Человек за столом аккуратно заполнял бланк, скрипя карандашом по бумаге. Вдруг он остановился, охваченный внезапным приступом тошноты. Буквы стали расплываться, голова закружилась. Он поправил очки, но это не помогло. Тогда он снял их и потер глаза руками. Потом, так же внезапно, ощущение ушло: комната вернула прежние очертания и слова на странице стали абсолютно четкими. Он сконфуженно почесал подбородок и снова стал с нажимом писать.
– Да, сэр? – гаркнул он, не поднимая взгляда.
– Я хотела осмотреть свалку, – тихо отозвался женский голос.
– О, простите, мэм, – мужчина поднял взгляд, бегло улыбнулся и вернулся к бланку, продолжая писать и говорить одновременно. – Лом идет по пятьдесят центов за фунт. Если найдете определенную деталь, наверное, выйдет больше, но это мы увидим, когда вы вернетесь. Осмотритесь пока. Инструменты приносите свои, но мы можем помочь с погрузкой, когда будете уезжать.
– Я ищу кое-что конкретное, – женщина вгляделась в него сверху, читая бирку с именем, – Боб, – добавила она с опозданием.
– Не знаю даже, что вам сказать.
Он положил карандаш, откинулся на спинку стула и сцепил руки за головой.
– Это помойка, – заключил он со смехом. – Мы пытаемся хотя бы разделять автомобильный лом и жестяные банки, но что есть, то есть.
– Боб, вы получили несколько грузовиков металлолома в этот день и из этого места, – женщина положила клочок бумаги на бланк, который заполнял Боб.
Он взял бумажку, поправил очки и посмотрел на нее поверх оправы.
– Ну повторюсь, это помойка, – сказал он медленно, начиная испытывать все нарастающее беспокойство. – Может, я смогу показать вам, где лучше искать. Понимаете, каталога у нас нет.
Женщина обошла стол, встала позади кресла Боба, и он нервно выпрямился.
– Я слышала, у вас тут вчера вечером были проблемы.
– Никаких проблем, – Боб нахмурился. – Какие-то ребята сюда залезли. Такое случается.
– Мне рассказывали другое.
Женщина изучила фотографию на стене.
– Ваши дочери? – как бы между делом спросила она.
– Да, два года и пять лет.
– Красавицы.
Она помолчала.
– Вы их не обижаете?
Боб был огорошен.
– Конечно нет, – сказал он, стараясь скрыть негодование.
Последовала долгая пауза; женщина склонила голову набок, продолжая рассматривать фотографию.
– Я слышала, вы звонили в полицию, потому что подумали, что кто-то застрял в куче металлолома, – сказала она.
Боб не ответил.
– Я слышала, – продолжила женщина, склоняясь к фотографии, – что вам показалось, будто кто-то кричит в темноте, кто-то попал в беду и паникует. Кто-то не мог выбраться – вам показалось, это был ребенок. Может быть, несколько детей.
– Слушайте, у нас честный бизнес и хорошая репутация.
– Я не ставлю под сомнение вашу репутацию. Напротив, я думаю, что вы поступили благородно. Бросились на помощь посреди ночи, побежали прямо через свалку, порезали ноги о покореженный металл.
– Откуда вы…
У Боба задрожал голос, и он замолчал. Переместил ноги под стол, надеясь скрыть утолщения от бинтов, явно заметные под обеими штанинами.
– Что вы нашли? – спросила женщина.
Он не ответил.
– Что там было? – настаивала она. – Когда вы встали на четвереньки и проползли между балками и проводами? Что там было?
– Ничего, – прошептал он. – Ничего там не было.
– А полиция? Ничего не нашла?
– Нет, ничего. Там ничего и не было. Я сходил туда сегодня, просто чтобы… – он положил руки на стол перед собой, собираясь с духом. – Мне неловко об этом говорить. Если мне грозят неприятности, то, думаю…
– Никаких неприятностей, Боб, если вы окажете мне небольшую услугу.
– Какую?
– Очень простую.
Женщина наклонилась к Бобу, опираясь на подлокотники его кресла – так близко, что практически коснулась его лица своим.
– Отведите меня туда.
Джон въехал на парковку рядом со стройкой и сразу же увидел Оливера, который стоял в воротах сетчатого забора с мрачным выражением лица, сложив руки на груди и что-то пережевывая. Когда стало ясно, что он не сойдет с дороги, Джон притормозил и вышел.
– Что происходит?
Оливер продолжал жевать.
– Я вынужден тебя уволить, – сказал он наконец, – ты опять опоздал.
– Я не опоздал, – возразил Джон и посмотрел на часы. – То есть опоздал, но ненамного, – исправился он. – Прошу вас, Оливер. Это больше не повторится. Мне очень жаль.
– Мне тоже, – сказал Оливер. – Удачи, Джон.
– Оливер! – позвал Джон.
Оливер прошел в ворота и в последний раз оглянулся, прежде чем удалиться. Джон немного постоял, облокотившись о машину. Несколько коллег глазели на него и, когда он это заметил, быстро отвернулись. Джон сел в машину и поехал в том направлении, откуда прибыл.
Вернувшись в квартиру, Джон сел на край кровати и закрыл лицо руками.
– И что теперь? – спросил он вслух и оглядел комнату.
Глаза задержались на единственном элементе декора.
– Выглядишь ужасно, как и раньше, – сказал он бестелесной голове. – И по-прежнему хуже, чем я.
Вдруг ему подумалось, что можно все-таки сходить на вечеринку. В животе поднялась нервная дрожь – то ли от волнения, то ли от страха. Я тоже думала, что она умерла, сказала Джессика прошлой ночью. Я ее видела. Я с ней говорила. Это она. Джон закрыл глаза. А что, если это она? Он снова увидел картину, которую видел постоянно: судорожно бьющийся костюм с Чарли внутри, жуткий хруст – ее рука, а потом кровь. Она не могла выжить после этого. Но тут ему в голову пришел другой незваный образ – Дэйв, который стал Капканом: он пережил то, что случилось с Чарли. Желтый костюм кролика стал его второй кожей, и за это он заплатил дважды: шрамы, покрывшие его тело, словно отвратительное кружево, показывали, что он чудом избежал смерти, а потом… Чарли убила его, когда задела пружинные замки – они были в этом уверены. То, что они видели, не смог бы пережить никто. Но все же он вернулся. На секунду Джон представил Чарли – искалеченную и покрытую шрамами, но чудесным образом выжившую.
– На Чарли, о которой говорила Джессика, это было не похоже – уверенно сказал Джон Теодору. – Искалеченная? В шрамах? Джессика такого не говорила.
Он покачал головой.
– Не та, с которой я виделся в кафе.
На следующий день… она выглядела так, будто вышла из сказки. Джон поймал себя на этой мысли и помотал головой, пытаясь сосредоточиться на настоящем. Он действительно не знал, что случилось с Чарли. И осознал, что хочет ухватиться за ниточку надежды. Может, я был не прав. Может, с ней все в порядке. Именно этого он раньше хотел – этого хочет всякий, у кого случилось сильное горе: пусть это окажется неправдой. Пусть все будет хорошо. Хлипкая доска стала твердой землей, и Джон почувствовал, как с плеч снимают тяжелый груз и как расправляется спина, которая была скрючена – а он и не подозревал. Вдруг разом навалилась усталость за все месяцы недополученного сна.
Он посмотрел на Теодора, так сильно сжимая голову кролика, что побелели костяшки пальцев. Он медленно выпустил игрушку и оставил ее на подушке.
– Я не пойду, – заявил он. – И вообще не собирался, просто хотел, чтобы Джессика отвязалась.
Он на секунду задержал дыхание и сделал глубокий выдох.
– Так ведь? – сказал он более взволнованным тоном. – Что я вообще могу сказать этим людям?
Теодор смотрел на него пустым взглядом.
– Черт, – вздохнул Джон.
Чем ближе он подходил к дому Клэя, тем больше усиливалась в животе нервная дрожь. Он посмотрел на часы на приборной панели – было только шесть. Может, никто еще не пришел, подумал Джон, но, подъезжая по извилистой дороге к дому, он увидел, что с обеих сторон улицы на половину квартала выстроились машины. Джон вклинился между пикапом и ржавым седаном, почти таким же обшарпанным, как его собственный, вышел и направился к дому.
Все окна трехэтажного дома были освещены и светились сквозь ветки дерева словно маяк. Джон не спешил выходить из темноты. Из дома до него доносились музыка и смех, и от этих звуков не хотелось приближаться. Он заставил себя дошагать до двери, но остановился на пороге. Ему казалось, что войти внутрь – чрезвычайно важное решение, которое все изменит.
Но то же можно было сказать и о решении не входить.
Джон поднял руку, чтобы позвонить, но заколебался; не успел он принять решение, как дверь перед ним распахнулась. Джон заморгал от внезапного яркого света и обнаружил, что стоит лицом к лицу с Клэем Берком, который выглядел таким же изумленным, как и он сам.
– Джон! – Клэй подался к Джону, схватил его обеими руками, притянул к себе и обнял, а потом быстро отодвинул назад и с силой похлопал по плечам.
– Входи же! – Клэй отошел, чтобы пропустить Джона, и тот последовал за ним, с опаской глядя по сторонам.
В последний раз, когда он здесь был, дом был перевернут вверх дном, и по всему было видно, что его обитатель не в себе. Теперь кучи грязного белья и папки с материалами дела исчезли, диваны и пол были чистыми, а сам Клэй широко улыбался. Он поймал взгляд Джона, и его улыбка погасла.
– Многое изменилось, – он снова улыбнулся, как будто прочитав мысли Джона.
– А Бетти… – Джон осекся слишком поздно.
Он покачал головой.
– Простите, я…
– Нет, ее по-прежнему нет, – сказал Клэй ровным голосом. – Я хочу, чтобы она вернулась, и, может, когда-нибудь это случится, а пока жизнь продолжается, – добавил он с мимолетной улыбкой.
Джон кивнул, не зная, что сказать.
– Джон, – Марла помахала ему с лестницы и тут же скатилась по ступенькам с обычным для нее энтузиазмом и заключила его в объятия – он даже не успел сказать «привет».
Из кухни появилась Джессика.
– Привет, Джон, – сказала она более спокойным тоном, но с сияющей улыбкой.
– Я так рада снова тебя видеть. Много времени прошло, – сказала Марла, наконец выпуская его из объятий.
– Да, – ответил он, – слишком много.
Он стал думать, что еще можно сказать, а Марла и Джессика обменялись взглядом.
Джессика открыла рот, чтобы заговорить, но ей помешал Карлтон, который вприпрыжку спускался по лестнице.
– Карлтон! – позвал Джон и в первый раз за весь вечер улыбнулся искренне.
Карлтон поднял руку, помахал в ответ и присоединился к ним.
– Привет! – сказал он.
– Привет, – отозвался Джон, и Карлтон потрепал его по голове.
– Ты теперь мой дедушка?
Джон не слишком старательно разгладил волосы, оглядывая собравшихся.
– Удивлена, что ты пришел, – Марла хлопнула его по плечу.
– Ну конечно, мы ждали, что ты придешь! – поправил ее Карлтон. – Просто ты очень занят, я знаю! Куча девушек, да?
– Как Нью-Йорк? – спросил Джон, пытаясь найти тему для разговора и одновременно поправляя одежду.
– Отлично! Университет, город, учеба, друзья. Я сыграл в пьесе о лошади. Она крутая.
Он быстро покивал головой.
– Марла тоже учится.
– В Огайо, – вступила Марла. – На медицинском.
– Здорово, – улыбнулся Джон.
– Да, пришлось серьезно потрудиться, но оно того стоило, – сказала она жизнерадостно, и Джон почувствовал, что расслабляется, погружаясь в знакомое ощущение дружеского общения. Марла была все той же Марлой; Карлтон по-прежнему оставался непроницаем.
– А Ламар будет? – спросил Карлтон, переводя взгляд с одного лица на другое.
Марла покачала головой.
– Я ему звонила… несколько месяцев назад, – сказала она. – Он весь в учебе. Хочет закончить раньше срока.
– Но он не приедет? – настаивал Карлтон.
Марла улыбнулась одними уголками губ.
– Он сказал: «Ноги моей не будет в этом городе – никогда, никогда, никогда и ни за что, пока я жив. И вам того желаю». Но мы можем его навестить.
– В Нью-Джерси? – Карлтон сделал скептическую гримасу и переключил внимание на Джессику.
– Джессика, а у тебя как жизнь? Слышала, ты теперь живешь в комнате одна?
Джон застыл, вдруг осознав, о чем Карлтон спрашивает на самом деле; свет стал казаться ему слепящим, звуки – слишком громкими. Джессика перевела взгляд на Джона, но он сделал вид, что этого не заметил.
– Да, – сказала она, поворачиваясь спиной к остальным. – Не знаю, что случилось, но однажды я пришла домой сразу после… в общем, где-то полгода назад, и увидела, что она собирает все, что может унести. Она попросила нас с Джоном разобраться с остальным. Если бы мы не зашли в тот момент, она, наверное, и не сказала бы, что уезжает.
– А она говорила, куда едет? – спросила Марла, нахмурив лоб.
Джессика покачала головой.
– Она обняла меня и сказала, что будет скучать, но ей очень надо уехать. Куда – так и не уточнила.
– Ну всегда можно спросить у нее самой, – сказал Карлтон.
Джон вздрогнул и посмотрел на него.
– Ты ее видел?
Карлтон помотал головой.
– Нет еще, я только сегодня прилетел, но она придет сюда сегодня. Джессика говорит, что выглядит она хорошо.
– Ага, – сказал он.
Все посмотрели на него, как будто знали, о чем он думал: Выглядит хорошо, но не похожа на Чарли.
– Джон, подойди на кухню, помоги мне! – позвал Клэй, и Джон с облегчением оставил компанию, хотя ясно понимал, что вряд ли от него можно ждать какой-то помощи.
– Что такое? – спросил он.
Клэй стоял, прислонившись к раковине. Он просканировал Джона сверху донизу.
– Открыть вам бутылку кетчупа? – спросил Джон с нарастающим беспокойством. – Или снять что-то с верхней полки?
Клэй вздохнул.
– Я просто хотел убедиться, что ты в порядке.
– О чем ты?
– Я подумал, ты, наверное, нервничаешь. Вы с Чарли давно не разговаривали.
– С вами мы тоже давно разговаривали, – сказал Джон, не в силах скрыть раздражение.
– Это другое дело, ты же прекрасно знаешь, – сухо ответил Клэй. – Я думал, напутствие пойдет тебе на пользу.
– Напутствие?
Клэй пожал плечами.
– Как ты считаешь?
Клэй смотрел ему прямо в глаза, но по-доброму, и Джон начал успокаиваться.
– Джессика вам рассказала? – спросил он, и Клэй склонил голову набок.
– Кое-что. Возможно, не все. Вот, – Клэй открыл дверь холодильника, о которую опирался, и дал Джону банку газировки. – Постарайся расслабиться, ты в кругу друзей. Эти люди тебя любят, – Клэй улыбнулся.
– Я знаю, – сказал Джон и поставил банку на рабочую поверхность рядом.
Несколько секунд он смотрел на нее, но так и не взял в руки. Ему казалось, выпить газировку – значит сдаться, принять все, что ему говорят. Проглотить пилюлю, которую все остальные уже проглотили.
Джон посмотрел на заднюю дверь.
– Даже не думай, – резко сказал Клэй.
Джон не стал притворяться, что идея побега не приходила ему в голову. Клэй вздохнул.
– Я знаю, как тебе, должно быть, трудно.
– Знаете? – вскинулся Джон, но выражение лица Клэя не изменилось.
– Останься и поговори с ней. Я думаю, это твой долг перед ней и перед собой.
Джон не сводил глаза с двери.
– Вряд ли тебя радует душевная боль, которую ты сам себе причиняешь.
Клэй склонился набок, вторгаясь в поле зрения Джона.
– Вы правы, – сказал Джон. – Меня это не радует.
Он подошел к задней двери, открыл ее и сбежал по бетонным ступенькам, как будто боялся, что Клэй может погнаться за ним, а обогнул дом по направлению к машине. Сердце бухало в груди. Он чувствовал легкое головокружение и полную неуверенность в том, что поступает правильно.
– Джон! – окликнул его кто-то сзади.
От знакомого голоса он вздрогнул и остановился, на секунду закрыв глаза.
Он услышал, как ее каблуки застучали по мощеной дорожке и как их звук пропал, когда она оказалась на газоне. Джон открыл глаза и повернулся на голос. Она стояла в паре метров от него.
– Спасибо, что остановился, – сказала Чарли.
Она смотрела беспокойно и стояла, обнимая себя руками, как будто ей было холодно, несмотря на теплую погоду.
– Я просто хотел взять куртку, – сказал Джон, стараясь говорить непринужденно, пытаясь скрыть явную ложь. Он обвел ее взглядом. Она не двигалась, как будто знала, что он делает и почему. Это не она. Девушка выглядела как сногсшибательная кузина Чарли, но не как она сама. Не как круглолицая, неловкая девочка с пушистыми непокорными волосами, которую он знал почти всю жизнь. Эта Чарли была выше, стройнее, с длинными, более темными волосами. Чем-то явно отличалось и лицо, хотя он не смог бы объяснить разницу. Даже ее поза, хотя она стояла, беспокойно обхватив себя руками, казалась какой-то слишком элегантной. Пока он смотрел на нее, первый шок узнавания сменился острым отторжением; он невольно сделал шаг назад. Как можно подумать, что это она? Как можно подумать, что это моя Чарли? Девушка закусила губу.
– Джон, скажи что-нибудь, – попросила она с мольбой в голосе.
Он пожал плечами и поднял обе руки, словно сдаваясь.
– Я не знаю, что сказать, – признал он.
Она кивнула. Расцепила руки, как будто лишь сейчас поняла, что они делают, и переключила внимание на свои ногти.
– Я так рада тебя видеть, – сказала она таким голосом, будто сейчас расплачется.
Джон было смягчился, но подавил в себе это чувство.
– И я тебя тоже, – сказал он, пытаясь проглотить комок в горле.
Она поколебалась.
– Ты думаешь, что я – это не я? – тихо спросила она наконец.
Он опустил глаза, не в силах сказать это ей в лицо.
– Джессика мне рассказала. Это ничего, Джон, – продолжила она. – Я хочу, чтобы ты знал: ничего страшного.
Ее глаза блестели от слез. Сердце Джона рванулось из груди, и на минуту он словно увидел мир под другим углом.
Он посмотрел на девушку, съежившуюся под его взглядом. Она пыталась сдержать рыдания. Резкие отличия от прежней Чарли вдруг показались легко объяснимыми. Туфли на каблуках – поэтому она выше. Облегающее платье вместо обычных джинсов и футболки, поэтому она стройнее. На ней была элегантная одежда, а жесты казались осознанными и уверенными, но все это выглядело так, словно Джессика наконец-то поработала над ее стилем, как давно грозилась. Будто Чарли просто повзрослела.
Нам всем пришлось повзрослеть.
Джон вспомнил, как он ездил домой с работы – до этого утра, – как старался никогда не проезжать мимо ее дома или места, где раньше была пиццерия «У Фредди Фазбера». Может, Чарли тоже избегала каких-то вещей. И просто хотела быть другой.
Может, она хотела измениться, как и ты. Ты все время думаешь о том моменте, о том, как он тебя изменил – а как он повлиял на нее? Какие кошмары тебе снятся, Чарли? Его охватило внезапное, глубочайшее желание спросить ее, и в первый раз он разрешил себе посмотреть ей в глаза. В животе ухнуло, сердце забилось сильнее. Она робко улыбнулась, и он ответил, бессознательно копируя ее улыбку, но вдруг внутри резко похолодело. Это не ее глаза.
Джон отвел взгляд, успокаиваясь. Чарли смотрела непонимающе.
– Чарли, – осторожно произнес Джон, – ты помнишь последнее, что я тебе сказал перед тем, как ты… как ты оказалась в костюме?
Какое-то время она не сводила с него глаз, а потом покачала головой.
– Мне жаль, Джон, – сказала она. – Я многое не помню о той ночи, целые куски просто… пропали. Помню, что была в костюме – и отключилась, наверное, на несколько часов.
– То есть ты не помнишь? – повторил он серьезно.
Разве такое можно было забыть? Может, она меня не слышала.
– Ты была ранена? – резко спросил он.
Она молча кивнула, в глазах снова заблестели слезы, и она обхватила себя за плечи. На сей раз это выглядело так, словно ей не холодно, а больно. Может, так оно и было, Джон приблизился на шаг, и ему вдруг отчаянно захотелось пообещать ей, что все будет в порядке. Но потом их взгляды снова встретились, он остановился и отступил. Она протянула руку, но Джон не взял ее, и Чарли снова обняла себя за плечи.
– Джон, мы можем завтра встретиться? – спросила она ровным голосом.
– Зачем? – спросил он, не успев остановиться, но она не смутилась.
– Я просто хочу поговорить, – ее голос задрожал и стал выше.
Он кивнул.
– Конечно, давай встретимся.
Он помедлил.
– На том же месте, да? – добавил он осторожно, ожидая ее реакции.
– В итальянском ресторане? Где у нас было первое свидание? – ответила она легко, и, кажется, глаза ее высохли. – Около шести?
Джон глубоко выдохнул.
– Ага.
Он снова встретил ее взгляд и не отвернулся, позволив себе погрузиться в них в первый раз с той самой ночи. Она смотрела на него в ответ, не двигаясь, как будто боялась, что может его спугнуть. Джон кивнул, повернулся и быстро пошел к машине, ничего больше не сказав. Он старался идти ровно. Возникло такое ощущение, словно он сделал что-то чудесное и одновременно совершил ужасную ошибку. Это было странно, и в крови бушевал адреналин. Проезжая по темной дороге, он снова представил себе ее лицо.
Это не ее глаза.
Чарли смотрела, как он уходит, прикованная к тому месту, как будто простояла там всю жизнь. Он не верит мне. Джессика не хотела говорить ей о странной, но горячей убежденности Джона, но отказ говорить с ней сейчас и нежелание хотя бы признать ее присутствие в тот день в кафе были слишком странными, чтобы пренебречь ими. Как он может думать, что это не я? Задние фары машины Джона исчезли за поворотом.
Чарли уставилась в темноту, где он только что стоял, не желая возвращаться в шумный ярко освещенный дом. Карлтон обязательно пошутит, а Джессика и Марла станут успокаивать, как в кафе в тот день, когда она пришла показать им, что выжила вопреки всему. В тот день ей показалось, что дорога от позаимствованной у тети Джен машины до кафе заняла километры. Нервная дрожь в животе не унималась, хотя, конечно, она знала, что ей будут рады. Как же иначе? Она неуверенно шагала негнущимися ногами, каждое движение причиняло боль, и все тело ныло после вчерашнего, хотя на нем не осталось следов. Каждый вдох был напряженным и незнакомым, и ее не покидало ощущение, что если она забудет его сделать, то остановится и умрет от удушья прямо здесь, на мостовой, разве что ей напомнят о необходимости вдохнуть. Она видела их через окна кафе, подходя к двери с сильно бьющимся сердцем. И тут ее заметили, и случилось все, на что она осмелилась надеяться: Марла и Джессика побежали к дверям, отпихивая друг друга, чтобы обнять ее первой. Они плакали, увидев ее живой. Чарли позволила себе погрузиться в тепло их эмоций, но еще не освободившись из их объятий, уже искала глазами Джона.
Увидев его сидящим спиной к двери, она почти выкрикнула его имя, но что-то ее остановило. Он говорил какие-то слова, она не услышала и, не веря глазам своим, смотрела, как он сидит на месте, не подходя к ней, и сжимает ложку в руке словно оружие.
– Джон! – позвала она наконец. Но он не обернулся.
Марла и Джессика вывели ее из ресторана, издавая успокаивающие звуки – должно быть, слова, – а Чарли пыталась разглядеть его через окно: он не сдвинулся с места. Как он может притворяться, что меня здесь нет?
Вдруг ее пронзила острая боль, возвращая в настоящее, и Чарли крепко обхватила себя руками, хотя это не сильно-то помогло: боль была везде, острая и горячая. Она сжала челюсти, не в силах произнести ни звука. Порой боль сменялась тянущим чувством, которое можно было затолкнуть на задворки сознания, порой исчезала на целые дни, но всегда возвращалась.
Тебе было больно? – спросил Джон, и это был первый – и единственный – знак того, что ему, возможно, не все равно, но только она не смогла ответить. А ведь можно было сказать: да. Да, мне было больно, и больно до сих пор. Иногда я думаю, что умру от боли, хотя сейчас от нее осталось только эхо. Как будто все мои кости раздроблены, как будто внутренности разорваны и перекручены, как будто череп треснул, и из него вытекает содержимое – и все повторяется снова и снова. Она сжала зубы и сделала несколько решительных вдохов. Приступ понемногу стихал.
– Чарли? Ты в порядке? – тихо спросила Джессика, появившись у нее за спиной на тротуаре у дома Клэя.
Чарли кивнула.
– Я не слышала, как ты подошла, – сказала она хрипло.
– Он не специально так… Он просто…
– Травмирован, – огрызнулась Чарли. – Я знаю.
Джессика вздохнула, и Чарли покачала головой.
– Извини, я не хотела тебя обидеть.
– Я знаю, – сказала Джессика.
Чарли вздохнула и закрыла глаза.
Но умер тогда не он – а то, что пережила она, было очень похоже на смерть. Ту судьбоносную ночь она помнила отрывочно – клочки мыслей, шепот, все спутано, как будто в тумане, и медленно вращается вокруг самого важного – единственного, безошибочно узнаваемого щелчка спиральных замков. Чарли содрогнулась и почувствовала руку Джессики у себя на плече. Она открыла глаза и беспомощно посмотрела на подругу.
– Думаю, ему просто нужно время, – мягко сказала Джессика.
– Сколько еще времени? – спросила Чарли голосом, холодным как камень.