Психическое развитие с позиций системно-субъектного подхода - читать онлайн

Одной из ключевых задач науки является разработка понятийного аппарата. Уровень развития категориальной системы становится характеристикой науки. Целостность и дифференцированность научных понятий выполняют интегрирующую роль в науке, создавая опорные точки в пространстве научного знания, становятся ориентирами ее поисков, инструментами объяснений и интерпретации.

Одной из центральных для современной психологической науки становится категория субъекта. На сегодняшний день eLibrary.ru содержит данные о более чем 6000 публикациях, связанных с понятием субъектности, что, однако, не означает, что это понятие разработано в полной мере и не нуждается в анализе.

1.1. Субъект в философии

Понятие «субъект» изначально было философским. «Субъект (от лат. subjectus – лежащий внизу, находящийся в основе, от sub – под, jacio – бросаю, кладу основание) – носитель деятельности (прежде всего практической), сознания и познания. Важно заметить, что такое понимание субъекта берет начало только в философии Нового времени, что связано с характерным для этой философии субъектоцентризмом. Прежде под субъектом понималось метафизическое основание вещей, предметов, прежде всего тех, которые существуют объективно реально (Лекторский, 2010).

Именно в антропоцентризме Нового времени вызревает понятие субъекта. Если в античной философии субъект и реальность слиты и неразделимы (Аристотель), то Р. Декарт уже разрывает эту слитность, указывая на непротяженность мыслящей души и протяженность тела.

Наиболее разработана категория субъекта в немецкой классической философии и связана с эволюционными представлениями о его проявлениях, трансформациях в ходе развития. Специальный анализ категории субъекта прослеживается от И. Канта, И. Г. Фихте, В. Ф. Шеллинга, Б. Спинозы и наиболее развернуто в работах Г. В. Ф. Гегеля (Введение в философию).

И. Кант явно противопоставляет субъект и объект, указывая, что человек как субъект конструирует свой объект. Здесь уже явно выражена идея активности субъекта познания по отношению к объекту. Субъект активно формирует объект познания на основе ощущений, с одной стороны, и априорных (доопытных) форм сознания – с другой. Тип познания связан с двумя слоями субъекта: эмпирическим (индивидуально-психологические особенности человека) и трансцендентальным (всеобщее, надындивидуальное начало в человеке).

И. Г. Фихте полагал, что субъект и объект – две неравновесные стороны единой системы (без объекта нет субъекта), где субъект пристрастен, активен по отношению к объекту, а объект равнодушен к субъекту. Субъект стремится к объекту с целью достижения «не Я», необходимого для «Я». Это стремление понимается как деятельность, для который объект становится пусковым стимулом, толчком, тогда как ее содержание определяется субъектом, «Я» потому и «Я», что оно деятельно (существует только в действовании). Таким образом, в разделении субъекта и объекта имманентно заложена их непосредственная взаимосвязь. И субъект, и объект – это мерности одного и того же бытия.

Г. В. Ф. Гегель рассматривал появление субъекта из неживой (несубъектной) формы. Живое для него – это субъект, как источник активности, направленной на объект для его достижения или избегания. Субъект потребляет предназначенное ему в объекте и поддерживает себя. Это соответствует необходимому достижению «не Я» для «Я» у Фихте и Шеллинга. Основная проблема здесь состоит в том, как взаимодействовать с объектом. Субъект отражает для себя объект, оставляя одновременно его самим собой. В этом суть психического: идентифицировать в объекте предмет потребности субъекта, не подвергая прямому воздействию.

Г. В. Ф. Гегель подверг пересмотру кантовское определение трансцендентального субъекта. Он видел главный недостаток теории Канта в противопоставлении истинного знания, постигаемого точными науками, и тех форм знания, которые дают искусство, язык, культура. Именно этот тип знания существенно отличается от естественно-научного, которое, по Гегелю, не следует абсолютизировать. Это лишь разные стороны знаний о мире. Немецкий идеализм предложил рассматривать трансцендентальный субъект исторически, как историю человечества в целом. Субъектом знания у Гегеля выступает человеческая история как «объективный дух» или субстанция – субъект. Субстанция субъекта не имеет жестко фиксированной формы, это развивающие, подвижные формы, суть которых – исторические формы культуры. Данное понимание привело к важнейшей теоретической перестройке: снята дихотомия научного и ненаучного знания (наука не противопоставлена мифологии, а становится формой донаучного знания); снята дихотомия ложного и истинного, которая связана с противопоставлением научного и ненаучного (истинного для своего времени); в саму историю вводится понятие эмпирического (история фактическая) и трансцендентального (умозрительная конструкция) уровней. Таким образом, возникает онтология культурно-исторической деятельности, представляющая абсолютный (божественный) субъект. В индивидуальном субъекте отражен субъект общественный, абсолютный.

Гегелю принадлежит разработка идеи развития качеств субъекта в природе как ступеней Абсолютного Духа: растения – животные – человек – Абсолютный дух.

Субъект возникает при изменении соотношения субъекта и объекта. Первоначально соотношение меняется на уровне растений (неполный субъект), обладающих активностью, но не обладающих субъектностью (ср.: развитие психики, по А. Н. Леонтьеву, – это раздражимость, низший уровень). Субъектность появляется на уровне животных: появление обособленности от среды и появление самоощущения. Животные ощущают не просто себя, а определенные состояния, но всегда свои, а не другого, т. е. субъект имеет внутреннюю форму – самость, отражающую состояния внешних и внутренних воздействий. Субъектность на уровне человека, по Гегелю, – это переход к духовной деятельности и мышлению. Источником духовной деятельности становится Абсолютный дух, воплощенный в индивидуальном субъекте.

В. А. Лекторский, анализируя философское понимание субъекта, пишет: «Для современной философии субъект – это прежде всего конкретный телесный индивид, существующий в пространстве и времени, включенный в определенную культуру, имеющий биографию, находящийся в коммуникативных и иных отношениях с другими людьми. Непосредственно внутренне по отношению к индивиду субъект выступает как Я. По отношению к иным людям он выступает как Другой. По отношению к физическим вещам и предметам культуры субъект выступает как источник познания и преобразования» (Лекторский, 2010, с. 5).

Можно выделить два подхода, восходящих к разным философским традициям: антропоцентрической (И. Кант, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр и др.) и эволюционно-генетической (И. Г. Фихте, Ф. В. Шеллинг, Б. Спиноза, Г. В. Ф. Гегель). Они также имплицитно и эксплицитно выражены в развитии понятия субъекта в психологии.

В социогуманитарных науках последних десятилетий, кроме индивидуального субъекта, выделяется также коллективный (групповой) субъект как носитель определенных норм деятельности, познания и коллективного сознания, «коллективных представлений», как система взаимоотношений, входящих в него индивидов. Отличиям коллективного и индивидуального субъекта посвящена отдельная работа А. Л. Журавлева (Журавлев, 2000, 2018).

1.2. Разработка понятия субъекта в психологии

Не претендуя на полноту анализа становления понятия субъекта в психологии, выделим наиболее значимые взгляды и концепции, определяющие данное понятие.

Г. И. Челпанова можно отнести к психологам, проложившим путь к развитию категории субъекта. Он связывает понятие субъекта с душой, относя ее к внутреннему миру человека. Именно этот внутренний мир и отвечает за активность, причинность и источник душевной жизни. Челпанов полагал, что сознание нельзя объяснить без понятия субъекта, поскольку оно не сводится к ощущениям и представлениям. Более того, к субъекту относятся не только сознательные, но и бессознательные психические сферы. Однако главное качество – это развитие, изменение и сохранение. Так, сравнивая свои состояния, изменяющие и перетекающие во времени, необходимо допустить для процесса сравнения общий субъект, позволяющий отнести их к себе (Богданович, 2004). Г. И. Челпанов внес в развитие понятия субъекта важнейшие характеристики: отнесенность к психической категории, развитие и сохранение субъекта и констатация проявлений субъекта не только в сознательном, но и в бессознательном человека. Взгляды Г. И. Челпанова, по мнению Н. В. Богданович, заложили понимание субъекта как основы целостности психического (Богданович, 2004).

Как указывает Н. В. Богданович, согласно фактической исторической последовательности, категория субъекта впервые употребляется в психологической науке в СССР в работах Д. Н. Узнадзе, в то время как у С. Л. Рубинштейна она представлена впервые в статьях и рукописях 1920-х годов и в рукописи книги «Человек и мир» (1950-е годы).

Для Узнадзе понятие субъекта имело важное значение. Он подчеркивал, что «психология как наука должна исходить… из понятия самого субъекта, как целого, который, вступая во взаимодействие с действительностью, становится принужденным прибегнуть к помощи отдельных психических процессов» (Узнадзе, 1961, с. 66). Следовательно, одной из важнейших характеристик субъекта становится целостность, которая связана с его теорией установки. При этом установка определяется им как меняющееся состояние субъекта в зависимости от задач, которые он сам себе ставит, и от условий их осуществления. Установка связана с деятельностью, поскольку является модусом субъекта. Узнадзе критиковал попытки установить тождество психики и сознания, поскольку это приводит к разрушению целостного активного субъекта психической жизни (Богданович, 2004). Следовательно, субъект в теории установки Узнадзе не всегда является сознательным в отличие от представлений С. Л. Рубинштейна. Побуждающая сила действия не всегда связана с действием на субъект, а может порождаться им самим. Следовательно, в теории установки субъект представляется как целостное образование, не всегда сознательное, тесно связанное с деятельностью, обладающее способностью к самодетерминации. Дифференциация категорий субъекта и личности у Узнадзе фактически не проведена.

Анализ, выполненный Н. В. Богданович, приводит к выводу, что Л. С. Выготский относит понятие субъекта в основном к человеку, и оно остается в его теории неразработанным. Последовательница учения Л. С. Выготского Л. И. Божович представила стройную концепцию развития субъекта как личности, которая ближе к школе С. Л. Рубинштейна или, по крайней мере, выражает ее отдельные положения.

Субъект рассматривался Г. Г. Шпетом в качестве автора-творца, который реализует потенциальные возможности, присущие слову или формам искусства. Шпет считал, что язык обладает независимым, внешним бытием, оказывает влияние на человека. Во многих аспектах развитие духовного мира человека определяется языком, который уже содержит в себе определенные мировоззренческие константы. Шпет вводит понятие «языковое сознание». Интерпретация субъектом объекта есть единственная форма, в рамках которой только и может проявляться действительность. Именно эта интерпретация представляет собой выражение свободы субъекта, создающего реальность вновь. Особое значение этот процесс приобретает в эстетическом переживании. Шпет указывает, что проблема субъекта является основной в герменевтике. Таким образом, представления Г. Г. Шпета о субъекте фактически ограничены сознательными характеристиками, детерминированными культурой языковой среды и степенью овладения ею субъектом – творцом. Здесь мы видим существенные параллели с концепцией развития психики Л. С. Выготского.

Концепция деятельности А. Н. Леонтьева фактически обращается к понятию субъекта, но он представлен только как продукт деятельности. Несмотря на многозначность понятия субъекта, употребляемого А. Н. Леонтьевым, на основе контент-анализа, осуществленного К. А. Абульхановой, книги А. Н. Леонтьева «Сознание. Деятельность. Личность», она делает вывод о том, что субъект как категория фактически там отсутствует, хотя слово «субъект» употребляется очень часто и в разных сочетаниях. Место субъекта занимает здесь деятельность (см.: Богданович, 2004).

Основные идеи А. Н. Леонтьева получают свое продолжение в рамках концепции В. А. Петровского. Но в отличие от Леонтьева В. А. Петровский вводит «субъектность» как понятие, соединяющее категории деятельности и личности. «В нашем понимании „индивидуальный субъект“ („субъект“) есть сущее, имеющее образ своего существования. Из этого понимания вытекают четыре характеристики (индивидуального) субъекта: 1) субъект – целеполагающее (т. е. целеустремленное и целедостигающее) существо: иначе ни о каком „воспроизводстве“ нет и не может быть речи; 2) субъект – рефлексирующее существо, обладатель образа себя; иное немыслимо, так как самовоспроизводство подразумевает наличие образа того, что должно быть воспроизведено; 3) субъект есть свободное существо (никто, кроме него самого, не отвечает за процесс, не направляет его и не заключает о том, что все завершилось или должно быть продолжено); 4) субъект – развивающееся существо (ибо приходится действовать в изменчивой, непредсказуемой среде, и по этой причине воспроизводству подлежат новые, обозначившиеся на предшествующем шаге активности условия и способы самовоспроизводства)» (Петровский, 2010, с. 17–18).

Субъектность трактуется как устремленность к новым возможностям, включающим в себя внешние (производимые, присваиваемые) и внутренние (актуализируемые, «высваиваемые») возможности. Автор выделяет понятие рациональной субъектности, характеризуемой тем, что возможности, вкладываемые субъектом в процесс, соответствуют возможностям, обретаемым в результате. Выделяются два варианта иррациональной субъектности: сверхадаптивная пассивность и активная неадаптивность («надситуативная активность»). Автор на основе данных представлений выстраивает соответствие между уровнем обретаемых субъектом возможностей и уровнем его побуждения к последующим действиям: чем выше уровень обретаемых субъектом возможностей («могу»), тем сильнее стремление воплотить их («хочу») – условие равенства «могу» и «хочу». Такое динамическое единство автор называет состоятельностью – средоточием возможностей, побуждающих активность. Несмотря на введение модели состоятельности, В. А. Петровский вновь утверждает мультисубъектный характер личности. Присутствие разных субъектов во внутреннем пространстве личности рассматривается как результат интериоризации культуры, межсубъектных отношений, существующих вовне. Следовательно, субъектные характеристики суть атрибуты личности и производные внешних взаимодействий (Петровский, 2015).

Субъект в работах С. Л. Рубинштейна

Субъектный подход в психологию ввел С. Л. Рубинштейн. Раскрывая принципиальное отличие гуманитарной методологии от естественно-научной, он показал, что «специфика гуманитарный наук в их субъектности и ценностной опосредованности знания», что привело к созданию принципа самодеятельности субъекта, его самодетерминации, сформулированный С. Л. Рубинштейном в 1922 г. (Гусельцева, 2009). Преодолевая формально-структурный подход к анализу сознания и деятельности, С. Л. Рубинштейн формулирует представление о «действующем лице», творящем деятельность, вкладывая в это понятие значение личности как субъекта собственной активности. В его работе «Человек и мир» субъект рассматривается не только как носитель активности, но и как источник причинности бытия (Рубинштейн, 1997а). Сознание, обеспечивая познание субъектом мира, определяет не только его отражение, но и выражение отношения к нему субъекта – созерцательности. Деятельность преобразует объект в целях субъекта, а созерцание сохраняет и раскрывает для субъекта его ценность. Утверждая и доказывая единство предметного содержания и переживания, благодаря которому возникает значение объекта и события, С. Л. Рубинштейн, помимо гносеологического основания субъекта, вводит онтологическое.

Он выделял три аспекта деятельности человека: деятельность – всегда практическая, реально осуществляемая человеком; условия ее реализации создает сам человек и деятельность имеет свою внутреннюю структуру – цели, мотивы, направленность личности. Первый аспект не обязательно связан с субъектом, поскольку труд и его продукт носят отчужденный от личности характер. Второй и третий аспект связаны с разными свойствами субъекта, именно он организует реальную деятельность и одновременно внутреннюю систему активности. Действительность выступает в теории С. Л. Рубинштейна через призму возможностей и отношений к ней субъекта, а не противостоит ему в существовавшей дихотомии субъект – объект. Субъект выступает активным конструктором собственной жизни, бытия. В качестве субъекта рассматривается субъект психической деятельности, конкретный индивид, а не абстрактный конструкт. Таким образом, категорию субъекта С. Л. Рубинштейн перевел из философского плана в конкретно-психологический. Более того, изменилось представление и о категории деятельности. Не деятельность всецело детерминирует внутренний психический мир человека, а человек в реальной деятельности, благодаря внутренним психическим основаниям, определяет и направляет свою деятельность. Знаменитая формула С. Л. Рубинштейна «внешнее через внутреннее» изменила содержание принципа детерминизма в психологии. Это обстоятельство часто подчеркивал А. В. Брушлинский. Как пишет М. С. Гусельцева, книга «Человек и мир» являлась приметой нового мышления в психологии. В этой работе исследовалось введение человека в состав бытия (Гусельцева, 2009). С. Л. Рубинштейн обогатил психологию методологическими принципами: единства сознания и деятельности (просвечивать психику через деятельность) детерминизма (внешнее через внутреннее), субъектности, саморазвития (в творческой деятельности рождается творец), показывая, что, преобразуя бытие, человек преобразуется и сам.

Итак, переход к онтологическому основанию субъекта, введенный С. Л. Рубинштейном, определил смещение центра научных интересов в психологии, что побудило исследовать человека как субъекта деятельности, индивидуального и группового. Начал формироваться субъектно-деятельностный подход в психологии.

Субъект в работах А. В. Брушлинского

Наиболее значимой для научного творчества А. В. Брушлинского стала психология субъекта, субъектно-деятельностный подход. Ученики и последователи А. В. Брушлинского продолжают разработку психологии субъекта. Следует отметить, что категория субъекта завоевывает все большее место в психологических исследованиях, проникая в подходы, которые ранее дистанцировались от нее.

Психология субъекта, разработанная А. В. Брушлинским, проанализирована в работах В. В. Знакова, Е. А. Сергиенко, Н. Е. Харламенковой и др.

Остановимся более подробно на вопросах, имеющих большее значение для понимания развития субъекта и его детерминант.

М. С. Гусельцева обосновала то, что на постнеклассическом этапе исследований и реализации полипарадигмальности происходит смена борьбы методологий в разных психологических школах на большую толерантность, когерентность исследований, поиск консенсуса, что означает и продуктивность плюрализма вместо иллюзорного стремления к построению единой теория психики (Гусельцева, Изотова, 2016). «Под полипарадигмальностью мы понимаем стихийную или произвольную конфигурацию исследовательских парадигм, эволюционно возникающую для решения задач в условиях нарастающей многомерности и сложности предмета познания» (там же, с. 74).

Однако данная тенденция взаимопроникновения парадигм, не отменяет и не исключает анализа истоков и вариантов построения психологических концепций. А. В. Брушлинский постоянно отстаивал в собственных работах и выступлениях вклад С. Л. Рубинштейна в создание теории деятельности, субъектно-деятельного подхода.

В отечественной психологии долгое время господствовало понятие «деятельность», но не было представления о «деятеле», субъекте – творце собственной жизни и судьбы. Разработка идеи субъекта была начата именно в деятельностном подходе С. Л. Рубинштейна и продолжена его учениками (К. А. Абульхановой-Славской, А. В. Брушлинским и многими сотрудниками Института психологии РАН, для которых школа С. Л. Рубинштейна стала ведущей).

С. Л. Рубинштейн, как отмечает М. С. Гусельцева и Е. И. Изотова, являлся скорее западником деятельностного подхода, тогда как А. Н. Леонтьев – почвенником, провозглашающим приоритет деятельности и общества над личностью и субъектом (там же). Субъект в подходе А. Н. Леонтьева – это субъект деятельности, где ключевым понятием остается деятельность. С. Л. Рубинштейн рассматривал субъекта как источник творческой самодеятельности.

Следует также отметить, что экзистенциально-гуманистические подходы, отдающие приоритетную роль духовной активности и индивидуальности личности, выступают сегодня в качестве компенсирующих и дополнительных по отношению к социогенетическим установкам современной психологии (там же).

В отечественной психологии мы обнаруживаем как минимум две принципиально различные традиции интерпретации субъекта: с одной стороны, субъект как источник активности, с другой – субъект деятельности или образовательных воздействий (там же).

В этом состоит ключевой вопрос принципиальных различий, которые многим ученым кажутся неважными и несущественными, но которые во многом определяют современное понимание детерминации психического развития, ее движущих сил и механизмов.

Понимание А. Н. Леонтьевым субъекта только как субъекта деятельности, по его указанию, опирается на культурно-историческою теорию Л. С. Выготского, критика которой была представлена в работах А. В. Брушлинского (1999, 2006). Он часто сетовал на то, что сторонники данной школы психологии не отвечают на поставленные вопросы, игнорируя их.

Детерминация психического развития

В работе «Культурно-историческая теория мышления» А. В. Брушлинский (1968, 2006) поднимает важные вопросы о детерминации психического развития, соотношении биологического и социального, индивидуального и общественного в развитии человека. Хотелось бы напомнить основные пункты критики по данной проблеме.

Брушлинский писал: «В „культурно-исторической“ теории последовательно проводится трактовка знакомых средств как „производящей причины“ понятий, как демиурга мышления… словесный знак выступает здесь как действующая извне на ребенка могучая „социальная сила“, как всемогущий „общественный орган“, наиболее концентрированно воплотивший в себе все социальное и потому детерминирующий поведение новорожденного (вначале натуральное). Так социальность, которая сводится к внешним знакам, превращена в демиурга психического. В этих условиях никаких специфических „механизмов“ деятельности у ребенка, конечно, не требуется: все делают сами по себе всесильные знаковые средства <…> В результате внешнее интериоризируется, т. е. переходит внутрь, превращаясь в „высшие“ психические функции» (Брушлинский, 2006, c. 109–110).

Следовательно, культурно-историческая теория сводит все развитие к внешним социальным воздействиям. «Во всех случаях изначального исключения и игнорирования внутренних, специфических условий развития (ребенка и т. д.) исчезает всякий объективный критерий психического. Такая концепция толкает на выведение психического исходя только из внешних условий (вначале не взаимодействующих с внутренними), т. е. непосредственно исходя из объекта, из содержания лишь данного предмета и т. д. Тем самым уже в исходном пункте внешние условия оторваны от внутренних, в результате психическое оторвано от человека, от людей» (там же, c. 120).

Понимание социального как внешнего приводит к отказу от психологических механизмов, что влечет за собой, в свою очередь, отождествление общественного и индивидуального сознания. «Индивидуальное сознание представляется тогда попросту проекцией идеального содержания общественного сознания, поскольку последнее оказывает на индивида очень сильное воздействие; в результате он как бы непосредственно и пассивно усваивает якобы все подряд из того, что ему предлагают. При таком подходе исчезают индивидуальное сознание вообще и его психические „механизмы“ в частности. На самом же деле сознание индивида, всегда формируясь под влиянием общественного сознания, отнюдь не является, как известно, его прямой проекцией. Восприимчивость данного человека лишь к строго определенным, а не вообще к любым влияниям обусловлена всей совокупностью обстоятельств его собственного материального бытия, его реального процесса жизни, деятельности и т. д.» (там же, c. 110).

Однако приверженцы культурно-исторической концепции не видят или не хотят видеть этих оставшихся открытыми вопросов, говоря о субъекте образования или становлении индивидуальности. Так же не акцентируются различия между теорией деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна. Подчеркивая различия в понимании детерминации деятельности этих авторов, А. В. Брушлинский указывает, что «сама деятельность, в свою очередь, не должна, конечно, пониматься как нечто замкнутое в себе, ничем не детерминированное и т. д. <…> Между тем вышеизложенный принцип детерминизма (внешние причины действуют через внутренние условия) приобретает в некоторых исследованиях одностороннюю, неадекватную трактовку: внешние причины преломляются через действия, через деятельность и т. д. Иначе говоря, более широкое понятие таких условий неправомерно подменяется понятием лишь деятельности. В результате сужается в принципе бесконечная область обстоятельств, которые могут включиться в детерминацию деятельности» (там же, с. 121–122). Не деятельность всецело детерминирует внутренний психический мир человека, а человек в реальной деятельности, благодаря внутренним психическим основаниям, определяет и направляет свою деятельность.

Последовательно реализуя представление С. Л. Рубинштейна о детерминации психического развития и деятельности человека как непрерывное взаимодействие внешнего и внутреннего, Брушлинский пишет, что и то и другое составляют единый процесс, в котором внешние воздействия обусловлены внутренними условиями, которые, изменяясь, изменяют и восприимчивость к внешним воздействиям. В таком решении детерминации психического развития реализован континуально-генетический принцип, который проходит красной нитью во всех трудах А. В. Брушлинского. Глубокий анализ континуально-генетического принципа в научном наследии А. В. Брушлинского представлен в ряде работ (Журавлев, Мелешко-Брушлинская, 2016; Мелешко, 2005).

Рассматривая соотношение биологического и социального в культурно-исторической концепции, А. В. Брушлинский проводит детальный анализ решения данной проблемы. Отождествляя внешнее социальное с развитием высших психических функций, а биологическое – с натуральными или низшими (животными), Л. С. Выготский считал, что высшие, «искусственные акты суть те же естественные, они могут быть без остатка, до самого конца разложены и сведены к этим последним… Искусственной является комбинация (конструкция) и направленность, замещение и использование этих естественных процессов» (цит. по: Брушлинский, 2006, с. 37–38), т. е. натуральных функций.

Брушлинский показывает, что «при таком понимании высшие психические функции – это низшие плюс овладение ими через знак (с помощью воли, использующей культурные средства-знаки). Или иначе: „высшие“ функции суть „низшие“ плюс их организация (направленность, структура и т. д.)» (там же, с. 38).

Таким образом, обе силы – биологическое и социальное – сведены в культурно-исторической концепции к социальным корням человеческой психики, противостоящей животной, низшей, что означает отказ от эволюционного принципа, редукцию к общественной чисто внешней детерминации.

Еще один вопрос, оставшийся без ответа, – понимание отношения между субъектом и объектом в концепции культурно-исторического развития.

А. В. Брушлинский приводит следующее понимание этих отношений: «Знак ничего не изменяет в объекте психологической операции», – он не имеет дела непосредственно с объектом, субъект проявляет свою «активность по отношению к себе, а не к объекту» (там же, с. 36).

Человек сам определяет и направляет свое поведение при помощи знаковых средств, в свою очередь, направленных не вовне, а внутрь, на субъекта, на овладение поведением. Брушлинский пишет: «Как совершенно очевидно, детерминация поведения, деятельности выступает здесь только со стороны субъекта, идет только от него. Разрушаются единство и взаимодействие субъекта с объектом: последний либо вообще выпадает, либо в лучшем случае не рассматривается как основа этого единства и взаимодействия. Понимание знака как средства психического развития и, прежде всего, как средства направления психических операций необходимо приводит к отрыву средства от того, средством чего оно является, вообще к полному разрыву между „направляющим“ и „направляемым“ (как бы ни трактовалось то и другое). И это тем очевиднее, чем большая роль приписывается знакам в психическом развитии, например, роль „производящей причины“ высших психических функций» (там же, с. 36).

Подобный разрыв субъекта и объекта ставит не только вопрос об детерминации психического, но и вопрос о возможности целенаправленного поведения при исчезновении объекта деятельности.

Подводя итог рассмотрения некоторых принципиальных неразрешенных вопросов, можно заключить, что психическое развитие с точки зрения культурно-исторической концепции детерминировано лишь социальными, внешними, общественными причинами, передаваемыми отвлеченным представителем общества отвлеченному ребенку, не имеющими, кроме животных, низших психических функций, ничего, да и те не индивидуализированы, специфично не представлены. По мнению А. В. Брушлинского, наблюдается разрыв, дизъюнктивность процесса психического развития, где изучение психических механизмов развития заменяется усвоением внешних средства, а критерии психического исчезают, лишенные анализа соотношения внешнего и внутреннего.

Еще в годы критики концепции Л. С. Выготского (развернутая аргументация представлена в работе «Культурно-историческая теория мышления», 1968) А. В. Брушлинский настаивал на непрерывности психического развития, непрерывности изменений соотношения внешних причин и внутренних условий, неразрывности биологического и социального в природе человека на всех этапах его онтогенетического развития. При этом, говоря о внутренних условиях, он подчеркивал, что и нейро-анатомические, и физиологические особенности, и задатки, и способности человека, которые преломляют внешние условия, изначально делают человека индивидуальным. Кроме того, он настаивал на том, что нет такого периода в развитии ребенка, взрослого человека, который бы не был биологическим и социальным одновременно. Биосоциальная природа человека означала для него, что социальное преобразует биологическое и биологическое преобразует социальное.

На современном этапе развития идеи А. В. Брушлинского, высказанные 50 лет назад получают серьезную аргументацию. Например, Г. Готтлиб обосновывает метамодель развития, названную Вероятностным эпигенезом (ВЭ) (Probabilistic epigenesis), которая формулирует общие принципы процессов онтогенетического и эволюционного развития (Gottlieb, 2007). Эта модель подчеркивает реципрокность внутри и между уровнями развития (генетическую активность, поведение, физические, социальные, культурные влияния внешнего мира) и генетико-средовые взаимодействия в реализации всех фенотипов (см. подробнее ниже).

Данная современная модель верифицирована многочисленными исследованиями и ясно указывает на справедливость формулы «внешнее через внутреннее» при постоянном изменении и того и другого.

Современное развитие культурной психологии дает значительный толчок для понимания механизмов культурной детерминации в развитии как типичного, так и уникального в жизни людей. Культура становится неотъемлемой составляющей внутренних психических особенностей человека. Но данное направление психологии не опирается на культурно-историческую теорию. Как отмечает М. С. Гусельцева, Л. С. Выготский «исключает из понятия личности индивидуальное своеобразие, отличие людей друг от друга. Личность, по Л. С. Выготскому, – характеристика культурного развития ребенка. Следует отметить также, что понятие культуры здесь сужено: „культурный“ в его концепции означает „социальный“. Таким образом, за понятием культурного развития не лежат идеи этнического и национального своеобразия культур» (Гусельцева, Изотова, 2016, с. 48). Как видим, понимание А. В. Брушлинского, высказанное уже в 1968 г., совпадает с современным видением несводимости культурного к социальному.

На современном этапе разработки принципа развития в психологии понятие детерминизма эволюционировало в понятие мультидетерминизма, где центр сместился с универсальных детерминант развития на уникальные индивидуальные траектории, раскрывая конкретные варианты и возможности взаимодействия множества внешних и внутренних сил, порождающих самоорганизацию развивающего субъекта. Предпринимается анализ констелляций различных внешних и внутренних факторов развития той или иной способности, психической организации и реорганизации, приобретая характер многомерных и многофакторных моделей развития (Журавлев, Сергиенко, 2017; Принцип развития…, 2016).

Анализ исторических тенденций изменений соотношения детерминант психического развития в течение XX и начала XXI в. показал, что в континууме «биологическое – социальное» в разные исторические периоды соотношение основных детерминант изменялось. На настоящем этапе развития больший упор делается на внутренние нейрональные механизмы различных психических феноменов (эмпатии, социопатии, модели психического, альтруизма и т. п.). Однако все больше работ в психологии развития направлено на обоснование и переход к универсальным моделям, цель которых состоит в переходе от конкретных категорий и феноменов психического развития к общим моделям, что требует как системно-эволюционного анализа, так и перехода к более интегративным конструктам, полипарадигмальности и межпарадигмальности, в которых заложен принцип полидетерминации психического развития. Он объединяет взаимодействия биологических и социальных детерминант, содержание которых все более дифференцируется и дополняется культурными, экологическими, нейрональными, генетико-молекулярными и другими факторами психического развития, участвующими в становлении психической организации и реорганизации и становящимися реальной действующей силой человека как субъекта развития и саморазвития (там же).

Таким образом, современные решения проблемы детерминации психического развития раскрывают тот потенциал идей, который разрабатывался А. В. Брушлинским. Это и означает научное предвидение, пусть выраженное в самом общем виде, но континуально-генетическая концепция, континуально-генетический принцип находят свое отражение на самом современном научном уровне.

Суммируя достижения психологии субъекта А. В. Брушлинского, необходимо отметить, что, помимо категории субъекта и ее разработки, он перешел к построению психологии субъекта как возможности интегративного изучения человека.

Субъект в концепции Б. Г. Ананьева

Принцип целостного изучения человека в его развитии был основной методологической стратегией Б. Г. Ананьева, ориентированной на многоаспектное, междисциплинарное изучение человека в психологии (Ананьев, 1996). Все многообразие феноменов человека может быть представлено большими объединяющими пластами его организации: индивид – личность – субъект – индивидуальность. Это деление «есть отражение многообразия самих феноменов человека, выступающих как вид Homo sapiens, как человечество в его историческом существовании и личность, как субъект и индивидуальность» (там же, с. 24). Для Ананьева индивидуальность человека выступает интегрирующим началом. «Общим эффектом этого слияния, интеграции всех свойств человека как индивида, личности и субъекта деятельности является индивидуальность с ее целостной организацией этих свойств и их саморегуляцией» (там же, с. 278).

Б. Г. Ананьев, таким образом, решал вопрос о соотношении личности и субъекта: «Разумеется, разделение человеческих свойств на индивидные, личностные и субъектные относительно, так как они суть характеристики человека, как целого, являющегося одновременно природным и общественным существом. Ядро этого целого – структура личности, в которой пересекаются (обобщаются) важнейшие свойства не только личности, но также индивида и субъекта (там же, с. 220). Выделяя в качестве ядра человеческой организации личность, Б. Г. Ананьев указывает, что «структура личности, сложившаяся в процессе индивидуального развития человека, сама детерминирует направление, степень изменения и уровень развития всех феноменов психического развития. С. Л. Рубинштейн именно в этой структуре личности, комплексе личностных свойств, усматривал те внутренние условия, через которые действуют те или иные внешние факторы» (там же, с. 218). Здесь мы видим различия в понимании субъекта Б. Г. Ананьевым и авторами субъектно-деятельностного подхода. Если для Б. Г. Ананьева личность является ядерной структурой организации, то для субъектно-деятельностного подхода – субъект, который всегда является личностью, но не сводим к ней. Для Б. Г. Ананьева субъектом становиться человек в процессе своей профессиональной деятельности и творчества как высшего уровня профессиональной деятельности, тогда как в представлении последователей С. Л. Рубинштейна субъект – качественно определенный способ самоорганизации, саморегуляции личности. «Любая личность может быть объектом подлинного воспитания лишь постольку, поскольку она вместе с тем является субъектом этого воспитания» (Брушлинский, 1999б, с. 345).

1.3. Развитие субъектного подхода

Субъектно-аналитический подход

В современной российской психологии новое осмысление проблемы определения содержания и сути аналитического метода осуществлено в исследованиях М. С. Гусельцевой (Гусельцева, 2009). В субъектно-аналитическом подходе В. В. Знакова (2015) она актуальна применительно к попыткам ответа на вопрос: какие психологические механизмы и ресурсы субъекта включены в процессы различения в едином мире человека трех реальностей – эмпирической, социокультурной и экзистенциальной? Неразрывно связанным с этим является вопрос и о роли в этом различении характера активности самого понимающего мир субъекта: ее направленности и специфики. Ответить на эти вопросы и должен субъектно-аналитический подход. Сочетание в названии подхода двух понятий означает, что и субъектная составляющая, и аналитическая играют важную роль в определении оснований, по которым различаются и понимаются три реальности мира человека. Субъектная составляющая субъектно-аналитического подхода включает три компонента.

1. Субъектность как совокупность внутренних условий развития понимания, формирующихся в соответствии с рубинштейновским принципом детерминизма: внешние причины действуют, преломляясь через внутренние условия, составляющие основание психического развития. Например, личностные знания являются внутренними условиями понимания, в значительной мере определяющими индивидуальную специфику взгляда субъекта на реальность, его схему понимания мира. Субъектность, внутренние условия понимания как линзы, направляющие фокус внимания понимающего субъекта, проявляются в специфике интерпретации, приписывания событиям, явлениям и т. п. статуса фактов.

2. Гносеологические субъект-объектные основания психологии субъекта, в которой показано, что во многих психологических исследованиях трудно провести четкую границу между субъектом и объектом. Разрабатывая психологию субъекта, А. В. Брушлинский опирался на положение о том, что познавательное отношение субъекта к внешнему миру есть основное гносеологическое отношение. Он стремился раскрыть гносеологические и онтологические основания психики и анализировал ее недизъюнктивную природу. Трудности аналитического различения гносеологии и онтологии психического в психологическом эксперименте всегда упираются в онтологическую неотделимость любого психического процесса от его результата, потому что любой из продуктов (мыслительного поиска, распределения внимания и т. п.) реально существует только в породившем и использующем его процессе. Основываясь на теории психического как процесса, он считал, что с помощью мыслительного механизма анализа через синтез можно гносеологически и психологически расчленять недизъюнктивные объекты, неразделимые в онтологическом плане (Брушлинский, 2003). Тем не менее следует признать, что в психологии субъекта были только намечены направления, в которых должны проводиться исследования различения гносеологических и онтологических оснований научного анализа субъектности человека.

3. Способы преобразования субъекта, полагания себя. С точки зрения раскрытия их содержания центральными являются вопросы о типах активности человека как личности и как субъекта. Интересный вариант разграничения активности личности и активности субъекта описан в работе Н. Е. Харламенковой, которая выделила четыре особенности активности человека как личности (Харламенкова, 2010). Другой вариант описания субъектной активности представлен в работах М. Фуко. По Фуко, субъектность проявляется во внутренних условиях познающего мир человека, прежде всего, в его опыте. Условия реализуются и проявляются в дискурсе, практиках. При этом три дискурса соответствуют трехчленной схеме понимания мира (формы возможного знания, нормативные основания поведения индивидов, вероятные способы существования возможных субъектов) (Фуко, 2011).

Аналитическая составляющая субъектно-аналитического подхода состоит из двух компонентов:

1. Раскрытие сущности аналитического метода научного исследования как рассмотрения отдельных сторон, свойств, составных частей предмета для суждения о целом. Анализ (разделение действительности на три реальности), в конечном счете, нужен для того, чтобы синтезировать части в целое (мир человека).

2. Еще одним компонентом субъектно-аналитического подхода является ориентация на рубинштейновскую традицию исследования мышления и познания как анализа через синтез. С. Л. Рубинштейн выделял две основные формы мыслительных операций. «Анализ-фильтрация» проявляется в мышлении как постепенное отсеивание не оправдавших себя проб решения задачи. «Анализ через синтез»: в нем анализ выступает в роли синтетического акта соотнесения условий с требованиями поставленной задачи. При этом в целом анализ рассматривался в школе С. Л. Рубинштейна как мыслительная операция, которая функционирует в паре с синтезом. Анализ через синтез обеспечивает прогнозирование субъектом искомого и творческую порождающую природу мыслительной активности. В процессе ее осуществления познаваемый объект начинает проявляться в новых свойствах и качествах, ранее не представленных индивидуальному сознанию.

Несмотря на то, что субъектно-аналитический подход в психологии делает только первые шаги, его польза для исследований понимания человеком трех реальностей мира человека очевидна. Составляющие этого подхода имеют глубокие корни в психологической науке и не только в ней. Дальнейшие исследования должны быть направлены на углубленный анализ оснований, по которым человек воспринимает реальность как эмпирическую, социокультурную или экзистенциальную. Не менее научно значимым является и определение сходства и различия субъектно-аналитического подхода с другими методами изучения психического, в частности с культурно-аналитическим подходом (Гусельцева, 2009). Таким образом, развитие субъектно-аналитического подхода представляется необходимым и перспективным, особенно в контексте психологии понимания.

1.4. О критериях субъектности

Принципиально важнейшим вопросом психологии субъекта остается вопрос о критериях субъекта.

Определяя субъектность, первоначально А. В. Брушлинский указывал: «Субъект – качественно определенный способ самоорганизации…» (Брушлинский, 1999б, с. 331). Он отмечал, что субъект – это человек на высшем уровне своей активности, целостности (системности), автономности. Он подчеркивает, что субъектом не рождаются, а становятся. Каждая личность является субъектом, но субъект не сводится к личности. С одной стороны, А. В. Брушлинский признает непрерывность развития человека как субъекта деятельности, а с другой, постулирует субъектность как высший уровень активности, целостности, автономности. Данное противоречие нуждалось в разъяснении и разработке, поскольку вопрос о критерии категории субъекта остается открытым.

В одной из последних работ Брушлинский более детально раскрыл проблему критериев в становлении субъекта. Он писал: «Субъектом столь неразрывного, недизъюнктивного единства природного и социального (культуры) становится человек по мере того, как он – будучи еще ребенком, подростком и т. д. – начинает выделять себя (не отделять!) из окружающей действительности и противопоставлять себя ей как объекту действия, познания, созерцания и т. д. Первый существенный критерий становления субъекта – это выделение ребенком в возрасте 1–2 лет в результате предшествующих сенсорных и практических контактов с реальностью наиболее значимых для него людей, предметов, событий и т. д. путем обозначения их простейшими значениями слов. Следующий наиболее важный критерий – это выделение детьми в возрасте 7–10 лет на основе деятельности и общения объектов благодаря их обобщению в форме простейших понятий (числа и т. д.)» (Брушлинский, 2002 с. 12–13). Далее Брушлинский указывает на то, что «Изначальная социальность, включенность в культуру человеческих индивидов на вышеуказанном этапе их развития характеризуется понятийностью их познания и вообще деятельности. Понятия не существуют как платоновские идеи – вне субъекта и его деятельности (познания, обучения, учения и т. д.). Отсюда вытекает, по крайне мере, два вывода, существенных для всей рассматриваемой проблематики. Во-первых, понятия не существуют для ребенка, пока он – в качестве школьника – не начнет овладевать ими в процессе своей деятельности (совместно с учителями, воспитателями и т. д.). Во-вторых, понятия не входят в состав „третьего мира“, как его раскрывает К. Поппер» (там же с. 13). Наши позиции в свете последних работ А. В. Брушлиинского сблизились, особенно по вопросу о самом первом уровне становления субъекта и необходимости рассматривать вопрос о критериях относительно уровневой психической организации. Первый критерий – выделение ребенком себя из окружающего мира, – на мой взгляд, очень важен и был детально аргументирован (Сергиенко, 2002, 2015). Ранние периоды онтогенеза человека обоснованно рассматриваются в качестве решающих как для становления концепции мира (физического и социального), так и для развития личности.

Второй критерий, выделенный Брушлинским как основной в становлении субъекта, – понятийная деятельность – вызывает дискуссию. Истоки представления о «понятийном» критерии лежат в трудах С. Л. Рубинштейна, который утверждал единство предметного содержания и переживания, где возникает значение объекта и события. Это влечет за собой не только отражение мира, его познание, но и отношение субъекта, выраженное в его созерцании (Рубинштейн, 1999).

Соглашаясь с важностью становления понятий для развития субъекта, отметим, что этот критерий не может выступать как основной и достаточный. Более того, по сравнению с первым критерием он очевидно дизъюнктивен. Трудно согласиться с появлением понятий в 6–7-летнем возрасте и их жесткой связью с вербальными обозначениями. Процесс становления понятийного ментального мира субъекта происходит постепенно, шаг за шагом, образуя все более сложную иерархию когнитивного пространства, начало же этого процесса опирается на базовые когнитивные способности младенцев упорядочивать мир объектов, организуя базовую модель мира (Сергиенко, 2006).

Применение континуально-генетического принципа привело нас к гипотезе о решении проблемы критериев субъекта. Критерий субъекта может быть только уровневым. С позиций такого подхода критерии субъекта, выделенные другими авторами (Б. Г. Ананьевым, К. А. Абульхановой, А. В. Брушлинским, А. Л. Журавлевым, В. В. Знаковым, И. Б. Дермановой, М. А. Щукиной, А. В. Карповым), не являются противоречивыми, а относятся к разным уровням организации субъекта.

Так, в понимании Б. Г. Ананьева, человек как субъект деятельности – это определенный этап человеческого развития, предполагающий формирование психических свойств и механизмов в процессе профессиональной (производственной деятельности). Субъект характеризуется через совокупность деятельностей и меру их продуктивности (Ананьев, 1996). А. В. Карпов описывает субъекта через метапознавательные процессы, включая рефлексию в деятельности (Карпов, 2009), т. е. ставит в центр рассмотрения его деятельность, что согласуется с представлениями Б. Г. Ананьева.

К. А. Абульханова предлагает акмеологическое понимание субъекта. Личность становиться субъектом собственной деятельности и жизни в целом только на высших, взрослых этапах своего развития (Абульханова, 2005). В другой работе К. А. Абульханова выделяет критерии личности, которая становится субъектом. В качестве первого критерия она выдвигает способность личности к организации собственной жизни, жизненных этапов и регуляции объективно существующих жизненных обстоятельств. Второй критерий состоит в возможности личности как субъекта «вырабатывать свои способы решения постоянно возобновляющихся противоречий» между нормативными требованиями и индивидуальными особенностями и притязаниями личности. Третий критерий личности как субъекта заключается в оптимальном использовании психических, личностных, профессиональных и других возможностей для решения жизненных задач. «Личность не просто обладает восприятием, мышлением, памятью и не только способно видеть, думать и помнить, она определяет, как и зачем вспоминать, чтобы решить жизненно-практическую задачу. В этом проявляется ее „мета-личностное качество субъекта“» (Абульханова, 2005, с. 15). Четвертый критерий – собственно акмеологический, который определяет личность как субъекта жизни, постоянно направленного на самосовершенствование, достижение идеала. Пятый критерий в большой степени дополняет четвертый: субъектом будет такое совершенствование личности, которое стремится к достижению подлинности. Неподлинность жизни определяется как неспособность прожить собственную жизнь, отвечающую собственной индивидуальности. Подлинная же жизнь – это выбор жизненной стратегии, отвечающей смыслу жизни. Жизненная стратегия проявляется в сознании субъекта как Я-концепция. «Наличие Я-концепции дает возможность личности осознать себя как субъекта, отнестись к себе как источнику жизненных перемен, причине событий и поступков…» (там же, с. 15).

Останавливаясь на взглядах К. А. Абульхановой, хотелось бы выделить те противоречия, которые существуют между ее представлениями и другими вариантами решения вопроса. Напомним, что Б. Г. Ананьев полагал в качестве ядра человеческой организации личность, которая сама детерминирует направление, степень изменения и уровень развития всех феноменов психического развития.

Как видно из приведенных критериев личности как субъекта, К. А. Абульханова только раскрывает акмеологическое понимание субъекта. Выделенные критерии субъектности, по нашему представлению, не являются специфичными и достаточными для данной категории. Напомним, в чем состояло несогласие с принципиальным решением К. А. Абульхановой. Разрешение противоречий даже на неосознаваемом уровне определяется как движущая сила любого развития, в том числе и личностного. Более того, слишком неопределенным кажется положение об оптимальном способе организации жизненного пути, способе разрешения противоречий. Получается, что уровень субъекта является как бы операциональным уровнем личности, задающей общее направление движения. Более того, субъектом человек может и не стать, если он не достиг вершин своего развития. Представляется, что человек становится субъектом шаг за шагом на разных уровнях развития субъектности, что означает континуальность его развития.

Близкую Абульхановой точку зрения на соотношение личности и субъектности в человеке высказывает А. В. Петровский (2010). Он развивает личностный подход к активности субъекта, принимая выдвинутое А. Н. Леонтьевым представление о личности как системе деятельностей субъекта, в которой проявляются свойства социальной метасистемы, в которую включен субъект. При обсуждении субъектности в большей степени используется индивидуально-психологический анализ человека, тогда как при рассмотрении личности – социально-психологический. А. В. Петровский видит противоречие в подходах к изучению личности и субъекта. «Очевидный факт взаимопроникновения между двумя началами бытия личности сопряжен с не менее очевидным фактом их нередуцируемости друг к другу: индивидуальное и социальное в личности составляют, как говорят, единство, но не тождество» (Петровский, 2010, с. 358). Концепция субъектной личности объединяет идеи надситуативной активности и отраженности человека в человеке. «В этом контексте личность выступает как динамическая форма субъектно-ролевого единства: становление субъектности – ролью и снятие роли – субъектностью» (там же, с. 363). Таким образом, субъектность понимается А. В. Петровским как часть (модус) личности, что фактически снимает вопрос о специфичности данной категории: субъект растворен личностью.

П. Я. Гальперин считал: «Чтобы быть личностью, нужно быть субъектом, сознательным, общественно-ответственным субъектом» (Гальперин, 1976, с. 143). Он полагал, таким образом, что личность становится вершинным уровнем развития субъекта. Здесь налицо понимание личности как высшей индивидуальности человека, отвечающей общественным нормам.

Разрабатывая психологию субъекта, В. В. Знаков пишет об экзистенциональном поиске смысла жизни (Знаков, 2016). Представляется, что все названные авторы говорят о субъекте, достигшем вершинных уровней своего развития. Здесь принципиальным является вопрос о соотношении понятий «субъект» и «личность».

Соотношение личности и субъекта рассматривалось в работах Ф. Мальрие: «Субъект не сводится к Персоне, хотя и является ее источником» (цит по: Зауш-Годрон, 2004, с. 19). Существует континуум процессов субъективизации и персонализации между Субъектом и Персоной. Процесс же персонализации включает, по мнению А. Валлона, синтез двух аспектов развития: социализации и индивидуализации (как два комплементарных процесса) (см.: Зауш-Годрон, 2004).

Приведенные взгляды разных авторов на соотношение субъекта и личности послужили основанием для выдвижения и проверки нашей собственной гипотезы.

Гипотеза о соотношении субъекта и личности с позиций системно-субъектного подхода

Основные положения системно-субъектного подхода, развиваемого автором, были изложены в нескольких работах (Сергиенко, 2009, 2011, 2013).

Предполагается следующее гипотетическое решение. Личность (персона) – это стрежневая структура субъекта, задающая общее направление самоорганизации и саморазвития. Метафорически это соотношение можно представить в виде командного и исполнительного звеньев. Личность задает направление движения, а субъект – его конкретную реализацию через координацию выбора целей и ресурсов индивидуальности человека. Тогда носителем содержания внутреннего мира человека будет выступать личность, а реализацией в данных жизненных обстоятельствах, условиях, задачах – субъект. В этом случае человек будет осуществлять зрелые формы поведения в зависимости от степени согласованности в развитии континуума «субъект – личность».

В этом процессе познание себя и Другого занимает определяющее место, но может существовать и в недифференцированной (интуитивной) форме. Модель психического как модель внутреннего мира человека, определяемая векторами «Я – Другой», выступает как когнитивная основа субъектности человека, реализующая генеральную линию личностного развития (Сергиенко и др., 2009).

Это означает, что человек стремится сохранить свою целостность как субъекта и личности, следовательно, делать то, что соответствует его жизненным смыслам и в соответствии с собственной субъектностью, т. е. в соответствии со своей интегративной уникальностью (где все образует единую систему: вся история развития субъекта, гетерархия уровневой организации). Показателем синхронности и соответствия в континууме «личность – субъект» может выступать спонтанность поведения человека.

Психологическая зрелость – это, прежде всего, континуум согласования задач личности и интегративных возможностей субъекта.

Предложенное гипотетическое решение вопроса о соотношении категорий «субъект» и «личность» включает положения Л. И. Анцыферовой и Б. Г. Ананьева. В работах Б. Г. Ананьева мы находим указание на то, что личность является ядерным образованием в структуре целостного человека. Более того, мы находим указание на существование своеобразия и дифференциации этих понятий как в психологии субъекта А. В. Брушлинского («субъект всегда является личностью, но не сводим к ней»), так и в работах Б. Г. Ананьева: «Совпадение личности и субъекта относительно даже при максимальном сближении их свойств, так как субъект характеризуется совокупностью деятельностей и мерой продуктивности» (Ананьев, 1996, с. 253).

Таким образом, наше гипотетическое решение соответствует некоторым указаниям в работах других авторов.

Соотношение понятий «субъект», «личность» и «человек» можно представить в следующем виде (рисунок 1).

Рис. 1. Соотношение понятий «человек», «субъект» и «личность»

1.5. Соотношение понятий «субъект», «субъектность», «субъективность», «актор» и «агент»

Важным для рефлексии проблемы соотношения психологических понятий становится разграничение не только понятий субъекта и личности, но и субъектности и субъективности. Субъектность означает отнесенность к субъекту, присущее субъекту, понимаемому как непреложное свойство человеческой сущности. Субъективность означает отнесенность к внутреннему миру индивидуального человека, его уникальности, неповторимости. Субъектность остается целостной психологической характеристикой человека в течение всей его жизни: человек рождается субъектом и умирает субъектом, учитывая уровневые критерии субъектности. С этой точки зрения это постоянная характеристика человека. Но его субъективные характеристики все время меняются, стремясь ко все большей индивидуализации и уникальности. В этом случае субъективность – психологически динамическая характеристика человека. Однако следует отметить, что характеристики субъекта и субъектности тесно взаимосвязаны, поскольку субъект – это всегда индивидуализация человека (Брушлинский) со свойственной ей динамикой субъективного мира.