Это равнодушие друг к другу, а порой и открытая конфронтация, имеет давнюю традицию. Еще И. М. Сеченов пытался провести дискуссию с психологами гербартовской школы во время своего пребывания в Германии. Однако ни там, ни в России дискуссии не состоялись, что немало удивляло Ивана Михайловича, так как он показал психологам возможность приложения физиологических знаний к предмету их занятий.
Правда, считать павловскую сессию 1950 года дискуссией трудно: на ней проходило уничтожение психологии и той физиологии, которая отклонилась в сторону от магистрального пути, предначертанного И. П. Павловым.
При написании данного параграфа использован раздел 1.4 из книги А. С. Батуева «Физиология высшей нервной деятельности и сенсорных систем» (СПб.: Питер, 2004).
Правда, как пишет П. К. Анохин, «…один исследователь доказал, что принцип рефлекса был сформулирован еще за 100 лет до Декарта испанским врачом Перейра» [Анохин, 1963, с. 196].
Одновременно с И. М. Сеченовым преобразованием психологии на основе рефлекторного принципа (как единстве отражения и действия) занимался в США Джеймс Раш.
Д. Г. Квасов (1966) предполагает, что окончательное название своей книге Сеченов дал под влиянием статей М. Волкова (1847; 1848), называвшихся «Физиология человеческого мозга», в которых тот писал, что мозг есть главное и необходимое орудие умственных, чувственных и инстинктивных побуждений.
Многие из предположений Сеченова оказались реальностью, но многие неясны и по сей день.
Характерно, что по сравнению с «Рефлексами головного мозга» И. М. Сеченов в рассматриваемой работе говорит не только о внешних воздействиях (чувствованиях), но все более и более о внутренних побуждениях к действиям (потребностях, желаниях, «внутреннем голосе», которые он принимает за средний член рефлекса [1953, с. 184]), правда, продолжая при этом утверждать, что потребности (желания) возникают по поводу лишь внешних импульсов. Тем самым И. М. Сеченов затронул проблему не только внешнеорганизованной («внешней»), но и внутреннеорганизованной («внутренней») мотивации. Кроме того, теперь в число эффекторных реакций он включает не только движения, но и слюноотделение.
Принято считать, что именно Павлов впервые стал говорить об условных рефлексах и их выработке путем сочетания одних раздражителей с другими. Поэтому нередко можно встретить утверждение, что В. М. Бехтерев использовал разработанный Павловым метод изучения условных рефлексов. Однако установить первенство по этому вопросу сложно. Вот что писал по этому поводу сам В. М. Бехтерев: «…Метод искусственного сочетания одних раздражений с другими и вызывания сочетательных рефлексов, применявшийся уже давно для специальных физиологических исследований у животных (опыты Goltz,a и мои с подачей лапы у собак, опыты Franz,a с дрессированными животными, позднее опыты И. П. Павлова и его учеников с так называемыми условными рефлексами на слюноотделение и затем наши опыты с сочетательными двигательными рефлексами, опыты Kalischer,a с хватанием собаками при условном тоне мяса и т. п.) вполне применим и к исследованию нервно-психической деятельности человека… [1997, с. 148; выделено мною. – Е. И.]. А вот что писал В. М. Бехтерев в другой работе: «…В физиологической лаборатории проф. И. Павлова производился целый ряд исследований над условиями развития слюноотделительного сочетательного рефлекса (“условного рефлекса” – по терминологии этой лаборатории), который появляется при показывании животному пищевых продуктов и который известен еще с конца позапрошлого столетия (Зибольд). В отношении этого рефлекса еще в 1833 г. Митчерлих (Pogendorf Annalen) сделал интересные исследования на больном с фистулой протока» [1928, с. 215].
Нельзя не отметить некоторую неточность в объяснении механизмов психического реагирования в этом заключении И. П. Павлова: свойства предметов не раздражают слюнные железы, они раздражают либо вкусовые рецепторы, либо дистантные рецепторы – зрительные, обонятельные, слуховые; видно, что И. П. Павлов был еще далек от представления о механизмах замыкания условно-рефлекторных связей, которое он развил позже. В статье в основном приводятся примеры того, какие условия должны быть соблюдены, чтобы постоянно вызывать секреторную реакцию слюнных желез.
Клапаред (Claparede, 1906) писал: «Когда физиологи создадут рядом с психологией физиологию головного мозга – я разумею физиологию настоящую, а не психологический сколок, который они нам преподносят под этим именем, физиологию, способную говорить от себя и без того, чтобы психология подсказывала ей, слово за слово, то, что она должна сказать, – тогда мы посмотрим: есть ли выгода упразднить человеческую психологию и, следовательно, сравнительную психологию. Но мы еще до этого не дошли» [цит по: Павлов, 1951, с. 179].
Дело дошло до того, что в павловской лаборатории было запрещено употреблять такие психологические выражения, как собака догадалась, захотела, пожелала и т. д. Нарушителей запрета даже штрафовали.
Как будет видно из дальнейшего изложения представлений А. А. Ухтомского о доминанте и Н. А. Бернштейна о физиологии активности, центробежная часть – не просто исполнительная. В ней тоже происходят сложные процессы, например борьба за конечный выход многих степеней свободы.
Это не может не вызывать удивления, так как на одной из «Сред» он говорил следующее: «Я давно уже был поражен, каким манером человек ухитрился вырыть такую яму между собой и животными. Вы возьмите нашего постоянного спутника – собаку. Это сходство поражает. Возьмите все органы собаки. Возьмите всю остальную деятельность – определенно то же самое. Тут мы просто умнее ее, хотя и она тоже не дура. Как это все же можно говорить, что имеется какая-то поражающая разница!.. Я сейчас занимаюсь немножко с обезьянами и говорю, что наша любознательность выросла из этого ориентировочного исследовательского рефлекса и что она есть продолжение и расширение его» [Павловские среды …, 1949, т. II, с. 165–166].
Психологи действительно склонны к построению чисто умозрительных конструкций, не согласующихся с жизнью, т. е. с практикой. Примерами могут служить излагаемые в ряде учебников представления о соотношении между влечениями, желаниями и хотениями, развитое С. Л. Рубинштейном, о пирамиде потребностей А. Маслоу, о соотношении между настроением, эмоцией и аффектом и прочее.
Л. А. Орбели в работе 1938 года возражал против этого способа изучения поведения животных: «Есть группа авторов, которая подходит к делу следующим образом. Они говорят: мы будем сначала объективно изучать явления физиологическим методом, анализировать их, а затем попытаемся сделать вывод, что этому соответствует в субъективном мире. Опять-таки получается процесс, который не имеет никаких серьезных основ, потому что нет никаких критериев, по которым можно было бы судить, что эта форма поведения животного есть выражение таких-то субъективных состояний. Для этого нет никаких оснований. Мы просто занимались бы совершенно праздными сочинениями о психической деятельности животных или суждениями, для которых нет достаточных оснований» [1962, с. 373]. В отношении человека Л. А. Орбели придерживался другой позиции, а именно, что сопоставление объективных данных с субъективными необходимо. «Может показаться странным, – писал он, – что выше я как будто был против применения субъективного метода, а теперь отстаиваю субъективный метод. Но это два различных субъективных метода. Одно дело наблюдать объективные явления у собаки, а затем их субъективно истолковывать, перенося свой субъективный мир, пытаться строить какое-то знание субъективного мира собаки, который совершенно недоступен нашему наблюдению, и другое дело взять свой заведомо существующий и заведомо наблюдаемый субъективный мир, его наблюдать и на основании этих показаний строить знания об объективных явлениях, которые лежат в основе его. Эти оба приема называют субъективным методом, но они по существу различны» [1962, с. 376].
Введенное Павловым понятие «временная связь» не очень точно отражает суть явления, ведь образующиеся связи между нервными центрами могут оставаться на всю жизнь, т. е. не являются временными. Поэтому точнее все-таки было бы говорить об ассоциативных связях.
Сам Торндайк не пользовался термином «поведение», предпочитая говорить об интеллекте и научении животных и человека.
Удивительно, но в этом отношении мы недалеко ушли от того, что было при Вундте!