Глава 1. Самое дорогое
Кусок хлеба
Зима 1945 года… Победа неуклонно приближалась, но до нее были еще месяцы боев и голода. Лида наполнила ведро ледяной водой и, с усилием подняв, медленно пошла по полутемному коридору. Предстояло вымыть пол во всех учебных классах. Ей помогал брат Геннадий, без его помощи было бы еще тяжелее. Они с братом вместе учились в Кудымкарском медицинском училище, на фельдшерском отделении, а по ночам, чтоб хоть как-то прокормиться, мыли в училище пол.
– Я трех копеек из дома за годы учебы не видела, – говорила впоследствии Лида.
Она еще умудрялась сколько-нибудь заработанных денег сэкономить и передать домой. Кроме них с братом в семье было еще шестеро детей и баба Настя с дедом с трудом кормили эту ораву. Дед Иван работал в колхозе, он был из 25 – тысячников, направленных Партией поднимать село. Баба Настя дома с детьми. Держали свое хозяйство, ходили в лаптях. Для Коми-Пермяцкого округа в этом не было ничего необычного в те годы. Самой большой мечтой Лиды во время учебы, как впоследствии она расскажет своим детям, было поесть досыта хлеба. Не чего-то там этакого, а просто хлеба. Молодость – время надежд и, не смотря на тяготы военного времени, девчонки гадали. В один из зимних вечеров, ложась спать, Лида положила под подушку кусок хлеба, специально сбереженный для благого дела. Было поверье, что тот, кто приснится и попросит хлеба, и есть суженый. Приснился солдат. Он был в шинели и, наклонившись к Лиде, сказал: «Дай хлеба!» Лида хорошо запомнила его лицо. Именно он впоследствии и стал ее мужем и отцом их четверых детей, но об этом позже…
Фото 1. Лида. 1946 год
Учились Лида хорошо и особенно ей нравились латынь и хирургия. Закончив училище на отлично, она получила возможность выбрать место работы на ближайшие годы. В коридоре учебной части Лида увидела горько плакавшую однокурсницу, та сквозь слезы поведала, что ее направляют на работу в село Черновское, расположенное в паре сотен километров от Кудымкара. – Не реви, я за тебя поеду, – предложила ей Лида.
Они поменялись местами распределения. Почему она приняла это решение, чем руководствовалась – осталось тайной. Просто ли это была жалость или Лида восприняла это, как вызов судьбы, и решила доказать, что она справится, но это решение определило всю ее жизнь. Через десятилетия, встретив эту однокурсницу случайно на вокзале, Лида с трудом ее узнала в расфуфыренной даме по исключительно кривым ногам, которыми та отличалась.
В 1942 году Володя был призван в Армию и 23 марта 1943 года он принял присягу. «Участник боевых действий с 1 августа 1943 года по 23 марта 1945 года», – так записано в его воинской книжке. Еще запись: «Старший сержант, командир отделения разведки». Он воевал в 13 Дивизии Воздушно-десантных войск, 3-го Батальона. Забрасывали в тыл врага и солдаты, вчерашние мальчишки, иногда ревели от страха, прыгая с парашютом в темноту и неизвестность.
Фото 2. Володя. 1944 год
Два ранения, одно из них – сквозное пулевое ранение грудной клетки, после второго, в марте 1945 года, его списали с воинской службы. С фронта Володя вернулся весь седой в свои 20 с небольшим лет. Две награды – медаль «За освобождение Будапешта», о которой в воинской книжке написано: «За разгром танковой группы немцев юго-западнее Будапешта» и медаль «За отвагу». Его дети играли этими медалями. Они лежали, вернее, валялись в верхнем ящике комода, а много лет спустя при переезде, когда случился очередной инсульт у их матери, и дом со всем имуществом был продан в спешке за бесценок, вовсе оставили там, ни разу не вспомнив.
Было прохладное утро. Вещи, деревянный чемодан и соломенная подушка, были приготовлены и стояли у порога. Лида села, как говориться, на дорожку. Предстоял неближний путь к месту распределения. Что ее там ждет? Она вышла к дороге. Надо дождаться попутной машины. Подошла женщина, стали ждать вместе. Разговорились… Женщина оказалась весьма необычным человеком – кликушей, так называли людей, которые могли говорить, не раскрывая рта. Считалось, что они обладают даром предсказания. Лида рассказала о том куда и почему она едет и спросила у кликуши о том, как сложится у нее жизнь на новом месте.
– Сейчас придет большая машина и поедешь, а проживешь ты так себе, – ответила ей кликуша.
И, действительно, вскоре из-за поворота показалась машина с кузовом-будкой.
Поначалу Лиду определили на работу на фельдшерско-акушерский пункт в деревню Ельшата, где она поселилась на квартире у весьма интересной бабушки. Та, будучи в весьма почтенном возрасте, обладала завидным здоровьем. Бабуля парилась в бане от души, при очень сильном жаре и, выходя из бани, обкачивалась ледяной водой из ключа. Никогда и ничем бабуля та не болела.
Через несколько месяцев Лиду перевели работать в село Черновское, в больницу. Днем она вела прием в сельской амбулатории и периодически брала ночные дежурства. Поступил очередной вызов и, взяв чемодан дежурного, Лида пошла на окраину села, вошла в избу. Больной лежал к ней спиной, укрывшись шинелью. Заслышав шаги, тот приподнялся и повернулся к вошедшей. Лида увидела его лицо, это был тот самый солдат, просивший в ее сне хлеба…
Рваная кинолента раннего детства
Отец умер в мае 1969 года. В тот день в селе начался пожар. Отец работал шофером в пожарной части. Выехали на пожар, потушили. Он подошел к машине, взялся за ручку дверцы кабины и упал. Подбежавший товарищ лихорадочно принялся шарить в его нагрудном кармане, пытаясь найти флакон с таблетками, все знали, что у Володи болит сердце и он всегда носит с собой таблетки. Нашел, быстро открыл, сунул таблетку Володе в рот, но было уже поздно – изо рта пошла пена.
В тот самый день Надежда, старшая из четырех дочерей Лиды и Володи, шла в школу на последний звонок. Она заканчивала 10-й класс. Стояла прекрасная майская погода. Позади шли девчонки из ее класса, они тихо перешептывались между собой, но не догоняли Надежду и не включали ее в свой разговор. Уже подойдя к школе, они сказали Наде то о чем шептались: у нее на пожаре час назад умер отец.
Лизе, младшей из дочерей, на момент смерти отца было пять с половиной лет. Она хорошо запомнила, как сидела рядом с матерью на выпускном сестры. В просторном спортзале, бревенчатые стены которого были не обшиты и проконопаченные стыки выставлены на всеобщее обозрение, поставили столы для выпускников, учителей и гостей. Лиза запомнила вкусные конфеты трюфели на столах и еще хорошо запомнила выпускное платье сестры. Оно, конечно, было сшито заранее. В память врезался рисунок на ткани, из которой было сшито платье – на белом шелке черные мелкие цветы с острыми лепестками, собранные в соцветия, а по низу платья и на груди были пристрочены черного цвета оборки. Черные цветы…
И еще потом, в течение лет десяти, младшая дочь оставалась постоянной спутницей матери на разных мероприятиях, будь то застолье по поводу дня рождения какой-нибудь знакомой или родственницы или поход в кино на индийский фильм, над которыми рыдали всем залом. Лида категорически не принимала пьянство, а просто собраться компанией, вкусно поесть, поговорить, попеть и поплясать, то есть побывать на празднике, любила. С тех посиделок дочь Лиза запомнила много песен, а оттопать русского могла запросто. Одна ходить на такие застолья Лида стеснялась, присутствие младшей дочери, по-видимому, сглаживало ее пронзительное одиночество. Ей было 43 года, когда умер муж. Более ни одного мужчину рядом с мамой дочери не видели.
Лиза проснулась посреди ночи от шума в комнате. Открыв глаза, она увидела отца. Он держал в руках щенка. Отец приехал из Перми, которая являлась областным центром и расположена за 200 километров от Черновского, и привез из питомника Динку – немецкую овчарку. Та долго служила, но потом ее все же отравили за ее неугасший охотничий инстинкт – она, сорвавшись с цепи, начинала охоту на кур с летальным для них исходом. Сейчас я понимаю, что в ответе люди, то есть мы: собаку, да еще такой серьезной породы, человек, беря в дом, просто обязан воспитывать.
Еще прожектор памяти зацепил из тех дорогих Лизиному сердцу лет эпизод с лодкой. Лиза возвращалась из детского сада и, подойдя к дому, увидела отца, который на досках чертил линии синим карандашом – это отец строил лодку. Семья жила в доме на окраине села и река Сива, протекавшая метрах в 100 от дома, каждую весну широко разливалась, отрезая стоящий на отшибе дом от всего мира. И тут без лодки было не обойтись. Во дворе во время таких разливов ходили ондатры. Одну обнаружила после ухода воды собака, загнала за поленницу и Лиза, заглянув за нее, увидела крупную крысу с плоским хвостом, яростно оборонявшуюся от пса. Эти, да еще пара уже совсем размытых памятью эпизодов – вот и все, что Лиза помнила о времени, когда отец был жив.
Фото 3. Лиза. 1968 год
Со слов старших сестер отец отличался веселым характером. Свою жену Лиду, в девичестве носившую фамилию Чижова, он ласково называл Чижиком. Еще он научил младшую дочь некоторым фразам, которые она охотно повторяла, видя, что отца это веселит. Фразы были следующие:
– Кто у меня старший помощник? – спрашивал отец.
– Я! Я! – Лиза неслась к отцу со всех ног.
– Как помогаешь? – продолжал он.
– Из чашки ложкой! – громко и радостно докладывала Лиза. Отец смеялся.
Или еще, «Котовский, рапортуй!» – говорил отец, обращаясь к дочери. Лиза, которой никак не давалась в детстве буква «р», подбегала к отцу и, вытягивая, как ей казалось, спину для доклада, выкрикивала: «Котовский, тапотуй!»
Змеиная фантазия
С сестрами у Лизы была следующая разница в годах – со старшей, Надеждой, 11 лет, второй, Валентиной – 8, с Любой – 6 лет. У сестер Лиза видела учебник по зоологии, на цветной вкладке в котором была изображена змея, свернувшаяся вокруг пня дерева. Ниже была подпись – какая это змея, рядом была еще одна картинка с другой змеей и еще одна. Лизе запомнились эти картинки, они были интересными и пугающими и она приберегла их в своей памяти для эффектного рассказа кому-нибудь при случае. Случай оказался глобальным и трагическим…
Многое из этого дня навсегда врезалось в Лизину память. В старшей группе детского сада дети проснулись после сон-часа. Одевались. Няня ставила на столы полдник. «Лиза, что тебе приснилось во время тихого часа?» – обратилась к ней с вопросом няня. Лизе было очень лестно, что на нее обратили внимание, кто-то ей интересуется. Как не покажется странным, в большой семье Лизе катастрофически не доставало любви и внимания, по крайней мере, ей так казалось. Для сестер она была обузой, их заставляли водиться с Лизой, пока она была совсем маленькой, да и потом они были обязаны за ней доглядывать. Обязательства тяготили и сестры частенько обманом убегали от Лизы. Родители много работали и на работе, и дома по хозяйству. Плюс Лизина неуверенность в себе, которая оказалась плодородной почвой, взрастившей сорняки нелюбви к себе. Эта нелюбовь и проецировалась Лизой на окружающую ее реальность и искажала ее. Конечно, ее все любили. Поздний ребенок, отцу было почти 40, когда она родилась. Сестры – хорошие, незлые девчонки. Мама – заботливая и стремящаяся угодить каждому из семьи.
Лиза, польщенная вниманием нянечки, решила оправдать интерес той и начала эффектный, как ей казалось, рассказ.
– Я видела, как змея обернулась вокруг пня и душит его, – сказала Лиза.
– Видно, дети все чувствуют, – обратилась няня к воспитателю.
Лиза не поняла о чем они переговариваются. За ней в тот день почему-то никто не пришел и она пошла домой одна. Войдя во двор дома, Лиза увидела спинку дивана, ее вынесли из дома и прислонили к перегородке, отделявшей часть двора под навесом.
– Странно, – подумала Лиза, – отец на дежурстве, почему же спинку вынесли.
Спинку выносили, когда диван, черный, обтянутый искусственной кожей, с круглыми в виде валиков подлокотниками и из красного дерева резной вставкой по верхнему краю спинки, чистили внутри от пыли. Но это делал только отец, спинка тяжелая, а он на дежурстве. Войдя в дом, Лиза увидела кого-то лежащего у окна, на столике старинной швейной машинки с ажурными металлическими боковинами. У лежащего на ногах были синие тапки, ноги у человека были связаны. Подойдя ближе, Лиза узнала в лежащем человеке отца. Руки у него были на груди, там же была иконка. Отец умер…
Лиза запомнила, как в день похорон она бегала по лужайке возле дома, на которой было много народа. Тетеньки изображали, что они играют с Лизой, ловили ее руками, а она, хохоча, убегала от них. Она, в свои пять с половиной, не осознавала трагизма происходящего.
Спустя 35 лет, когда Лиза хоронила мать, к ней на кладбище подошла женщина, мама одноклассницы, и спросила, снились ли ей на этот раз змеи.
– Нет, – ответила Лиза. Она не стала говорить, что и тогда они не снились. Зачем? Что это меняло? Но сам вопрос неприятно поразил ее. Змеиная фантазия, спустя несколько десятилетий, вновь вернулась к своей хозяйке, оживив горькие воспоминания о тех майских днях…
Материнское наставление
Жизнь продолжалась… Родившейся в октябре, Лизе летом семидесятого года до полных семи лет не доставало нескольких месяцев. По-разному родители решают в такой ситуации, когда ребенок пойдет в школу, в неполные семь или почти в восемь.
– Нечего тебя еще год зря хлебом кормить, – не то в шутку, не то всерьез сказала мать и Лиза пошла в школу в неполные семь.
Самое первое сентября в ее жизни и еще последующие девять прочно ассоциируются в Лизиной памяти с запахом букета цветов, которые она готовила накануне. За цветами Лиза всегда ходила к тете Зое, пожилой, как ей казалось с уровня своих лет, женщине. Цветы у тети Зои были отменные: шикарные георгины – желтые с закрученными и заостренными на концах лепестками или белые, похожие на шары, с крупными круглыми цветками, мощные гладиолусы и любимые Лизой махровые астры. Тетя Зоя, известный на весь околоток садовод, добавляла к букету какую-то декоративную травку, напоминавшую Лизе листья укропа, или декоративную осоку и букет получался на славу! Ночь букет стоял в банке с водой на столе у Лизиного изголовья. Именно этот запах, да запах, исходящий от новеньких учебников, смешиваясь, создавали новый, неповторимый аромат, который в Лизиной голове имел четкую связь с началом учебного года. Так пахло только первое сентября.
Черновская средняя школа, в которой училась Лиза, располагалась в трех здания расположенных на разных концах села. Начальная школа, в которой учились первые три класса, была в двухэтажном здании в центре. На первом этаже находился спортивный зал, пара классов, да маленькая комнатенка, в которой жила женщина, мывшая пол, подающая звонки и выполняющая работу ночного сторожа. С ней, в тесной комнатенке жили двое ее детей, дочь и сын, оба с серьезными проблемами в здоровье. За это старшую в селе все звали Галей-дурой, а у младшего, Вовки, были серьезные проблемы с речью, говорил он очень невнятно. Повзрослев и периодически возвращаясь к этим воспоминаниям, Лиза испытывала неловкость за реакцию окружающих и свою лично к таким, как Вовка или Галя. «Доброты и принятия, и самих себя, вовсе не идеальных, и таких, непохожих на большинство, как эти дети – этого нам всем не хватает», – думала Лиза.
Звонок в этой школе в начале 70-х подавался вручную. Наша техничка, как все ее называли, брала в правую руку желтого металла колокольчик и, как только стрелка часов указывала на нужную цифру, поднимала его над головой и шла по коридору, мимо классов, с силой им потряхивая, от чего он оглушительно звенел. На втором этаже были учебные классы, учительская, буфет, в котором продавали любимые Лизой коржики по 10 копеек за штуку и чай по 3 копейки, да просторный коридор, в котором дети водили хороводы. Эта была традиция – перед началом уроков и в переменах ученики брались за руки и ходили по кругу, во время чего пели песню.