Дальше было еще веселее. Сева, уже не краснея, наблюдал за Федей, директором галереи, целующимся взасос с Ликой, одной из художниц. Они уже н отрывались друг от друга, короткая юбка девушки была задрана до пояса, обнажая загорелые бедра и совсем уж узенькие трусы. Мужчина растстёгивал и рубашку подруги, обнажая небольшую грудь с твердыми сосками.
– Мы лучше потом, Федь, – заявила, а скорее прошептала, покрасневшая, как свежая морковка, Ксения, и потащила с собой наверх по лестнице и Севу, – Не будем отвлекать…– тихо сказала она.
А начиналось здесь тоже неплохо. Игоря даже пустили припарковаться за служебный шлагбаум, и они подошли к флигелю одного из домов, спрятавшемся среди деревьев. Деревьев! На Покровке! Так что местечко было весьма исключительное. Дверь в подвал была открыта, но Сева засомневался, туда ли они вошли. Пройдя три ступеньки, понял, что они все же не ошиблись дверью. Из проема доносился громкий смех, пахло табаком и вином и развратом. На входе Ксеня отдала женщине триста рублей.
– Чего это? Билет что ли? – не понял Всеволод.
– Пожертвование. На туалетную бумагу, – сдвинула губы в усмешке дама.
В углу, рядом с туалетом, стоял пулемет максим, у которого позировала полуобнаженная красотка, ослепительно улыбаясь при вспышках фотокамер. Её наманикюренные пальцы ожесточенно вцеплялись в ребристые рукоятки пулемёта, водя ствол влево и вправо на группу подвыпивших собравшихся гостей, разражавшимся при этом громким хохотом. Акция называлась, суля по плакату на стене, «Анка- пулеметчица». Двое бородатых мужиков восторженно открывали и закрывали затвор пулемета MG-13, не обращая внимания на красотку у «максима». Поэт раньше увлекался военной тематикой, до службы в армии, покупал журнал « Новый Солдат». Но после службы в бригаде морской пехоты в Калининграде, настроение заниматься оружием пропало, наелся всего этого досыта. Настрелялся и набегался по самое «не хочу ».
– Хорошая вещь… – говорил один,– прикольные штуки Федька достает. Ловок, прям раз – и вот! – и развёл руки.
– Да, читал, хорошая штука была, получше нашего ДП. У него, говорят, боевая пружина заедала. Да… Пострелять бы…– мечтательно добавил эдакий бородатый либерал.
– Это надо в Красноармейск ехать, там на полигоне настреляешься, прям оглохнешь.
– Привет, – поздоровался с Севой бородатый, – Я- Сергей, это- Алексей, – и он показал на собеседника. Мы фотографы… Ты с Сеней?
– С кем?– не понял Всеволод.
– С Ксенией, – пояснил Сергей, – Сеню все любят, контракты нам подгоняет, нам вон с Лехой помогла, хоть для газеты « Ведро», бесплатной ежедневки поработали, теперь туда часто зовут, а то ведь не поверишь – есть было нечего…
– Да я поэт…
– Ну тем более, – засмеялся фотограф, посмотрев на нового гостя.
Сева отошел, стал осматривать картины, развешанные на стене. На некоторых были дыры от пуль.
– Всё отлично…– услышал он негромкие слова Алексея, – Наконец-то Сеня себя парня нашла, да нормального. А то всё злая ходила.
– Тише, блин, услышит же…
Поэт и не обернулся на голоса, намеренно внимательно рассматривая картины дальше. Пара полотен, по стилю, были портретами 18 века.То есть галерист всё же тянулся к классике. Рядом стоял стенд, сваренный из полосового железа с толстыми стеклами, за ним на чёрных подушечках, лежали монеты. Сева видел, что это настоящий антик, а не голимая подделка. По виду монеты боспорские, граммов по пятнадцать, дорогие. Он в них разбирался, сам собирал, но у него было только несколько боспорских дихалков, медяков. А серебро попадалось нечасто.
– Что, нравится? – раздался громкий голос.
Сева встал и увидел мужчину, лет сорока, коротко стриженого, с небольшой щетиной на небритых щеках. На нем были чуть вытянутые вельветовые брюки и серый льняной пиджак, с майкой в цветочек под ним, на ногах мягкие замшевые туфли. Но носков не имелось. Эдакий богемный красавец.
– Да, нравится, – негромко сказала девушка рядом с ним, – красивый.
– Лика…– посмотрел на нее мужчина, и рассмеялся, – Я- Федор. Владелец и директор галереи. Это Лика, – и он кивнул на девушку, – монеты понравились?
– Да, редкие. В Крыму медяков полно, серебряные редкость…
– Разбирается, – усмехнулся он, открывая стеллаж, – Вот, посмотри… Это я в Фанагории достал. Это в Херсонесе, – и он любовно перебирал монеты. – Ты где служил?
– В Калининграде, морская пехота.
– Ну видно. Я на Медвежьих озерах. Иди, там тебя Сеня зовет. Я покажу.
Хозяин провел Севу через проходные комнаты, где за небрежно накрытыми столами сидела богемная публика. Водка, вино, виски, шампанское, всё стояло в перемешку, и пилось также, одно за одним, иногда вместе. На бумажных тарелках лежала тонко нарезанная колбаса и сыр, хлеб в раритетных ажурных тарелках. Мимо него прошёл фотограф, и нёс отражатель, а за ним помошник ташил источник яркого света и кабель.
Ксения сидела в одном из кресел рядом с ярко-рыжей женщиной в бордовом обтягивающем платье, положившей себе ногу на ногу, и в задумчивости поигрывающей сползающей туфлей со стопы.
– Вот, Кислов пришёл. Он правда, больше НЮ снимает, – и она искоса глянула на Ксеню, но та даже не напряглась.– но красиво. Весьма.
– Сева, пошли. Сейчас нормальные снимки тебе сделают.
Он присел, и фотограф выставил свет, положил руки и ноги Севы, словно тот был куклой, наклонил голову.
– О, годится. Посиди так. Головой не тряси…– требовал фотограф.
Он начал снимать, сделал кадров десять, затем отошёл к столу и съел мандаринку.
– Ксения, а ты что, как неживая? Иди сюда, садись рядом.
Сева увидел, как вошел Федор с Ликой, и у галериста на голове был древнегреческий шлем. Кислов затянул шарф потуже на своей шее и аж подпрыгнул, увидев такое.
– Ксеня, помогай, мне надо… – жалобно забубнил фотограф.
– Чего? – сдвинула ноги и отодвинулась девушка.– Надо чего?
– Нет, не это, – и он помотал головой, – Съемка… Ахиллес и Пентесилея… Горю…Такая натура пропадает…
– Блин. Типа без нас никак? А реквизит?
– Всё есть… Переодевайтесь…– и он выложил, так скажем, древнегреческие шмотки. Почти.
– А я чего?– не очень понимая, ответил Всеволод.
– Пошли, Ахиллес, – ответила Сеня и повела его в раздевалку.
Черт, это было живописное место, более похожее на свалку или склад старых вещей. Шкафы начала века, книжные шкафы сталинского времени, пара диванов той же эпохи, но ширм не имелось. Он только осмотрелся, держа в руках хитон «Ахиллеса», некое подобие рубахи без рукавов длиной до колена.
– Раздевайся давай. Кислов- звезда, все потом тебе завидовать будут, – сказала девушка, – фото на всю жизнь.
Присела на диван к нему боком, и стала стаскивать с себя джинсы, а потом и блузу. Лифчика как он и думал, , точно не было, и на свет, вернее, полумрак подвала, выскочили немалые сиськи, с овальной формы сосками. Сеня не стала театрально закрываться руками, спокойно взяла белое платье амазонки, и одела через голову, и уже потом, придерживая подол, сняла и красные трусы.
– Помоги с застежкой, – попросила она.
Он встал сзади, видел перед своими глазами её красивую загорелую рельефную спину, и стал застегивать латунные застежки, стараясь не поцарапать Ксене кожу. Она неловко уронила браслет, и поспешно нагнулась, так что Сева коснулся её не только руками.
– Член встал? – сказала она обернувшись, – Я бы обиделась, если бы не встал. Пошли, Сева.
Сандалии были ему почти почти впору, и не мешали при ходьбе. Они встали под свет, куда попросил Кислов, перед чёрным фоном. Фотограф включил свет, и взялся за камеру. Ассистент быстро замазал тату на их руках, а у Сени и ногах гримом, и началось…
Сева с Ксеней копировали самые известные картины и скульптуры, изображавшие их героев. Особенно, как считал сам поэт, им удалась сцена, где Ахиллес смотрит на павшую амазонку, и в его яростном сердце загорается любовь.(Собственно было от чего загореться. Ксеня выбрала ужасно соблазнительную позу) В конце сессии Сева позировал в шлеме, доспехах, на зеленом фоне, для обработки жанровых сцен. Наконец, дело было сделано. Хотя даже тренированный Всеволод сильно устал, спина затекла.
– Спасибо. Просто великолепно. Ксения, Сева, вы нас спасли, – поблагодарил их фотограф, – переодевайтесь, мы ждём, ну и понятно, с меня ваш обычный гонорар.
Они быстро спустились в раздевалку опять, снова в эти комнаты с историей.
– Ксень, а что у них и гонорар бывает для моделей? – спросил непонимающий поэт.
– У Кислова. Только у него здесь моделям платят. Но тут и уровень другой, – сказала она, снимая платье, и закрывая дверь ногой, а потом и закрыла задвижку.
Сева снял облачение Ахиллеса, оставшись в одних плавках. Ксения осталась абсолютно голой, смывая грим с рук и бедер ватой, а потом и протирая кожу кремом. Татуировки были и на её бедрах, предплечьях, и основании спины.
– Сева, помоги, – опять позвала она, протягивая кусок марли, и показала большим пальцем на свою спину.
Он стал осторожно стирать пигмент, стараясь делать это поосторожней, девушка лишь нетерпеливо переступала с ноги на ногу, дожидаясь окончания процедуры. Конечно, просто смотреть и стирать грим, и видеть перед собой такое? Было немного сложно, скорее, напряженно…
– Кажется всё, – сказал он, неуверенно оглядывая свою работу.
– Спасибо, – ослепительно улыбаясь, ответила девушка, – А тебе помочь?– сказала она повернувшись, и прижалась крепкой грудью к нему, – Ты там совсем на взводе, – говорила, погладив его трусы одним пальцем.
Сеня быстро присела, и рывком спустила его трусы до пола. Член стоял как каменный, но девушка не оставила его без внимания. Она сосала быстро- быстро, схватив яйца левой рукой. Долго сдерживаться он не мог, и кончал, освободившись от напряжения. Сеня не поднималась, потом вытерла губы салфеткой. Сева еще тяжело дыша, положил руку ей на грудь, ощущая мягкую и упругую плоть, и привлек к себе, поцеловав в губы. Они целовались еще долго, переместившись на диван, и Сева не захотел оставаться в долгу, раздвинув ноги Ксени, принялся обрабатывать языком влагалище. Старинный кожаный диван видел и не такое, за свои сто двадцать лет, да и краснеть не мог. Девушка же раскраснелась, но старалась придерживать левой рукой свои сиськи, и уже задышала часто- часто. Наконец, когда язык любовника почти устал, да и стало скулы сводить, Ксеня словно вздрогнула и одеревенела, прошептала:
– Всё… Сейчас, полежу немного…
И она отвернулась к стенке, Сева же любовался телом красавицы, поглаживая её задницу.
Наконец она вскочила, потянулась к юноше, и долго целовала, н выпуская его губы из своих.
– Пошли… Нас ждут.
Она подбежала к зеркалу, проверила макияж, подвела помадой губы. Одевалась быстро, иногда оглядывалась на юношу. Сева еле успел за ней, путался в штанинах, заработав едкое замечание.
– Видишь, совсем не тяжело. Сейчас нас Федор ждёт, ты ему понравился, хочет тебе подвалы Галереи показать.
– Круто. Будет интересно.
– Ну а мне надо переговорить с фотографами. Меня дождись, – и Сеня поцеловала его в щеку.
Поэт посмотрелся в зеркало, стер салфеткой помаду со щеки и поднялся из подвала. Поэтов пока здесь не встретил, но нельзя сказать что он сожалел о проведенном вечере. А столом сидели уже другие, незнакомые люди, но вот и ввалился Федор всё еще в бронзовом шлеме на голове и в обнимку с Ликой.
– Сева! Садись, – и он гостеприимно отодвинул стул для него, и поставил стакан перед ним.
Галерист сел перед ним, его дама тоже. Он открыл бутылку недорогого игристого вина, и разлил по бокалам.
– За хороший день!– провозгласил тост, и первый выпил до дна.
Сева отпил немного вина. Вкус кстати, был неплохой, ему начинало злесь нравится.
– Ты поэт? – спросил Фёдор.
– Ну да, – помедлив ответил Сева.
– Давай номер мне свой, – и он быстро записал, быстро нажимая по экрану мобильного ухоженными пальцами, и тут же отзвонился, – я тебе свою электронку написал, скинь туда свои стихи. Попробую их в журнал « Старость» отправить.
– Круто, – ответил Всеволод, не веря такой удаче.
– Круто, что ты Ксеню развлёк. Ходит, улыбается. Месяца два ходила, злая, как чёрт.
– Это вы о чём, или о ком? – вдруг вмешалась в разговор подошедшая к столу Сеня, и положила ладонь на плечо Севы, а большим пальцем другой руки сильно надавила ему на шею, и тут же отпустила.
– Да мы о погоде, стихах там, фото… – добавила Лика, делая непонимающее лицо..
– Ага…– типа поверила Ксения, – Федь, ты хотел подвал Севе показать, пойдём? – напомнила девушка.
– Точно. Сейчас всё покажу, – поспешно ответил Фёдор и встал, скорее вскочил, отодвинув стул.
Галерист повел их вниз, гостеприимно открывая двери, через проходные комнаты, уставленные старой мебелью с еще более старыми вещами. Пороги были высокие, двери были разные- и покрытые облупившиеся старой масляной краской, и антикварные дубовые, были даже алюминиевые. Сева достал фотоаппарат, щёлкая все без разбору. Было здесь очень и очень необыкновенно. Сделал и пару снимков Сени, та лишь осуждающе кивала головой, но довольно улыбалась.
– Давайте я и вас сфоткаю, – предложил Сева Федору и Лике.
– Давай, – согласилась Лика.
Они не отказывались, девушка картинно приникла к груди галериста, вызывающе выпятив небольшую грудь и изогнувшись, как стриптизерша у шеста. Несколько снимков были забавными, можно было отправлять в журналы для взрослых. Затем Федя перевозбудился и схватил Лику за сиськи, и начал целовать ее более и более возбужденно, Сева снимал, поддавшись энергетике момента.
– Пошли, Ликочка наша ведь порнозвезда, – заметила Сеня, – не впервой ей на камеру сексом заниматься, – добавила она, таща за собой Всеволода, порывавшегося остаться.