Делать рифмы острей и злей,
Корни к дому – на гвоздь, на клей,
Даст Бог, следующий юбилей
Всех не вгонит в уныние.
Пусть вчерашнее не спешит,
Надо завтра поворошить,
А надумаешь – так пиши
На плите на латыни мне.
Хоть хлестал – не смягчился слог,
Хоть к размеру не слишком строг,
Между строк кто б увидеть смог
Кислоту вместо елея.
Вот разбег на второй заход,
Поиск тем, поиск клавиш, нот,
Но порою забит живот
Желчью «первоапрелия».
Порох есть, значит будет дым,
Грустный клоун примерил грим,
Расплескался по выходным
На невзрачные шансы.
Клоун это не ранг, не чин,
И грустить с ним полно причин,
Так давай с тобой помолчим:
Повтыкаем в нюансы…
Вы из сказки? А то впервые к лицу лицом…
А у вас там всегда всё со счастливым концом?
Прям конкретное зло есть и прям добро,
И одно другое на лопатки через бедро?
Нет, мы от вас почерпнули, причём, немало:
Мы тут пашем дружно, как Папы Карло,
Не сказать, что все, но основная масса,
Кормим избранных Карабасов.
А менять буквари на перфоманс с трюками
Мы готовы рьяно и с особым рвением,
Скажем больше: здесь подобными штуками
Занимается отдельное учреждение.
Деньги в землю кидать. От судьбы ждать приза —
Тут шагаем в ногу, не помог прогресс,
30 лет и 3 года качает франшиза
Под названием ёмким – Поле Чудес.
Правда, с выбором у вас – золотая жила,
Наш то невелик и всего таков:
Бросить всё и сорваться в Страну Дебилов
Либо дальше маяться в Стране Дураков.
С шумом, гамом, тарарамом,
Как коняга племенной,
Проскакал по инстаграммам
ВЫ-ХОД-НОЙ.
С пол-фужера, с пол-стакана,
И с фисташками в развес,
Затянулся из кальяна
И-ИС-ЧЕЗ.
Раскачался к десяти,
Отписал всем по сети,
В план поставил: куролесить,
Пить и булками трясти.
Из доставки пиццы кучер
Трижды вызван был на бис.
Изнасилован, измучен
ДУБЛЬ-ГИС.
Воскресение. Бита карта
У бравады показной,
А начиналось всё стандартно:
ПО-ОД-НОЙ.
Прогремел, как в мае гром,
Проревел, как космодром,
В голове взорвался утром,
Будто пушечным ядром.
Не поднять – зачем же браться?
Что-то ёкает внутри:
Где ж твои, пусть не семнадцать, —
ДВАД-ЦАТЬ-ТРИ.
Вывод сложный, вывод трудный:
Пусть с полгода стороной
Оббегает беспробудный
ВЫ-ХОД-НОЙ.
Сел на жопу, бросил цепкий
Взгляд по сторонам:
Внучка, жучка, бабка, репка,
Кошка, мышка, сам.
Исчерпал лимит на солод,
Стресс и никотин,
Только что за странный голод
Рвётся из глубин?
Что за червь сомнений гложет
Сердца закрома,
Манит выпрыгнуть из кожи,
Выжить из ума.
Точит каплей до подкорок:
Судный день настал,
Дядя, Вам уже под сорок,
Где Ваш пьедестал?
Где Ваш рупор и трибуна,
Пламенный контент,
Где восторг адептов юных,
Бюст на постамент.
Чувство скорби и утраты
Не тревожит нрав:
Что курсор по циферблату
Побежал стремглав?
Как могло случиться, что ты,
Даже не предупредив,
Покорённые высоты,
Беспредельные субботы,
Увольнения с работы
Отложил в архив?
Что ж, присядем на дорожку,
Цель теперь одна:
Черпать зрелость полной ложкой,
Пить её до дна.
Не забыть того, что было,
Как бы не был рад:
Доставай из жопы шило,
Наточи и – в зад!
Мир жесток и мир изменчив,
Я тебя так долго ждал,
Наступил декабрь-вечер,
И я тупо дуба дал.
Мне прямой хотелось речи,
Я послал тебе сигнал,
Он остался неотвечен,
И я тупо дуба дал.
И я тупо дуба дал.
И я тупо дуба дал.
Делал лунную походку,
Башмаками снег топтал
Под бубенчиков чечетку
Я сквозь зубы напевал;
Как я тупо дуба дал,
Как я тупо дуба дал.
Дома ждут вино и свечи,
И любимый сериал,
Но не состоялась встреча,
И я тупо дуба дал.
Как-то не по-человечьи
Ты нарвалась на скандал:
Поздний вечер, делать нечо,
И я тупо дуба дал.
И я тупо дуба дал.
И я тупо дуба дал.
Делал лунную походку,
Башмаками снег топтал
Под бубенчиков чечетку
Я сквозь зубы напевал;
Как я тупо дуба дал,
Как я тупо дуба дал.
Ты прикинь, я от перхоти знаю шампунь номер два:
Он такой же, как первый, в нем химия, мыло, трава.
И шампуни от перхоти номер четыре и три,
Представляешь, по факту, не слишком различны внутри.
Ты прикинь, я, вообще, не уверен, что спорт – это круть,
Не уверен, что каждому бицепсы-трицепсы в пору,
Может быть, через годы удастся поглубже копнуть:
Сколько душ в лихолетье сгубили борцы и боксеры.
Под сомнение ставлю вообще чьё-то право на власть,
И надеюсь, что хата моя не окажется с краю.
В моем городе власть – это длинные руки и пасть,
Где подключена опция «только гребу и глотаю».
Мне не верится в добрую волю божественных сил,
Больше верится в молнию, бьющую в землю из тучи.
Ты просил их о чем-то? Я тоже о многом просил.
Тебе тоже сказали: Пока абонент неподключен?
Ты прикинь, я, пожалуй, пока на костёр не готов,
Но за мысли такие возьмут и отправят на плаху —
А я видел, я видел, я видел трёх этих китов
И лежащую ниже огромную черепаху.
Долго длится у Фидрата
Дружба с фотоаппаратом:
Заменил ему штатив
И семью, и коллектив.
Кто-то предлагал Фидрату
Делать съёмки торжества,
Но, увы, социопату
Это нравится едва:
Делать качественно фото
Для какого-то кого-то,
Чтоб на снимках этот кто-т
Улыбался во весь рот?
Ни коврига, ни зарплата
Не смогли толкнуть Фидрата
На общение с людьми
С проявлением мимими.
Но карьере нет заката,
И, примерно в феврале,
Появилась для Фидрата
Должность в паспортном столе.
Проявил себя здесь с блеском,
Весь процесс – как дважды два,
И достиг в занятии мерзком
Он вершины мастерства:
Как ни щёлкал он быстрей,
Вспышкою не хлопал:
Получалось у людей
Не лицо, а – ЖОПА…
Доходило, что смотрели
Вы на фото выше плеч,
Тут же задаваясь целью —
Плюнуть в паспорт или сжечь.
Документы – в ягодицах,
Начался круговорот:
Не уехать заграницу
И не получить зачёт.
При приеме на работу
Также – гнусный результат,
Так как в личном деле фото
Обрабатывал Фидрат.
Человек пришёл в ОВИР,
Захотел увидеть мир.
Говорят: – Лицо не в визу,
А на спину ближе к низу.
И на этой мрачной ниве
Прячет жопу мусор в ксиве,
Насмотревшись всяких жоп,
Прячет жопу в бейджик ЧОП.
Вслед подобным результатам
И Фидрат и иже с ним
Стали собирать дебаты
Всех, кто портит жизнь другим.
Как добавить в жизнь облому
Обсуждали до утра:
Паспортистки, управдомы
И, конечно, мусора.
Порешили точно в срок,
Чтоб из жопы выжать прок:
Делать жопу повсеместной,
Ставить жопу «на поток»,
И по случаю такому
Троекратное «Ура»
Прокричали управдомы,
Подхватили мусора.
Нет у этого трактата
Никакой морали:
Автор встал, поднял лопату.
Разгребёт? Едва ли…
Нельзя смотреть на мир в деталях,
Он чудно издали хорош,
И как зассали и засрали
Издалека не разберёшь.
Не разглядишь его изъяны,
Различия в нациях и странах,
Надежно спрятан каждый шрам
От войн, коллапсов, прочих драм.
Как поменял мундир на робу,
Зачах в прислуге мудака,
Так вот, не видеть это чтобы,
На мир смотрите свысока.
Смотрите с примесью цинизма,
Критично свой бросая взор
На вихрь грядущих катаклизмов,
Но не в упор.
Как широко глаза открыты,
Какие беды суждены,
Увы, не разглядеть с орбиты,
И, уж тем более, с Луны.
Не ройте носом перспективы,
Вершки хватайте наобум,
Чтоб жить наивно и красиво,
Не нужен zoom.
На другом конце планеты,
Что есть мочи, что есть сил
Черт-те чем грозит нам некто
Под названием ИГИЛ.
Просекло жульё: вот жила,
Чтоб прикрыть свой нежный тыл,
– Вся беда, что лезет рылом
В хлев наш некто из ИГИЛ!
Вон – авто в воронку смыло,
Ну, а хули нам авто?
То ли дело – зло ИГИЛа,
А авто – ващще не то.
Вон – поход накрылся хренью:
Крейсер в море задымил.
Это мелочи в сравнении
С перспективами ИГИЛ2.
Взять коррупцию на вилы!
Где там – дел невпроворот:
Вот расправимся с ИГИЛом,
А потом и их черёд.
Чтоб росли в России дети
Лучше всех, проявим пыл,
Но пока в приоритете
Зло с названием ИГИЛ.
Вон – в трубе тепло остыло,
Вырос чек за киловатт:
Сразу виден стиль ИГИЛа,
Их диверсий результат.
И футбол поставлен раком,
Ведь Мамаева поил
И Кокорина в Монако
Тоже кто-то из ИГИЛ.
Обнаружили нехило
У полковника бабла:
Это происки ИГИЛа,
Их паскудные дела.
Шаг – от идола до мема:
Мрак актеров перекрыл —
Гляньте, даже до богемы
Докарабкался ИГИЛ3.
Осень рано наступила,
Дал по пальцу, а не в гвоздь —
Даже в этом без ИГИЛа,
Сто пудов, не обошлось.
Поп «ХО» запрятал в рясе,
Помахал кадилом:
– Проживем на хлебе-квасе,
Лишь бы без ИГИЛа…
Я пришел к тебе с приветом,
Всё понятно, всё знакомо,
И рассадка по билетам,
Но, по факту, это – кома.
Генеральная и сборка:
Стали лучше звук и свет,
Лица новые в гримерках,
Но смотреть желания нет.
Мысли нет – сбежать с учебы,
Взять больничный в ООО
И сюда ломиться чтобы
С головой нырнуть в НЕГО.
Пафос стал многоэтажным,
Лёг как красная строка.
Прах безудержного гранжа
Был закопан за ДК.
Уж прости, но это кома:
Почивают на печи,
С лошадиной дозы брома,
Звукачи.
Покажи: кто коры мочит,
Кто здесь лидер и оплот?
Говорят, что даже в Сочи
ОН уже совсем не тот…
Нету ощущения дома,
Хоть и чувства нет вины,
Но, по факту, это – кома,
Даже пролежни видны.
В доме было тихо,
Разбудили Лихо,
Лихо с криком понеслось,
И такое началось:
Завибрировал весь дом.
Чмокнув в щеку папу,
Прыг с кроватки босиком
Прям котэ на лапу,
Опрокинуло горшок,
Оторвало штору,
Разбросало порошок
Прям по коридору.
Свет выключило в туалете,
А потом и в ванной,
Залепило на планшете
Кнопку кашей манной,
Попой шлепнулось на пульт,
Поменяв кино на Мульт,
Подтвердив, что в этом доме
Анимация – как культ.
Всюду сунуть нос успело,
Танцевало, песни пело,
Порычало как медведь,
Умудрилось пореветь.
Потеряли мама-папа
За день точно по кило,
Но за это бонус капнул:
Лихо «эр» произнесло.
Прячьте реки, прячьте горы,
На засов закройте край:
Приезжают мародеры
Резать местный каравай.
Там давно уже решили
(Что тут на судьбу пенять):
Где кому подрезать крылья,
Где какие сливки снять.
Им негоже распыляться,
Лезть в бутылку – моветон, —
Взял пакет контрольный акций
И покинул регион.
Подпись. Сказка стала былью,
А московская метла
В рот сметает местной пыли
Крошки с барского стола.
И сквозь будней серых ритм
Подколодным свиньям, псам
Скажут в новостях: с визитом
Прилетал какой-то САМ,
Обсудил, как говорится,
Здесь объемы инвестиций
Может – в ТЭК, а может – в трест,
Обещал рабочих мест.
О грядущих результатах
Обещали дать нам знать:
Хули, не жили богато,
Ну и не хрен начинать.
Путь прикрыт из грязи в князи,
Выбор, честно, не велик:
Ты – кассир, я – мерчандайзер,
Ты – физрук, я – трудовик.
Будем в ожидании лета,
Хоть сценарий и не нов,
Жаться по торговым центрам
Без надежды и штанов…
Сегодня Нострадамус взял законный выходной
В надежде закрепить слегка поехавшую крышу,
Коллеги Нострадамуса шептались за спиной,
Но он уверен был, что заявление подпишут.
И Нострадамус шёл походкой бодрою домой,
Хотя в мозгу витали вариантов прочих тыщщи,
Соседи Нострадамуса шептались за спиной,
Да он и сам уверен был, что шёл на пепелище.
Сегодня Нострадамус выпил с другом по одной
В разгар какой-то очень бестолковой вечеринки,
Потом уже прохожие шептались за спиной,
Но он и так почувствовал, что шёл в одном ботинке.
Хотел тряхнуть сегодня Нострадамус стариной,
Пускай прогнозы делать – нафталин для Нострадамуса,
Букмекеры толкались и шептались за спиной,
Но уже сказал, что «Бензема с подачи Рамоса».
Сегодня Нострадамус мог покрыться сединой,
Шагая под стрелой большого башенного крана,
Строители испуганно шептались за спиной,
Но Нострадамус точно был уверен: ещё рано.
Шагает по стране как слон последняя декада,
Сметая бременем хлопот всех на своём пути.
Преддверие грядущего в неделю треш-парада,
И ладно, если не дойдет до минус тридцати.
Одни на низком старте собирают чемоданы:
Вот-вот по терминалам прозвучит «аревуар»,
Удел других – спешить на приступ местного «Ашана»,
Периферию тихо накрывает перегар.
И напевают в унисон деревня и столица,
И пьют на брудершафт коктейль из молотой попсы,
И режут в унисон ножи на кухнях по традиции
Набор из огурца, яйца, горошка, колбасы.
Спешит студент закрыть хвосты (пока что – зимней) сессии,
Хотя совсем не сессией забита голова.
И в атмосфере плавает дух уникальной смеси
Набыченной агрессии и жажды волшебства.
И кажется, никак не испоганить настроения,
В надёжном месте спрятано до первого хлопка,
Пока между прилавков громоздится население
С наляпанной на пол-лица улыбкой дурака…
Шли в историю небритой толпой,
Пахли тамбуром и разливным,
С полустанков отправляясь в запой,
Изо рта пуская кольцами дым.
Нас встречали на перронах столиц,
Жались в кучки, ожидая, пока
Наши мяли по углам проводниц
За набитые в дороге бока.
Наши падали с разбега в кусты,
Наших с поезда неделю качало,
Лили кофе на визиток листы,
А потом всё сочиняли сначала.
Помотало вверх и вниз, вправо-влево,
Наших с этими и с теми видали,
И тогда, по ходу, думали все вы:
Выпить с нашими – гран-при фестиваля.
И казалось, что они знамениты,
И что дальше будут больше вокзалы,
Но опять и опять фавориты
Отстают на две десятые балла,
И всё больше натирает корона,
И не так уже добры проводницы,
И всё дальше уезжают вагоны
От такой, вполне реальной, столицы.
Отлетают как балласт, как обуза,
Всё безлюднее в ночи полустанки,
И отходят, как ступени «Союза»,
Позабытые уфимские панки…
Да, я тот самый автор, тот источник этой фразы,
Которую спичрайтеры цитируют на бис,
И на центральной площади брендмауэр с унитазом
Имеет подоплёкой – мной набросанный эскиз.
И давит на подкорку и плебею, и элите,
Чего б не родила моя больная голова:
Успейте, постарайтесь, напрягитесь, поспешите,
Купите три говна, а заплатите лишь за два.
Сидит, обняв колени, в душе плачущая муза,
Бросаясь с жара в холод, взгляд уставив в потолок,
Не лучшее для музы место – спаренный санузел,
Да и поэт, увы, не Ворошиловский стрелок.
Читаю между строк: не повредила б терапия:
Сеансы у психолога, бассейн и массаж —
Насколько не хотелось лечь в формат 4Р ей,
Настолько птица в клетке – нелюбимый персонаж.
Разбросан на фрагменты, беспричинно беспокоен,
Объём печатных знаков – самый ценный результат.
Размазанный талант по хлебной корке тонким слоем:
Не чувствуется привкуса, не слышен аромат.
Подавлен творческий порыв коммерческой заразой,
И строчка в эпитафии, как финишная цель:
«Он размещал великую рекламу унитазов
И проводил не менее великий BTL».
Позабыв расставить точки,
Побежал, хромая, почерк,
Ведь опять приснилось ночью
Сочи…
Позвонив, позвав: не прочь я,
Друг поехал: вспомнить хочет
Как рвалось когда-то в клочья
Сочи…
Говорит, сейчас там – очень,
Не в психозе – в чем-то прочем,
И другие коры мочат
В Сочи…
Не пустил режим рабочий:
Прячу где-то в междустрочьях
Ностальгию-томагочи
К Сочи…
Узелок уже не прочен,
Раскидало вдоль обочин,
Но внутри, как прежде, точит
Сочи…
А давай сегодня не пилить караваи,
Не ловить вай-фая,
Не считать барыши.
Знаешь: в этом городе ещё есть трамваи,
В них в такое время почти не души.
Даже алкаши в своих приоритетах,
Мол сейчас не лето,
Перелезли в норы,
А для нас с тобою грустный транспорт этот,
Спрятанный с Проспектов,
Оказался б в пору.
Пусть они не ходят нынче вкруговую,
Но мест для поцелуев
Нам с тобою хватит,
Ну, а там посмотрим, куда нас ветром сдует:
Хоть на отходную,
Хоть на afterparty.
Пересел в такси на другом бюджете:
Пролетарство хейтим,
Пролетарство диссим.
А я счастливый как-то сожрал билетик,
Верим же как дети
В сказку суммы чисел.
Непривычно снова видеть сквозь стекло нам,
Как бабулька ломом
Переводит стрелки,
И уже не слышен стук колёс из дома,
И как незнакомо
Это нашим мелким.
Но как в память колет нам с тобой вчерашним,
Не таким домашним,
Как двум космонавтам,
Напролом бегущим с сорванною башней,
Прям по свежей пашне
Собственного завтра.
Вышел из дома, махая флагом,
Пошёл по центральной улице в знак протеста
В направлении внутреннего рейхстага —
У каждого должно быть такое место.
Из какого б теста не лепили в школе,
У каждой субстанции есть точка кипения,
Переход от общего к смыслу, соли:
К самому-самому от более-менее.
Когда терпение держит палец на курке,
И уже не маячат оазисы вдалеке,
Остаётся захлопнуть с размаху дверь квартиры
И размахивать тряпками на древке.
Остаётся пристроиться к кому попало,
Нахватать у идолов коронных фраз,
Сделать гордым и пафосным своё ебало,
Чтоб работало профилем и в анфас
Не секрет, что любую хоть глыбу, хоть массу
Можно сдвинуть с места и списать в утиль
Даже самым обычным пушечным мясом,
Подобрав к этой пушке затвор и фитиль.
Но что пушкам, что мясу, что пулям и ядрам
Не дано понимания смыслов и соли,
Понимание было б губительным ядом
Для такой и без яда губительной роли.
Аль почуял кто себя вольной птицей,
Аль кто планы свои поведал Богу,
Тут не зарекайся даже за ягодицы,
И подавно – за дом казённый и за дорогу.
Как понять, где тот пряник и где же тот кнут,
На которых держат, как на поводке,
Как итог: или трахнут, а скорее – грохнут,
И накроют тряпкой, что на древке.
Ставить нечего на кон,
Дальше вниз устал идти:
Ты мой сладкий Рубикон,
Нежное fatality,
Мой закон и мой капкан.