Ичиро проснулся от сквозняка. Тана, отправившись на утренние работы, неплотно задёрнула занавеску. От утренней сырости по коже побежали мурашки.
Неохотно встав, он прикрыл дверь. На улице слышались голоса, а ему не хотелось попадаться никому на глаза. Поэтому он лёг на постель и, вытянув руки вдоль туловища, отрешился от мира.
Глубокий вдох. Плавный выдох. Энергия окружает его и наполняет тело. Он – часть этой великой силы. Постепенно Ичиро ушёл в медитативный транс и критически осмотрел себя.
Состояние энерготела хуже некуда. На физическом и астральном слоях стоят печати низшей касты. Чакры размером с крохотную горошину. Проклятье… Прошлый хозяин даже не задумывался о развитии. Магоканалы отсутствуют. На их создание уйдёт несколько лет. Ментальная и эфирная части вообще не ощущаются. О магии в ближайшее время можно и не мечтать. Чем он так прогневал Тьму, что ему досталось тело без магического дара? В таком состоянии ему следует забыть о своей мечте. Хотя бы на время. Стать самым сильным магом в мире и сравняться по мощи с богами. Он возжелал этого ещё в детстве. Желание не исчезло, превратившись в цель всей его жизни. Что ж, когда-нибудь он этого добьётся.
В ближайшее время ему необходимо достичь хотя бы прежнего ранга – адепта тёмной магии. В своё время он стал самым молодым одарённым, достигнув этого звания всего в двадцать лет. Пусть сейчас у него нет магических сил, однако ум и знания всё ещё при нём.
Осторожно втянув в себя разлитую в воздухе магию, Ичиро насытил чакры. Сначала Сахасрара – теменная область. Затем Аджна – область межбровья, Вишудха – горло, Анахата – грудь, Манипура – солнечное сплетение, Свадхистана – поясница и Муладхара – область гениталий.
Разноцветные переливы маны завораживали. Закручиваясь вихрями, она вливалась в чакры, приобретая соответствующий цвет. Энергоцентры мерцали, словно разноцветные светлячки. Ичиро попытался влить ещё немного – и выпал из медитации. Тело в местах нахождения чакр горело, словно туда вонзили раскалённые железные прутья. Соскочив с кровати, он упёрся лбом в стену. Сжав зубы, переждал несколько неприятных минут и, схватив кувшин, начал пить, захлёбываясь от жадности. Откашлявшись, он вытер со лба пот и упал на лежанку. «Да, последние капли маны явно были лишними, – выдохнул он, – а ведь я ещё не начал выращивать магоканалы».
Осталась ещё одна возможность, на которую он надеялся. Пространственная магия. Его родовая способность. Особенно великолепен он был в телекинезе. Подкинув бывшую филактерию в воздух, он усилием воли заставил её зависнуть в воздухе. Металлический шарик, повинуясь его желанию, описал круг по хижине. Внезапно в голове щёлкнуло и из носа пошла кровь.
Недоумённо захлопав глазами, Ичиро, не обращая внимания на боль, поднял шарик ещё раз. Голова заболела. Уши заложило, словно он нырнул под воду. Покачнувшись, он прикоснулся к ним. Кровь.
Проклятый Кунт! Наверняка из-за повреждённого мозга телекинез дал такой эффект. Ещё и его восстанавливать!
Ичиро злился на мир. Злился на себя. Но больше всего он злился на Кунта. Так замедлить своё совершенствование в мире, где все ищут путь развития, чтобы стать могущественнее, – это из ряда вон выходящее событие. Хотя что он мог? На него не надо злиться. Нужно пожалеть. Жизнь была жестока к бедняге.
Глубоко вздохнув, маг успокоился. Ничего не поделаешь, придётся исходить из того, что есть.
Осталось фехтование. Во времена Ичиро аристократы весьма ценили боевые искусства. Отец постоянно попрекал сына в пренебрежении занятиями и насильно заставлял посещать тренировки. Азартному исследователю ничего не оставалось, как подчиняться главе рода. Вспомнив, с какой неохотой он отрывался от своих исследований, юноша испытал лёгкую грусть. Отец был прав. Не всегда стоит полагаться на магию.
Ичиро подошёл к двери и отодвинул занавеску Яркое солнце ударило в глаза, заставив сощуриться. Деревня опустела. Жители разошлись по делам.
«Основная масса людей трудятся на рисовом поле», – вспомнил он.
Тело зудело от укусов насекомых и налипшей грязи. Ичиро подобрал палку, валявшуюся у входа, и отправился к реке. Он ненавидел грязь и при малейшей возможности умывался. Не дело запускать себя.
Тело слушалось гораздо лучше, чем раньше, но всё ещё неохотно. Больше всего оно напоминало новую, нерастоптанную обувь. Прежде чем она станет удобной, предстоит набить немало мозолей. Его переполняло ощущение силы. Не зря Тана говорила, что люди сильнее. Пусть он полукровка, но что-то и ему досталось. Хотя ловкости явно не хватает. Наверняка из-за монотонной работы. Сделав несколько пробных финтов палкой, Ичиро чуть не упал и бросил это занятие.
Природа поразила его своими размерами. В его время всё было намного меньше. Гигантские насекомые порхали вокруг. Знакомые растения стали больше в два-три раза. Многое изменилось, пока он отсутствовал.
Спустившись по тропинке к реке, Ичиро взглянул в тёмную заводь. В зыбком отражении он увидел странного юношу. На голове тёмные, неровно обрезанные волосы, в которых видны небольшие рожки. Глаза странного серого цвета. Что за бред!
Чувство ненависти испытал он, увидев свой облик. Размахнувшись и ударив по отражению палкой, он поглядел на руку. Стекающая вода смыла грязь, показав смуглую кожу.
Благородный красный цвет кожи, роскошные рога и алый цвет глаз – всё осталось в прошлом. Тяжело вздохнув, Ичиро скинул рваную одежду и с наслаждением забрёл в воду, начав ожесточённо шоркать себя песком. По воде поплыли грязные разводы.
– Фу-у, чем это ты тут занимаешься, свинопас? – противный голосок донёсся с берега. – Ты же всю воду испортил. Теперь она неделю будет пахнуть свиньями.
На берегу стояла стайка из нескольких джигатов. Старший выглядел лет на семнадцать. Его свита мерзко рассмеялась.
Ичиро не торопясь вышел на берег. Натянув на себя грязную робу, он молча посмотрел на них, опёршись на палку.
Свора детей окружила его, предвкушая развлечение.
– Да он же не говорит, брат, – презрительно протянул стоявший рядом с заводилой джигат, – разве только иногда похрюкивает.
«Кесаки и Гуош. Внуки старосты», – вспомнил он. Память Кунта охотно делилась воспоминаниями.
– А вы знаете, что у него подружка свинья? – оживился Кесаки. – Он купает её и дарит цветы. Даже иногда целует. А вечером… Ооо… вечером! – закатил глаза Кесаки.
– Да. Был один случай, – подхватил Гуош, – иду я как-то вечером домой и слышу странный шум в свинарнике. Решил заглянуть, вдруг свиней наги воруют? И вижу такую картину…
В этом месте Гуош выдержал длинную паузу. Все дети, затаив дыхание, смотрели на него.
– Свинопас пристроился к заду свиньи, повизгивая от восторга! – Гуош присел и начал ритмично двигаться, поглаживая бока воображаемой свиньи. – О! Моя дорогая. Ты самая лучшая. Уиии-уиии, уиииии, – завизжав, словно поросёнок, рассказчик упал на бок и задёргался в экстазе.
– Аха-ха-ха, – слушатели, схватившись за животы, согнулись от смеха, – да он и сам как свинья выглядит!
Ичиро не мог стерпеть подобного. Такие оскорбления смываются кровью.
– Пшёл отсюда, животное, – презрительно сощурился Кесаки и попытался пнуть мага.
Ичиро, перехватив ногу, вонзил палку в лицо мальчишки. Расщеплённый конец разорвал щёку и, пробороздив её, остановился в глазнице.
Истошный вопль испортил веселье маленьким поганцам. Испуганно завизжав, они бросились в разные стороны. Часть побежала к рисовым полям, другие – в сторону деревни.
Кесаки визжал, схватившись за глаз. Из-под пальцев сочилась алая кровь.
Злая улыбка появилась на лице юноши. Пинком опрокинув Кесаки на спину, он медленно вдавил палку в глубь черепа. Обидчик, судорожно подёргавшись, обмяк, набрав полные ладони земли.
– Нужно отвечать за свою слова, Кесаки, – холодно процедил Ичиро, склонив набок голову, – если ты оскорбляешь кого-то, то должен быть уверен в своей силе. За такие слова убивают. Жаль, что тебе не объяснили этого. Впрочем, тогда бы я не испытал радости, убив тебя.
Со стороны деревни послышались разъярённые возгласы. Ичиро побежал вниз по берегу. Ниже по течению виднелись заросли гигантского тростника. Там можно спрятаться.
Когда до зарослей осталось немного, слева раздались крики. Работники бежали с рисовых полей, чтобы поймать убийцу.
Болотистая почва противно чавкает под ногами. Из-под ступней летят фонтанчики грязи. Ичиро вломился в тростник и зашипел от боли. Твёрдые и острые листья врезались в кожу, словно нож, оставляя длинные кровоточащие царапины. Он замедлил шаг, переводя дыхание и прислушиваясь к звукам. Преследователи добежали до тростника и начали ломать заросли, громко переговариваясь между собой.
Его обложили со всех сторон, словно зверя. Джигаты прижали беглеца к реке.
Он сломил тоненькую тростинку и погрузился в воду. Если повезёт, то его не заметят.
Ичиро дышал через трубочку, пока не заболела грудь. Скопившаяся мокрота клокотала внутри, щекоча лёгкие. Когда уже не осталось сил, он осторожно вынырнул и прислушался. Преследователи, не обнаружив убийцу, начали спускаться вниз по реке. Кляня себя, он тихонько откашлялся. Вроде не услышали. Беглец побрёл к берегу.
Слабый всплеск раздался позади. Насторожившись, он прибавил шаг. К сожалению, тихо выйти не получилось. Гигантский крокодил, увидев, что добыча уходит, прибавил скорость, быстро рассекая водную гладь.
Решив, что сдохнуть в пасти чудовища не лучшая участь, беглец плюнул на осторожность и побежал подальше от реки.
Исполинский монстр разинул пасть и издал жуткий рёв. Оказалось, бегает он ничуть не хуже, чем плавает. Проламывая в зарослях просеки чешуйчатым телом, он гнался за Ичиро, намереваясь съесть наглеца, вторгшегося на его территорию. Тростник щепками разлетался по округе. Выгнав его из зарослей, монстр проревел ещё раз. В его голосе беглецу послышалось разочарование.
Ичиро бежал по болотине. Привлечённые шумом крестьяне уже ожидали его. Выхода нет. Позади исполинский монстр. Впереди враги.
Он решил прорваться с боем, и ему почти удалось. Нескольких джигатов он разбросал без особого труда, и казалось, вот она, свобода. Тяжёлый удар в висок лишил его этой надежды. Он потерял сознание.
Вода разбудила беглеца. Напротив стояли крестьянин с ведром и староста, с мрачным удовлетворением взиравший на него.
Ичиро огляделся. Его подвесили недалеко от бамбукового леса. Руки привязали к вершинам, а ноги к основаниям столбов, растянув словно лягушку. Тело сильно болело. Наверное, его долго пинали.
– Очнулся? Это хорошо. Ублюдок, ты убил моего старшего внука. Они всё, что у меня осталось после смерти сына. – Лицо старосты перекосила болезненная гримаса, и он ударил Ичиро клюкой. Рот наполнился кровью. Пара зубов вылетели.
В уголках губ старосты залегли глубокие складки. Казалось, он постарел на десяток лет.
– Быстро ты не умрёшь. О нет! Я растяну твою смерть на долгое время, – прошипел Кайджо. – А пока за твои деяния ответит Тана. Она виновна в том, что вырастила убийцу. Несите её сюда!
Два джигата подтащили рабыню. Многочисленные кровоподтёки покрывали тело Таны.
– Садите её на бамбук, – смакуя каждое слово, приказал староста.
Крестьяне споро усадили Тану на срезанный почти под корень бамбук и привязали к вкопанному столбику.
– Наслаждайся зрелищем, – процедил Кайджо, – и помни, твоя смерть будет страшнее.
Староста уселся неподалёку. Для него приготовили навес и постелили циновку. Неторопливо потягивая напитки, он наслаждался зрелищем.
– Кунт, – прошептала Тана, с трудом подняв голову, – запомни: ты ни в чём не виноват. Эти звери не заслуживают жизни. Когда-нибудь наказание настигнет их. Не вини себя. Скоро я встречусь с сестрой. Я люблю тебя, малыш.
Ичиро скрипнул зубами, не сказав ни слова. Хотя она и чужая для него женщина, после её слов в груди что-то шевельнулось. Тем более он обязан ей очень многим. При попытке использовать телекинез ему стало дурно.
– Обещаю, Тана, – прошептал он, – если выберусь, они умрут страшной смертью.
Тана впала в беспамятство и не слышала его.
Ичиро никогда не забудет этой ночи. Тана кричала страшно. Ближе к полуночи она сорвала голос и затем лишь тихо сипела, мотая головой в стороны. Когда она теряла сознание, её обливали водой, чтобы привести в чувство. Бамбук прорастал сквозь неё, разрывая внутренние органы. Это закончилось лишь к утру. Разум и тело не выдержали издевательств, и она умерла. Зелёные ростки выглядывали из плоти.
Всё это время Кайджо и его второй внук наблюдали за ними. Староста улыбался. Зрелище доставляло удовольствие.
– Теперь твоя очередь, свинопас, – Кайджо встал и неторопливо подошёл к Ичиро, – моё сердце переполняет радость от твоего горя. Готовьте стол!
Планам Кайджо не суждено было сбыться. В деревню въехала колонна воинов, сопровождавшая чёрную повозку, расписанную красными письменами. Она остановилась возле места казни. Запряжённые ящеры рычали, пытаясь укусить друг друга.
Ичиро с удивлением рассматривал вооружение воинов. Столь великолепных доспехов он никогда не видел прежде. А он повидал немало.
Спешившийся воин открыл дверцу, и из повозки вышел толстый джигат, облачённый в роскошные одежды. Злые и хитрые глаза внимательно осмотрели место. На поясе висел кнут.
– Рё’Соджо, рад приветствовать вас, – низко поклонился Кайджо. Остальные крестьяне упали на колени, уткнувшись лбами в землю.
– Что здесь происходит, Кайджо? – медовым голосом поинтересовался толстяк. – Почему работники не в полях?
– Наместник Соджо, – склонился ещё ниже староста, – грязный энзуми убил моего внука. Я вершу правосудие.
– Здесь я закон! И я вершу правосудие! – нахмурился Соджо. – Хотя убийца должен быть наказан, однако это не отменяет работ на плантациях. За это ты будешь наказан. Дать ему десять плетей!
Два воина растянули старосту на земле. Третий вытащил кнут, и удары обрушились на спину Кайджо. Староста вскрикивал от каждого удара.
– Так-то лучше, – улыбнулся довольный наместник, – поднимись и отправь джигатов на работу. В Кри нехватка риса. Мы должны увеличить поставки, а у тебя работники сидят без дела. Не разочаровывай меня.
Гортанно выкрикнув, Кайджо махнул рукой, и джигаты поспешно разбежались.
– Почему я раньше не видел этого полукровку? – приподнял бровь Соджо, разглядывая Ичиро.
– Он постоянно находился на пастбище, уважаемый наместник, – поклонился Кайджо. Лицо его кривилось от боли, – я не хотел оскорбить вас его видом.
– Да ты льстец, Кайджо, – ухмыльнулся Соджо, – и что же мне делать с этим энзуми?
– Прошу, оставьте его мне, Рё’Соджо, – упал на колени староста, – он убил моего внука. Ненависть и горе переполняют меня.
– Ты хорошо мне служишь, Кайджо, и, пожалуй, я…
– Не спеши, Рё’Соджо! – Из повозки выбрался молодой джигат. В руках он держал тонкую трубочку. Лёгкий ветерок подхватил сизый дымок, и Ичиро ощутил сладковатый запах. – Посмотри на него! Он крепок и силён. Думаю, в нашем развлечении он будет совсем не лишним.
Соджо сделал вид, что ненадолго задумался.
– Думаю, ты прав, Рё’Камоши, – хлопнул в ладоши он. – Если ты желаешь видеть его в нашем мероприятии, то будь по-твоему Я забираю его, Кайджо. Но не переживай, он проживёт недолго.
Староста низко поклонился. Ичиро слышал, как скрежещут его зубы.
Камоши подошёл ближе к Ичиро и ущипнул его за бок. Затуманенные глаза лихорадочно блестели.
– Какой крепыш! – восхитился он. – Думаю, ты доставишь нам немало приятных минут.
Ичиро содрогнулся. От этих слов ему стало не по себе.
– Рё’Камоши, я проверю состояние дел и вернусь. Присмотришь за тем, чтобы этого раба куда-нибудь пристроили? А я прослежу, чтобы твоему отцу достался отборный рис.
– Конечно, друг, – Камоши переполняла радость, – конечно.
Ичиро сняли со столбов и, завязав руки за спиной, накинули на шею верёвку. Свободный конец привязали к повозке. Один из воинов пнул проходившего мимо крестьянина и заставил снять обувь, велев надеть её на пленника. Ичиро не сопротивлялся. В обуви идти всё же лучше, чем босиком. А бежать придётся долго. На этот счёт у него не было сомнений.