Среда, вечер, 23 октября
– Пожалуйста, не поступай так со мной, – сказала Рэд, когда мобильный снова переключился на голосовую почту после шестого звонка.
Привет, это Карл. Я не могу ответить сейчас, поэтому оставьте сообщение, и я перезвоню вам позже.
Она оставила три сообщения, но он так и не перезвонил. Первое ушло в 7.30 вечера, через полчаса после того, как Карл не заехал за ней в назначенное время. Они планировали пообедать в Чайна-Гарден. Второе сообщение отправилось в 20.00, а третье – она постаралась убрать сердитые нотки, что далось нелегко, – сразу после 21.00. Сейчас часы показывали половину одиннадцатого. Она даже проверила свои странички в Твиттере и Фейсбуке, хотя Карл никогда еще не пользовался ими для связи с ней.
Отлично! Какая подстава! Ну разве не замечательно?
Разрыв с Брайсом обернулся кошмаром, память о котором жила до сих пор. В первые недели после того, как его удалось выставить, с помощью полиции, она частенько замечала знакомый «астон-мартин» у своей старой квартиры. Самого Брайса видно не было, но и одного лишь присутствия машины хватало, чтобы по спине бежал холодок. Он перестал делать это только после того, как она, рассердившись по-настоящему, спустила ему все четыре колеса. Но и это был еще не конец. Иногда, во время одиночных тренировочных пробежек – она готовилась к участию в Брайтонском благотворительном марафоне, – Брайс попадался ей на глаза. Он следил издалека – с тротуара или из машины. Такая слежка действовала на нервы, особенно когда она бежала по Даунсу вечером, в наступающих сумерках.
По совету людей из «Проекта «Убежище», она переехала из квартиры вот в это временное жилье, снятое ими на вымышленное имя.
Квартира располагалась на третьем этаже и была выбрана из-за своего расположения – ее окна не просматривались с главной улицы – и наличия укрепленной входной двери. Мрачный, изрядно обветшавший викторианский особняк, переоборудованный когда-то в частную резиденцию, находился неподалеку от набережной Хоува. Из окон открывался вид на пожарную лестницу безобразного, 1950-х годов постройки, многоквартирного дома и переулок, который вел к автомобильной стоянке и гаражам за ее кварталом.
Предполагалось, что здесь она будет чувствовать себя в безопасности, но новое жилище действовало угнетающе. Узкий, слабо освещенный коридорчик вел в небольшую, открытой планировки зону, совмещавшую гостиную со столовой и старомодной кухонькой размером чуть больше камбуза и поделенной барной стойкой для завтрака. Еще здесь было две спальни: поменьше – ее она превратила в свою уютную норку – и побольше, с видом на гаражи и стоянку для велосипедов.
Она покрасила стены белой краской, что немного освежило квартиру, и повесила несколько картин и семейных фотографий, но все равно не чувствовала себя здесь дома и знала, что никогда не почувствует. Правда, теперь у нее появилась надежда – перебраться в скором времени в новую квартиру, квартиру-мечту. Она уже занялась продажей старой и рассчитывала на финансовую помощь родителей. Новая, просторная и светлая, находилась на верхнем этаже Ройял-Риджент – перестроенного дома времен Регентства на Марина-Пэрейд, в Кемптауне. С огромного солнечного балкона открывался восхитительный вид на пролив – марина к востоку и Брайтонский пирс к западу. Консультант по семейным отношениям посоветовала не ездить на ее любимом кабриолете «фольксваген-битл» 1973 года, поскольку он слишком заметный, так что теперь машина стояла в арендованном для этой цели гараже и выезжала лишь изредка для зарядки аккумуляторов и ремонта.
Она вылила в бокал последнее, что оставалось в бутылке «совиньон блан», которую открыла, когда окончательно поняла, что никуда с Карлом сегодня уже не пойдет. Мужчины. Черт бы их побрал, мерзавцев.
Но это так на него не похоже.
После кошмаров последних лет, после всего, через что ей пришлось пройти, Карл стал глотком свежего воздуха. Познакомила ее с ним лучшая подруга, Рэкел Ивенс, дантист. Карл работал в том же медицинском центре и относительно недавно овдовел. Жена умерла два года назад от рака груди, оставив его с двумя детьми. По словам Рэкел, теперь он готов был двигаться дальше и начать новые отношения. Еще она сказала, что, по ее ощущениям, у них может получиться.
И оказалась права.
Они пообедали вместе несколько раз, а потом, в прошлую субботу, когда его сыновья остались ночевать у родителей покойной жены, провели вместе целую ночь и едва ли не все воскресенье. В какой-то момент Карл широко улыбнулся и сказал, что, должно быть, здорово запал на нее, если даже принес в жертву свой традиционный утренний гольф.
Ей бы не хотелось, едва начав, стать вдовой гольфиста, ответила Рэд с такой же широкой – но многозначительной – улыбкой. Воскресное утро они провели в постели, потом сходили в «Шеллфиш энд ойстер бар» под Кингс-роуд-аркс, где позавтракали морепродуктами, устрицами и копченым лососем, и с удовольствием прогулялись по эспланаде. Ближе к вечеру Карл отправился за детьми, и они договорились встретиться вечером в среду. Он даже запланировал взять на этот день выходной, чтобы сыграть на турнире по гольфу, а потом заехать за ней в семь вечера.
Так где же он? Может, с ним что-то случилось? Может, попал в больницу? Карл не сказал, на каком именно поле будет играть в гольф, и теперь она не знала, куда звонить. Рэд вдруг подумала, что вообще-то знает о своем новом знакомом совсем мало, хотя и наводила о нем справки. И возможно, Карл мало кому о ней рассказал.
Позвонить в полицию? Спросить, не зарегистрировано ли в городе несчастных случаев? Нет, не стоит. За последние годы они приняли от нее слишком много звонков; каждый раз, после очередной ссоры, когда Брайс пускал в ход кулаки, Рэд набирала 999. Больницы? Извините, я бы хотела узнать, к вам, случайно, не поступал доктор Карл Мерфи?
Опыт прежнего общения с мужчинами подсказывал, что она, возможно, слишком снисходительна. Скорее всего, он просто напился в этом своем гольф-клубе, в девятнадцатой лунке, и напрочь о ней забыл.
Мужчины, чтоб их…
Она осушила бокал.
Пятый, отметил тот, кто наблюдал за ней.