Кембриджский скорый летел на полном ходу, и я крикнула спущенному с поводка бордер-колли:
– Мило! Ко мне!
Куда там! Поезд уже почти поравнялся с нами, и Мило, чьим любимым занятием было бегать с поездами наперегонки, сорвался с места и понесся вперед словно мохнатая, черно-белая лающая комета. Слава богу, Тото и Лили – две таксы, которых я также выгуливала – оставались на сворке, к тому же они были наделены философским складом характера: зная, что поезд им все равно не догнать, они не особенно стремились посостязаться с ним в скорости. Что касалось Мило, то ему ничего страшного на самом деле не грозило. Я уже знала, что рано или поздно он признает поражение и вернется ко мне, к тому же железнодорожная линия проходила по противоположному берегу реки, так что угодить под колеса пес не мог бы при всем желании.
Грохот удаляющегося экспресса и лай Мило были единственными звуками, нарушавшими тишину. Кроме меня и собак, поблизости никого не было. Я уже немного привыкла к провинциальному безлюдью, хотя по временам мне очень не хватало лондонской шумной суеты. И́ли, правда, тоже считался городом – хоть маленьким, но все же городом (думаю, исключительно благодаря кафедральному собору), но жителей в нем было немного. Здесь нельзя было прыгнуть в автобус и отправиться в Уэст-Энд, чтобы посмотреть новейшую театральную постановку. Здесь и в помине не было ни ресторанов с национальной кухней разных стран, ни рынков, ни магазинов с одеждой самых разных направлений и стилей, как в Долстоне. В общем, скучноватое место, по правде говоря, и все же в Или была своя прелесть. А еще здесь жил Джейми, который пылал ко мне неослабевающей страстью и всегда был готов заняться жарким сексом. Помимо этого мне весьма импонировали его добродушное отношение к жизни и мягкая улыбка, то и дело озарявшая его лицо. По характеру он был мужчиной семейного склада, обожавшим своих девочек. Ради него я отказалась от предвзятого отношения к сельской жизни и постаралась справиться с тоской по моей прежней работе и коллегам. В конце концов, разве мне не повезло найти работу по выгулу собак, коль скоро в Или не было ни одной вакансии для квалифицированной ветеринарной медсестры? Как ни суди, я продолжала работать с животными и даже приносить немалую пользу, поскольку без меня всем этим таксам, бордер-колли и прочим собакам пришлось бы по целым дням томиться взаперти.
Признаюсь откровенно: проводить время на природе мне все больше и больше нравилось. А если в течение нескольких недель каждый день гуляешь одним и тем же маршрутом, то понемногу начинаешь замечать детали, какие обычно не бросаются в глаза. Когда мы с Джейми водили его дочерей на обучающие экскурсии, я видела на берегах реки тропы, которыми пользовались выдры, видела заводи, где велик был шанс заметить охотящегося зимородка. Самих выдр я, правда, пока еще ни разу не встречала – даже если они и были где-то поблизости, их, возможно, пугали собаки, – но вот зимородков я наблюдала едва ли не каждую неделю, и каждый раз, когда я видела несущуюся к воде сверкающую голубую молнию, у меня буквально занималось дыхание. В Долстоне ни о чем подобном не приходилось и мечтать.
Девочек, впрочем, прогулки на природе занимали мало. Оливия любила животных, но предпочитала ходить в контактный зоопарк, а не продираться сквозь кусты и траву. Кроме того, те выходные, когда мы все же вытащили их на прогулку, оказались не слишком удачными. Их мать, бывшая жена Джейми, отправилась на побережье, чтобы навестить родителей, и девочкам, вероятно, казалось, что ими пренебрегли. Я им сочувствовала – по-настоящему сочувствовала, потому что хорошо знала, каково это – скучать по маме, и старалась изо всех сил – нет, не занять место Гарриет, а хотя бы просто компенсировать девочкам ее отсутствие.
Девочки… Как же я могла забыть! Обычно, когда я выгуливала собак во второй половине дня, кембриджский экспресс появлялся, когда я возвращалась к машине, а Мило, Тото и Лили были на поводках и не могли никуда убежать. Сегодня получилось иначе: то ли поезд прошел раньше, то ли я припозднилась. Я склонялась к последнему варианту, а он означал, что у меня совсем не остается времени, чтобы развезти всех трех собак по домам и успеть забрать девочек из школы. В довершение всего в нашу сторону быстро двигалась огромная дождевая туча.
– Мило! – крикнула я, с трудом перекрывая шум внезапно налетевшего ветра. – Мило, ко мне!
Лили заскулила, вероятно, почувствовав приближение непогоды. С неба уже начали падать первые крупные капли, когда появился Мило. Высунув язык, он мчался ко мне с крайне довольным видом. Не удержавшись, я рассмеялась и наклонилась, чтобы застегнуть карабин на его ошейнике. На Мило просто невозможно было сердиться. Смотреть, как он облаивает проходящие поезда, мне даже нравилось, но сегодня я волновалась, что могу опоздать в школу. Причем уже не в первый раз… Кроме того, было весьма вероятно, что все места для парковки вблизи школьных ворот будут заняты, а значит, девочки промокнут, пока будут бежать к машине. Ну и в довершение всего, мне придется взять их с собой, когда я повезу Мило к хозяевам.
– А ну, скорее! – скомандовала я таксам, переходя на рысь. – Хорошо бы успеть отвезти домой хотя бы вас двоих.
Увы, дождь не стал ждать, и мы четверо успели основательно промокнуть еще до того, как домчались до моего фургона. Внутри, наскоро протерев густую шерсть Мило полотенцем, я открыла дверцу его дорожной клетки. Пес без возражений запрыгнул внутрь, и я мысленно перекрестилась: теперь я могла как следует высушить и устроить обеих такс. Несмотря на то что хозяева относились к Мило как к ребенку, которого у них никогда не было, он все же был собакой фермерской породы – неприхотливой, специально выведенной для жизни на пустошах, поэтому несколько капель дождя вряд ли могли ему навредить.
Тото и Лили принадлежали одному хозяину, жившему неподалеку от собора. К тому времени, когда я отвезла такс домой и припарковала машину на боковой улочке рядом со школой, звонок, возвещавший об окончании уроков, уже давно прозвенел. Я бежала под дождем к школьным воротам, чувствуя, как промокшие волосы неприятно липнут к голове, а навстречу мне двигался поток старших школьников, родителей с младшеклассниками и малышами в колясках.
Девочек мы с Джейми забирали из школы два или три раза в неделю. В первое время, когда я только-только переехала в Или, он делал это один, но потом старый особняк, реставрацией которого он занимался, был продан, а новый объект, над которым ему предстояло работать, находился довольно далеко, и я вызвалась заменять Джейми, когда он задерживался на работе. А в последнее время я забирала девочек из школы почти постоянно – в те дни, когда они оставались на ночь у нас. Это казалось разумным, поскольку мое расписание по выгулу собак было достаточно гибким и я могла планировать свое время так, чтобы иметь возможность больше общаться с дочерьми Джейми. Мне казалось, так у меня будет больше шансов с ними подружиться. Как правило, мне удавалось успеть к окончанию уроков вовремя, если только я не забывала посмотреть на часы.
Когда я вбежала на школьную игровую площадку, было уже совсем темно – не из-за позднего часа, а из-за плотных дождевых облаков. Темнота, однако, не помешала мне разглядеть, что Оливия и Эмили были единственными, кого еще не забрали родители. Они стояли на заднем крыльце школы под зонтом, который держала над ними учительница. Ее лицо выражало крайнюю степень неодобрения. Окна позади были ярко освещены, и сквозь стекла я разглядела стены класса, увешанные рождественскими гирляндами, открытками, детскими рисунками и венками. Увы, лица девочек отнюдь не выглядели празднично. Не изменились они и тогда, когда Оливия и Эмили увидели, что я бегу к ним под дождем. Обе недовольно хмурились, а Оливия к тому же прижимала к себе рисунок, при виде которого у меня упало сердце. Интересно, как я смогу донести его до машины под потоками воды?
– Прошу прощения за опоздание, – сказала я учительнице.
– Ничего страшного, – отозвалась та, но голос ее звучал раздраженно. – До завтра, Оливия, – добавила она. – Не забудь костюм для рождественского спектакля. До свидания, Эмили.
– Привет, девочки! – поздоровалась я, старательно делая вид, будто не замечаю их недовольных лиц. – Простите, что задержалась, Мило опять погнался за поездом. А что ты нарисовала, Оливия? Можно посмотреть?
Оливия крепче прижала рисунок к груди.
– Нет. Это для мамочки.
Вот так. Несмотря на все мои добрые намерения и предпринятые усилия, подружиться с дочерьми Джейми у меня пока не получалось.
– Тебе все равно лучше отдать рисунок мне. Я спрячу его под куртку, не то он испортится.
Губы Оливии искривились в протестующей гримасе, но тут вмешалась ее сестра.
– Делай, как она говорит, – резко сказала Эмили, – иначе мы до вечера не доберемся домой.
Оливия нехотя протянула мне рисунок. Его лицевая сторона ярко сверкнула в полутьме. Как я и думала, юная художница злоупотребляла блестками и лаком.
– Только не смотри! – предупредила Оливия. – Это специальный рисунок для моей мамочки.
– Не буду. – Я расстегнула молнию на куртке и засунула рисунок поглубже, лицевой стороной к свитеру. Отметив про себя, что на шерсти наверняка останется бо́льшая часть блесток, так что мой старый свитер тоже можно будет считать рождественским. Потом я взяла под мышку коробочки для завтрака и протянула Оливии руку.
– Ну, побежали?
– Почему ты опять оставила машину так далеко? – проворчала Эмили, когда мы выбежали за ворота.
Я не ответила. Я была уверена, что она знает ответ. Кроме того, я приготовила ей рождественский сюрприз, и мне не хотелось, чтобы мы поссорились накануне праздника. Интересно, какое будет у нее лицо, когда она увидит мой подарок?
Минут за пять мы добрались до фургона. Там я выпустила руку Оливии, чтобы отпереть дверцу. Едва увидев девочек, Мило принялся скрестись в клетке и приветственно скулить, прижимаясь носом к решетке. Оливия, которую я усадила на заднее сиденье, тут же обернулась, пытаясь его погладить, отчего я никак не могла застегнуть на ней ремень безопасности. При этом я по-прежнему стояла снаружи, руки у меня были мокрыми, а дождевая вода потоками стекала за шиворот.
– Здесь воняет, – поморщилась Эмили, усаживаясь рядом с сестрой. Свой ремень безопасности она застегнула самостоятельно.
Возразить мне было нечего. Я постоянно возила в фургоне собак, и салон насквозь пропах псиной. А сегодня из-за дождя запах собачьей шерсти был особенно сильным.
– Я знаю, – ответила я, стараясь не обращать внимания на ледяные струйки, которые затекали мне за воротник. – Ужасно, правда? Надо будет сделать химчистку салона. Оливия, дорогая, повернись, пожалуйста, – мне нужно тебя пристегнуть.
Девочка не обратила на мои слова ни малейшего внимания, и я попыталась зайти с другой стороны:
– Я не могу сесть в салон, пока ты не пристегнута, Оливия. А если я не сяду в салон как можно скорее, рисунок, который ты приготовила для мамы, промокнет и испортится.
Угроза возымела действие, хотя я и прибегла к запрещенному приему. Оливия повернулась, давая мне возможность застегнуть пряжку ремня. Захлопнув дверцу, я поспешно села за руль, потом расстегнула куртку и, достав рисунок, протянула его Оливии. При этом мне удалось взглянуть на него краем глаза. На рисунке была изображена семья: мама, папа и две девочки под новогодней елкой. Ну, а чего я ожидала? Чтобы на картине были папа и две мамочки?
– Тебе, наверное, очень хочется сыграть в завтрашнем спектакле, – сказала я, когда мы уже ехали по направлению к дому хозяев Мило. Я, впрочем, тут же подумала о том, что заводить этот разговор вряд ли стоило: в школьном спектакле Оливии предстояло играть одного из пастухов, и она очень расстроилась из-за того, что ей не досталась роль Богоматери.
Но оказалось, что я – чисто случайно – выбрала вполне безопасную тему.
– Мама купила мне специально для спектакля игрушечного ягненка, – сообщила Оливия. – Он такой миленький! Больше ни у кого такого нет.
Ах вот, значит, кого мне нужно благодарить. Гарриет.
– Да что ты говоришь! А как ты назвала своего ягненка?
– Никак. Он будет просто Ягненок.
Когда мы доехали до дома Мило, дождь все еще лил как из ведра. Интуиция подсказывала мне, что Оливию и Эмили лучше оставить в машине, пока я буду отводить Мило. В конце концов, это займет всего несколько минут, за это время с девочками вряд ли что-нибудь случится. К несчастью, Джейми и Гарриет придерживались незыблемого правила: никогда, ни под каким предлогом не оставлять дочерей в машине одних, без присмотра, так что выбора у меня не было. Пришлось тащить обеих девочек с собой, хотя они только что не брыкались и не визжали.
– Идем, Оливия, – сказала я твердо. – Если хочешь, ты сможешь покормить Мило вместо меня.
Это решило дело. Оливия тут же принялась отстегивать ремень безопасности.
– Правда? Мне можно будет его покормить? – Она готова была ринуться под дождь, но мне пришлось ее остановить, так как предстояло еще уговорить Эмили. Действовать надо было быстро, и я решила зайти с главного козыря:
– Когда сегодня утром я была в городе, я купила тебе одну очень хорошую книжку. Она ждет тебя дома, так что чем быстрее мы туда попадем…
Узкое личико Эмили отразило крайнюю степень подозрительности.
– Какую еще книжку?
Я едва сдержала торжествующую улыбку:
– Самую новую книжку Джины Кармайкл.
Если Оливия предпочитала постоянное общение и почти не замолкала, ее сестра чувствовала себя счастливой только когда с головой погружалась в чтение. Я точно знала, что Джина Кармайкл – ее любимая писательница, поэтому сегодня утром я отправилась прямиком в книжный магазин, что, по правде сказать, и было главной причиной моих последующих опозданий.
Я ожидала восхищенной и, быть может, даже благодарной улыбки, но ее не последовало.
– А-а, – небрежно проговорила Эмили. – Мама купила мне эту книгу вчера. Я ее уже прочитала.
Это был не первый случай, когда Гарриет обходила меня буквально у финишного столба. Я: «Привет, девочки! Я купила очень красивую цветную бумагу. Теперь мы сможем своими руками сделать к Рождеству бумажные цепочки и украсить ими гостиную». Оливия: «В прошлые выходные мы уже клеили бумажные цепочки с мамой». Я: «Ну, девочки, кто из вас хочет помочь мне испечь торт к Рождеству?» Эмили: «Мама обещала, что мы будем вместе печь торт в эту субботу». В целом в этом не было, наверное, ничего удивительного, но я не могла не испытывать разочарования. Раз за разом я придумывала какие-то совместные игры или интересные занятия, и каждый раз меня отталкивали, отодвигали в сторону. Девочки, разумеется, были совершенно не виноваты в том, что их мать опережала меня постоянно и во всем. Положение, в котором мы все пребывали, было не из легких, но Оливии и Эмили приходилось тяжелее всех, и мне следовало это понимать. В конце концов, я сама побывала в их шкуре, когда попала на попечение к тете Тильде. Правда, Джейми уже несколько раз говорил мне, что его дочери ненавидят не меня, а ситуацию, но я зачастую не видела особой разницы между тем и другим.
– Очень жаль, – сказала я. – Мне хотелось сделать тебе приятное. Тем не менее, боюсь, тебе все-таки придется пойти с нами. Ты же знаешь, папа не разрешает вам оставаться в машине одним.
С этими словами я выбралась под дождь, чтобы выпустить Мило из его транспортировочной клетки. Оливия последовала за мной, как только я открыла дверцу с ее стороны, и сразу потребовала, чтобы я дала ей поводок, но я не могла этого допустить: Мило был не моей собакой, а собакой моих клиентов.
– Идем, Эмили, пожалуйста. Это не займет много времени.
В конце концов она подчинилась и нехотя сползла с сиденья, сбросив на пол «специальный» рисунок сестры. Все вместе мы бросились по садовой дорожке к дому, а дождь продолжал нещадно поливать нас ледяными струями.
– Не забудь снять туфли! – крикнула я Оливии, которая первой проскользнула в дверь и сразу направилась на поиски кухни, где, как она совершенно правильно решила, находились запасы собачьей еды. Пока я возилась с поводком, отстегивая его от ошейника Мило, Эмили двинулась прямо в гостиную.
Ставя сброшенные ею башмаки на коврик рядом со своими раскисшими кроссовками, я услышала, как Оливия в кухне что-то говорит Мило.
– Я сейчас покажу тебе, где лежит его еда и сколько ему надо давать! – крикнула я, заглядывая в гостиную чтобы убедиться – с Эмили все в порядке, и она ничего не трогает и не шалит.
Эмили спокойно сидела на полу рядом с елкой и увлеченно рассматривала какую-то книгу, лежавшую раскрытой на кофейном столике. Почувствовав потенциальную возможность сойтись с девочкой поближе – а такие возможности я искала постоянно, – я шагнула к ней со словами:
– Что это за книгу ты нашла, Эмили? Интересная?
Наклонившись над девочкой, я потрясенно ахнула. Книга, которую с таким увлечением рассматривала Эмили, оказалась иллюстрированным настольным изданием «Камасутры».
– Мне кажется, тебе еще рано читать такие книги, – пролепетала я и попыталась вырвать книгу из детских пальчиков.
Эмили едва удостоила меня взглядом.
– Я уже все об этом знаю, – сказала она. – Это книга о том, как делать детей.
– И все равно мне кажется, что иллюстрации в этой книге, гм-м… не слишком подходят для девочек твоего возраста, – не сдавалась я. – Уверена, что хозяева Мило оставили книгу на столе по ошибке.
Я наконец-то завладела «Камасутрой» и поставила на самую верхнюю полку, чтобы Эмили не могла до нее дотянуться.
– К тому же мы скоро уходим. Я только помогу Оливии накормить Мило, и мы сразу поедем домой.
Эмили поднялась с пола и плюхнулась на диван. На ее лице была написана вселенская скука. Я проигнорировала ее взгляд и поспешила на кухню, где Мило как раз приканчивал нечто, весьма напоминающее кусок говяжьей вырезки.
– Оливия! – в отчаянии выкрикнула я. – Где ты это взяла!
– В холодильнике. – Глаза Оливии мгновенно наполнились слезами. Я еще никогда на нее не кричала.
Рядом с холодильником на полу валялась пустая упаковка. Я не ошиблась – это действительно был бифштекс из говядины. Черт!
Мило старательно облизывался. Он был в восторге. На пороге кухни появилась Эмили, которая зашла посмотреть, что происходит. Впервые с тех пор, как я забрала девочек из школы, я увидела у нее на губах улыбку.
– Отличная работа, Олли! – сказала Эмили.
По щеке Оливии скатилась слеза. Я вздохнула.
– Ладно, проехали, – сказала я устало. – Но на будущее запомни: корм для Мило лежит вот в этом шкафчике, понятно? А продукты из холодильника предназначены для его мамы и папы.
– Его мама и папа – собаки, – отбрила меня Эмили. Ее улыбка исчезла, на лице появилось строгое и почти угрожающее выражение.
Я поспешно нацарапала хозяевам Мило записку с извинениями и оставила ее вместе с деньгами на кухонном столе. После этого мы наконец поехали домой.
Узнав о происшествии в доме Мило, Джейми расхохотался.
– Ничего смешного, – заявила я ему. – На самом деле это было ужасно… Я имею в виду «Камасутру». Все эти индусы с бесстрастными лицами, которые трахают таких же бесстрастных индусок… Кроме того, кто знает – вдруг у них больше ничего не было к ужину?!
– Ты имеешь в виду этих бесстрастных индусов и индусок?
Я с досадой шлепнула его по руке.
– Нет, конечно! Я имею в виду хозяев Мило. Господи, как неловко! Мы лишили их еды, к тому же я убрала книгу на полку, так что они сразу поймут, что мы ее видели. Надеюсь, в ближайшие дни мне не придется встречаться с ними лицом к лицу! Да еще твоя дочь. Я бы не хотела, чтобы Эмили…
– Ну, не переживай, – рассудительно сказал Джейми. – Эмили действительно знает, откуда берутся дети. Мы с Гарриет давно все объяснили и ей, и Оливии. И мы старались воспитать их так, чтобы они не стеснялись наготы – своей и чужой. – Он взял меня за подбородок и поцеловал в губы. – Эта книга смутила не Эмили, а тебя, правда?
Когда мне пришлось бросить работу и перебраться в Или, я твердо решила, что постараюсь начать на новом месте новую жизнь. Это, в частности, означало, что мне придется стать вегетарианкой, как Джейми и девочки. И это мне удалось, точнее – почти удалось. Порой в обеденный перерыв я тайком съедала сэндвич-другой с беконом и, конечно, позволяла себе мясные блюда, когда ездила в Лондон навестить Рози, однако все остальное время вела себя примерно. Кроме того, мой переезд к Джейми предполагал, что я стану, как и он, увлекаться натуризмом. Здесь дело обстояло сложнее: перспектива расхаживать голышом отнюдь не казалась мне увлекательной. Создавшееся положение можно было сравнить с тем неловким моментом, когда человек в знак приветствия целует другого в щеку, а когда тот пытается ответить тем же, обнаруживается, что его знакомый уже отстранился и он целует пустоту. Именно так обстояли дела и у меня с натуризмом. Со временем я преуспела в нем настолько, что не испытывала почти никакого иррационального страха при необходимости раздеться на глазах малознакомых людей, но никакого особого смысла в этом я по-прежнему не видела.
Джейми утверждал, что натуризм раскрепощает человека, делает его свободным. Но я никакой особой свободы не чувствовала – только стыд. Кроме того, я никогда не любила по-дружески выпивать и болтать о всякой ерунде с людьми, которых плохо знала и с которыми не имела ничего общего – тем более если для этого нужно было снимать с себя одежду. Джейми уверял меня, что со временем я вовсе перестану обращать внимание на собственную наготу, но какой тогда смысл раздеваться, если ты этого даже не замечаешь? Да и в любом случае, я чувствовала бы себя гораздо раскрепощеннее в обыкновенных джинсах и удобных, разношенных походных ботинках или в простом платье на пуговицах и с широким подолом.
Пожалуй, единственный раз, когда я чувствовала себя комфортно без одежды, был тогда, когда мы с Джейми летали в отпуск в Грецию. Купаться голышом в теплом море мне очень нравилось. И хотя Джейми иногда дразнил меня «скромницей» и «пуританкой», он не знал, что я купалась без одежды еще до того, как познакомилась с ним. Мы с Рози частенько проделывали это, когда ездили отдыхать куда-нибудь в теплые края. После наступления темноты мы прокрадывались к морю, раздевались где-нибудь в укромном месте и погружались в воду, но ни нудизмом, ни натуризмом мы это не называли, да и проделывали мы это не ради какой-то мифической свободы или раскрепощения, а ради шелковистого прикосновения прохладной воды к разгоряченной коже.
Джейми достал из бумажника пятерку.
– Вот твои пять фунтов, – сказал он. – Хотя я думаю, что теперь Оливия станет для этой собаки лучшим другом.
Я швырнула деньги обратно, и Джейми аккуратно положил их на столик.
– Я сомневаюсь, что хозяева Мило вполне разделяют его чувства. Надеюсь, у них осталось хоть что-то, что можно было бы приготовить на ужин.
– Ну, они всегда могут купить в ближайшем киоске жареную картошку и рыбу. Их не нужно готовить, поэтому у хозяев Мило будет больше времени, чтобы заняться своими камасутрами, – рассмеялся Джейми. – Кстати, чем занимались бесстрастные индусы на картинках, которые ты видела в книге? Вот этим? – Он перекинул меня через подлокотник кресла и притворился, будто пытается взять меня сзади. – Или вот этим?
Рассмеявшись, я обернулась и увидела, что Джейми, сохраняя на лице отстраненное выражение, стоит на одной ноге и, выгнув спину, пытается делать тазом резкие выпады.
– Осторожнее! – воскликнула я. – Ты сейчас грохнешься!
Девочки к этому времени давно спали, и мы с Джейми без опаски занялись любовью – сначала на диване, потом на полу и на других поверхностях, на ходу изобретая для «Камасутры» новые позы и хихикая, как умалишенные, пока захлестнувшее нас с головой желание не разрешилось бурным и потным финалом.
– Это было здорово! – отдуваясь, проговорил Джейми, лежа частично на диване, частично на полу. – Спасибо вам, милые хозяева Мило! Ну ладно, уже поздно, пора и нам идти спать.
Когда мы оказались в постели, Джейми повернулся ко мне и ладонью отвел с моего лица волосы.
– Не переживай так сильно из-за девочек. Не переживай и не беспокойся. Уверен, скоро они к тебе привыкнут.
Я тоже очень на это надеялась. Поначалу я думала, что их появление в моей жизни сможет до какой-то степени утолить мое стремление к материнству, но довольно скоро я обнаружила, что с тех пор, как переехала к Джейми, мое желание иметь собственных детей сделалось еще сильнее. Родителями Оливии и Эмили были он и Гарриет, а не я.
До сегодняшнего дня я ничего не говорила Джейми о своих мыслях и желаниях, но сейчас вдруг решилась.
– Знаешь, – сказала я как можно небрежнее, – мне кажется, что все было бы гораздо проще, если бы у девочек появился маленький братик или сестренка. Если бы у нас с тобой был общий ребенок, они…
Реакция Джейми оказалась довольно острой, если не сказать – панической. Я почувствовала, как его тело напряглось, и он резко отодвинулся, словно я вдруг сделалась источником мощного радиоактивного излучения.
– Ни черта подобного! – хрипло воскликнул он. – Наоборот, это только все усложнит.
Его слова больно ударили меня. На мгновение я почувствовала себя пустой внутри – совсем как тыква, которую выскребли и высушили, чтобы сделать сосуд для воды или молока.
– Почему?
– Это же ясно! Потому что они будут безумно ревновать – вот почему! Кроме того, ребенок – удовольствие не из дешевых. И это большой труд. Мне казалось, тебе пора бы это понимать.
Всего минуту назад я была счастлива. Я смеялась, я дышала радостью… Теперь самый фундамент моего мира треснул и рассыпался. Напрасно я заговорила с ним о ребенке, это было ясно как день, но с другой стороны… Разве могла я поступить иначе? В конце концов, я переехала к Джейми, чтобы строить с ним новую жизнь, и мне необходимо было знать, какой она будет – эта новая жизнь.
– То есть, ты хочешь сказать, что у меня… у нас никогда не будет общего ребенка?
Он поднял руку и погладил меня по волосам.
– Я же сказал – не надо торопиться. Со временем ты обязательно подружишься с Оливией и Эмили. Между вами установятся хорошие, близкие отношения, – сказал Джейми, и я машинально отметила, что он так и не ответил на мой вопрос. – Главное, не спеши. Пока ты справляешься очень хорошо.
– Ты так считаешь? А вот мне кажется – что́ бы я для них ни делала, все не так!
– То же самое можно сказать и обо мне, Бет. Все, что делаю для них я, им тоже не нравится, потому что они дети. Таково проклятие, которое лежит на всех родителях.
– Ты не ответил на мой вопрос, – напомнила я, и Джейми вздохнул.
– Слушай, уже поздно, утром мне рано вставать. Сейчас я скажу так: мы прожили вместе совсем немного времени, поэтому неудивительно, что ты еще многого не понимаешь. Давай вернемся к этой теме месяцев через шесть, ладно? – Он слегка приподнялся и наклонился вперед, чтобы поцеловать меня. – Кстати, знаешь, у тебя блестки на носу? Нет-нет, не стирай! Тебе очень идет!
Но я уже потерла кончик носа краешком одеяла. Я знала, откуда эти блестки. Конечно, они перекочевали на мою кожу с рисунка Оливии, который, кстати сказать, так и остался на заднем сиденье моего фургона.
– А у меня для тебя хорошая новость: завтра ты отдыхаешь, – добавил Джейми, снова укладываясь на подушку и широко зевая. – Мне сегодня звонила Гарриет. Она что-то там изменила в своем рабочем расписании, так что завтра она сможет пойти на спектакль к Оливии вместо тебя.
– Вот как? – Я почувствовала себя разочарованной.
– Надеюсь, ты не против? – Джейми приоткрыл один глаз и посмотрел на меня. – Можешь мне поверить: тот, кто видел хоть один рождественский спектакль, видел их все.
«Я не видела ни одного рождественского спектакля по крайней мере с тех пор, как сама играла в одном из них», – хотела я возразить, но почти сразу поняла: это ничего не изменит.
– Нет, не против, – храбро ответила я. – Оливия будет очень рада, что мама придет к ней на спектакль.
Но я разговаривала сама с собой. Джейми крепко спал.
В самом начале наших с Джейми отношений мы виделись с ним каждые выходные, когда к нему не приезжали дочери. Раз в месяц я приезжала к нему в Или, раз в месяц он навещал меня в Лондоне. Наши совместные уик-энды были заполнены сексом, смехом, разговорами. В те дни я многое узнала о детстве Джейми, которое прошло на побережье Кента, о его учебе в университете, о том, как он учительствовал в Кембриджшире и как познакомился с Гарриет через какого-то своего приятеля. Я рассказала Джейми о себе, о смерти родителей и о том, как непросто мне пришлось в подростковом возрасте.
Все время, когда мы не лежали вместе в постели, мы посвящали экскурсиям. В Или я восхищалась величественным собором, мастерством исполнителей морриса, которые танцевали этот танец как полагалось по канону – с палками и привязанными к голеням колокольчиками, а также отражавшимися в воде лодками, которые плавно скользили по реке рядом с прибрежным пабом, где мы пили густое, темное пиво. В Лондоне мы ходили смотреть драгоценности короны в Тауэре и постановку «Макбета» в шекспировском «Глобусе», катались на гидроцикле по Темзе и поднимались на лифте на самый верх «Осколка»[9], где пили шампанское и глазели на Лондонский мост. Каждый был рад показать другому сокровища своего города, потому эти встречи становились для нас настоящим праздником.
Мы как раз сидели в кабинке «Лондонского глаза»[10] вместе с еще двумя десятками туристов, когда Джейми, повернувшись спиной к великолепному виду на Биг-Бен и здание Парламента, неожиданно обнял меня за плечи.
– Вот почему ты сейчас здесь? – спросил он.
Я неуверенно рассмеялась.
– Потому что мне хотелось увидеть панораму Лондона. И еще, наверное, потому что это считается романтичным.
Он покачал головой.
– Я не это имел в виду. Я хотел спросить, почему ты до сих пор одна? Почему до сих пор никто тебя не заметил, не нашел?
Я пожала плечами, старательно избегая его взгляда.
– Наверное, я просто не встретила подходящего человека. Звезды еще не сошлись, только и всего.
О своих чувствах к Марку я Джейми рассказывать не собиралась. Я знала, что так долго цепляться за любовь к человеку, который видел во мне лишь младшую сестру, было довольно глупо. То есть глупым это могло показаться со стороны, но для меня дело обстояло несколько иначе. Разве глупо мечтать о том, кого любишь, – мечтать вопреки всему, в том числе и здравому смыслу? И разве не ради любви человек готов пренебречь друзьями и привязанностями, не говоря уже об очаровательном садике с платаном?
Джейми нежно заправил мне за ухо выбившийся из прически локон.
– В таком случае я благодарен космосу, – сказал он, и когда он поцеловал меня, я ответила на поцелуй.
Расстояние между Или и Лондоном сделало наши отношения похожими на ухаживание, но лично меня это волновало и возбуждало. Мне нравилось готовить к приезду Джейми что-то особенное, нравилось изобретать новые способы подарить ему удовольствие в постели, нравилось разговаривать с ним и шутить. С Рози я почти не встречалась, поскольку либо была на работе, либо ездила к Джейми, либо принимала его у себя. Ричарда и Сильвию я в эти месяцы вообще не видела, не говоря уже о Марке и Грейс.
Но однажды, в один из понедельников в конце марта, когда после очередного совместного уик-энда в Или я приводила себя в порядок, чтобы успеть на один из ранних поездов в Лондон (в понедельник мне предстояло идти на работу в клинику), Джейми взял мою руку в свою и поднес к губам.
– Мне не хочется ждать еще две недели, пока ты снова приедешь, – сказала он. – Приезжай в следующие выходные.
Я нахмурилась.
– Но ведь в следующее воскресенье к тебе приедут дочери.
Он кивнул.
– Вот и познакомитесь!
Поскольку час был еще ранний, в спальне царил полумрак, но и в неверном свете мартовского утра я разглядела, как странно блестят его глаза. Похоже, то, о чем говорил Джейми, было для него важно, и я постаралась улыбнуться.
– Хорошо. Я постараюсь.
Невозможно передать, как страшно мне было, когда в следующую субботу я села на поезд в Или. Я знала, что Джейми любит свою работу. Я была почти уверена, что Джейми любит меня, но дочери были для него всем, поэтому было чрезвычайно важно, чтобы фрагменты головоломки, в которую превратились моя и его жизнь, сложились как надо. И вот сегодня мне предстояло войти то ли в святилище, то ли в комнату для допросов. Понравлюсь ли я его девочкам? Понравятся ли они мне? Что они подумают? Что скажут? На всякий случай я купила обеим кое-какие подарки – снежные шары с моделью Тауэра и Букингемского дворца (даже с крошечными гвардейцами в красных мундирах у входа), но все равно на душе у меня было неспокойно. Достаточно ли этого для того, чтобы между нами возникла симпатия? Что я буду делать, если подарки не помогут? Как быть, если с первого же взгляда мы проникнемся друг к другу отвращением? Ведь Джейми так их любит!
С другой стороны, почему бы мне их не полюбить, думала я. Ведь они – дочери Джейми, а Джейми мне нравится. Положа руку на сердце, я не могла сказать, что люблю его, но он мне нравился. Очень.
Когда поезд отошел от вокзала в Кембридже, чтобы преодолеть последний отрезок пути до Или, я отправилась в туалет, чтобы сполоснуть взмокшие от волнения руки, бросить взгляд на свое отражение в зеркале и попытаться задавить в себе странное ощущение, что моя жизнь вот-вот изменится коренным образом и навсегда. И мне это почти удалось. Как бы там ни было, я сумела убедить себя, что лишние переживания пользы не принесут.
Когда мой поезд подошел к станции Или, на перроне я увидела всех троих: Джейми и обеих девочек. Они ждали меня. Джейми держал дочерей за руки. Стоял теплый апрельский день, светило солнышко, и его лучи заливали всех троих ярким светом. Улыбки на их лицах помогли мне воспрянуть духом. Все будет хорошо, подумала я. Нет, даже лучше, чем хорошо. Все будет просто чудесно!
На вокзале Кингс-Кросс я купила билет в головной вагон, поэтому, сойдя с поезда в Или, оказалась довольно далеко от выхода со станции, возле которого стояли Джейми и девочки. На платформе, однако, почти не было пассажиров, и мы поспешили навстречу друг другу. Стараясь поскорее добраться до меня, девочки почти бежали, таща Джейми за собой. Выглядело это так потешно, что я рассмеялась. Право, стоило ли так беспокоиться!
– Привет! Вот и ты! – Джейми наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Привет. – Я неожиданно смутилась и опустила голову, чтобы взглянуть на его дочерей. Та, что была помладше (я помнила, что ее зовут Оливия), приплясывала на месте, не выпуская при этом отцовской руки, словно не могла постоять и минутки спокойно. Волосы у нее были такими же, как у Джейми – светло-русыми и сильно вьющимися. Ее старшая сестра, Эмили, тоже улыбалась, но благодаря темным глазам и черным прямым волосам, которые она, вероятно, унаследовала от матери, выглядела более серьезной. В целом обе девочки оказались невероятно красивыми, и я почувствовала, как при взгляде на них у меня начинает посасывать под ложечкой.
– Вот эту егозу зовут Оливия! – представил Джейми дочь, приподняв ее руку.
– Но папа, я вовсе не коза! – возмутилась девочка.
– А это Эмили. Пожалуйста, не думай, будто они плохо воспитаны, весь этот энтузиазм от того, что они очень любят встречать гостей на вокзале. Обычно они ведут себя поспокойнее. К тому же сегодня такой чудесный день, и я хотел сводить их в парк Пейна – там отличная детская игровая зона. Надеюсь, ты не против?
Я была совершенно не против, но это, вероятно, не имело никакого значения: услышав про парк, Оливия заскакала на месте с удвоенной энергией.
– Если в этом вашем парке есть горячий кофе, я только «за», – сказала я.
– Конечно есть. И пирожные.
– И мороженое! И мороженое! – закричала Оливия.
Джейми рассмеялся.
– Конечно, и мороженое. Но сначала вы все должны будете съесть здоровые и питательные сэндвичи, которые я для вас приготовил. – Он подмигнул мне. – Обещаешь, Бет?
Я тоже засмеялась.
– Обещаю!
Когда мы въехали в парк Пейна, я сразу увидела детскую площадку: различные аттракционы, качели, канатный городок с «лазалкой» в виде паучьей сети и «живой уголок», но девочки не обратили никакого внимания на все это великолепие. Не успел Джейми заплатить за билеты, как обе ринулись к дверям крытого павильона.
– Эй! Подождите! – крикнул им Джейми, но обе уже прыгнули в бассейн с шариками, тут же вылезли из него и направились к надувному батуту в виде диснеевского замка.
– Надо за ними присмотреть, – сказал Джейми извиняющимся тоном. – Я пойду туда, а ты пока возьми нам кофе, хорошо? И пару пакетиков сока для девочек. – Он протянул мне деньги, но я отмахнулась.
– Все в порядке. Я все куплю и присоединюсь к вам.
Когда я вошла в павильон с кофе и соком в руках, то увидела, что Джейми повесил на стульчики курточки Оливии и Эмили, чтобы занять нам один из столиков в «родительской зоне». Опустившись на маленький стульчик, предназначенный скорее для ребенка, чем для взрослого, я сделала глоток кофе и огляделась по сторонам в поисках Джейми. Его нигде не было, но потом я увидела, что он и Оливия стоят на вершине гигантских горок. Джейми тоже заметил меня и помахал. Я помахала в ответ. Через секунду Джейми и Оливия уже неслись по желобам вниз. Оливия оглушительно визжала от восторга, Джейми, слава богу, молчал, но лицо его выражало не меньший восторг.
Спустя минуту он подошел ко мне.
– Извини, я не собирался спускаться, но Оливия всегда говорит, что ей страшно кататься одной. А Эмили встретила школьную подружку, и я не стал им мешать.
Я не знала, что на это сказать, поэтому просто улыбнулась. Мне еще никогда не приходилось бывать в такой прекрасно оборудованной игровой зоне, поэтому я даже немного растерялась. Тут к нам подбежала Оливия. Схватив отца за рукав, она снова потянула его к горкам.
– Еще, папа! Еще!
Джейми с шутливой покорностью пожал плечами и ухмыльнулся. «Ну что ты будешь делать?» – словно говорил он, пока Оливия тащила его обратно к горкам. К кофе он почти не притронулся. Я допила свой кофе довольно быстро, благо он с самого начала был не слишком горячим, и, откинувшись на спинку неудобного стульчика, стала разглядывать людей за соседними столами. В основном это были супружеские пары или компании матерей, лишь за одним столиком сидела одинокая женщина, рядом с которой спал в автомобильном кресле младенец. Склонившись над какой-то книгой, она время от времени покачивала сиденье ногой. Глядя на женщину, я подумала, что, быть может, это ее единственная возможность спокойно почитать, и с некоторым сожалением вспомнила о книге, которую я купила, чтобы читать в поезде. Сейчас эта книга лежала в моей дорожной сумке в машине Джейми – в полной недоступности. Мне не хотелось быть эгоистичной, но сидеть в одиночестве за низким пластиковым столиком и слушать детские вопли и визг, эхом отдававшиеся от стен павильона, похожего на перестроенный амбар, не входило в мои планы. Сегодняшнее утро представлялось мне несколько иначе, хотя, спроси меня кто-нибудь, чего бы мне хотелось, я, бы, наверное, не нашлась что ответить. Покормить уток? Осмотреть собор? Просто прогуляться вдоль реки? Может быть. Все это, во всяком случае, подразумевало какие-то действия, тогда как сейчас я была вынуждена просто ждать.
Разглядывая разноцветные горки в надежде снова увидеть Джейми, я неожиданно заметила Эмили.
– А где папа? – спросила она, приблизившись ко мне.
– Где-то здесь, – неопределенно ответила я, махнув в сторону горок и лестниц для лазанья. – Хочешь яблочного сока?
Я протянула ей пакет, и Эмили опытной рукой пронзила пластиковой трубочкой фольговую мембрану, не переставая оглядываться по сторонам в поисках отца.
– Тебе здесь нравится? – спросила я, пытаясь завязать разговор, но Эмили уже мчалась прочь, оставив на столе пустой пакетик из-под сока.
– Извини, что так долго, – сказал Джейми, когда он наконец присоединился ко мне. Глотнув остывшего кофе, он поморщился. – Ты, думаю, не часто бываешь в подобных местах. – Джейми махнул в сторону аттракционов.
– Не часто.
Джейми рассмеялся.
– Значит, совсем не бываешь.
– Мои друзья, у которых есть дети, еще не достигли этой стадии.
– Ты хочешь сказать, что самое интересное у них еще впереди? – проговорил он. – Впрочем, так оно и есть. Откровенно говоря, я даже завидую современным детям. Когда я был маленьким, ничего подобного не было и в помине.
– Чем же ты занимался? Лепил куличики? – поддразнила я, и Джейми засмеялся.
– Ну, в основном мы лазили по деревьям и строили шалаши. Возможно, это даже было более здоровым и познавательным занятием, чем… все это. – Он кивнул в сторону гигантских горок, потом наклонился через стол, чтобы поцеловать меня. – Потерпи еще немного, скоро мы поедем домой.
Я не была уверена, что его представления о том, что такое «скоро», совпадают с моими, но решила попридержать язык. Вместо этого я сказала:
– Ты не против, если я подожду снаружи? Мне не помешало бы глотнуть немного свежего воздуха.
– Хорошо. Мы будем минут через двадцать.
Выбравшись из павильона, я отправилась в живой уголок. Как и следовало ожидать, гвоздем программы там были карликовые козы черно-белой масти, которые, как и полагается козам, либо устраивали толчею и хаос каждый раз, когда к ним в загон входил кто-то из посетителей с пакетом корма (пакеты можно было купить на входе у служителя), либо пытались удрать сквозь открывшуюся калитку. Здесь я почувствовала себя в своей стихии и с нетерпением ожидала, когда же Оливия и Эмили устанут от горок, чтобы разделить с ними свой энтузиазм.
Когда Джейми с девочками наконец вышли из павильона, я сидела на стуле в специально отгороженном уголке и гладила рыжевато-коричневую морскую свинку. Едва увидев меня, Оливия бросилась вперед.
– Я тоже хочу погладить! Можно мне ее погладить?
– Только осторожнее, смотри, на напугай ее, – сказала я. – Лучше сначала сядь рядом со мной, вот так. А ты, Эмили, садись с другой стороны. Сейчас я передам эту свинку Оливии, а тебе принесу другую. Нет, Оливия, не прижимай ее к себе, а посади на колени. Так ты ее не уронишь.
– Я же говорил вам, что Бет хорошо умеет обращаться со всякими зверюшками, – сказал Джейми, когда я принесла Эмили вторую свинку, но девочки промолчали – обе были буквально околдованы пушистыми смешными зверьками.
Глядя на них, я невольно улыбнулась. Оливия низко склонилась над своей свинкой и начинала хихикать каждый раз, когда та шевелила усами.
– Папа, она хочет меня пощекотать!
Эмили неторопливо и сосредоточенно гладила шелковистую черную шерсть своей свинки.
– Давай заведем таких свинок, папа, – сказала она, и я с беспокойством посмотрела на Джейми. Боже мой! Что я наделала!
Но Джейми только рассмеялся.
– Посмотрим. Может быть, будущей весной… если, разумеется, вы обе будете хорошо себя вести.
Остаток дня прошел лучше, в отличие от не слишком удачного утра. Мы съели наш диетический набор для пикника, после чего вознаградили себя мороженым. Когда от мороженого остались одни воспоминания, девочки отправились в веревочный городок. Время пролетело незаметно, пора было ехать домой, и мы загрузились в машину. Едва войдя в гостиную, Оливия плюхнулась на диван перед телевизором, Эмили раскрыла какую-то книгу, а я болтала с Джейми, который готовил пиццу и чесночные гренки к чаю.
– А можно мы пойдем на вокзал, когда ты поедешь домой? – спросила меня Оливия, когда мы уже сидели за столом. – Мне нравится бывать на вокзале. Там поезда…
Рот у нее был набит пиццей, но я прекрасно поняла каждое слово. Джейми поспешил мне на выручку.
– Прости, милая. Когда Бет поедет домой, ты будешь дома у мамы.
Эмили нахмурилась.
– Но мы вернемся к маме только завтра, – уточнила она.
– Все верно, – подтвердил Джейми. – Бет останется на ночь. Точнее, на две ночи.
Оливия рассмеялась:
– А где она будет спать? У нас нет столько кроватей!
На это Джейми ничего не ответил – только посмотрел на меня и поспешил отвлечь дочь десертом. Я, однако, заметила, что Эмили стала как-то необычно молчалива, да и поглядывала она на меня с явным неодобрением. Должно быть, поэтому для меня не стало большим сюрпризом, когда Оливия, ворвавшись на следующее утро в спальню Джейми и обнаружив меня лежащей рядом с ним, возмущенно завопила:
– Тебе нельзя здесь спать! Это мамина постелька!
Через мгновение она уже мчалась в комнату Эмили, вопя во все горло:
– Бет спит в маминой постельке! Бет спит в маминой постельке!
И хотя в тот день мы делали все, о чем я думала – кормили уток, ходили в собор и гуляли в саду, – неудачное утро наложило отпечаток на все наши действия и слова. Оливия казалась уставшей и капризничала по малейшему поводу, Эмили же была молчалива и холодна до грубости. Начало получилось ясно не таким, как мы надеялись, и я, улучив момент, шепнула Джейми:
– Эмили меня ненавидит.
Он вздохнул.
– Вовсе нет. Она ненавидит ситуацию, в которой оказалась, – только и всего.
Лишь когда девочки отбыли наконец к матери, я почувствовала некоторое облегчение, но прошедший день оказался таким тяжелым, что и я, и Джейми буквально впали в какое-то тяжелое отупение. Весь вечер мы просидели на диване перед телевизором, держась за руки, словно жертвы кораблекрушения. Говорить о том, что произошло за день, никому из нас не хотелось.
Кто знает, если бы Джейми не нужно было работать в следующие выходные, совпавшие с сороковой годовщиной брака Ричарда и Сильвии, мы, возможно, и не отважились бы повторить наш безумный эксперимент под названием «Я-знакомлюсь-с-дочерьми-Джейми». И тогда, быть может, наши дальнейшие отношения сложились бы совершенно иначе. Но Джейми поехал на работу, а я отправилась на годовщину.
Согласно первоначальному плану, Джейми должен был пойти на рубиновую свадьбу Ричарда и Сильвии вместе со мной. На торжество ждали даже Джорджио, который приехал к Рози на выходные из своего Рима. Признаться, я очень рассчитывала на Джейми. Мне хотелось, чтобы обо мне говорили «Бет и Джейми», а не просто «Бет». И мне определенно не хотелось снова встретиться с Марком и Грейс без пары. Увы, я так и не смогла изобрести предлог, чтобы не ходить на торжественный ужин, как я, несомненно, поступила бы, будь он посвящен кому-то другому. Но этот ужин был посвящен не кому-то постороннему. Он был посвящен Ричарду и Сильвии – людям, которых я любила больше собственных родителей. Вот почему я надела самое лучшее красное платье (в честь рубиновой свадьбы) и поставила на пол машины купленный в подарок красный пион в горшке, прижав его сиденьем, чтобы он не опрокинулся.
В дом Сильвии и Ричарда я приехала самой последней. День снова был теплым, погожим, и выбравшись из машины, я сразу услышала, что виновники торжества и гости собрались в саду. Пока я огибала дом, прижимая к себе горшок с цветком и бутылку красного вина, и чувствуя, как от неуверенности у меня все сильнее сосет под ложечкой, легкий ветерок доносил до меня голоса и веселый смех.
В саду я увидела Рози и Джорджио, Марка и Грейс, нескольких друзей и соседей с детьми и, разумеется, счастливую пару – Ричарда и Сильвию.
– Бет, дорогая! Ну наконец-то! – воскликнула Сильвия, бросаясь мне навстречу. – Мы уже заждались!
– Поздравляю с годовщиной! – Я поцеловала Сильвию, стараясь держать пион так, чтобы не сломать.
– Привет, дорогая. – Ричард тоже подошел, чтобы обнять меня за плечи. Я поцеловала его в щеку, а потом вручила обоим свой подарок.
– Сорт «Бирманский рубин», – сказала я. – Надеюсь, в вашем саду найдется для него место. Признаюсь честно, я выбрала его главным образом из-за названия.
– Мы оба очень любим пионы, правда, Сильв? – сказал Ричард, который обрадовался подарку совершенно искренне. Он вообще очень любил все, что растет в саду. – Огромное спасибо, Бет. Идем, я смешаю тебе коктейль. Ты уже знакома с Джорджио?
Джорджио обнимал Рози за талию, однако он выпустил ее, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Привет, bella, – сказал он с мягким южным акцентом. – А где твой бойфренд? Его сегодня не будет?
Я обняла Рози.
– К сожалению, сегодня ему пришлось поехать на работу, но он просил передавать вам всем наилучшие пожелания.
– Чем это таким важным он занят? – спросила Рози.
– Как раз сегодня Джейми необходимо проследить за установкой винтовой лестницы в доме, который он перестраивает.
– Уж лучше он, чем я, – вставил Марк, для которого непосильной задачей было повесить на стену книжную полку, не говоря уже о том, чтобы сделать эту полку из дерева. Ричард в свое время долго пытался научить его хотя бы основам ручного труда, но не особенно преуспел. Когда Марк наклонился, чтобы поцеловать меня, я почувствовала исходящий от него мягкий, с острой ноткой, аромат дорогого одеколона.
Грейс расцеловала меня в обе щеки:
– Привет, Бет.
– Привет, Грейс. Как поживаешь?
Как и я, Грейс надела сегодня красное. Недаром говорится: великие люди думают одинаково.
– Спасибо, хорошо. Судя по тому, что рассказывал мне Джейми, его последний проект пользуется успехом. Ты не ездила смотреть этот его новый дом? Это настоящее чудо!
Я кивнула.
– Да, пару недель назад он возил меня на площадку, – сказала я небрежно, хотя, по правде сказать, я помнила не столько дом, сколько сад – безнадежно заросший, но большой, полный цветов и птичьего пения. Часть сада Джейми уже расчистил и засыпал гравием, превратив этот участок в дополнительную площадку для парковки. Это было, разумеется, практично, и все же мне было немного грустно думать о том, сколько деревьев и кустов пришлось при этом вырубить.
– Все в порядке? – заботливо поинтересовалась Рози, когда мы остались наедине. – Ты не сердишься на Джейми за то, что он не приехал?
– Конечно нет. Просто сегодня единственный день, когда мастер по установке лестниц смог работать у него. Если бы не это, Джейми бы обязательно приехал.
Мой ответ прозвучал достаточно естественно, но на самом деле я немного покривила душой. Нет, я не сердилась на Джейми за то, что сегодня его не было рядом. Я просто была немного разочарована. Огорчена. Из-за того что он был занят, я снова оказалась одна в доме Ричарда и Сильвии – в месте, которое уже давно превратилось в сцену, где на протяжении многих лет разыгрывалась пьеса о моей безнадежной и безответной любви к брату лучшей подруги. Если бы Джейми был сейчас со мной, мне было бы легче, но увы…
Нацепив на лицо беззаботную улыбку, я взяла Рози за руку.
– Нет, я правда в порядке. И вообще все хорошо. Твоим родителям здорово повезло с погодой. Какой прекрасный сегодня вечер!
Рози смерила меня таким взглядом, словно перед ней вдруг оказалась древняя полубезумная старуха, которой вздумалось поболтать о погоде, но, к счастью, ничего не сказала. Вместо этого она подвела меня к Джорджио, который оказался человеком на редкость общительным и компанейским. Ему без особого труда удалось меня развеселить, и вскоре я уже от души смеялась его шуткам, искренне надеясь, что моя подруга знает, как крупно ей повезло подцепить такого обаятельного парня.
Немного погодя я снова оказалась рядом с Грейс.
– Как поживают твои родственники? – спросила я в надежде наладить хотя бы какое-то подобие нормального общения.
– Неплохо, спасибо, – ответила она, слегка пожимая плечами. – Моя сестра ждет третьего ребенка. Папа и мама, разумеется, вне себя от счастья.
Действительно ли в ее голосе прозвучали горькие нотки или мне это просто почудилось? Я внимательно посмотрела на Грейс, но ее лицо не выдавало никаких чувств, и я продолжала:
– Это хорошие новости. Просто отличные! А как поживает твоя бабушка? Она здорова?
На этот раз лицо Грейс изменилось. Она, впрочем, сразу отвернулась и стала пристально рассматривать ближайшую цветочную клумбу.
– Бабушке пришлось переехать в дом престарелых, – ответила она, стараясь говорить небрежно, словно речь шла о чем-то незначительном. – Ей уже довольно много лет, и… В общем, самые простые вещи ей теперь не под силу.
Я вспомнила свадьбу, вспомнила, как бабушка Грейс улыбалась, когда с ней разговаривал Марк, и мне стало жаль старую леди. Конечно, я не знала ее близко, но мне она показалась очень приятным человеком.
– Прискорбно это слышать.
Когда Грейс снова взглянула на меня, на ее лицо вернулось нейтральное выражение.
– Мама выбрала для бабушки лучший дом престарелых, какой только могла найти. Он больше похож на гостиницу, чем на медицинское учреждение. Я часто там бываю.
Я разочарованно кивнула. Мне было очень неприятно наткнуться на стену, которой Грейс себя окружила. Она проделывала это уже не в первый раз, и мне оставалось только гадать, как на самом деле она относится к тому, что ее бабушку поместили в дом престарелых. Я полагала, что ни один нормальный человек не станет радоваться подобному. Манера, в которой Грейс пыталась разговаривать со мной, была явно направлена на то, чтобы отбить у меня охоту продолжать расспросы.
– Ну что ж… – пролепетала я. – Если ей там хорошо…
– Ей там лучше, чем дома, – отрезала Грейс. – Она очень расстраивалась, что не может сама себя обслуживать. Как сказала мама, в «Кенвуд-плейс» ее, по крайней мере, вкусно накормят.