В шатре пахло ячменными лепешками и кислым пивом. Санму́ повела плечами, скидывая овечий тулуп и оголяя грудь. От жары на ее коже, бронзовой в свете жаровни, бисерился пот. Негромко хлопали, обжариваясь, зерна, что она просеивала над огнем. Приготовление ца́мпы всегда отнимало много времени, ведь сначала обжаренный ячмень нужно было размолоть, и уж только потом смешать получившуюся муку с чаем и маслом яка. Фигура Санму размеренно двигалась в такт языкам пламени, отбрасывая на черное полотнище шатра еще более черную тень.
– Свиная голова! Это Нанг Лха! – раздался детский возглас из-под вороха тонких шерстяных одеял в углу.
Санму бросила взгляд на стенку шатра и помахала рукой с растопыренными пальцами, делая свою тень еще причудливее.
– Хранитель домашнего очага заглянул к нам в гости, – с напускной серьезностью заявила она. – Нанг Лха машет своим трезубцем, призывая удачу в наши судьбы.
– Ох… – донеслось из угла.
Санму улыбнулась, и даже Чоэпэ́л, глава семьи, что сидел тут же, рядом с жаровней и вырезал что-то из кости, не сдержал усмешки. Шумно отхлебнув пива, он вновь принялся за дело, что-то еле слышно напевая себе под нос. Снаружи всхрапнул як, привлекая внимание людей. Арми́н был лучшим в стаде, самым мощным и норовистым. Пока ему не пробили носовую перегородку кольцом из можжевельника, даже опытные пастухи боялись подходить к зверю близко. Но и теперь от огромной горы мышц и черной шерсти так и веяло опасностью.
– Волков чует? – Чоэпэл поднял голову, прислушиваясь. Но на улице было тихо.
Он снова смочил горло пивом и вернулся к прерванному занятию.
– Что это будет, па? – снова послышался сонный детский голос из вороха одеял. – Заколка с лотосом, как ты мне обещал?
– Кое-что поважнее, – хмыкнул отец. – Амулет, отгоняющий злых демонов и ракша́сов.
– А вот седая Лу из дальнего шатра вечно бормочет, что от ракшасов не спасет ничего, потому что духи земель нас оставили и…
– Не слушай эту сумасшедшую старуху. Она давно умом тронулась. То ли от испуга, то ли от горя – после того, как ее младшего сына пометили проклятьем. А может и от всего вместе.
– Ну хватит уже! Нечего поминать демонов на пороге ночи, – недовольно оборвала его Санму, а затем добавила тише: – Спи уже, детка. Завтра встанем пораньше, чтобы насобирать дикого лука на обед. Он хорош с жареным мясом.
Армин снова захрипел и забился на привязи. Было слышно, как он взрывает землю копытами, и мелкие камни отлетают на стенку шатра. Чоэпэл поднялся.
– Не дело. Проверю.
От резкого движения его длинная черная коса хлестнула по плечу. Взяв топор, он откинул дверное полотно и, хмурясь, вышел. Осторожные шаги раздались прямо у стенки шатра.
– Ну-ну, Армин, чего ты… – Чоэпэл успокаивающе прицокнул языком. – Что тут у те…
Громкий крик разорвал тишину над становищем:
– Ракша́…
Чоэпэл не закончил, и звук его голоса сменился горловым бульканьем.
Санму в панике вскочила на ноги, но не успела ничего сделать. Полотнище, закрывающее вход, сорвало, словно порывом ветра, бушующего над горными перевалами зимой. На пороге возникло чудовище, что стало проклятьем их народа в последние десятилетия.
Ракшас. Порождение демонской бездны, что разверзлась в жерле священной горы Ундзэ́н не иначе как за людские прегрешения.
Ростом со среднего мужчину, ракшас был с ног до головы покрыт темной шерстью, свалявшейся настолько, что цвет не различить. Голой оставалась только загрубевшая желтая кожа на ладонях. Узловатые пальцы, так похожие на человеческие, хищно изгибались, оканчиваясь длинными когтями.
Санму вскрикнула от ужаса, но тотчас собралась, готовая до последнего вздоха защищать свое дитя. А ракшас словно сразу же учуял, что в шатре притаился ребенок. Они всегда выслеживали младенцев с такой неистовой устремленностью, будто то было их любимое лакомство. Могли издалека учуять даже плод в утробе матери. Вот и теперь вывернутые наружу ноздри демона затрепетали, он повел косматой головой и безошибочно уставился в тот угол, где возвышался ворох одеял.
Второй раз вскрикнула Санму, на этот раз яростно и воинственно, отвлекая внимание существа на себя, но ракшас не повернулся на звук, продолжая всматриваться в одеяла, вслушиваясь в испуганное биение маленького сердечка. Воспользовавшись заминкой, Санму с силой ударила ногой по жаровне, опрокидывая ее на чудовище. Угли веером разлетелись по шатру, хлестнули ракшаса и опали у его нечеловеческих ног. К смраду чудовища добавился запах паленой шерсти.
Санму схватила нож, которым обычно рубила мясо, и бросилась на ракшаса, но он лишь лениво взмахнул одной из длинных волосатых рук, словно отгоняя назойливую мошкару. Санму отлетела к стене шатра и неудачно приземлилась, вывернув колено. Раздался хруст кости, и она взвыла от боли и беспомощности.
Больше внутри никого не было. Никого, кто мог бы встать между демоном и его вожделенной целью. Ракшас засеменил вперед небольшими шажками, словно боялся, что ребенок сбежит. Казалось, он даже стал издавать какой-то низкий горловой звук, вроде успокаивающего мурлыканья, чтобы не спугнуть свою жертву. Или то было сладостное предвкушение пиршества?
Внезапно у входа в шатер послышались шаркающие шаги, а затем Санму, задыхаясь, с надрывом просипела:
– Чоэпэл… спаси… там…
Мужская фигура с безумным остекленевшим взглядом, выросла из-за спины ракшаса. Из чудовищной раны на горле толчками выходила кровь, окрашивая светлый тулуп в алый. В руках Чоэпэл держал топор. Высоко воздев его над головой, он захрипел и завалился вперед, обрушивая оружие на спину демона, налегая всем весом своего умирающего тела, чтобы покончить с порождением бездны.