Материалы мастерской, проведенной Е. Соловьевой на конференции «Современная практическая психология: задачи, достижения, перспективы», Курск, 29 сентября 2002 г.
Мы решили провести эту мастерскую по запросу участников конференции, а также потому, что эта тема не может не вызвать отклик каждого, кто хотя бы раз соприкоснулся с ней в своей работе или в жизни, кроме того, она является одной из важнейших, ключевых тем в психотерапии и психологическом консультировании. Насколько возможно в предложенном объеме времени (3–4 часа), мы хотели бы прикоснуться к ее наиболее важным аспектам, согласно нашему опыту практической работы в кризисной психотерапии и с последствиями психологических травм у людей, пострадавших от насилия. Мы думаем, что для работы с людьми, пострадавшими от насилия, недостаточно лишь одного из общепризнанных подходов, например, только транзактного анализа или только Гештальта, поскольку такие травмы и их последствия чрезвычайно обширны. Поэтому мы предлагаем участникам в качестве рабочего подхода гуманитарную психотерапию – подход, интегрирующий лучшие достижения современной гуманистической психотерапии в широком смысле. Нам как авторам этого подхода было важно получить косвенное подтверждение верности нашего взгляда на этот вопрос, когда мы обнаружили, что наш опыт в работе с жертвами насилия (ступени и последовательность шагов) перекликается и частично совпадает с опытом М. Гулдинг [1], одной из соавторов подхода психотерапия нового решения, который является синтезом транзактного анализа и гештальт-терапии.
Когда мы говорим о насилии, мы подразумеваем любую форму насилия: физическое, эмоциональное, включая злоупотребления и использование, сексуальное насилие. Однако здесь, на этой мастерской, мы не сможем заниматься всеми формами насилия и поэтому будем много говорить о сексуальном насилии как об одном из наиболее тяжких по последствиям для жертвы и трудных в сопереживании для многих психотерапевтов и консультантов (в дальнейшем мы будем употреблять слово «психотерапевт», подразумевая как психотерапевтов, так и психологов-консультантов).
Я (Е. А. Соловьева) думаю, что каждый человек, пострадавший или страдающий от насилия, нуждается в помощи и милосердии, в уважении и признании его человеческого достоинства. Дело не только в том, что семья и общество часто уклоняются от позиции активного сочувствия жертве, более того, склонны обвинять жертву в причиненном ей страдании. Дело в том, что независимо от того, в каком биологическом возрасте находится жертва, главным объектом насилия и страдающей частью «я» является наиболее ранимое и беззащитное детское начало или, по терминологии Э. Берна [3], внутренний Ребенок. Насилие – это катастрофа большего или меньшего масштаба, в зависимости от того, кто причинил насилие и с какими последствиями. В любом случае насилие вызывает кризис доверия к себе самому и к миру. Таким образом, две главные опоры – на себя и на окружающий мир оказываются сотрясенными или обрушенными. В этой ситуации, независимо от того, насколько свежа травма, главная, основная задача – установление отношений доверия, поддержки, опоры и защиты со стороны психотерапевта или консультанта-психолога. Одна из задач – стать на время Родителем для Ребенка клиента, чтобы защитить его как от нападений внутреннего Родителя (самообвинения, упреки, стремление к самонаказанию, ведущие к разного рода компульсивному поведению, бессильному гневу, изоляции и подавленности, агрессии и аутоагрессии вплоть до суицидального поведения), так и от вероятных нападений других людей, которые таким образом защищаются от чувств ужаса, бессилия, растерянности. Если жертва насилия – совсем юный человек или ребенок, психотерапевту предстоит временно стать «приемным родителем» для всей семьи, потому что родители тоже травмированы и не всегда готовы психологически поддержать жертву, сами нуждаясь в поддержке и защите.
Вероятно, это осуществимо при наличии безусловной уверенности психотерапевта в том, что жертва насилия абсолютно не виновна в причиненном зле ни при каких обстоятельствах (это особенно важно тогда, когда клиент склонен обвинять в происшествии себя). То есть необходимо быть уверенным, что ваше сознание совершенно свободно от всех следов предубеждений, которыми традиционно защищает себя бытовое сознание, просто не умеющее справиться с таким грузом, как знание о причиненном беспомощной жертве насилии – и поэтому отрицающее саму оскорбленную личность.
Чтобы убедиться в том, что наше собственное сознание свободно от бытовых предубеждений, вот несколько вопросов для обсуждения**:
1. Виновата ли женщина или девушка, если она сама пришла в дом к насильнику? Села в машину?
2. Если она кокетничала и заигрывала с насильником, и, как он говорит, вела себя вызывающе?
3. В какой момент взаимодействия женщина (или мужчина) все еще может сказать «нет» и отказаться от секса?
4. Если девушка принимает от мужчины услуги (развлечения, подарки, трудоустройство, бытовая помощь), получает ли он дополнительные права на нее?
5. Существуют ли случаи, когда допустимы жестокие телесные или эмоциональные наказания, оскорбления?
6. Виновата ли женщина, по отношению к которой муж (или другой член семьи) долгое время вел себя оскорбительно или жестоко – а она оставалась с ним?
7. Виновата ли жертва, которая испытывала сексуальное удовольствие при изнасиловании?
Если хотя бы на один вопрос кто-то в круге отвечает «да», это тема для дискуссии. Если в процессе общения с жертвой насилия вы замечаете что-то вроде внутреннего голоса, произносящего «сама виновата», это повод обратиться к супервизору или к группе поддерживающих вас коллег.
Огромное значение также имеет социальная реабилитация жертв насилия. Для этого необходимо существование позитивной среды, готовой принять тех людей, которые чувствуют себя отверженными в обществе, пораженном разного рода предубеждениями относительно тех, кто страдает от различных обстоятельств социального, экономического и тому подобного характера: беженцы, вынужденные переселенцы, многодетные и неполные семьи, безработные, одинокие и так далее. Одна из причин, по которой многие испытывают на себе несправедливое отвержение та же, что и в случае с жертвами насилия: общество и люди, его составляющие, не могут справиться не только с конкретными социальными задачами, но и с чувством беспомощности, даже вины, просто не знают, как реагировать на несчастье, и поэтому переносят свой гнев на тех, кто переживает эту беду.
Один из путей решения этой задачи – создание общественных объединений, клубов, соединяющих людей вокруг любой конструктивной деятельности на основе гуманистической идеологии при участии психологов и психотерапевтов. Это могут быть оздоровительные или семейный клубы (например, существовавший в Москве в 80-х годах прошлого века клуб «Здоровая семья». Этот клуб привлекал к себе любителей здорового образа жизни – бег, купание круглый год, йога, вегетарианство и прочее. Членами клуба были люди из всех слоев общества, занятия вели энтузиасты бесплатно или за символическую плату, доброжелательность и принятие дали возможность многим людям окрепнуть и поверить в себя). Другой пример – клуб «Свеча», созданный в Москве М. З. Дукаревич (80–90 г.г.) для поддержки и реабилитации людей, переживающих последствия кризисных состояний, и шире – всех нуждающихся в психологической поддержке. Важно, что настоящая цель таких клубов должна оставаться неявной для их рядовых членов, иначе они превратятся в филиалы клиник и диспансеров и люди в них не придут, чтобы не нести на себе клеймо жертв и отверженных. Поэтому клуб «Свеча» был клубом психологических знаний, то есть там занимались просвещением, работали группы общения, проводились силами членов клуба экскурсии, и вместе с тем работали добровольцы – врачи и психологи, проводили индивидуальную и групповую психотерапию (в том числе и авторы этой статьи). Стоит заметить, что оба эти начинания прекратились потому, что держались исключительно на энтузиазме руководителей и сотрудников. Если бы местные власти оказывали подобным новым начинаниям хотя бы минимальную поддержку, у них было бы больше шансов войти в уже существующую структуру социально-психологической и медицинской помощи как ее незаменимое звено.
Несчастье может случиться с каждым человеком. При этом разумная и достаточная внешняя защита, любовь, внимание и присмотр, обучение самостоятельности, умению постоять за себя, если речь идет о ребенке, или внутренняя защищенность, в виде опыта, гармоничных отношений со средой, веры в себя и достоинства, хорошо сбалансированных доверия и осторожности, умения предвидеть и планировать, выбирать, отказываться от планов и строить новые, то есть сбалансированный гармоничный союз внутренних Родителя, Взрослого и Дитяти, снижают риск несчастного случая. Нередко жертвы насилия отличаются тягой к неоправданному риску, легковерием, импульсивностью. Все это указывает на дефицит в удовлетворении основных психологических потребностей, например, потребности во внимании, одобрении, доверии, чувстве понимания и общности. Поведение жертвы часто излишне ригидно, например, девушка, которая любой ценой стремится попасть домой к указанному сроку, садится в случайную машину (слишком жестко контролирующий Родитель). Другая крайность – отсутствие «автопилота» в виде разумных рамок поведения в обществе, опор в виде неписаных правил и ориентиров в мире людей, которым человек доверяет и на которые полагается, что приводит к серии рискованных опытов (педагогическая запущенность, протестное поведение, несостоятельный или изолированный Родитель). Часто будущая жертва насилия страдает от дисгармонии с близкими, недостатка внимания и контакта. Поэтому в случае, когда речь идет о маленьких или юных, в психотерапии нуждается вся семья. Это особенно актуально в тех случаях, когда травма свежая, и близкие либо растеряны и подавлены, либо их мучает подавляемый стыд и вина, страх перед соседями, и тогда их защитный «праведный» гнев может обрушиться на голову жертвы.
Люди, перенесшие насилие, чаще всего обращаются к психотерапевту с иными жалобами; нижеперечисленные признаки дают основание предположить, что в основе – травма насилия или злоупотребления.
1. Черты диссоциированного восприятия “Я“, когда человек чувствует себя так, словно все происходит не совсем с ним; неполный контакт с собою самим, с собственными чувствами, восприятием окружающего, может испытывать сомнение в собственных чувствах и ощущениях.
2. Особые взаимоотношения с чувством вины:
а) склонность к самообвинению вне зависимости от распределения ответственности в реальном контексте событий.
б) защитный отказ от ответственности, склонность агрессивно обвинять других людей с оттенком генерализации.
3. Человек опять и опять попадает в экстремальные ситуации так, словно лишается способности реалистично оценивать степень риска в обстоятельствах, прямо или косвенно напоминающих травмирующее событие.
4. Трудности в установлении близких отношений: вместо близости того или иного рода; возникает зависимость от других (например, от оценок, от присутствия, от заботы и пр.)
5. Такой человек сомневается в праве делать что-либо для себя самого (получать образование, быть счастливым, заботиться о себе и так далее).
6. Мучительно сомневается в собственной ценности, в том, что он хорош сам по себе, по природе, то есть сильно нарушено чувство самоценности, самопринятия, самоуважения.
В первом случае, когда травма, возможно, вызвала шок, последствия ее затмевают всю остальную жизнь, жертва и ее семья нуждаются в кризисной поддержке: это полное безусловное принятие всех переживаний и самого человека, отсутствие критики, защита, если возможно и необходимо, социальная и медицинская помощь, например, смена среды путем помещения в кризисный стационар, в случае семейного насилия в убежище. Цель кризисной поддержки – смягчение шока, страдания, необходимо дать возможность вынести первую ошеломляющую боль и потрясение. На этой стадии даже небольшие улучшения состояния могут стать зерном будущей надежды на лучшее, на избавление от страдания.
Во втором случае поводом для обращения чаще всего является не сама травма, а ее последствия, например, страхи. Тем не менее, атмосфера доверия, уважения и сочувствия также необходима, с учетом степени благополучия клиента, наличия или отсутствия антивитальных или суицидальных проявлений, и это необходимое условие для проведения такого рода психологической помощи.
Примеры. Нина, девушка 18-ти лет, попросила меня об экстренной встрече. Торопясь на свидание, она остановила машину, и таксист грубо приставал к ней, а потом ударил по лицу. Нина, рыдая, говорила, что не хочет больше жить, что она дрянь, что жизнь кончена, что она сама себе противна и не сможет теперь прикоснуться ни к одному человеку, что она грязная. Я села рядом, спросив разрешения, обняла ее, и она долго плакала в моих объятиях. Постепенно ее тело стало менее напряженным, и на ее вопрос, не противно ли мне, я погладила ее по голове и сказала, что она очень хорошая, и я люблю ее и что все будет хорошо. Я спросила, знают ли ее родные и друг, где она. Оказалось, что родители все знают и поддерживают ее. «Вот видишь, по крайней мере, трое – родители и я уже с тобой. Это так?» – «Да. Но что же мне делать (вновь рыдания) – я все ему сказала и бросила трубку – ….(рыдания)». Я: «Так он даже не знает, где ты?» – «Нет». – «И как тебе это – что он сейчас переживает, как ты думаешь?»…«Я хочу ему позвонить! Я бы с ума сошла на его месте». Молодой человек немедленно приехал и оказался на высоте. Следующие встречи были посвящены продолжению психотерапии.
Александра, 49-ти лет, обратилась за помощью в связи с фобией. Она панически боялась собак. «Собакобоязнь» прошла после однократной сессии. Завершение сессии: «Сейчас, когда ты говоришь, что тебе хорошо и свободно, и есть что-то еще, о чем тебе не хочется думать – ты знаешь, что это? Ты можешь не говорить это мне, если не хочешь, и я буду рада, если ты скажешь это себе самой». Помолчав, Александра поделилась мучительными переживаниями по поводу сексуальных домогательств в раннем детстве. Последовал взрыв отчаяния, самообвинения, агрессии в мою сторону – я просто оставалась рядом, сопереживая и способствуя выражению чувств, так тепло и дружественно, как могла. Следующим шагом был вопрос: что с этим делать? и решение о заключении терапевтического контракта.
Оценка состояния клиента, его готовности к внутреннему росту, интеграции, «изменению детских решений» (термин Роберта и Мэри Гулдингов) наиболее продуктивна в форме рассмотрения эго-состояний клиента. Попробуем сделать это по отношению к себе самим – для этого предлагаем несколько вопросов.
Заботливый Родитель.
1. Хорошо ли вы о себе заботитесь?
2. Вы заботитесь о вашем росте и развитии или вы жалеете себя, когда вы больны или обижены?
Если забота о себе допускается только в беде, это предмет особого внимания психотерапевта. Нужно научиться заботиться о себе (научить клиента) более конструктивно, ибо в противном случае человек будет обязательно попадать в неприятности – ведь только в этом случае он “имеет право” на помощь и поддержку.
Ясно, что в случае с маленькими или юными идеальная форма работы – это работа с семьей, и вероятнее всего, родители в структуре своей личности несут те особенности внутреннего Родителя, которые предстоит изменить. Папы и мамы не в силах дать своим детям то, чем не владеют сами. В этом случае важно понять – как именно они понимают заботу о детях, только ли об их биологических потребностях или шире; как контроль и принуждение или как соучастие в горе и радости; умеют ли они прислушиваться к детским чувствам и желаниям, или испытывают тревогу, когда их ребенок заговаривает на «трудные темы»? Чаще всего внутренний Родитель семьи проявляется как «наружу» так и «внутрь».
Позиция терапевта. Следует поощрять здоровое, конструктивное начало в человеке и научить клиента находить радость и удовлетворение в здоровье, успехе и достижении, а не в болезни и несчастье. Умение самостоятельно заботиться о себе, эмоционально принимать и поддерживать самого себя – неотъемлемое свойство взрослого человека. На то, чтобы обучить этому, может потребоваться заметное время и труд. Это необходимая часть работы, потому что иначе клиент не сможет обходиться без заботы психотерапевта в будущем, может стать зависимым от его эмоциональной поддержки.
Критикующий Родитель – контролирующий Родитель.
Полезная функция контролирующего Родителя – постановка границ, четкое определение полномочий личности и запрет на вредящие, деструктивные поступки, то есть причинение вреда себе и другим. Полное отсутствие контроля, правил и заповедей, воспринимается как отсутствие внимания и заботы, вызывает тревогу и дезориентацию, провоцирует на серию экспериментов, которые иногда воспринимаются старшими как испытание их терпению, а на самом деле это призыв о внимании и помощи.
Недостаток контроля – это воспитание «кумира семьи» или заброшенного ребенка. При этом важно ради чего осуществляется контроль: во имя развития и благополучия самого ребенка или для обеспечения интересов его родителей – их комфорта, амбиций и т. д., либо под давлением неотвязного внутреннего Родителя папы или мамы (“горячая картошка“ (3), и в этом случае можно говорить о критикующем Родителе.
1. Умеете ли вы признавать свои ошибки спокойно и конструктивно?
2. Есть ли у вас право на ошибку?
3. Бывает ли, что вы намного чаще корите и ругаете себя за малейшие ошибки, чем одобряете за успехи, воплощенные удачи и достижения?
Критикующий Родитель похож на прокурора, не дающего спуску и самому человеку и тем, кто рядом. Именно он отвечает за ригидность и препятствует любым переменам. Одна из задач личной и семейной терапии – способствовать его постепенному сокращению.
Взрослый как эго-состояние.
1. Что мешает вам принимать ваши собственные решения свободно?
2. Есть ли что-то, касающееся вас самих или вашей семейной жизни, во что вы верите, потому что это «само собой разумеется» или «уж так повелось», или «все это знают»?
Способность свободно и осмотрительно принимать решения и творчески решать задачи, которые ставит перед человеком жизнь, может быть искажена детскими страхами и родительскими предубеждениями. «Ни в коем случае нельзя дурно говорить о родителях (о старших)», «мама всегда права», «нельзя хвалить ребенка при нем – избалуешь (вариант – сглазишь»), «если его не бить – вырастет шалопаем». М. Гулдинг считает, что контаминированный Взрослый – препятствие для реабилитации после насилия в детстве, так как Ребенок боится «выдать информацию» или рассердить терапевта. Я думаю, что это препятствует способности самостоятельно и успешно жить, то есть задача гораздо шире и глубже.
Пример. Александра: «Я сама была виновата в произошедшем. Ведь бывают от природы испорченные дети».
Естественный Ребенок.
1. Вспомните, как вы радуетесь, наслаждаетесь тем, что любите, свободно и от души отказываетесь от того, что вам не нравится – например, выплевываете что-то несъедобное с чувством облегчения, выражаете себя полно и с удовольствием.
Это способность человека к естественным чувствам и желаниям, счастью и радости, творчеству и свободе, основа всех способностей и творческое начало в человеке. Союз с естественным Ребенком – залог успеха здоровой жизни и, в частности, успешной психотерапии.
Приспособленный Ребенок.
Представители транзактного анализа считают, что жизнь человека обусловлена семейным программированием, то есть ранними решениями, которые ребенок принимает в детстве в соответствии с предписаниями и запретами старших [3].
Вот несколько таких запретов [1]:
не существуй, не люби себя, не будь самим собой, не испытывай желаний и потребностей, не думай, не действуй, не чувствуй, не расти, не добивайся успеха, не будь ребенком, не важничай, не будь довольным, не доверяй, не участвуй, не сближайся, не будь хорошим.
Достаточно ясно, каким образом любое указание из этого списка повышает опасность стать жертвой насилия и препятствует исцелению от травмы насилием.
Таким образом, владеющий приемами транзактного анализа психотерапевт может быстро и достаточно ясно увидеть ‘карту местности‘, чтобы получить представление о том, в какой степени клиент способен полагаться на свои собственные силы или беспомощен. Это зависит от того, может он опираться на свой опыт и семейную программу или этот опыт и его ранние решения [1, 3] имеют характер тупика. В этом случае задача психотерапевта намного шире, чем собственно терапия травмы насилием, потому что эта травма, при всей ее глубине и серьезности, лишь одна из многих, в том числе полученных прямо в родительской семье. Без обретения клиентом ‘почвы под ногами‘ невозможны прочные позитивные перемены.
Первый шаг – возвращение достоинства.
Жертвы сексуального насилия или злоупотребления, особенно когда оно было совершено в детстве, склонны видеть и себя и мир в черном свете. Чтобы изменить фон отношения к себе и миру на более благополучный,
*На мастерской участникам было предложено для практической работы в парах выбрать недавний не особенно значимый неприятный случай – что-то вроде конфликта с контролером в транспорте. Психотерапевт может попросить клиента оживить в памяти тот опыт, который противоположен страданию, то есть вернуться к светлым переживаниям, предшествовавшим насилию.
1) Выберите случай, когда вы счастливы и довольны собой, мир вокруг благополучен, когда все начинается и заканчивается хорошо. Пусть это будет случай, когда вы сами делаете себя счастливой, а не другие, как вам кажется, приносят вам счастье.
Позвольте себе насладиться счастьем, поделитесь с собеседником.
2) Вспомните те свои успехи и заслуги, которыми вы обязаны себе самому. Осознавайте и замечайте перемены в вашем самочувствии. Поделитесь с собеседником.
3) Расскажите о вашей жизни как о жизни, наполненной удачей и успехом.
4) Работа с управляемой фантазией, направленной на создание и закрепление в памяти «места мира» – особого внутреннего пространства, где человек чувствует себя свободным и счастливым, где он полон внутренних сил и в контакте со своим творческим потенциалом.
Принятие ответственности за свою жизнь.
М Гулдинг [1] предлагает воодушевлять взрослых клиентов самим стать Родителем для своего внутреннего Ребенка, взять его под защиту. Она использует для этого проживание воображаемой сцены рождения, когда клиент может испытывать разнообразные, даже драматические переживания. Хорошим результатом станет измененное решение клиента о том, что он – новорожденный заслуживает любви, уважения, заботы, и что теперь он-взрослый может заботиться о себе-маленьком, а значит, «Я достоин любви независимо от того, любили меня в детстве или нет. Теперь я сам о себе позабочусь». В моей (Е.С.) практике этот прием, при всей его привлекательности, редко приводит к желанной цели, во всяком случае, на этой стадии работы. Чувство вины у жертвы, отвращение к себе, ретрофлектированная агрессия, направленная на себя, делают невозможными теплые чувства к образу себя-новорожденного. Обычно принятие себя-беззащитного и ассимиляция этой части себя, отторгнутой в результате травмы, наступает на следующей стадии работы.
Принятие ответственности за свою жизнь может быть результатом достаточно сложного процесса, в котором немалую роль сыграет успех предыдущего этапа работы (обретение достоинства) и поддержка психотерапевта. Достаточно часто обретение клиентом ответственности за свою жизнь становится сквозной темой продолжающейся психотерапии сопровождая все последующие шаги.
Эпицентр работы.
Когда происходит насилие, человек совершенно беспомощен. Чтобы выжить, ему приходится подавлять многие чувства и ощущения. Это здоровая защитная реакция. Однако потом подавленные, ретрофлектированные чувства и состояния обрушиваются на него самого. Часто именно с этим связано переживание вины, бессилия и аутоагрессии (вместо агрессии по отношению к насильнику). Чтобы расстаться с ним, нужно повторно пережить сцену насилия, позволив себе действовать и переживать чувства осознанно. Смягчить этот опыт может следующий прием:
1). вначале можно вернуться к травме не в роли жертвы, а в роли стороннего наблюдателя, например, репортера [1] или зрителя в кино. Это дает возможность думать, воспринимать, оценивать, не будучи захваченным эмоциями. Психотерапевт может предложить устроиться как можно удобнее, напоминать, что клиент сейчас здесь, под защитой, всеми способами создавать безопасную для проживания среду. Например, он может предложить смотреть на происходящее сквозь толстое стекло, отделяющее экран, на котором идет фильм о травмирующих событиях. Можно предложить изменять яркость и размеры изображения так, чтобы клиент, переживая происходящее на экране, в достаточной степени ‘владел ситуацией’, комментируя «фильм», отзываясь мыслями и чувствами, не впадая в аффект. При этом надо, чтобы клиент рассказывал о происходящем «на экране» в настоящем времени, называя себя в «фильме» ‘он’ (‘она’). Психотерапевт также выражает свои мысли и чувства, особенно обращая внимание на психологические детали, касающиеся жертвы: «По-моему, девочка спасает себя тем, что не дает себе хоть что-то чувствовать. А что думаешь ты?».
2) Затем, хорошо бы в тот же день, убедить клиента прожить ту же сцену еще раз подобным вышеописанному образом, теперь в роли Ребенка (если насилие произошло в детстве), и в состоянии, соответствующем времени, когда случилась эта беда, если это произошло с взрослым человеком – но не в сцене насилия, а рядом с психотерапевтом, наблюдая. Психотерапевт поддерживает клиента, помогая ему лучше понять эту ситуацию, уточняя взгляд «наблюдателя», и обращаясь с клиентом так, как если бы тот сейчас был в возрасте, соответствующем времени, когда произошло травмировавшее событие.
3) Следующий шаг – проживание сцены насилия “там и тогда” с последующим изменением ее – в роли спасителей могут появляться защитники-старшие, а может быть и сам клиент-Взрослый, спасающий себя маленького (так же и для взрослых клиентов).
Этот трудный шаг необходим для того, чтобы окончательно «разморозить чувства», избавиться от чувства стыда и вины. Клиенту нужно поверить, что жертва (ребенок или человек старшего возраста) никогда не виновата в том, что произошло. Если чувство вины сохранятся, следует расширить контекст и обсудить, виноваты ли другие люди, другие дети (если насилие произошло в детстве) в том, что делают или могут сделать с ними в аналогичной ситуации. Другой путь – поддержка по ходу переживания сцены насилия, пока клиент, в силу внутренней конструктивности, не поймет, что виноват насильник. Третий путь – работа с телесным напряжением, заблокированной агрессией. Возможно, понадобится особая работа со стыдом и виной, если эти чувства стали неотъемлемой частью внутреннего мира клиента, и он привык защищаться при помощи этих чувств от контакта с собой и миром, избегая любых перемен.
Новые решения и понимание.
Основной смысл этого шага состоит в том, чтобы по-новому отнестись к себе, своей жизни, праву и способности выбирать, как распоряжаться собой, напоминая себе, что зависимость от того, что было в прошлом, уже не существует. Теперь можно жить по-новому.
«Я буду сама решать соглашаться мне или не соглашаться идти в гости».
«Я собираюсь оговаривать условия контракта не стесняясь и не надеясь на благородство, и умело и прямо говорить «нет».
«Теперь я свободна и буду любить и радоваться жизни. Ты больше не властен надо мной!»
Главное достижение – это понимание, что травма больше не влияет на жизнь, оставшись в прошлом.
Только после этого можно рассмотреть возможность о сцене возмездия или воображаемом диалоге с насильником.
Мы описали лишь основные, опорные шаги. Важный вопрос – что делать, если насилию подвергся маленький ребенок. В этом случае на помощь психотерапевту придет игровая терапия, арттерапия, работа с рисунком, лепкой, у детей постарше рассказывание историй собственного сочинения про «одного мальчика», что постепенно выведет на уровень прямого общения с маленьким клиентом на трудную поначалу тему. В этом случае, сообразно возрасту ребенка, общение с ним немногим отличается от общения с взрослым клиентом в детском эго-состоянии. И, конечно, следует помнить, что даже у самых маленьких есть их собственный опыт, возможность и право осмысливать свою жизнь и извлекать конструктивный опыт. Часть работы в этом случае нужно проделать с родителями ребенка, чтобы помочь им пережить травму и продолжать жить без чувства стыда и вины, возможно, с новым чувством близости и доверия в семье.
Приходится лишь упомянуть о некоторых чаще всего необходимых элементах этой работы. Так, необходимо владеть азами суицидологии, в частности уметь проводить работу по профилактике суицида; не менее важно уметь работать с последствиями ошибок в воспитании, например, научить клиента говорить «нет», а также – говорить «да», что достигается при помощи соединения гештальт-терапевтических методов и тренинга умений, еще важнее, чтобы клиент обрел право чувствовать и желать, а также другие силы и способности, соответствующие его возрасту и необходимые для его развития [2]. Иначе говоря, это сложная, комплексная работа, и поэтому для ее выполнения нужен подход, интегрирующий многочисленные навыки других методов и подходов. Наш подход – гуманитарная психотерапия – сложился как ответ на эту потребность, как нашу собственную, так и наших учеников.
Кроме этого, психотерапевту нужны надежда и уверенность в том, что даже тяжкие травмы преодолимы, и ничто не вправе препятствовать счастливой и полной человеческой жизни.
1. Сб. Эволюция психотерапии, М., «Класс», 1998, ст. М. Гулдинг «Краткосрочная терапия нового решения при лечении клиентов, пострадавших в детстве от насилия».
2. Э. Эриксон. Детство и общество. СПб, 1996.
3. Э. Берн. Игры, в которые играют люди. Екатеринбург, 2001