О друге нет и помина,
В углах одна паутина.
Как у крупной птицы,
Отрастил я крылья.
У соседей лица
Вытянулись в рылья.
Один башмак мой чавкал,
Другой башмак пищал.
Покинуть предложили
Мне танцевальный зал.
Ревел человек в коляске,
Видно, хотел он ласки.
Упал цветок в большом
горшке,
Попал мне прямо по башке.
На голове цветочки
Прижились, как на кочке.
Я шёл и дул на суп,
Чтоб сразу сесть и съесть.
Он на пол – хлюп да хлюп,
Не смог я суп донесть.
Весь суп я на пол сдул,
Голодным сел на стул.
Пойду домой, пожалуюсь маме,
Что луна зажата двумя домами.
Давно мы с Толиком друзья.
Мы торт несём в носилках.
Настолько друга знаю я,
Что чувствую затылком.
Вот наклонился он лицом
И откусил кусок.
– Не будь, – сказал я, —
наглецом,
Вставай вперёд, дружок.
Синяк заслужил я храбростью,
Как орден, ношу его с радостью.
Ходил я против ветра носом.
Остался на всю жизнь курносым.
Съел я обеда две порции,
У меня исказились пропорции.
Сверху расширился, снизу
сузился.
Шёл по проспекту я
и конфузился.
Засмотрелся на ивы плакучие,
Оказался в навозной куче я.
Прошла по спине моей палка.
Реву я, как поливалка.
В давке меня исковеркали,
Будто в кривом зеркале.
Если б знал, что падать тут, —
Натянул бы я батут.
Вот это сумка!
Не сумка – сума!
С отцом мы на рынок ходили.
На рынке купили живого сома
И в ванну его пустили…
В ванну его пустили,
А потом загрустили.
Вот это сом!
Не сом, а сомище!
Не мыться же с ним вдвоём.
А сколько усатый требует пищи!
Сома мы к Неве несём.
Сома в Неву опустили
И снова с отцом загрустили.
Внизу стоят люди,
А мы по карнизу идём.
Ну и хохоту будет,
Если мы упадём!
Стояли люди, стояли,
Лишь продрогли напрасно.
Мы, как назло, не упали,
Всех огорчили ужасно.
Красил я дверные створки.
До кино остался час.
Зацепил ногой ведёрко,
Краска лужей растеклась.
Растеклась так растеклась,
Это ж краска, а не грязь.
Отложу поход в кино,
Пол покрашу заодно.
Вторсырьё сдавать иду,
Будет много там народу;
Я несу с собой еду
И подушку кислорода.
На нитках я свесил конфетки,
Детей из окошка дразню:
Конфету хватают детки —
Я нитку к себе тяну.
Родители называют
Меня дураком… Ну и пусть.
Юмора не понимают —
Дети плачут, а я-то смеюсь.
Я волновался от страха,
Как на верёвке рубаха.
Сижу я в болоте на кочке
И кушаю хлеб с колбасой.
Подходит ко мне незнакомец,
Размокший и страшно босой.
– Я провалился в болото, —
Тоскливо он мне говорит, —
Оставил там целых два бота,
Этюдник и теодолит,
Рюкзак с очень ценным снарядом
И то, в чём я кашу варил, —
Сказал так и плюхнулся рядом,
И больше он не говорил.
И был он настолько промокший
И до того босой,
Что я поделился с ним хлебом,
А также и колбасой.
Сижу я в запахе тмина,
Пишу с натуры этюд.
Передо мною картина…
Не картина – салют!
Всё сверкает на солнце,
Красок таких и нет.
Жук упал на подсолнух,
Мух взорвался букет.
В листьях цикада большая…
Такой вдруг поднялся крик!
Взвилась бабочек стая,
Разжал кулак борщевик.
Замолчала цикада
И вновь закричала вдруг.
Слоники сыплются градом,
Выпустил жертву паук.
Прыгнул кузнечик упруго
И закачался в цветах.
Меняются друг за другом
Сто картин на глазах.
Комар завертелся в пляске,
Нырнул лягушонок в стакан.
Разбрызгал я кистью краски —
Не этюд, а фонтан.
Я замкнутый, я общительный,
Больной, как бык здоров.
Пошёл немного понырять
С холмистых берегов.
В прекрасную, ненастную,
Хорошую погоду
Нырнул в горячую, как чай,
Я ледяную воду.
Мне хорошо, мне холодно,
Мне жарко, точно в печке.
Я жажду, как в пустыне,
По горло сидя в речке.
Я вышел – да, я вылетел,
От холода дрожа.
Нет, точно рыба от жары,
На берегу дыша.
Со мной случилась беда —
На меня упала звезда!
И вот от злости
Я пришёл к нему в гости.
Я записывал птиц голоса
На карманный магнитофон.
В микрофон залетела оса,
Создавая ненужный фон.
Коснулся её случайный я —
Записался мой вопль отчаянный.
Упал я – вот неудача!
Кругом же смех вместо плача.
Стою и не верю своим глазам —
Мимо меня прошёл я сам!
Коля съел моё варенье,
Всё испортил настроенье.
Я синяк ему поставил —
Настроение исправил.
Однажды я в шторы закутался,
Стал раскутываться и запутался.
Зато распутывался так старательно,
Что запутался окончательно.
Видимо, штора пошла винтом,
Но понял я это только потом,
Когда оторвалась штора,
Запутался я в которой.
Была жара, разошлись облака,
Солнце над самой головой повисло.
Я бросил лягушку в бидон молока,
Чтобы оно в дороге не скисло.
Донёс молоко до самого дома,
Забыл совсем про лягушку.
Вспомнил, когда я стал из бидона
Разливать молоко по кружкам.
Брату с книжкой, отцу с газетой,
Сестрёнке с куклой, деду в очках,
Тётке с букетом, дядьке
с пакетом…
Что сейчас будет – просто страх!
Мамина кружка, моя кружка.
Вот и вылито всё молоко.
К счастью, ко мне нырнула
лягушка.
Ох, как разлить молоко не легко!
Велосипед меня понёс.
Понёс куда-то под откос.
Он там остался без колёс,
И дальше я его понёс.
Я получил замечание.
Папа пришёл в восторг,
А мама – в отчаяние.
«Поведение вашего сына
Внушает тревогу:
Он изучает йогу
И вместо руки подаёт ногу.
Детям, конечно, полезно
В движениях разнообразие,
Но бегать по потолку —
Это уже безобразие!
Законов физики не признаёт
он совсем.
В коридоре на люстре качается,
За партой сидит в позе «дзен»,
Терпенье моё кончается.
И хоть учится он на «отлично»,
Поведенье его не этично,
Даже, можно сказать, разлагающе:
Физрук под его влиянием
Ходит как-то летающе.
А учитель ботаники цветами порос.
Химик на уроке
Превращается то в ртуть,
то в купорос.
А учитель истории —
То в Цезаря, то во льва,
то в гладиатора,
Но у нас же школа,
А не подмостки театра.
Вот и я поддался йоге
немножко —
Улетаю из класса прямо
в окошко,
Хоть в школу вхожу
Через парадные двери…
Прошу принять против йоги
Самые строгие меры!»
Без мамы купили мы с папой
В магазине пальто.
Мне пальто, а папе шляпу —
Идём домой под зонтом.
Папа идёт, сердит —
Шляпа ему не идёт.
Я на папе сижу —
Пальто на мне не сидит.
Я забрался под кровать,
Чтобы брата напугать.
На себя всю пыль собрал.
Очень маму напугал!
Вот и скончался дедушка,
Сижу у окна и тоскую.
В окошке напротив девушка
Расчёсывает другую.
На плечи намазала голые
Какую-то белую массу.
Потом повернула голову
И скорчила мне гримасу.
А после первая девушка
Расчёсывать стала другую…
Вчера у меня умер дедушка,
А не о нём я тоскую.
С каждой секундой
Я старше и старше
Сам себя становлюсь.
Ужасно смешно мне
И весело страшно,
Что скоро остановлюсь.
На заду кобура болталась,
Сбоку шашка отцовская звякала.
Впереди меня всё хохотало,
А позади всё плакало.
Папа вазу опрокинул:
Кто его накажет?
– Это к счастью, это
к счастью, —
Всё семейство скажет.
Ну, а если бы, к несчастью,
Это сделал я!
– Ты разиня, ты растяпа! —
Скажут про меня.
В запертом зале
Вздрогнуло что-то,
Будто ударил
Кто-то кого-то.
Дрожащий папа
Дрожащей рукой
Дрожащую маму
Повёл за собой.
Дрожащую дверь
Открыл в тёмный зал,
Там кот дрожащий
На лавке дрожал.
Дрожащие стёкла
В окнах дрожали,
Дрожащие капли
По стёклам бежали.
Сидела на раме
Дрожащая мышь.
Сказал папа маме:
«Ну что ты дрожишь?
Ты просто трусиха
Здесь нет никого,
Спокойно и тихо.
Дрожать-то чего?»
Так папа сказал…
Но, выйдя из зала,
И папа дрожал,
И мама дрожала.
Я сам себя в пальто одел
И рукавом свой нос задел.
Решил пальто я наказать
И без пальто пошёл гулять.
Я взял бумагу и перо,
Нарисовал утюг,
Порвал листок, швырнул
в ведро —
В ведре раздался стук.
На скатерть
во время
обеда
выполз
такой
таракан,
что, если
стаканом
накрыть
таракана,
таракан
увезёт
стакан.
Стакан
упадёт,
и не станет
стакана,
и
убежит
таракан,
а после
вернётся
и, очень
возможно,
свалит