Психушка
Я отдал свой роман о любви санитару психбольницы. Его звали Гарри Барский. Теперь он известный писатель Маркус Крыми. Бывший санитар психбольницы дает интервью журналистам, рассказывает о муках творчества и планах на будущее. Но я на него не обижаюсь. В конце концов, каждый человек имеет право на минуту славы. Пусть радуется жизни, а когда он мне надоест, я его убью.
Вместо предисловия
Первым крамолу в романе обнаружил редактор издательства «Наш детектив» Степан Кривуля, длинный тощий язвенник, полгода назад он перебрался в Россию из западной части Окраины.
– Это диверсия. Маркус Крыми (настоящей фамилии автора он не знал) хочет нас пустить по миру. Он на святое замахнулся, на западные гранты, – сообщил директору издательства Алексею Македонскому Кривуля. – Да если мы позволим хоть намекнуть на то, что получатели американских грантов связаны с ЦРУ, нас сотрут в порошок. Во-первых, книги нашего издательства перестанут продавать на Окраине. А это огромный рынок, это стабильные доходы. 20 процентов наших читателей живет на Окраине. Но это еще не все. Мы потеряем половину рынка сбыта здесь, в России. Да им, там, в штатах, стоит только намекнуть, как на наше издательство набросится сотня прикормленных борзописцев-грантоедов. Они камня на камне не оставят от изданных нами книг. Я, конечно, тоже, как и все, ратую за свободу слова и право автора на свою точку зрения, но только не в этом вопросе. Тем более, что «Пятая колонна» никакой не роман, а самый настоящий памфлет. У него в тексте рядом с выдуманными героями присутствуют реальные живые люди.
– Не понял, о чем это ты? – нахмурился Македонский.
– Ну, как бы вам лучше объяснить, вот, к примеру, у Федора Достоевского в «Бесах» есть такой герой – Кармазинов, так он был живым человеком. А Достоевский взял и живого человека засунул в роман.
– С Достоевским я понял, на него в суд подавать поздно, а кого Маркус Крыми из живых засунул в свой роман? – напрягся Македонский.
– Там есть два реальных человека – это Ядвига и Казимир Бзежинские. Вы скажите, зачем он играет с огнем. Я общался с госпожой Бзежинской. У нее большое будущее. Женщина широчайшей души. Понимает все с полуслова. Я к ней по поводу гранта на «независимость» приходил. Дала сразу!
– Чего она дала тебе? – с подозрением посмотрел на главного редактора Македонский.
– Нет, вы не подумайте ничего плохого. Я оказался не в ее вкусе. Хотя меня перед свиданием с Бзежинской убеждали в обратном. Но деньги дала. Три тысячи долларов на «независимость».
– Так ты тоже из этих, из грантоедов!? – возмутился Македонский.
– А что тут плохого? У интеллигенции денег нет. Вот и идешь к ним с заявкой на грант и анкетой. Если понравишься, помогут. А то, что он понаписал про Ядвигу Бзежинскую, полное вранье. Она порядочная женщина, кристально честная и большая умница, – перешел на шепот Степан Кривуля. – Если она подаст в суд, мы ничего не докажем. А еще мне в офисе этой организации сказали по секрету, что через несколько лет она уйдет из ЦРУ и станет ближайшим помощником президента США!
– За какие грехи ее туда возьмут? – засомневался Македонский. – Баба-то она никакая.
– Это автор ее такой представил в своем романе-памфлете, а в жизни то она лучше моей жены. И я бы с удовольствием, не задумываясь, полюбил бы Ядвигу два раза.
– Почему только два? – удивленно посмотрел на редактора Македонский. – Если хорошая баба, то ее можно и подольше погонять. Чего себя ограничивать. Я когда с гимнастками работал, у меня до восьми раз доходило.
– Вы же крупный мужчина, можете себе позволить, а мне бы и двух раз хватило, но она не проявила интереса. Так вот ее туда возьмут на работу за высочайшую толерантность к мужчинам, а президентом США тогда будет негр из Африки.
– Все, Кривуля, иди, лечись. Про эту «целомудренную» я бы еще поверил, но чтобы президентом США стал негр – это уже надо к врачу. Ты хоть понимаешь, что такое Америка!?
– Все, ни слова больше о политике, – засуетился Кривуля. – Я в это и сам не верю! Считайте, что я об этом не говорил. Давайте решать вопрос по существу. Я предлагаю, пока не поздно, за эту провокацию разорвать договор с Маркусом Крыми и официально отмежеваться от его писанины.
– Погоди, не суетись под клиентом. А ну-ка разъясни мне, я все больше спортом занимался. Кто эти самые памфлеты кроме Достоевского еще писал? Чисто конкретно для расширения кругозора.
– Многие. Максим Горький, Карл Маркс, Фридрих Энгельс и даже вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин.
– Ни хрена себе! Маркс, Энгельс, Ленин, Достоевский и Маркус Крыми. Крыть-то чем будем при таких авторитетах? Афроамериканским президентом Америки из твоей головы!? Кривуля, температуру померь!
– А если она в суд подаст?
– Кто? Ядвига Бзежинская? И чего она докажет? Пожалуется в суд, что узнала себя в героине романа!? Кривуля, а, может, ты у меня здесь не редактор, а засланный казачок?
– При чем тут это? Я к вам по рекомендации приехал, не с улицы пришел! – вскочил со стула редактор. – И дело здесь не в этой американке, а в том, что он на основы замахнулся, на иностранные гранты! Вот в чем опасность!
– Ты меня не агитируй за советскую власть! – недовольно мотнул головой двухметровый толстяк Македонский. – Я и без тебя знаю, о чем можно писать, а о чем молчать в тряпочку. Но и избавляться от Маркуса Крыми мы не можем. 80 процентов выручки издательству приносят его книги. Благодаря детективам ты, я, секретарша Оля и еще 18 человек каждый месяц день в день получают зарплату. Ты говорить с ним пытался?
– Два раза. Я предложил ему убрать из книги Бзежинских и эту уродину Наташу. Автор не имеет права издеваться над такими, как Наташа, феминистками. Смею заметить, что среди наших читательниц не так много победительниц конкурсов красоты. Наш читатель – 30-летняя среднестатистическая женщина из офиса, и подобные книги они читают в метро по дороге домой.
– И много убирать придется из книги?
– Я считаю, что нужно полностью переписать вторую часть. И еще одно существенное замечание. Вместо того, чтобы лезть в политику, я бы потребовал от автора дописать постельные сцены. Что это за роман такой, повалил бабу на кровать его герой, и на этом все.
– А из зала крик: «Давай, подробности!», – поддержал редактора Алексей Македонский.
– Он мне говорит, пусть читатель сам фантазирует на эту тему, в силу своей испорченности. А если у меня уровень испорченности невысокий и я со своей женой супружеские обязанности исполняю раз в неделю «бутербродом сверху». Что я могу нафантазировать в такой ситуации? Короче, гоните вы его в шею из нашего издательства, или пусть перестраивается в соответствии с повышенными читательскими запросами к постельным сценам.
– Степан, а ты в позе наездницы свою жену не пробовал?
– Господин Македонский, ну какие в нашей жизни могут быть эксперименты, если супруга у меня потомственный бухгалтер?! У нее в голове только голые цифры. Десять минут она еще готова терпеть мой разврат, а потом все: «Не подходи!». У нее дела, больная голова или квартальный отчет.
– Значит, так, я подумал, и мы решили. Тащи сюда рукопись с твоими правками, я сам прочитаю еще раз его роман, а потом поговорю с ним.
«Сумасшедшая любовь» вместо «Пятой колонны»
Через два дня директор издательства Македонский вызвал к себе автора «Пятой колонны».
– Садись, разговор есть серьезный. Кривуля на тебя докладную написал, он считает, что своим последним романом «Пятая колонна» ты хочешь пустить нас по миру. Скажи мне, только честно, положа руку на сердце, чем тебя грантоеды иноземные обидели? Ты же этих польских волонтеров просто под орех разделал. Это уже не роман, это злой памфлет на основу демократии получился. Американцы нам деньги выделяют на строительство демократического общества, а ты их мордой об стол. А со словом «толерантность» ты что сделал. Оно у тебя синонимом, прости меня господи, б-б-блядства стало. Это же какие-то Содом и Гоморра, а не Ядвига. И она у тебя не просто баба, а сотрудник ЦРУ, руководитель целого направления! Надо исправить все! Такой футбол нам не нужен! И еще, Кривуля вопрос задает, почему ты героев доводишь до постели, и все? На самом интересном месте точка! А потом уже утро, диалог любовников после ночи любви.
– А зачем подробности в механике процесса? – удивился автор. – Я ж не «Камасутру» пишу и не инструкцию по этому делу. Читатель имеет право сам дофантазировать процесс зачатия ребенка.
– Теперь, послушай меня, опытного человека, который прожил большую бурную жизнь, работая с женскими командами по гимнастике, волейболу и баскетболу, – повысил голос директор. – Так вот, народ само зачатие ребенка и беременность твоих героинь не интересует не только в книгах, но и в жизни. Лично я никогда до зачатия своих спортсменок не доводил, и если случайно получалось что-то не так, я требовал вернуться в исходную позицию. И они выполняли мою команду. Ты только представь, что бы было, если б я дал слабину и пустил процесс зачатия на самотек. Да тогда бы по стране бегало еще сто Македонских. А вот «механика процесса», как ты говоришь, меня интересовала всегда, и не только меня. Эта тема волнует большинство наших читателей, и особенно читательниц. Ну, не у всех же такая бурная фантазия, как у тебя. Кривуля мне заявил, что он свою жену-бухгалтера любит только «бутербродом сверху» раз в неделю. И что он может нафантазировать, читая твои книги? Все тот же «бутерброд»! Короче, грантоедов убрать, а «механику процесса» расширить и углубить, как говорил на последнем съезде Михаил Сергеевич Горбачёв. И еще, тут тебе приглашение прислали на музыкальный фестиваль в Казантипе. Съезди, проветрись и подумай о нашем разговоре. Ты же молодой еще, перспективный писатель, ну зачем тебе на мамонта с дубиной бросаться, когда вокруг столько тем, красивых женщин и сюжетных поворотов. ЦРУ – это серьезная организация. Там не таких, как ты, ломали. На грантоедов замахнулся, а их уже десятки, сотни тысяч в стране. Это уже не дивизия, целая армия, которая по свистку из Америки тут такое устроит, президенту места мало будет! Я предлагаю «Пятую колонну» в название книги сменить на «Сумасшедшую любовь» с подробным описанием постельных сцен.
– Из этого разговора я сделал вывод, что ретроград Македонский в бандитские девяностые ввел цензуру в художественной литературе. Этим вы и запомнитесь потомкам, – с угрозой в голосе произнес автор.
– Меня потомки не волнуют! – повысил голос Македонский. – Это такие писатели, как ты, о посмертной славе мечтают. А я об издательстве нашем думаю, о чистой прибыли, о налогах, о зарплате, наконец, и о твоем гонораре! Я в этом кресле все время как на вулкане с такими авторами! Твоя задача – романы писать, а не памфлеты на ЦРУ и афроамериканского президента США.
– Стоп! Какой афроамериканский президент Америки? Это ж какую травку надо курить, чтобы меня обвинять в клевете на избирателей США?! Да что там избиратели, весь американский народ. Вы подумали, о чем сказали сейчас? – неожиданно заорал Барский. – Нет, у меня в романе негра-президента США. Баба сексуально озабоченная есть, польский профессор-импотент есть, а президентом США там и не пахнет! У меня с головой все в порядке. В Америке негра президентом не выберут. Никогда!
– Никогда не говори никогда, – почесал за ухом директор издательства. – Это мне ночью приснилось. Сначала свадьба двух мужиков, а потом черный человек в «белом доме». От Кривули заразился.
– Македонский, это первый звонок. Вначале демоны во сне в гости приходят, а потом остаются в голове навсегда.
– Это не демоны, – повысил голос директор. – Это наше светлое будущее во мне проснулось. Но мы отвлеклись. В договоре с тобой записано, что ты каждые полгода сдаешь мне роман, детектив. А ты притащил памфлет!
– Какой памфлет? Это самый настоящий роман! Я вам не Ленин с Энгельсом и Достоевским, чтобы памфлеты писать! Я иронический детектив вам принес, а не памфлет!
– Кривуля в твоей писанине увидел памфлет, потому что ты про его знакомую бабу написал.
– И что это за баба?
– Ядвига Бзежинская!
– Врет Кривуля! Врет, как сивый мерин! Чтобы Бзежинская позарилась на это сексуальное ничтожество! Да в ее первой сотне – лучшие жеребцы США, Польши и Окраины были. При чем тут Кривуля с его женой-бухгалтером!? На вас она еще могла бы свой толерантный глаз положить, а на таких, как Кривуля, – ни за что!?
– Вот тут я с тобой полностью согласен, – приосанился Македонский. – Кривуля попытался опустить художественный уровень романа до своего уровня. На меня она могла бы положиться, тут к бабке не ходи! И я бы ей показал, где раки зимуют! А Кривуля не по этой части. Поэтому езжай на фестиваль, пообщайся, как говаривал Райкин, «с людями», потанцуй, музыку послушай, и как вернешься, с тебя любовный роман о твоих любимых женщинах. А эту Бзежинскую – оставь Кривуле, пусть медитирует на нее по утрам.
Барский спорить с директором издательства не стал. Предложение Македонского показалось ему не таким уж плохим.
«И вправду, а почему бы не написать роман о своих женщинах? Без купюр. Красиво и с любовью! А грантоедов и американских шпионов можно оставить и на потом», – подумал он, покидая кабинет директора.