Ним не мог понять, очнулся ли он сам или что-то его разбудило. Одежда промокла от утренней росы, всё тело отчаянно болело, во рту было шершаво и кисло. Влажный лес беспрестанно звенел, шуршал, гомонил, и каждый звук казался чужим, недружелюбным, непонятным. В Царстве утра шумели иначе. Кликали звонко лоточники, постукивали колёса телег и экипажей, свистели стремительные стрижи и ворковали гладкие упитанные голуби.
Ним перевернулся на бок, припал губами к резным тройчатым листьям, растущим совсем низко от земли, и стал жадно слизывать росу. Листья оказались мягкими на ощупь, бархатистыми, и Ним вспомнил, что такие кустики росли вдоль оврага у них за домом на Перешейке. Земляника. Лето, конечно, уже вот-вот перейдёт в рдяную душно-пыльную осень, но можно ещё попытаться отыскать перезревшие кроваво-сахарные ягоды.
Кругом так шумно стрекотали невзрачные лесные птицы, что Ним не сразу разобрал приближающиеся девичьи голоса. Он насторожился, отяжелевшие мысли с трудом ворочались в голове. Ним попытался встать, затёкшие ноги плохо слушались, но ему всё-таки удалось подняться, держась за тоненький осиновый ствол. Голоса звучали всё ближе, звонкие, весёлые, как весенние птичьи трели. Ним понимал, о чём они говорят, – язык Княжеств мало отличался от того, на котором говорили в Царстве, но вот странный выговор девушек мешал разбирать все слова.
Они показались из-за рощи, румяные, красивые, в длинных платьях с вышивкой по вороту и рукавам. Две девушки несли плетёные корзины, а третья – туес. Ниму стало стыдно за свой оборванный вид, но он всё равно выпрямился и постарался улыбнуться. Всё не так плохо: девушки помогут ему выйти на Тракт, любая дорога выведет в город, а оттуда он найдёт способ попасть в Солоградское учебное святилище.
Девушка с туесом первая заметила Нима. Она замолчала, замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, округлив глаза. Одна из подруг подёргала её за локоть, что-то быстро затараторив на ухо.
– Доброе утро, – слабым голосом произнёс Ним.
Все три девушки напряжённо замерли, а потом две из них завизжали, бросили корзинки на землю и кинулись наутёк. Ним недоумевающе посмотрел им вслед. Но больше его удивило то, что третья – та самая, что с туеском, – осталась и разглядывала его, нисколько не пугаясь.
– Ты кто такой? – спросила она и осторожно шагнула ближе.
– Нимус Штиль. Из Стезеля.
– Что это – Стезель?
Из-за местного выговора название города прозвучало как «Стъезэль».
Ним с грустью понял, что вряд ли эта круглолицая сероглазая красавица поможет ему попасть туда, куда нужно. Княжества велики и необъятны, один город от другого отделяют суровые леса и ветреные пустоши, а деревни и вовсе стоят особняком, и люди тут – дикие, ничем не интересующиеся, совсем не такие, как в Царстве.
– Город за морем, – тускло ответил Ним.
Девушка насторожилась, крепко прижала к груди туес и завертела головой, как синичка. Её губы испуганно приоткрылись, румянец спал с пухлых щёк. Она подбежала к Ниму и впихнула ему в руки свой туес. По сладкому сочному духу Ним понял, что туес заполнен поздней сахарной земляникой.
– Беги скорее, чужеземец, – зачастила девушка. – Деревенские обозлённые, мрут у нас детки и скот. Дуры мои раззвонили уже, небось. Беги, а землянику съешь.
Ним хотел ответить, что вряд ли сможет бежать, слишком болело всё тело, а сил почти не осталось. Девушка встрепенулась, как будто что-то вспомнила, и сняла с шеи замшевую верёвочку с грубым необработанным камнем, похожим на кусок розового кварца.
– Держи тоже. Чтобы лес не обидел. Потеряла, скажу. Жалко будет, если пропадёшь, такой красивый и городской.
Она нацепила верёвку Ниму на шею и толкнула его вбок.
– Беги. Потом встретимся, может. Расскажешь про Стезель свой.
Со стороны деревни послышался шум – мужские голоса выкрикивали что-то пугающее, враждебное. Ниму и правда стало страшно, он вдруг понял, что испуг в девичьих глазах не напускной, а настоящий.
– Спасибо, – выдавил он и ломанулся через лес в ту сторону, куда его толкнула девушка. Она проводила его взглядом, а потом перекинула за спину свою толстую косу и бросилась вниз с лесистого холма, к деревне.
Ним изо всех сил надеялся, что не все селения и города Княжеств такие же странные и неприветливые, как это. Не может ведь такого быть, чтобы учебное святилище разместили в таком жутком месте!
Ним на ходу запустил руку в девушкин туес и запихнул в рот горсть земляники. Ягоды были перезревшие, чуть подвяленные на солнце, нестерпимо сладкие и самую малость хмельные – в Царстве таких не сыщешь, а если и увидишь на торжище, то купец заломит за них такую цену, что купят их только знать и богачи.
Непривычно было бежать через лес, когда ноги знали только каменные мостовые и утоптанные грунтовые дороги. Сначала Ним берёг стопы и бежал почти на цыпочках, чтобы не напороться на острую ветку или не наступить на колючее растение, но скоро понял, что так ему не удастся далеко уйти – тем более что если селяне решат схватить его, то без труда найдут по смятым кустам и поломанным ветвям.
К счастью, лес оказался не дремучим, скоро показался просвет, и Ним вывалился на широкую грунтовую дорогу. Он прислушался. Вроде бы звуков погони не доносилось, значит, селяне не собирались украсить его головой деревенские ворота. Он облегчённо выдохнул и затравленно огляделся. От увиденного его мрачное настроение не поднялось.
Тракт – а в том, что дорога была именно трактом, Ним не сомневался, – тянулся слева направо, теряясь обоими концами в лесах и перелесках. В какую сторону идти, Ним не имел ни малейшего представления. Солнце ещё не выкатилось из-за еловых макушек, под холмом стелился прохладный туман. Перелесок потрескивал и шуршал, и Ним опасался, что может стать лёгкой добычей хищных зверей или, что ещё хуже, нечистецей.
Он немного постоял, прикидывая, в какой стороне может быть Солоград, но так ничего и не решил. Неизвестно, куда его забросили волны: к западу или к востоку от столицы Солоноводного Княжества. В конце концов Ним рассудил, что по Тракту могут проезжать телеги купцов, а ещё он слышал, что даже в Княжествах можно наткнуться на частного извозчика, так что решил пойти в ту сторону, где деревья росли пореже. Лучше идти через поле, чем блуждать по сырой чаще.
Утро стояло студёное, бледное, совсем не похожее на звонкие, сочные, ароматные утра в гомонящем Стезеле. Ним подумал, что ему повезло попасть в Княжества летом. Он бы не выжил, случись кораблекрушение среди зимы. В Княжествах зимы долгие, глухие и жестокие, от морозов стекленеют реки, а бесконечно высокие ели замирают свечами, и тонкие иголки звенят и стонут, плача о далёкой весне. А уж если налетит вьюга, пригнанная злым стариком с ледяной бородой, то гибнет от стужи всё, что не успело попрятаться в норы, дупла, берлоги и избы. Но зимой исчезает другая опасность: зимой нечистецы спят, остаются лишь те, что жмутся у людских жилищ, – домовики и банники, но они безобидны, не то что лесовые и водяные.
Ним думал: волнуется ли за него мать? Слышала ли о загубленном торговом судне? Или думает, что сын благополучно добрался в Солоград, и ждёт от него вести? Весть будет. Обязательно будет, как только Ним найдёт возможность отправить письмо.
Лес немного отступал от широкой дороги, будто кто-то корчевал молодые деревца, оставляя только душистые травы и жёлтые стрелки ведьминых свечей[3]. Попадались и большие выкорчеванные пни, похожие на поверженных широкоплечих воинов. Однако даже от светлого перелеска, даже от ярких сосновых стволов и пёстрых цветочных гроздей веяло чем-то неведомым, чужим и страшным, враждебно-колдовским, но Ним запрещал себе думать о чём-либо, кроме цели. Он обязательно попадёт в Солоград. И никакое лихо не сумеет ему помешать.
Справа от Нима вдруг всколыхнулись кусты, затрещали ветки, и Ним сделал шаг назад, готовый в любой момент броситься бежать. Из леса могло выйти что угодно, и воображение уже начало рисовать образы огромных диких зверей и неведомых чудовищ, которыми, по слухам, полнятся дремучие чащи Княжеств. Ветви кряжистого вяза дрогнули, и на дорогу хлынул стрекочущий поток. Ним замер, не понимая, броситься назад или попытаться спрятаться в перелеске. Что-то ухнуло в груди, но тут же отпустило, когда Ним понял, из чего состояла лавина.
Десятки белок перебегали через дорогу, словно гонимое пастухом стадо. В Стезеле Ним только раз видел белку: худую и серую, с редкими рыжими подпалинами по бокам. Но здешние белки были совсем другими. Серые, коричневые, рыжие, тёмно-бурые, крупные и упитанные, с роскошными длинными хвостами. Они невозмутимо пересекали Тракт и скрывались в перелеске, не обращая на путника никакого внимания. Может, за ними гналось что-то страшное?
Вслед за белками между сосновыми стволами показалась лобастая голова с крошечными чёрными глазами. Сминая кусты и травы, из леса выступил мощный зубр. Под коричневой шкурой перекатывались сильные мышцы, рога мутно поблёскивали в лучах просыпающегося солнца. Язык Нима присох к нёбу. Он никогда не видел ничего подобного.
На спине зубра восседала обнажённая девушка. Вернее, это существо вряд ли относилось к людскому роду, но Ним не знал, как иначе её назвать. У девушки была тускло-мшистая кожа, спутанные серые волосы и мерцающие глаза. Голову украшал венец из тонких веток, беспорядочно воткнутых в гнездо волос, на грудь падал воротник из пёстрых перьев диких птиц. Лесная девушка повернула голову, и за короткий миг, что она смотрела на дорогу, Ним успел заметить, что её лицо совсем не походило на человеческое, а было диким, странным, непропорциональным – но всё равно притягательным.
Будто повинуясь чарам, зубр вдруг стал съёживаться, вжиматься в землю и за считаные мгновения превратился в замшелый пень. От девушки остался лишь пучок зеленоватых поганок, торчащих из пня.
Ним затряс головой. Страшные, странные места! То ли воздух дурманит, то ли он в самом деле встретился с волшбой, о которой его предупреждали все, кто знал, что он отправляется в Княжества. Отец говаривал, будто нечистецы готовы забирать к себе всех, на кого упадёт их взор. Забирать и делать такими же, как они: рогатыми чудищами, бездушными и бездумными.
Стрёкот белок затих, стая скрылась в лесу, снова стало тихо. Ноги плохо слушались и кровь холодела, когда Ним проходил мимо пня, который выглядел, словно испокон веку стоял тут, у самой кромки Тракта. Ним решил уговорить себя, что ему в самом деле померещилось, что он всего-навсего увидел пень, а всё остальное оказалось лишь игрой света, тени да растревоженных мыслей.
Ним поравнялся с пнём и бросился вперёд изо всех сил, не жалея ног. Он не оборачивался, но мог бы поклясться, что за его спиной мелькнула тень в виде зубра и его всадницы.
По дорогам Царства постоянно мельтешили телеги, повозки, двуколки – из окна дома можно было увидеть, как снуют по широким улицам одиночные всадники и торговцы, как вальяжно переваливаются целые вереницы гружёных обозов. А уж в центре Стезеля от топота конских копыт и скрипа колёс порой закладывало уши.
Ним брёл уже полдня. Туес с земляникой быстро опустел, зато Ним обнаружил тонкие стебли гороха, запутанными клубками растущие вдоль дороги. Многие стручки уже полопались, закрутились сухими кудрями, а те горошины, которые Ниму удалось отыскать, оказались плотными и горьковатыми на вкус, скорее похожими на орехи. Видно было, что горох нарочно сеяли вдоль дороги, чтоб путники могли хоть как-то восполнить силы, а потом он и сам разросся, обронил сотни дробинок-семян и оплёл стеблями кусты и жёсткие травы.
Попасть в город оказалось сложнее, чем Ним предполагал. Дорога бесконечно вилась под ногами, а сосновый лес так же высился слева и справа. За время пути Ниму встретились всего двое. Один – крестьянин на дровнях, так нагруженных сеном, что было удивительно, как невысокая лошадка умудряется их тащить. Старик не взял Нима с собой, объяснив, что места нет, а на вопрос, где находится Солоград, неопределённо махнул рукой в сторону – благо хоть в ту же, куда шёл Ним. Вторым был мужчина верхом на взмыленном тёмно-сером коне. Он промчался так стремительно, что Ним едва успел отскочить в сторону. Наверное, это был один из гонцов. В диких Княжествах легко можно было сгинуть, затерявшись среди лесов; на здешних обширных землях проживало слишком мало людей, а суровые князья предпочитали посылать гонцов с любыми поручениями. Ним слышал и о соколах – особых гонцах, которых готовили для выполнения самых ответственных и сложных заданий. Поговаривали, что соколы нужны для того, чтобы убивать неугодных князьям, вызнавать тайны других князей и, что казалось совсем невероятным, договариваться с нечистецами. Ним не думал, что всадник был кем-то из соколов. Соколы представлялись ему широкоплечими великанами в латах, с оружием на поясе, настоящими яростными воинами. Ходили и ещё более удивительные слухи: будто кое-кто из соколов скачет верхом не на коне, а на огромном свирепом псе, который рвёт и волков, и медведей, и лихих людей. Ним в это не верил, только рассмеялся, когда об этом рассказывал усатый знакомый отца. Впрочем, после стаи белок и девушки верхом на зубре уже казалось, что гонец на псе – не такое уж невероятное явление для Княжеств.
От слабости и усталости Ним едва переставлял ноги, и единственным, что двигало его вперёд, было упрямство. Если есть дорога, значит, она куда-нибудь да приведёт. Раз он уже здесь, то должен куда-то прийти. Если только не свалится без сил и не станет чьей-то добычей.
Когда Ним услышал топот лошадиных копыт и поскрипывание колёс, то почти не испытал никакого воодушевления. Он сошёл с дороги и сел на обочине, обречённо сгорбившись. День разогрелся, и солнце надоедливо пекло ему в макушку.
Повозка с просторным закрытым кузовом, сплетённым из тонких ветвей, катилась как раз в ту сторону, куда шёл Ним. Тянули её три могучие лошади. Несмотря на звенящую усталость и докучливую боль во всём теле, Ним залюбовался конями и ладной, аккуратной повозкой, в которой, должно быть, могло уместиться не меньше четырёх человек. К удивлению Нима, возница остановился напротив него и вопрошающе взглянул из-под густых коричневых бровей.
– Подсобить, путник?
Снова тот же неразборчивый говор, как у девушки в лесу. До Нима не сразу дошло, что ему наконец-то улыбнулась удача. Он медленно встал, пошатываясь, подошёл ближе к вознице и слабым голосом проговорил:
– Мне бы в Солоград.
Возница удивлённо хмыкнул.
– Так это Солоноводное, не по пути мне. В Коростелец поедешь?
Ним слишком устал, чтобы злиться или расстраиваться. Ему бы хоть в маленький городок попасть, там легче будет. Найти бы почтовую станцию и отправить письмо родителям в Стезель, взять у кого-нибудь денег в долг и наконец-то добраться до Солограда. Но есть ещё одна трудность…
– Мне нечем платить, – вздохнул Ним.
– Вижу уж, – проворчал возница.
Ниму было стыдно стоять перед незнакомым человеком в оборванной дорожной одежде, и он постарался выпрямить спину, чтобы чуть меньше походить на бродягу. Рёбра сразу отозвались ноющей болью.
– Полезай, отвезу. Потом расплатишься, как сумеешь. Вижу, в беду попал, как бы с тобой чего похуже не случилось, а то разное говорят. Полезай.
Ним горячо поблагодарил возницу и не без труда влез в повозку.
Внутри уже сидели трое юношей. Один – немного младше Нима, светловолосый и сероглазый, в домотканой рубахе с расшитым воротником, другой – хмурый, нахохленный, с чопорным выражением на лице с резкими чертами. Третий незнакомец сидел, уронив голову на руки, и Ним смог разглядеть только то, что его тёмно-рыжие волосы обкромсаны неровно, словно пьяным цирюльником.
– Добрый день, – вымолвил Ним и без сил опустился на скамью рядом со светловолосым. Усталость и боль набросились на него с неожиданной яростью, и Ним заснул, не дожидаясь ответа.
Он проснулся оттого, что повозка резко остановилась. Свет, падающий внутрь через окошко с редкой решёткой, был зеленоватым, сумеречным. Значит, уже почти вечер. Всё тело Нима жутко ломило, к тому же его начало знобить. Ним застонал, надеясь, что попутчики не заметят этого проявления слабости.
Светловолосый юноша извивался, пытаясь разглядеть что-то в окне.
– Чего стоим? – выкрикнул он.
– Да тут что-то… – донёсся приглушённый голос возницы.
Обкромсанный и хмурый молчали, оба – странным молчанием. Первый будто был погружён во что-то вязко-горестное, что сдавливало горло и мешало говорить. Второй – надменно и гордо, словно не мог опуститься до разговора с таким отребьем, как возница и попутчики.
Повозку тряхнуло так, что Ним слетел со скамьи. Светловолосого отшвырнуло от окна, и он завалился на Нима, ударив локтем в живот. Снаружи испуганно заржали лошади, и не просто испуганно, а исступлённо, словно что-то неведомое привело их в настоящий ужас.
Тряхнуло снова, да так сильно, что ещё немного, и повозка бы перевернулась вверх дном. Возница закричал. Повозку кто-то раскачивал, кони пытались рваться вперёд, но им что-то мешало. Ржание переросло в неразборчивые вопли, от которых кровь стыла в жилах, а потом и возница завизжал так, будто его разрывали на куски.
– Что же там за… – прошептал светловолосый.
Хмурый юноша поднёс палец к губам – молчите, мол, и зачем-то показал четыре зеленоватые свечи, которые держал за пазухой. Светловолосый кивнул. Обкромсанный испуганно жался в угол, пряча лицо в ладонях, его колотило, но он по-прежнему не издавал ни звука.
Несколько мгновений возница и лошади продолжали страшно шуметь, к их крикам примешивались чьи-то звериные хрипы, и Ним отчаянно молился Золотому Отцу, чтобы неведомые твари не решили заглянуть внутрь повозки. Так страшно ему не было, даже когда холодные волны накрывали его с головой.
Наконец всё стихло, но это была не спокойная, а жуткая, зловещая тишина. Повозка накренилась в последний раз и со скрипом повалилась на бок. Ним упал лицом вниз, светловолосый юноша подал ему руку, чтобы помочь подняться, и Ним едва заставил себя пошевелиться – ужас буквально сковал его.
– Нечистецы? – прошептал он побледневшими губами.
Хмурый мотнул головой. Он сунул одну из свечей Ниму, а затем раздал оставшиеся. Ним ничего не понимал, но сжал тоненькое восковое тельце в пальцах. Запахло мёдом и какими-то лекарственными травами, и от этого духа стало немного спокойнее.
Хмурый юноша прислонился ухом к плетёной стенке, замер ненадолго, а потом осторожно открыл дверцу, которая теперь оказалась над головами путников. В повозку хлынул разбавленный сумеречный свет. Юноша поманил за собой остальных и выбрался наружу. По-прежнему стояла тишина.
– Полезем тоже, – произнёс светловолосый, обращаясь сразу и к Ниму, и к обкромсанному. – Он-то жив вроде… Не орёт пока что.
Ниму не хотелось вылезать, он боялся увидеть то, что снаружи, боялся стать новой жертвой, боялся снова провести на ногах мучительно долгие часы… но не оставаться же одному среди дороги в опрокинутой повозке? Светловолосый бойко выбрался и издал какой-то странный звук. Ним толкнул в плечо обкромсанного, который продолжал делать вид, что ничего не слышит и не видит, а сам неохотно протиснулся наружу.
С боков Тракт по-прежнему обнимал лес, зато впереди виднелось поле, а за ним мигали огни. Ним бросил взгляд на дорогу и едва сдержал рвотный позыв.
Кони и возница лежали на земле, под ними расплывались липкие чёрные лужи. Их тела остались почти целыми. Всем лошадям перегрызли горло, а у возницы вместо лица влажно блестело кровавое месиво. Ним охнул и поспешил отойти в сторону, чтобы не видеть мёртвых. Но тут же спохватился: надо держаться вместе, нельзя приближаться к лесу, мало ли что выйдет оттуда… Ним вцепился в свою свечу, будто она могла его спасти.
– В лес, – вдруг скомандовал хмурый. Голос у него оказался надтреснутый и будто сухой, как хруст ломающейся ветки.
– Ты помешанный? – зашипел на него светловолосый. – В лесу нас сожрут! Хочешь стать таким же? – Он махнул дрожащей рукой на мёртвого возницу.
Хмурый дотронулся пальцами до фитиля своей свечи. Ним не поверил своим глазам, но фитиль зажёгся красноватым пламенем. Юноша поочерёдно подошёл к своим попутчикам и так же зажёг их свечи, просто зажав фитили двумя пальцами. Ним смотрел на свой огонёк, пляшущий в пропахшем кровью сумраке, и не хотел отводить взгляд. Колдовство. Определённо какое-то дикарское колдовство, опутывающее сознание своими чарами.
– Никто тебя не тронет, пока свеча горит, – вкрадчиво объяснил хмурый колдун, как его про себя прозвал Ним. – Идём в лес.
Он зашагал с дороги с такой твёрдостью, что Ним почти против воли двинулся следом, зачарованный его уверенностью. Усталость и потрясение мешали думать, и единственное, чего ему хотелось, – это позволить кому-то другому решать за себя.
Темнело стремительно, словно кто-то задёргивал занавески, погружая мир в кромешную тьму. Голова Нима гудела от множества вопросов, но он был слишком напуган и слишком слаб, чтобы спрашивать. К счастью, светловолосый парнишка, казалось, вовсе не растерялся и озвучил почти то же самое, о чём волновался Ним.
– Кто ты такой?
Хмурый обернулся, сверкнув недобро прищуренными глазами.
– Свечник.
Светловолосого этот очевидный ответ вроде бы устроил. Ним не понял, почему тот многозначительно замолчал. Будто одно слово объясняло сразу многое и во многом обнадёживало. Наверное, это была какая-то загадка, разгадать которую дано лишь тем, кто всю жизнь прожил в Княжествах.
Юноши углубились в лес, совсем тёмный и сырой, свет их свечей окрашивал влажные от росы листья в зловеще-багровый. Светловолосый подхватил Нима под локоть, когда заметил, что он отстаёт и спотыкается на каждом шагу.
– Спасибо, – выдавил Ним. По представлениям, сложившимся у него о жителях Княжеств, его должны были бросить, едва заметив, что он всех задерживает, но по какой-то причине ему даже помогли. Странно.
– Чем нас больше, тем безопаснее, – с ухмылкой возвестил светловолосый. – Я Энгле.
– Нимус Штиль.
– Эй, а ты, свечник? – громко шепнул Энгле.
– Велемир, – буркнул он, не оборачиваясь.
Энгле завертел головой. Юноша с обкромсанными волосами плёлся позади, отстав даже сильнее, чем отстал бы Ним без помощи. Обернувшись на него, Ним заметил, что у того нежные, почти девичьи черты лица, а нос усыпан веснушками.
– Давай, шевелись. Как зовут? – шикнул Энгле на отстающего.
Юноша поднял на него испуганные покрасневшие глаза, но ничего не ответил. Будто воды в рот набрал.
– Немой, что ли? – дёрнул плечом Энгле.
К радости Нима, свечник Велемир не стал уводить своих случайных знакомых глубже в лес, а повёл вдоль узкого ручья, поблёскивающего в свете четырёх свечей. Горячий воск капал на пальцы, и Ним уже готов был выбросить свечу, но Энгле будто прочитал его мысли и выше приподнял руку Нима.
– Уронишь – нам всем хуже будет.
Ним не стал ничего спрашивать. Все дни, прошедшие с его отъезда из Стезеля, стали для него одним сплошным тягучим, страшным и нелепым сном. Он давно перестал пытаться понять, что происходит и куда они идут. Руки Энгле крепко поддерживали его, не давая упасть, огоньки свечей маячили в темноте красными путеводными звёздами, и Ним просто доверился – Серебряной Матери, Золотому Отцу и на всякий случай мысленно попросил помощи у Господина Дорог.