Глава 1 Вершина истории
Я сидел за рабочим столом, ел буррито с зеленым чили на завтрак и читал электронный «New York Times», когда мне пришла первая весточка после трагедии 1996 года от нашего писателя, восходившего на Эверест. Экран компьютера был заполнен статьями о крушениях самолетов и незначительных войнах в далеких странах. Президент Клинтон сцепился с представителями ЛГБТ в армии.
По сравнению со всем этим в моем солнечном, залитом светом кабинете на втором этаже офиса издания «Outside» царило умиротворение. Шел девятый час. Прохладный утренний ветерок проникал сквозь двери балкона – такой чистый горный воздух. На другой стороне дороги туристы позировали у старой железнодорожной станции вокзала Санта-Фе. Зазвонил телефон. Я чуть было не проигнорировал его. Я редко отвечал до девяти утра, если только не ждал звонка.
И уж тем более я не ожидал услышать этот голос, который тут же узнал.
И по сей день первые слова автора и журналиста Джона Кракауэра все еще крутятся в моей голове, как сломанная пластинка. Я бы узнал его деловой отрывистый тон, даже если бы он говорил через игрушечный телефон, сделанный из двух пластиковых стаканчиков, объединенных веревочкой, – да даже если бы нас разделял океан.
– Привет, Брэд.
– Джон? – Я крепко сжал трубку и потянул за провод, стараясь пододвинуть телефон ближе к двери, чтобы выйти на солнечный балкон с видом на знаменитое небо Нью-Мексико и панораму возвышающихся горных вершин. Мне хотелось быть ближе – или не так далеко – к этому писателю, который только что пережил катастрофу на вершине самой высокой горы в мире, описывая это восхождение для журнала.
– Секунду.
Я негодовал. Последнее, что я слышал от своего босса Марка Брайанта, редактора «Outside», а в те времена личного редактора и основного контактного лица по статьям Кракауэра, – наш писатель в целости и сохранности добрался до базового лагеря Эвереста во время надвигающейся метели, обрушившейся на вершину в тот день, когда десятки людей спускались вниз. Буря застала альпинистов врасплох. Некоторые так и не вернулись с хребта, в то время как другие пытались добраться по склону в условиях плохой видимости. Некоторые альпинисты добрались до своих палаток. Но другие долго не могли найти обратную дорогу и в итоге замерзали до смерти или срывались с обрывов. Одиннадцать восходителей были либо мертвы, либо числились пропавшими без вести. Чуть позже мы узнали, что Джон добрался до своей палатки, а спустя пару дней – что он прибыл в лагерь. Тогда нам показалось, что он должен был сразу же вернуться домой. Так что никто из нас не ожидал услышать от него вестей меньше чем через неделю. Именно поэтому я был поражен, но услышать его голос было сродни облегчению. Он был жив.
– Я в Катманду. В отеле.
Потом он объяснил, они должны были вернуться самостоятельно, но вместо этого их с другими альпинистами подобрали вертолеты в Фериче, – маленькой деревне с больницей неподалеку от базового лагеря Эвереста.
– Черт возьми, Джон. Ты не представляешь, как я рад тебя слышать. Знаю, это дурацкий вопрос, но все хорошо? – единственный вопрос, до которого я додумался.
Я пытался представить автора бестселлера «В диких условиях», непревзойденного писателя приключенческого жанра и давнего сотрудника нашего журнала после этой ужасной трагедии. Конечно, мне ни за что не понять тот ужас, который он испытал. Последние восемь месяцев я сидел на попе ровно в прохладном офисе, пока он истекал кровью и испытывал такие муки, какие я даже представить не мог.
Я спокойно слушал, пока он посвящал меня в детали нынешнего положения в горах и состояния альпинистов, с которыми я был знаком.
Разговаривая с ним, я сдерживал поток эмоций и слез.
Откуда слезы? Точно не уверен. Я не знал Кракауэра. Мы говорили всего несколько раз, в основном в те полгода до восхождения, когда я днями сидел на телефоне, пытаясь пропихнуть его в коммерческую команду альпинистов. Более того, ни я, ни другие редакторы не брали на себя ответственность за его безопасность, и никто из нас не мог гарантировать успех экспедиции. Идея забраться на вершину Эвереста полностью принадлежала ему. Как недавно сказал мне Марк: «Наша идея заключалась в том, чтобы кто-то из доверенного круга лиц Кракауэра освещал растущую деятельность коммерческих экспедиций на Эверест. Уж тем более нам не хотелось отправлять одного из своих лучших писателей рисковать жизнью на вершину горы».
Кроме того, мы, редакторы, сами не приложили никаких усилий. Мы не отправились в чрезвычайно опасные места, и нам не пришлось переживать страдания. Но все же… Меня переполняли эмоции, не знаю почему. Наверное, все из-за того, что я очень переживал за Джона. Все редакторы переживали. И вот что еще: на каком-то подсознательном уровне я, тридцатилетний помощник редактора, ответивший на звонок Кракауэра, потому что Марк отсутствовал, подозревал, что этим альпинистам, пережившим ужаснейший шторм на Эвересте 10 мая 1996 года, будет трудно восстановиться от душевных травм и обрести покой. Если это вообще когда-нибудь произойдет.
Но речь шла не обо мне. Телефонный звонок, история для журнала. Ничего из этого не касалось меня. Хотя, стоит отметить, я часто терял связь с этой реальностью.
Мы проговорили еще пару минут. Джон рассказал, через что ему пришлось пройти, а затем о планах начать писать вскоре по возвращении в Сиэтл.
– Нет-нет, мы поговорили об этом с Марком. Он сказал, что ты можешь не торопиться. То есть ты можешь взять год перерыва, прежде чем садиться за работу. Нам все равно. Просто возвращайся домой, отдыхай и восстанавливай силы. Можем поговорить через несколько недель или еще позже.
– Не знаешь, Марк рядом? – Джон обычно советовался только с Марком.
– Не видел его.
Я посмотрел на папку проекта со сделанными почти за два года заметками, вырезками статей и корреспонденцией от управляющих компаний и погрузился в свои мысли. С первых дней стажировки в журнале я был диванным любителем Эвереста: читал книги, смотрел видео и следил за каждым сезоном восхождений. Зачем? Не знаю. Просто я такой. Становлюсь зависимым и прыгаю в кроличью нору. Со временем меня повысили до ассистента, и я стал знатоком приключенческой части журнала. Я начал собирать материал по Эвересту. Вскоре папка заполнилась статьями и заметками из моих интервью с различными экспертами. Некоторые из них говорили, что нам, редакторам, стоило бы отправить писателя в горы, чтобы тот рассказал о коммерческой экспедиции. Несколько новых организаций рекламировали свои услуги, предлагая потенциальным клиентам организацию похода, включающую в себя прокладку веревок, перенос тяжелого снаряжения, разбивку лагеря – практически всего, кроме самого восхождения. Стоимость – $65 000.
Зимой 1993–1994 годов я провел презентацию, в которой рассказывал, что нам следует отправить писателя в экспедицию как можно скорее, «пока все не завертелось». Я выступил с презентацией на совещании редакторов в конференц-зале нашего офиса, который в то время располагался в центре Чикаго. В конце выступления я предложил двух потенциальных кандидатов, которые писали про альпинизм, – Грега Чайлда и Джона Кракауэра.
История Эвереста была благополучно забыта, будто ее никогда и не было. Но я все так же был заинтересован Эверестом. Мы все же предложили Кракауэру написать историю в марте 1995 года, но он отказался. А потом всех нас удивил, позвонив Марку и заявив, что отправится на Джомолунгму, если мы пропихнем его в команду, и что он хочет сам попробовать забраться на вершину.
Я был в восторге, услышав это. Так было даже лучше. Практически каждый в журнале начал работать над тем, чтобы воплотить эту историю. А Марк любезно назначил меня шефом зарождающегося проекта. Несмотря на это, Кракауэр звонил мне, лишь когда не мог связаться с Марком.
Должно быть, я завис на несколько секунд. Вернулся к реальности, только когда Кракауэр уже был готов закончить разговор.
– Мне пора, Брэд.
– Ну хорошо. Береги себя. Ты через многое прошел. – Как будто этому опытному альпинисту и журналисту нужны были мои советы.
Так началась последняя глава моей шестилетней карьеры перспективного редактора одного из самых уважаемых журналов страны. Работая менеджером проекта об Эвересте, я в основном занимался телефонными звонками. Помог Кракауэру получить место в первоклассной компании горных гидов. И постоянно молился о его безопасном возвращении. Но сейчас, вспоминая весну и лето 1996 года, понимаю, что был выжат. Меня отравило чувство собственной значимости. В голове я уже писал собственные пресс-релизы. И верил, что участие в этой истории поможет мне осуществить давнюю мечту стать писателем приключенческой литературы.
К концу лета я отредактировал историю Кракауэра в «Outside», руководил работой группы проверки фактов и созданием дизайна макета. По запросу Марка дал интервью для «ABC News». Спустя месяц Марк повысил меня до выпускающего редактора. А после того как история появилась в свежем сентябрьском выпуске «Outside» 1996 года с огромным заголовком «История на Эвересте», мне пришло много приглашений на радио, телевидение и в газеты. Мне приходили предложения писать истории от других изданий. Все было решено: я никогда не стану хорошим редактором, моим предназначением было самому стать писателем. В начале ноября, спустя три месяца после выхода книги Кракауэра «В разреженном воздухе», я написал заявление на увольнение, собрал все свои вещи и поблагодарил Марка и остальных коллег. Я организовал личный рабочий кабинет дома. Когда же наступит время погрузиться в свою мечту, путешествуя по самым экзотичным местам, если не сейчас? В тот момент мечта стать лучшим приключенческим писателем вовсе не была мечтой, а, извините за преувеличение, судьбой.
Теперь все было логично и обосновано. Организовывая свое новое рабочее пространство, я не получил или, по крайней мере, не прочитал ни одну памятку. Если бы только я потратил больше времени, изучая работы Фрейда и Юнга, или хотя бы просто поискал в словаре значение слова «предназначение»… Тогда я бы узнал, что предназначение – это, оказывается, сценарий будущего, пункт назначения. Мы можем мечтать о месте, в котором хотим оказаться. Но мы не можем сбежать от судьбы, слова, значение которого тоже стоило бы подглядеть. Судьба – то, что подготовила для нас Вселенная, а ее синоним в некотором смысле – обреченность. Если работа приключенческим писателем была моим предназначением, то потеря жены, дома, денег, карьеры, разума и почти всей жизни спустя десятилетие после выпуска «В разреженном воздухе» – моя судьба.
Никогда бы не подумал, что спустя десять лет мои ноги будут подкашиваться от визуализированных и порой эмоциональных воспоминаний из-за невыявленного, невылеченного комплексного ПТСР. Я стану слишком подавлен, чтобы жить, и онемею от коктейля из двадцати трех психотропных таблеток в день. Я бы и подумать не мог, что стану прикованным к дому зомби, живущим за счет государственных пособий по недееспособности, или что потом я попытаюсь наладить свою жизнь, представ духовным искателем на пути к искуплению через Святую землю. И уж тем более я не мог предположить, что заброшу писательскую карьеру, чтобы стать учителем по йоге с повязкой на голове. Или что дважды разведусь и перенесу, мать его, кризис среднего возраста.
Как я мог предвидеть, что однажды преклоню колени перед столетним йогом в пещере Гималаев и получу от него благословение стуком по лбу, которым он отправит меня в двенадцатичасовое мистическое путешествие, во время которого предо мною откроется завеса Вселенной и предстанет объединение мира?
Сидя в офисе в тот злополучный день, я думал, что закладываю фундамент для солидной карьеры журналиста и писателя. Кто знал, к чему это могло привести, но я определенно рассчитывал на славу, книги, постоянные лекции и финансовое благополучие. Я понятия не имел, что был сломленным человеком, обреченным на вечные скитания и десять лет напряженной работы, чтобы исцелиться и наконец обрести смысл жизни.
Все это приключилось со мной.
И я все еще здесь, чтобы рассказать вам эту историю.