка, все делят всё поровну, никто ни в чем не знает недостатка? И как, интересно, развивается такое общество, если всем всего хватает?
Очевидно, Маша либо чего-то недоговаривала, либо просто не знала. Весьямиэль небеспричинно полагал, что далеко не все так радужно на ее родине, как вдалбливают простонародью. А что там наверняка есть деление на простых работников и правящую элиту, он даже не сомневался. Смешно сказать, они считают себя равными и совершенно свободными, все до одного! Более того, эта оглашенная твердила, что, дескать, любая стряпуха может управлять страной, а большей нелепости он в жизни не слыхал!
Так или иначе, но слушать ее временами было забавно, особенно когда Маша входила в раж и принималась проповедовать учение своего Вождя. И очень, кстати, обижалась, когда Весьямиэль начинал хохотать! А посмеяться было над чем. Намедни она, к примеру, пришла мыть полы. (Зрелище Весьямиэлю понравилось: юбка подоткнута выше колен – а ноги у Маши оказались вовсе не тумбообразными, да и сама она, слегка похудев, сделалась попригляднее; в вырезе платья виднеется соблазнительная грудь и этак заманчиво колышется, когда Маша яростно орудует тряпкой внаклонку.) Пришла, значит, а за работой разговорилась. Вернее, это Весьямиэль ее разговорил – окончательно одурел от скуки. Выслушал результаты очередного «задания», – слава всем богам, у Маши хватило ума, чтобы ничего не переврать! – да и спросил, чем она намерена заняться, если окажется, что назад дороги нет и придется жить в этом мире?
Девица долго молчала, сопела, а потом выдала.
– Раз я одна тут знаю заветы Вождя, – сказал она серьезно-серьезно и сурово сдвинула рыжеватые брови, – значит, мне и нести их людям! Меня пока никто не слушает, но, если действовать разумно и терпеливо, можно разбудить трудовой народ!
– Зачем его будить? – поинтересовался Весьямиэль, сдерживая смех. Если засмеяться, Маша обидится и больше ничего не скажет, а ему доставляло удовольствие ее дразнить, как кошку длинной травинкой! – По-моему, он так сладко спит…
– Неправда! – Маша гордо выпрямилась, не обращая внимания на зажатую в кулаке мокрую тряпку. – Народ стонет под пятой угнетателя!
– Если он и стонет, – заметил он, – то разве что как девка под парнем на сеновале! Да еще и подмахивает со всем прилежанием.
Маша открыла рот, чтобы возразить, не нашлась с ходу, залилась гневным румянцем, швырнула тряпку в ведро и вышла, шлепая босыми ногами. Она гордо молчала, когда обижалась, но долго выдержать не могла, это Весьямиэль уже заметил. Идеи Вождя, очевидно, следовало выпускать на свободу, чтоб не разорвали ее умишко… Любопытно, она в самом деле верит в то, что несет, или затвердила эти, с позволения сказать, истины и повторяет, как говорящая птица, не понимая толком?..
Служить у белобрысого оказалось, с одной стороны, намного легче и приятнее, чем у портного: дел было всего ничего – разве ж считать за работу уборку в комнате да стирку одежды? (Машину стряпню новый хозяин даже пробовать не стал, к слову сказать.) Вдобавок он к Маше не приставал, хотя ни разу не отказался заглянуть ей за корсаж, если представлялся такой случай.
Работы было так мало, что Маша, не привыкшая к безделью, взялась помогать хозяйке постоялого двора, просто так, конечно, безо всякой оплаты. Та сперва посматривала с подозрением, а потом подобрела, стала даже подсовывать Маше лакомые куски: а что, девка работящая, смирная, не то что остальные служанки – только и думают, как бы сбежать на улицу, проходящим парням глазки строить да лясы точить!
Но с другой стороны, вел хозяин себя просто отвратительно. Требовал обязательно называть себя господином, а имя – он его один раз назвал – Маша просто не могла выговорить. Когда попробовала (вышло у нее нечто вроде «весь в ямах, ель на стороже»), белобрысый сперва онемел, потом смеялся, да что там, ржал, как жеребец, до слез и остановки дыхания, а затем велел Маше называть его только господином и не коверкать его благородное имя!
Еще он зачем-то приказывал Маше переодеваться чуть не каждый день в другое платье (Малух пошил шесть штук) и идти гулять. И велел делать вид, будто ей скучно, задавать всякие вопросы разным людям, а ответы запоминать и пересказывать ему. На память Маша не жаловалась, скуку от безделья даже изображать не надо было. Впрочем, смысл кое-каких туманных вопросов она понимала хорошо: белобрысый пытался потихоньку выяснить, что творится вне тесного мирка Перепутинска. Об этом порой рассказывали заезжие торговцы, а также те, кто возил всякие товары на ярмарки в соседние поселки и деревни. Еще его интересовала экономика (тут Маша помнила только, что она должна быть экономной, а глубже вникнуть у девушки не получалось, потому что здешние производственные отношения казались ей дикостью), политика и всякие другие странные вещи. Маше казалось, что она мало что узнает, но белобрысого вроде радовали и такие мелочи: получив очередную порцию информации к размышлению, он долго валялся на кровати, глядя в потолок, потом веселел и приказывал подать ужин, либо, наоборот, мрачнел и впадал в меланхолию.
Маше очень не нравилось притворяться перед простыми людьми, такими же, как она сама, и еще совсем не хотелось изображать жду! А именно так и выходило: уже весь Перепутинск считал пришелицу гулящей и знал, что она прилепилась к такому же, как она, чужаку и живет при нем, благородном господине! «Хорошо устроилась!» – говорили ей вслед. Женщины в глаза улыбались, а за спиной шептали гадости, а мужчины разговаривали охотно, сами то и дело отпускали сальные шуточки и делали недвусмысленные намеки: всем было интересно, что ж такого нашел господин в этой девке! Служанки с постоялого двора, правда, божились, что господин с Машей не сожительствует, но им не верили – ясное дело, врут от зависти, что не их выбрали!..
Особенно укрепились поселковые в этой мысли после того, как белобрысый снял с себя одну из цепочек, что попроще (Маше смутно помнилось, что раньше она висела у него на поясе, на том самом первом костюме, в котором он сюда попал), и велел надеть на шею. Мол, так отблагодарил за службу.
Цепочка красиво блестела и привлекала взгляды. Люди перешептывались и показывали пальцами, а Маша чувствовала себя совершенно несчастной. Конечно, в ремесле жду нет ничего постыдного, но… это если сама его выбрала! А так выходит, что ее оболгали. А еще обиднее было то, что Маша, девушка молодая и здоровая, не отказалась бы встречаться с кем-нибудь из местных ребят, да только они от нее хотели только одного. Она бы опять-таки и не прочь, но что ж это получится? Ни поговорить, ни дела обсудить, никакой дружбы, никакой взаимопомощи, одно удовлетворение инстинктов! На такое она соглашаться не желала!
Обо всем этом она и собиралась сказать белобрысому, выслушав очередную порцию намеков от кузнеца – ему она особенно приглянулась. Накипело, вот что!
Постучав, Маша сразу вошла в хозяйскую комнату. За это белобрысый постоянно ее ругал, а она не могла взять в толк, что ему скрывать-то? Тут вообще все запирались на замки, прятались… Этого Маша не понимала.
Стоило ей открыть дверь, как мимо нее прошмыгнула Рала, новенькая служанка – ее только-только прислала родня хозяйки постоялого двора из какой-то дальней глухой деревни. Девушке было лет пятнадцать, не больше, и она многим приглянулась: хорошенькая, белокурая, сероглазая. Однако воспитана она оказалась строго и парочку охальников уже огрела ухватом, когда те попытались задрать ей юбки. И вот эта-то самая Рала и выбежала сейчас из комнаты белобрысого, придерживая расстегнутое на груди платье и одергивая передник!
– Ну что ж ты всегда так не вовремя? – досадливо спросил хозяин, раскинувшийся на кровати.
Сорочка на нем была распахнута до пупа, виднелась безволосая грудь – Машу это удивило: не мальчишка ведь уже! Белобрысый только казался подростком, а на деле, она уж поняла, был изрядно старше ее самой. В общем, не самое приятное зрелище. Она предпочитала мужчин с явно выраженными признаками… хм… мужественности, как бы странно это ни звучало.
Еще ей удалось разглядеть какой-то рисунок с левой стороны, повыше сердца. Тоже удивительно: Маше приходилось читать в книгах, что в древности людей клеймили за разные преступления или просто так – рабов, к примеру. Оставались шрамы в виде разных символов, букв там или целых слов, рисунков. Но у белобрысого-то такой откуда, если он благородный?
– Чего ты ввалилась? – спросил хозяин, перебив ее мысли. Сел, пригладил волосы, застегнулся. – Ну что стоило подождать полчаса, а? Только девке юбку задрал, а тут ты…
– Так вы с Ралой… – Маша смутилась. – Извините, я думала, она ни с кем…
– Конечно, ни с кем! – хмыкнул белобрысый. – Она девка разборчивая, даром что из глухомани! Цену себе знает, насилу сторговался! Но оно и хорошо, не всякому по карману, меньше риск подцепить что-нибудь…
Маша помотала головой, пытаясь осмыслить сказанное. Так что ж выходит, скромница Рала, которая смущается всякий раз, как слышит крепкое словцо, на самом деле… Собой торгует?
– А чего ты удивляешься? – спросил хозяин. Видимо, последний вопрос она задала вслух. – Ей замуж идти, а приданого нет. Тут кое-что заработает, ну еще проезжающие приплатят. Эта не пропадет!
– А муж? Ну, за которого она замуж пойдет? – изумилась Маша. Она уж слышала, что тут большое значение придают «чистоте» невесты. Глупость ужасная, ведь прежде чем связывать жизнь с кем-то, надо узнать, подходите ли вы друг другу! Бывало, хорошие пары только по причине физической несовместимости не оставались вместе, Маша помнила такие случаи. Тут дело обстояло иначе. – Если он узнает?
– Если она в дом хорошую корову приведет да еще денег в приданое принесет, плевать ему будет, под скольких она ложилась, – цинично ответил мужчина. – Ты что, разговоры разговаривать пришла? Выкладывай, что узнала?
Маша вздохнула и начала излагать. Выслушав, белобрысый одобрительно кивнул, улыбнулся даже.
– А скажи-ка, – начал он, но тут Маша кашлянула.
Хозяин отпрянул, поморщился.
– Ты что, заразу какую-нибудь подцепила? – спросил он брезгливо. – Или простыла?
– Ничего подобного! – возмутилась девушка. – Это вы просто слишком сильно душитесь!
Что правда, то правда – за белобрысым всегда стелился шлейф аромата. Маша поражалась: даже если у него с собой был флакон духов, они должны бы уже закончиться, ведь мужчина ими с ног до головы поливался, судя по всему! Ан нет, еще и запахи менялись… То это был сладкий цветочный аромат, то терпкий и горький, но неизменно очень сильный.
– Тогда б ты чихала, – парировал мужчина. – Да и вообще, ты привыкла уже.
– Все равно сильно пахнет! – пошла Маша в наступление. – Просто как от клумбы!
– Конечно, запах трудового пота предпочтительнее, я и забыл, – саркастически заметил он.
Маша насупилась. В этом плане хозяин был до ужаса придирчив: требовал, чтоб она мылась и меняла белье хотя бы через день (помнится, она еще ужасно оконфузилась, спросив, когда в здешней бане «женский день»), а сам так и вовсе заставлял таскать ему горячую воду из кухни ежедневно. Ну что так намываться, ведь не шахтер же он, не из забоя вернулся после смены!.. Этого Маша решительно не понимала.
– У вас обоняние хорошее, а так вот вы его себе испортите! – нашла она аргумент.
– Лучше пусть мне мои духи чутье отобьют, чем чужая вонь, – ответил белобрысый и усмехнулся: – Ты мне зубы не заговаривай. Где была, с кем целовалась, что подхватила?
– Не целовалась я ни с кем! – оскорбилась Маша и снова кашлянула в кулак. Что это он ее допрашивает? – И не была я нигде. Вот только на прядильню здешнюю зашла. Знаете, как здорово? – Она воодушевилась, придумав, как отвлечь внимание. – В одном помещении шерсть очищают, разбирают, в другом прядут. И главное, пыль совсем не летит, сказали, это так заколдовали специально. Я в колдовство не верю, – добавила она поспешно, потому что Вождь решительно осуждал всякое мракобесие, – но пыли нету. Даже у нас на фабрике была, а ведь мы не с шерстью работали…
– Пыль, говоришь, на фабрике, – задумчиво произнес мужчина. – И сколько ты там проработала?
– Ну, ученицей пошла… потом в цеху… Всего три года выходит, – подсчитала Маша. – Полные смены работала, восьмичасовые!
– Поди-ка сюда, – поманил ее белобрысый. Указал на место рядом с собой. – Сядь. Спиной повернись.
– Зачем? – удивилась Маша, но послушалась.
– Платье с плеч спусти, – велел он.
– Что-о?! – Маша подскочила. – Вы же сказали, что я вам… что я вас не интересую как женщина!..
– Да не ори ты! – нахмурился мужчина. – Нужны мне твои титьки, я и краше видел. Делай, как я сказал!
Было что-то такое в его взгляде, из-за чего Маша не посмела ослушаться. Расстегнула платье и спустила с плеч, радуясь, что нижнюю сорочку он задрать не велел. Грудь, правда, она прикрыла руками, готовая в любой момент развернуться и врезать охальнику промеж глаз.
– Дыши поглубже, – велел ей белобрысый, и Маша с удивлением почувствовала, как он прижался ухом к ее спине. Сквозь тонкую ткань сорочки отлично чувствовалось тепло кожи и холодок от его длинных волос. А вот щетина не кололась, она у хозяина вроде и вовсе не росла! – Кому сказал?!
Маша послушно запыхтела.
– Пыль, значит, – задумчиво произнес мужчина, отстраняясь. – Три года… Ну да, похоже…
– На что похоже? – испуганно спросила девушка.
– Одевайся, – велел он ей. – Поди к лекарю здешнему, скажи, чтоб травок от кашля тебе дал. И расскажи… про эту твою пыльную фабрику. Ясно тебе?
– Ясно… – удивленно ответила Маша.
Спорить она не стала, к лекарю сходила. Сухонький старичок, на вид сущая музейная древность, оказался на поверку очень бодрым. Стоило Маше пожаловаться (да какие там жалобы, ну покашляла немного, видать, простыла), как он засыпал ее вопросами, почище белобрысого, ощупал, в глаза поглядел, пульс посчитал и действительно дал травок. Велел заваривать в горячем молоке и пить.
Маша послушалась, и, правда, – через две недели кашель совсем прошел. Вот только вкус у деревенского снадобья оказался премерзкий! Не могли таблетки придумать, что ли? Дикость какая – травки запаривать…
Ну да ладно, в этом мире все было иначе, совсем не так, как привычно Маше, и девушка постепенно свыклась с этим. Конечно, ей очень хотелось домой, в Верхнешвейск, и иногда она плакала ночью от тоски по родному городу, где все такое милое и знакомое, не то что здесь. Раньше у Маши попросту не было времени, чтобы всерьез подумать о возвращении, – в доме портного она уставала так, что падала на кровать и сразу засыпала! В услужении же у нового господина свободного времени оказалось предостаточно, и девушка не раз размышляла, как бы вернуться домой. Вот только как именно это можно сделать, ей никак не приходило в голову. В магию Маша не верила, но и сложно предположить, что это просто такая техника, которая между мирами кого попало перебрасывает. «Надо будет спросить у этого!..» – решила она, уже почти засыпая (мысленно звать его хозяином она не хотела, а имя так и не запомнила). И то дело: он странный, но очень умный, может, что и придумает.
Однако в этом Маше не повезло, поскольку на прямой вопрос: «Как можно вернуться домой?» – белобрысый почему-то нахмурился и сердито сказал, что он не маг и не разбирается во всех этих колдовских штучках. Да и вообще, шла бы она стирать, вместо того чтоб отвлекать господина от серьезных дел!
Маша послушно вышла из комнаты, недоумевая, чем он там таким занимался (вроде бы просто на постели валялся, бездельничал!) и что может быть важнее возвращения домой! И только потом, когда она уже принялась полоскать белье, Машу осенило: да он сам по дому тоскует, потому и был так резок! Поняв это, она тут же простила мужчину за строгость, но уверилась, что не такая уж это простая задача – разузнать, как вернуться в родные места.
Маша была девушкой простой, хоть и передовиком производства, во всяких премудростях не разбиралась, а в колдовство, как уже говорилось, не верила и решительно осуждала суеверия, пусть даже здесь на магию полагались всецело. Значит, судьба недаром привела ее сюда, она должна устроить общевистскую революцию и освободить угнетенных трудящихся и крестьян этого мира! И ничего, что они пока не понимают необходимости преобразований, со временем все придет!
«Нужно верить в свои собственные силы!» – вспомнила Маша наставление Вождя, и у нее сразу потеплело на сердце от знакомой, такой родной фразы.
Будто Вождь лично одобрил ее стремление!