Мать позвонила ближе к обеду и заполошным голосом сообщила:
– У Виноградовых малого пристрелили! На рынке!
– Мам, здравствуй, во-первых.
Она внимательнее глянула на себя в зеркало и выдернула из левого виска еще пару седых волосков. Вчера было три. Свободные от телефона пальцы правой руки принялись разглаживать небольшие складки под глазами. Лифтинг уже не помогал, и уколы красоты становились бесполезны. Придется ложиться под нож, а это всегда риски.
Она тяжело вздохнула.
– А, во-вторых, кто такие Виноградовы, мам?
– Ну, как же, дочка! – тихо возмутилась мать. – Виноградовых не помнишь? Или снова прикидываешься?
– Не прикидываюсь. Не помню.
Она зацепила щепотью кожу на шее, легонько, чтобы не оставить синяка, ущипнула, потом еще и еще. Спросила рассеянно:
– А почему я должна их помнить? Виноградовых каких-то!
Звонок матери застал ее за утренней ревизией красоты, от которой, по сути, мало что осталось. Каждое утро свидетельствовало о том, что предыдущим днем она была чуточку красивее и свежее, потому что на сутки моложе. И так теперь будет всегда. Послезавтра ей сорок пять.
Боже, какой ужас! Сорок пять целых лет!
В ее невеселые размышления снова вклинился недовольный голос матери.
– Что, что ты сказала?
– То и сказала! Нечего из себя корчить там… – Мать сердито попыхтела. – Если живешь в Москве, думаешь, на другой планете?
– Ой, мам, не начинай, ладно?
Она поморщилась и тут же шлепнула себя по щеке. Подобные гримасы недопустимы. Вокруг рта сразу глубокие морщины и «гусиные лапки» у глаз, как борозды под посадку.
– А чего мне начинать-то, дочка! Я не начинаю. Просто… Повидаться бы. Уже сколько лет тебя не видела. – Мать отчетливо всхлипнула. – Подохну, хоронить-то хоть приедешь?
– Приеду, – соврала она. – Как же не приехать.
– А вот и не надо приезжать, – неожиданно испуганным голосом произнесла мать.
– Почему?
– Потому что… Потому что, мне кажется, он вернулся! Вернулся и начал мстить! – Мать скороговоркой произнесла четыре слова из короткой молитвы и продолжила бубнить: – И не я одна так думаю, дочка. Все так думают. Шептаться стали. Что-то прямо…
– Ма!
Она помолчала, слегка опуская веки, и сочла, что при такой ретуши выглядит еще очень ничего. В размытом изображении она по-прежнему красива.
– Ма, хватит выдумывать. И стонать прекрати. Говори толком: кто вернулся, за что мстит.
– Валера вернулся! – бабахнула мать громко, словно в пустой комнате. Даже эхо прокатилось.
Может, мать в дурке давно, вдруг подумала она. А они с мужем пропустили эту новость из-за вечной своей занятости. Сидит себе в пустой палате и шалит. Раздобыла где-то телефон, может, даже украла – она могла. Раньше за ней водились подобные шалости. Сидит теперь на больничной койке в психлечебнице и сочиняет небылицы, чтобы ее попугать, жизнь окончательно испортить.
– Ма, а ты сейчас где? – поинтересовалась она.
– В спортзале, где же еще! – фыркнула мать.
Она чуть не расхохоталась. Ну вот! И что тут можно добавить?
– В каком спортзале, мама?
Она отвлеклась на родинку под левой ключицей. Кажется, или она стала чуть крупнее и выпуклее? Надо бы доктору показаться.
– В школьном спортзале, дочка. В школьном. Я уже два года уборщицей в школе работаю. Я же говорила тебе. Забыла? – Голос матери стал обиженным.
Она вдруг вспомнила: действительно мать что-то такое рассказывала. Про школу. Про работу. Про нехватку денег на пенсии. И если она сейчас не в психушке, а в школьном спортзале полы моет, то значит…
– Это что, все правда, мам?
Она отступила от зеркала и на одеревеневших ногах пошла к дивану. Упала в мягкие подушки, прикрыла глаза. В висках неожиданно застучало.
– Что все, дочка?
– Про убийство Виноградова? Про то, что народ треплет, будто Валера вернулся и мстит? – Забытое имя еле соскользнуло с языка, так сложно было его произносить. До сих пор сложно.
– Здраассте! – протянула мать с обидой. – Ты пьяная там с утра, что ли?!
– Не пью давно, мам. – Ее взгляд прошелся по полкам с бутылками за стеклом высокого шкафа. – И тебе не советую. Лишние морщины появляются.
– Мне замуж не выходить. И с морщинами проживу как-нибудь. А вот как ты теперь станешь жить?
– Так же, как и все эти двадцать пять лет, мам. Счастливо!
– Ну, ну…
– Так что там с Виноградовыми? Что у них стряслось?
– То и случилось… Внука Васиного на рынке подстрелили.
– Василий Виноградов, это тот, о ком я думаю? – Она задала свой вопрос очень серьезно, со значением.
И мать поняла.
– Тот самый, о ком ты думаешь.
– И как погиб его внук?
Ей было неинтересно, но знать она обязана. Ей потом придется делиться этой информацией с мужем. Если не расскажет или что-то неправильно поймет, у нее могут быть проблемы.
У них могут быть проблемы!
– За день до этого там случилась какая-то драка. Толком не знаю, врать не буду, – затараторила мать. – Хулиганов забрали, потому что один из них пистолетом размахивал. Как потом оказалось, пистолет был игрушечный.
– Обалдеть, народ развлекается! – рассмеялась она.
– Слушай дальше… Их забрали и отпустили. А на другой день снова на рынок полиция нагрянула и принялась то место, где драка была, обыскивать.
– Зачем? – Она сощурилась, хотя и знала: морщинам это только в помощь.
– Кто-то полицейским шепнул, что пистолет поначалу был настоящим. Это когда им размахивали. Потом, мол, подменили на игрушку, а настоящий припрятали в прилавке. Забрать его тот, кто размахивал, ночью не мог – рынок заперт. А утром народу полно. Полиция к десяти утра туда нагрянула и принялась все обыскивать. Продавцы бучу подняли, мол, работать второй день не дают. Вчера драка. Сегодня обыски. Какая-то суматоха, гвалт поднялся. И вдруг стрельба. Бабы рассказывают, что несколько выстрелов было. Внука Василия Виноградова подстрелили. Но вроде не его хотели-то, вот в чем весь секрет.
Мать внезапно замолчала, словно споткнулась о слово.
– А кого? – Она сразу насторожилась.
– Сашку… Сашку Корнеева вроде хотели подстрелить, а кто-то Виноградова толкнул, и он вроде как его собой закрыл. Так болтают.
Мать шумно дышала в трубку.
– А что Сашка Корнеев делал в тот момент на рынке? Он за покупками пришел? Или торгует чем?
– Мент он, дочка. Мент. Как с армии пришел, так сразу пошел в полицию устраиваться.
– Старая сволочь! – прошипела она злобно. – Сам всю жизнь там проторчал и парня по своим стопам направил!
– А кто же его еще направит, как не старая сволочь? – хмыкнула мать. – У него же больше никого нет…
– Заткнись, – перебила она, подумала и спросила: – У тебя все?
Наверняка информации больше нет. А слушать то, что бабы говорят, она была не намерена.
– У меня-то все, а у тебя? – проговорила мать с укором. – Ничего еще не хочешь узнать?
– Хочу.
– Спрашивай тогда.
– Кто размахивал игрушечным пистолетом?
– Федоров. Старший Федоров. Старый пень, а все туда же. Ему уж под шестьдесят, а…
– С кем он дрался?
– Ой, вот не скажу. – Мать даже расстроилась. – Но обыск начали с его прилавка. Он овощами торгует.
– И выстрелил он?
– А вот и нет, что главное-то, – оживилась мать. – Будто кто-то из толпы стрелял. И все хором говорят, что Валерку видели. Узнали, мол, его.
– Ма, не мели чепухи. Хоть ты-то не мели, хорошо! – взорвалась она, соскочила с дивана и принялась метаться по огромной комнате, полной бесполезной дорогой мебели. – Если это был Валерка, то зачем ему стрелять в Корнеева?! Сама посуди!
– Ну да, ну да…
– Нет, мать. Если это был он, то совершенно точно стрелял в Виноградова, внука Василия Николаевича. Ему он мстил, если что. Но я не верю… Не верю, что это он! Двадцать пять лет прошло. Где он был все это время?..
Муж вернулся почти в полночь, она трижды засыпала и просыпалась, дожидаясь его в гостиной. Он не ожидал, что она там. Вошел, сразу включил верхний свет и шагнул к огромному шкафу, забитому алкоголем.
– Бухать собрался? – спросила она, поднимаясь из подушек. – Чего так поздно?
– Дела.
Он даже не обернулся. Стоя к ней спиной, достал начатую бутылку виски и налил себе половину стакана.
Она с ненавистью его рассматривала. Годы ничего гадкого с ним не сотворили. Такой же худощавый, мускулистый, широкоплечий. Седина, с которой она день за днем боролась, ему даже шла. Подправленные хирургом скулы и разрез глаз сделали его настоящим красавчиком. Девки висели на нем гроздьями. Но, к чести его, надо сказать, он никогда не заходил дальше позволенного. Только секс. Никаких обязательств.
– Жена у меня только одна. Ты, – утешал он ее как-то после очередного бурного выяснения отношений. – И никогда другой не будет…
– Как зовут твои «дела» сегодня? Таня, Маня, Анжела?
Она не хотела, зарекалась, но вырвалось само собой. Слишком хорош он был сейчас. Слишком желанен. Но тащить его в постель после очередной шлюхи она не станет. Противно. А он точно был с бабой. Она знала его, как никто. Эта расслабленная мягкость в движениях. Ленивый взгляд. Потребность глотнуть виски.
Секс. У ее мужа точно только что был секс. Может, прямо в машине.
– Малыш, мы договаривались, – ответил он спокойно и сделал глоток. – Если ты только по этой причине не спишь, зря.
– Не по этой. Мне звонила мать.
Она села на диване, похвалив себя за то, что в шелковом спальном гарнитуре сейчас, а не в хлопковой пижаме. И ее длинные волосы, все еще шикарные и блестящие, спутались так, как надо. Ему всегда это нравилось.
– И что хотела мать? – Он присел рядом, пристальным и оценивающим взглядом прошелся по ее фигуре. – Ты хороша, малышка. Ты знаешь, что все еще невероятно хороша.
– Подожди, Дима… – Она поймала его руку на своем колене и пресекла все попытки залезть под подол. – Все очень серьезно… В нашем с тобой родном городе начали происходить странные и страшные вещи. Ты не в курсе?
– Нет. Давно там не был. Более двадцати лет. Точнее – двадцать пять. А что там не так? – Он откинулся на подушки, сделал еще глоток и лениво прикрыл глаза. – Рассказывай, рассказывай, я весь внимание, малыш.
И она начала пересказывать ему разговор с матерью во всех подробностях. Не исключила даже то, что она заподозрила мать в слабоумии.
– Это все, – произнесла она и замолчала.
– Н-да…
Он рывком поднялся с дивана, снова подошел к шкафу и налил себе еще. Понаблюдал, как колышется поверхность янтарной жидкости, и выпил все до дна. Стакан с грохотом поставил на стеклянную полку, закрыл дверцы. Минуту молчал и вдруг повернулся к ней со словами:
– Ты же не думаешь, что все это правда?
– Думай не думай, Дим, а люди все видели. И стрельбу, и то, как Федоров стволом размахивал, и как кто-то толкнул Виноградова, и тот схлопотал пулю, вместо…
– Я не об этом, милая, – перебил ее Дима. Он медленно подошел, дернул за руку, поднимая с дивана, и прошептал, глядя ей в глаза странным отсутствующим взглядом: – Ты же не думаешь, что он на самом деле жив?