Гойда и Веселов сидели за столом в кабинете у капитана и пили чай из больших бокалов. Веселов, заступая на дежурство, похоже, предвидел погодные капризы. На стуле в углу лежал теплый серый бушлат, а на ногах его красовались форменные ботинки с берцами и на толстой подошве. Гойда, видимо, как и Гуров, выходя из дома, недооценил пакостей природы и выскочил в осенних, но легких, не для снега и грязи, туфлях и короткой щегольской кожаной курточке без подстежки.
Соответственно, и внешний вид их значительно различался. Посиневший нос Гойды вкупе с еще не отошедшими с холода серыми губами и скрюченными красными пальцами, обхватившими горячий бокал, резко контрастировали со здоровым во всю щеку – кровь с молоком – румянцем Веселова. Капитану было чуть за тридцать. Как следователь он подавал хорошие надежды. И с мозгами у него было в порядке, и работал с желанием. И как исполнитель – таких поискать…
– Привет, Саша, – поздоровался с капитаном Гуров. – И ты, Игорь, здравствуй. Господин прокуратор, а с вами, голубчик, что случилось – чтой-то вы в лице переменившись… – он вспомнил слова Райкина из давней миниатюры.
– Н-не прокуратор – п-прокурор… Прокуратору-то в Иудее куда как хорошо было: тепло, пальмы… З-замерз, никак не отогреюсь, – горько пожаловался Гойда.
– Моя бабушка всегда говорила, что одеваться надо по погоде, а не модничать, – наставительно поведал Крячко. – Не все нам, сирым, по морозу гоняться. И прокурорской интеллигенции иногда по свежему воздуху пробежаться полезно. Ну, что там накопали – доброго и интересного?
– Не учите меня жить, – парировал Гойда. – Отсиделись, полковники, в тепле и уюте, все на нас с капитаном повесили. На готовое явились? А нет у нас ничего – ни доброго, ни интересного. Одна слякоть – и на улице, и в голове. Я пока в себя приду, а капитан вам доложит, что мы раскопали.
Сверх того, что рассказал Гурову и Крячко генерал, Веселов добавил совсем немного. Труп Тима Зеленского был найден в лесопосадке у Химкинского водохранилища, но не у воды, а рядом с проезжей частью улицы Свободы. Его не привезли мертвым и не бросили – убийство произошло на месте. Следы произошедшего отпечатались в грязи, и снегом их почти не прикрыло. В Тушино снег ночью выпал не слишком обильный, не такой, как в центре, – велика Москва!
Стреляли дважды. Причем не подряд – между выстрелами прошло некоторое время. Зеленский прополз после ранения в бедро около четырех метров. Смертельный выстрел был сделан в упор в висок. Кроме этого, на лице убитого видны кровоподтеки и ссадины. Остальные подробности будут известны после вскрытия. «Наган» отправили на экспертизу в лабораторию. В его барабане остались неиспользованными четыре патрона. Три гильзы пустые. Две пули, предположительно, были выпущены в Зеленского, одна – под вопросом. Возможно – до убийства, а может, ушла в «молоко» и ее просто не нашли.
Опрашивать и искать свидетелей поручили участковому. Однако надежды мало. Жилые дома от места преступления находятся на приличном удалении. Если и проезжали в момент преступления мимо машины, с дороги за деревьями в темноте ничего не увидишь. И погода вчера стояла ветреная, шумная. Выстрелы вряд ли кто слышал.
– Следы-то не сильно затоптали? Собачник, что нашел убитого, тушинские оперативники – народу до вашего приезда прошло много, – поинтересовался Гуров, читая протокол осмотра места происшествия.
– Следы есть и довольно четкие. Отпечатки сняли, фотографии через полчасика обещали изготовить. Обувь на гладкой подошве, каблук сильно сточен, размер ноги – сорок два с половиной, – доложил Веселов. – Кинолог с собакой дошел до асфальта, и далее след пропал.
– Знаю, слышал… – кивнул рассеянно Гуров. – Преступник, вероятно, уехал на машине. Кстати, а на чем туда приехал сам Зеленский? Его туда привез убийца, или же он своим ходом добирался? И вообще, за каким лешим Зеленский, собираясь к родителям на Фрунзенскую набережную, вдруг оказался в противоположном конце Москвы? «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…»
– По машине Зеленского данные есть. Темно-синяя «Ауди», номер я записал. Сейчас уточняют ее местонахождение. Гаража и стоянки у погибшего не было, он обычно оставлял ее у подъезда. Я распорядился это проверить. Если сейчас «Ауди» у дома отсутствует, будем объявлять машину в розыск, – доложил Веселов.
– Логично, – утвердительно кивнул головой Гуров и протянул листы протокола Крячко. – Почитай внимательно, Стас, может, что-то интересное найдешь. Похоже, по горячим следам нам прошагать не удастся…
– Следы только холодные, это я на своей шкуре испытал, – отставив пустой бокал, подтвердил отогревшийся Гойда. – Ну, вроде бы чуть-чуть отогрелся. И от лампас отошел. Видел бы ты, Лев Иванович, сколько генералов и ответработников за нашими с Александром спинами стояло. Прямо загрядотряд, только без пулеметов. Следы убийцы не от тушинских оперов беречь пришлось, а от начальников всех видов и мастей. Перед старшим Зеленским оный генералитет клялся и божился, что не пожалеет сил и самой жизни для раскрытия преступления. Потом разъехались восвояси с чувством выполненного долга. Знакомая картина? Ну да ладно, не в первый раз такое видим. Какие планы на ближайшее будущее, господа полковники? Подумайте, с ответом не тороплю.
– Ключи? – неожиданно спросил Гуров, вполуха прослушавший жалобы замерзшего прокурорского работника.
– Какие ключи? – не понял его Гойда.
– У убитого Зеленского не нашли ни документов, ни денег. А ключи были? От квартиры, от машины… – нетерпеливо спросил Гуров. – Мобильник, часы?..
– Не было ключей. Деньги, мелкие купюры, около пятидесяти рублей, в карманах остались. Часы золотые швейцарские «Тиссо» и заколку на галстуке, тоже золотую, не сняли. Мобильный телефон валялся втоптанным в грязь, – доложил Веселов. – В протоколе все указано…
– Деньги, деньги, деньги… – забарабанил пальцами по столу Гуров. – Надо немедленно проверить счета Зеленского. Естественно, если они у него есть… И блокировать.
– Кредитные карточки? – догадался Крячко.
– Да, возможно, вместе с документами и наличными деньгами похищены и кредитки. Картина преступления какая-то странная – нелогичная, неправильная, – покачал головой Гуров. – Если заказное – непрофессионально. Если это банальное убийство с целью ограбления, то почему оставили на трупе дорогие часы, золотую заколку, а к ним еще – брошенное оружие. А еще и «наган» этот дурацкий… И зачем Зеленского занесло в Тушино? Дурь какая-то из всех щелей лезет… Как у меня сегодня день тоскливо начался, так дальше валиком бестолково и покатился!
– Надо поднимать знакомства и связи Зеленского, – подал голос Крячко. – Он, кстати, был женат? Дети, внуки, теща, золовка, шурин, любовница имеются? Где он проживал?
– Ну когда же можно было все успеть? Только же приехали, – развел руками Веселов. – Домашний адрес Зеленского в протоколе указан – улица Сущевский вал. Номер дома и квартиры не помню, но там все записано со слов его отца. Он же сообщил, что Тим был холост…
– Срочно произвести осмотр квартиры Зеленского… – задумчиво, но не терпящим возражений тоном сказал Гуров.
– Ну, я вижу, что следствие идет верным путем, – подытожил реплики полковников Гойда. – Только, зная вас, как работник прокуратуры прошу и требую соблюдать законность. И насчет осмотра квартиры тоже. Без решения суда…
– А если родственники попросят посмотреть, – усмехнулся Гуров. – Пригласят…
– Тогда можно, – великодушно согласился Гойда. – Я вас предупредил. В общем, я поехал к себе. Будут трудности, сделаем все возможное, а может быть, и невозможное для их разрешения. А сам я попробую поднять биографию Зеленского. Посмотрим, какие следы на планете Земля Тимофей Олегович оставил за прошедшие с его рождения двадцать девять лет.
Телефонный звонок Зеленскому-старшему был сделан Гуровым после некоторых колебаний. Тревожить отца спустя несколько часов, как он узнал о смерти сына и увидел его мертвым, было жестоко, но ничего другого не оставалось. Набрав номер, подчеркнутый в визитке, Гуров выслушал несколько длинных гудков и хотел уже положить трубку. Однако в этот момент телефонная диафрагма тихо щелкнула и глухой мужской голос произнес:
– Я вас слушаю.
Тембр говорившего совсем не был схож с громогласным басом трибуна, который доводилось выслушивать Гурову едва ли не ежедневно в теленовостях. Редкое заседание Государственной думы обходилось без яркого и энергичного выступления Олега Эдуардовича Зеленского, без пощады громившего всех и вся, полемизировавшего с депутатами по любому обсуждавшемуся вопросу. Сейчас Лев Иванович услышал голос пожилого и очень усталого человека. Он даже на секунду усомнился, сам ли Зеленский откликнулся на его звонок.
– Добрый день. С вами говорит полковник Гуров. Я веду дело… – представился Лев Иванович.
– Я знаю. Что вы хотите? – прервал его Зеленский.
– Мне надо срочно осмотреть квартиру, где жил ваш сын. Не могли бы вы распорядиться, чтобы кто-то из родственников мог ее открыть и показать? Видите ли, у пострадавшего пропали ключи…
– Не надо ничего объяснять. Раз это необходимо, значит, так и будет. Из близких людей у Тима остались я и его мать. Мы приехать, естественно, не сможем. В семнадцать часов у его дома на Сущевском валу вас будут ждать домработница Тимофея и мой помощник. Они откроют квартиру и все покажут. Еще что-то у вас есть ко мне?
– Спасибо, больше ничего. Единственная просьба, чтобы без нас в квартиру никто не заходил, – попросил Гуров.
– Я передам… – глухо и безразлично произнес Зеленский, заканчивая разговор.
Дело было сделано. Гуров ждал худшего – отказа или переноса времени на понедельник, однако все прошло как нельзя лучше, если так можно охарактеризовать разговор с отцом, потерявшим сына. До семнадцати оставалось два с половиной часа. Лев Иванович решил лично посетить место убийства Зеленского. Протоколы протоколами, фотографии – фотографиями, но он привык топтать тропинки своими ногами. Тем более что другого занятия Гуров себе пока не находил.
Подчиненные были заняты делом и пахали, как пчелки. Стас висел на телефоне, пытаясь выяснить наличие банковских счетов у Тима Зеленского и пользовался ли он кредитными карточками. И в случае подтверждения о наличии таковых – а они, вероятнее всего, существовали – необходимо было счета заблокировать. Эта задача для воскресного дня представлялась теоретически нерешаемой, однако практически возможной. Веселов пробивал работу Зеленского на телевидении и его знакомых, что также было делом весьма и весьма нелегким и кропотливым.
Вторая половина воскресного дня не самое лучшее время для активного ведения следствия. Это Гуров усвоил давно. Граждане отдыхают, готовясь к напряженной трудовой неделе. На присутственных местах висят амбарные замки и таблички «Закрыто». Любое вторжение в личную жизнь в этот период воспринимается с глубокой обидой и может спровоцировать серьезный нервный срыв. Можно тревожить человека в субботу, в крайнем случае, в воскресенье с утра, но послеобеденный предпонедельничный отдых – дело более чем святое.
Этот постулат, правда, не касается милиционеров и военных. Для них календарные выходные и праздники чаще всего оборачиваются трудовыми буднями, а нередко – периодами повышенной бдительности при полном параде. Есть даже общая для людей в погонах пословица: «Для военного (милиционера) праздник, как для лошади свадьба: голова в цветах, а филейная часть в мыле».
Однако там, где жизнь на уик-энд не умерла, можно поработать с пользой. Подсознательно, привлеченные к работе в выходной, люди несколько расслабляются в отсутствие начальства и считают себя несправедливо обиженными. Пусть даже за день воскресной работы им причитается два дня отдыха, или их график вообще: сутки дежурства – и трое – отдыха. Однако обида и раздражение на несправедливость судьбы и начальства остаются. И поэтому, хотя и сквозит в их речи некоторое недовольство, бывают они разговорчивыми и откровенными в словах и оценках.
Участковый уполномоченный, немолодой капитан, относился к категории государевых служивых, для которых что среда, что воскресенье – все едино. Ему было поручено на вверенном объекте провести опрос жителей на предмет, что они слышали и видели в пасмурный вечер убийства.
Капитан, приметив стоящий около места преступления «Пежо» Гурова и его самого, высматривающего следы преступления в окрестной слякоти, проявил бдительность и не замедлил там появиться. Вид у участкового был весьма строгий, а взгляд – подозрительный. Может, он и правда думал, что в полосу его ответственности внедрился преступник, которого, как утверждают психиатры, тянет на место преступления. Но Гуров склонялся к другой, более понятной и банальной версии. Старый и мудрый воин по опыту знал, что преступнику здесь особо делать нечего, а вот начальникам всех рангов и мастей отметиться надо обязательно – лучше поздно, чем никогда. А у старшего начальника нужно отметиться младшему, наглядно показав свое трудолюбие и бдительность.
После короткого разбирательства «ху из ху» участковый представился капитаном Ивановым и доложил, что обход окрестных домов свидетелей произошедшего накануне преступления не выявил. Однако был один человек, дежурный по автостоянке, который вроде бы слышал выстрелы около восьми часов вечера. И если товарищ полковник желает с ним побеседовать, Сан Саныч – так уважительно назвал дежурного участковый, видимо, знакомый с ним – пока еще на стоянке, но уже через полчаса с дежурства сменяется.
Гуров осмотр места происшествия уже закончил. Ничего особо полезного для себя он не почерпнул. Протоколы и фотографии качественно отражали картину преступления. Просто сейчас их содержание приобрело трехмерное изображение, которое было жизненно необходимо Льву Ивановичу. Он не умел работать в виртуальном пространстве.
Вместе с участковым Ивановым Гуров на «Пежо» подкатил к воротам автостоянки, отстоявшей от места убийства метров как минимум на семьсот. Вчерашнее буйное и шумное ненастье и столь неблизкое расстояние вызвали у Льва Ивановича большие сомнения в правдоподобности заявления дежурного.
По металлической лестнице они поднялись на второй этаж бетонного куба-скворечника. Невысокий плотный старичок-боровичок в теплой камуфляжной куртке встретил их, в полном соответствии с комплексом воскресного дня, неласково. Он с ходу заявил, что искренне уважает Сергеича – надо думать, участкового, – однако свободных мест на стоянке нет. Вероятно, дедок принял Гурова с его «Пежо» за просителя места, а участкового – за авторитетного ходатая по существу просьбы. После столь резкого отказа Сан Саныч перескочил на тему теплой спецодежды, которую обещал выдать хозяин стоянки, однако не выдал, что говорит о его крайнем жлобстве и прямой принадлежности к российской олигархической верхушке.
Еще Гуров выслушал жалобу на сменщика Сан Саныча, который некачественно наводит порядок на стоянке, и за ним приходится заметать мусор – а впереди зима и снег! – и после этого представился. Он отметил, что при произнесении им звания «полковник» боровичок привычно и отработанно подтянул живот и подал вверх грудь. Было похоже, что со званиями Сан Саныч знаком не понаслышке, а отсюда следовало, что он реально мог отличить выстрел из «нагана» от взрыва пацанами петарды или треска сломавшейся от ветра ветки.
Догадки Гурова оказались верными. Бравый старичок-боровичок оказался прапорщиком в отставке, уже более двадцати годков совмещающим пенсию с посильными трудовыми буднями. Последние три года Сан Саныч работал сторожем на этой стоянке. По вчерашнему случаю он доложил, что выстрелы были услышаны им вчера вечером в период с девятнадцати пятидесяти до двадцати часов ровно. Время дежурный запомнил, потому что ровно в восемь собирался прослушать вечерние новости по именному транзисторному приемнику «Океан», подаренному ему лично маршалом Куликовым, командующим ГСВГ, за успехи в боевой и политической подготовке. Никелированная табличка с надписью, привинченная к приемнику, стоявшему на столе, подтверждала слова старого служаки.
Испытывая некие естественные позывы, чтобы не сорвать сеанс новостей, он решил опередить события и заблаговременно отправился до ветру. Когда Сан Саныч спускался по лестнице, до его слуха донесся первый выстрел. Звук был неблизкий и едва слышимый. В какой стороне он прозвучал, определить было трудно, так как ветер дул беспорядочно и порывами. То, что это был именно выстрел, старый боец не сомневался. Он их слышал на своем веку достаточно и отличить хлесткий «пиу» выстрела из пистолета от громкого и бестолкового «бум» петарды для него особого труда не представляло. Попытку скатывания разговора к теме бардака в стране, наглости мафии со стрельбой средь бела дня и засилью коррупции Гуров безжалостно пресек, направив мысли Сан Саныча в нужное для следствия русло.
Второй выстрел, по словам отставника, был слышен в тот момент, когда он, завершив необходимые дела, поднялся на вышку и взялся за ручку двери в дежурку. Сразу или почти сразу по приходу Сан Саныч сел слушать новости. Выстрелов он не испугался, так как сегодня неизвестно, что страшнее – быть убитым или жить. И кроме того, дежурка оснащена кнопкой вызова милицейской охраны. А вообще, раньше был порядок и дисциплина.
Отстранившись от болтовни старичка, Лев Иванович проиграл в уме то, что услышал. Не верить рассказу дежурного поводов не было, тем более что убийство Зеленского предположительно произошло именно в это время. В результате нехитрых расчетов скорости движения Сан Саныча от места несения службы до отхожего места и обратно, а также соответствующих цели похода процессов Гуров пришел к выводу, что интервал между выстрелами составлял не менее восьми минут.
Это открытие внесло еще большую сумятицу в беспорядочность и нелогичность картины преступления. Зеленский, собираясь в гости к родителям на Фрунзенскую набережную, оказывается на окраине Москвы, в Тушино. В него стреляют, ранят в бедро и примерно через восемь минут добивают вторым выстрелом.
Зачем и кому были нужны эти минуты жизни Тимофея Зеленского?
Кому, в принципе, понятно – естественно, убийце. Но зачем? Обчистить карманы жертвы хватило бы и сорока секунд. Выходит, преступнику был необходим этот интервал между выстрелами. Зачем? Он рисковал, оставаясь на месте после первого выстрела, однако же остался… Убийца и жертва, истекающая кровью, о чем-то беседовали? Через несколько минут Тиму Зеленскому подносят дуло к виску и стреляют в упор… Наган с четырьмя патронами преступник бросает и скрывается в темной ночи на автомобиле. На «Ауди» Зеленского или на своей машине? Вопросы, одни вопросы – и никаких ответов!