Она шла за окном, самая милая и родная, и не было на всем белом свете ни роднее, ни милее. Недавно снятые с бигудей белокурые локоны, как в замедленной киносъемке, пружинились при каждом шаге. «Ну повернись! Ты же знаешь, я здесь, ровно в 6:43 каждое утро твоей рабочей недели», – ныло и кричало в его голове. Я здесь! – помимо воли прошептали его губы. И вдруг она стала медленно поворачиваться в сторону окна, за которым, сразу над подоконником, виднелись его торчащие во все стороны спросонья волосы. Он почувствовал, как сердце бешено заколотилось, затаенная радость мягкой волной стала подниматься в груди. Еще мгновение, и она увидит его, и счастье озарит юную душу. Но в этот самый момент кто-то резко дернул его за руку – кто-то из этого мира, который он не выбирал, а терпеливо сносил из любви к ней. Он на мгновение отвернулся от окна. Чей-то мерзко пахнущий рот гнусаво орал на него сверху вниз:
– Опять ты здесь! Сколько раз повторять. Живо в постель и терпи до побудки!
Когда он вновь посмотрел на улицу, ее уже не было. Он бросился к окну, в истерике стал колотить по стеклу руками. За что? Ведь он просил такую малость!
– Не-е-ет, мама, нет, забери меня, мама-а-а…
– А-а-а?! – Вольский резко проснулся. Глаза водителя с сочувствием смотрели на него через зеркало. Он был в автомобиле Ульяны. В Энске. Медленно, слоями, реальность возвращалась к нему. Настолько глубоко, ярко и осязательно правдоподобно он провалился в себя маленького. Вырваться из наваждения и снова оказаться взрослым и свободным было чертовски приятно. Он не заметил, как уснул, и этот краткий сон – они ехали минут пятнадцать, не более – взбодрил и освежил его. Хотя и оставил легкий осадочек боли и разочарования.
– Кошмар приснился? – спросил водитель. Вольский кивнул в ответ. То был стабильный ужас детства, который, однако, давненько его не посещал. Но в свете происходящих с ним за последние пару суток событий это возвращение было вполне закономерно. «Что ж, ты живой. И этим все сказано», – успокоил себя Вольский.
Домработница Гульнара ждала его у входа в дом Ульяны. Пока Вольский шел за ней на третий этаж, а потом лез вверх по крутой, опускаемой и раскладывающейся, явно не для частых посещений, лесенке на чердак, он вспоминал разговор с Соболем у крыльца больницы.
– Что ты знаешь о вчерашнем ДТП? – спросил Соболенко. Вольский мысленно усмехнулся. Игорь напоминал ему переливающуюся картинку: поверни ее под одним углом – друг детства, под другим – неизвестный ему товарищ следователь.
– В том то и дело, что ничего, – ответил Вольский. – Ты вошел ровно в тот момент, когда я спросил ее об этом. Да в утренних новостях видел на беззвучке с бегущей строкой для глухонемых, что была авария, Ульяна в больнице. Ну, я и рванул сюда. Ее хотели… убить? – осторожно предположил Сергей. Соболенко, задумчиво глядя куда-то вдаль, покачал головой, давая понять, что он не исключает такой версии:
– Или напугать. Возможно, конкуренты, – добавил он. – А СМИ молодцы, мы запретили говорить, что была перестрелка… – Сергей удивленно вскинул брови. – Да, в нее стреляли!
Соболенко цепко зыркнул на Вольского, который про себя расхохотался. «Ну Соболь, ну Шерлок Холмс!» Эта профессиональная привычка давно встроилась в его обыденное состояние – быть одной ногой в событии, а другой – снаружи, чтобы не терять объективности, наблюдая за состоянием клиента. Но в личной жизни она скорее мешала, блокируя полное проживание момента.
– Водитель отделался легким испугом, охранник ранен. В соседней палате лежит. Их охраняют. Сейчас усилим охрану. Все это слишком громко для нашего города, понимаешь?.. – многозначительно посмотрев на Вольского, произнес Соболенко и замолчал, словно сомневаясь, говорить ли то, что вертелось у него на языке, или нет? Вольский видел, что Игорь колеблется.
– Договаривай, – подтолкнул он приятеля.
– Как-то все вдруг… – Поиск точного слова обнажил внутреннюю борьбу между другом и следователем в душе Соболенко. – Совпало с твоим столь неожиданным приездом! – наконец договорил он, и ему явно полегчало от того, что, как и раньше, он мог быть с Сергеем откровенен.
– Ну что я вам, Игорь Петрович, на это могу сказать? Оригинальная версия! Приезжает вдруг из Москвы психотерапевт по приглашению одной богатенькой вдовы, посулившей ему золотые горы за усмирение ее пасынка накануне его совершеннолетия. И первое, что столичному мозгоправу приходит в голову, – сразу по приезде пристрелить сию вдовушку, дабы?.. Дай подумать… О, точно! Дабы не работать и уехать ни с чем. Все сходится! Повышение и медаль товарищу Соболенко в студию!
Игорь засмеялся и ударил Сергея по плечу.
– Ладно тебе! Мозгоправ всея Руси. Тебя, что ль, в твоем деле не заносит?
У Игоря зазвонил мобильный. Увидев на экране портрет жены и короткую надпись: «Нинка», он вдруг заерзал.
– Да, – излишне громко, словно перед ним рота солдат, ответил он.
– Я пять раз тебе утром сказала, что у Васьки сегодня плавание. Мешок ярко-салатового цвета у входа повесила, и? Мне сейчас звонили из садика, что наш Василий… опять без купальных трусов в бассейн явился! – Голос Нины гремел не только в ухо враз расстроившегося Соболенко, но и покрывал пространство в радиусе пяти метров. Вольский, по примеру друга, тоже не стал деликатничать, делая вид, что ничего не слышал, и подкинул товарищу по песочнице спасительную мысль.
– Новости. Про новости скажи! – шепнул он, выразительно кивнув на телефон. Соболь молниеносно принял «подачу».
– Ты новости видела? – утробным голосом спросил Игорь и подмигнул Сергею. На том конце повисла пауза, и тут обоим «игрокам» стало ясно, что счет сравнялся.
– ДТП федерального значения. В городе стреляли. Есть жертвы. Какой салатовый мешок, Точилина?! – начав с интонации диктора новостной передачи в режиме «срочное сообщение!», он перешел в тактическое наступление. Плечи его распрямились, он глубоко вздохнул, словно поднял с асфальта затоптанную каблуками шляпу мужского самолюбия, отряхнул ее, расправил и гордо водрузил на место.
– Прости, Соболенок, я… – На этом прозвище Соболенко кашлянул, быстро глянув на Вольского, который не сумел сдержать смешок, отчего Игорь нахмурился, – я не знала. И что теперь? Кто-то погиб? – ласково затараторила вторая жена известного следователя города Энска.
Работа мужа была единственной темой, ее обезоруживавшей. Нина Соболенко, в девичестве Точилина, очень уважала своего мужа и гордилась им за мозговые штурмы, риск, погони и вот это вот все. От чего всегда замирала, глядя бесконечные сериалы, где во всех главных ролях ей виделся ее славный сыщик Соболенок.
– Пока нет, но мы на плотной связи с реанимацией. Ибо центр в курсе и ждет от нас рабочих версий, а ты меня, Нина, отвлекаешь! – взвился несокрушимый титан следственного отдела.
– Все-все, милый, не мешаю. Вечером пирожки напеку, твои любимые, с капустой, хочешь? – истекая нежностью, проворковала Нина. Из Игоревой трубки буквально сочилась ее любовь. Он чуть улыбнулся.
– Хочу, – буркнул в ответ и дал отбой. Вольский зааплодировал.
– Шах и мат, сокрушительная победа! Повышение и медаль товарищу Соболенко в студию, – снова провозгласил Сергей.
– Фух, – выдохнул Игорь, как будто только что пробежал стометровку. – Спасибо, вечно я забываю, что работа – мой главный козырь. Вот, учиться надо с бабами тереть, не тушеваться и мямлить, а сразу – на! – аварии, пытки, погони! – разошелся Соболенко, и друзья от души посмеялись.
Соболенко достал-таки сигаретку и с наслаждением закурил. Вольский всегда был свободен от этой заразы: хотел – курил, не хотел – не курил. Друзья ему удивлялись: «Что, и уши не пухнут?» или «И в горле не сохнет?» Нет. То вдруг возникало непреодолимое желание, и задымление своих внутренностей было просто в кайф. То оно так же резко пропадало, сменяясь категорическим отвращением и даже недоумением, зачем вообще это надо делать? Даже тут он был не «как все нормальные люди», о чем ему частенько приходилось слышать в течение жизни. Сергею нравилось «раздражать» людей – возможно, именно это и послужило ориентиром в выборе профессии. Хотя, скорее, это она выбрала его, – эдакий выбор без выбора.
– А ну, дай. Что-то вдруг захотелось… – неожиданно попросил Вольский, учуяв запах только что зажженной сигаретки и сглотнув слюну. Соболенко радостно встрепенулся, словно давно искал и наконец нашел собутыльника.
Вольский затянулся. С непривычки закружилась голова, и что-то внутри расслабилось. Соболенко разулыбался.
– Давно не… – Кивнул он на его потрескивающую при затяжке сигарету.
– Десять лет, – ответил Вольский. Соболенко восхищенно присвистнул. Пару минут курили молча, каждый о своем.
– Центр в курсе. Требуют виновных, – тихим доверительным голосом произнес Игорь. – При этом в городе все знают об их рамсах с пасынком. Ты же будешь работать с ним… или так случайно что-то странное или подозрительное узнаешь, заметишь – дай знать. Пока адекватных версий две: конкуренты или Прохор, а может, конкуренты подбили Прохора, а? Вольский неопределенно покачал головой. Соболенко грустно вздохнул.
– Помощь нужна будет – звони. Да звук включи на мобиле! – воскликнул, вспомнив, Соболенко и резко перешел на шепот: – И это, про вчера, про Милу… – между нами! Лады?
Сергей усмехнулся.
– Ты Ульяне тоже, что я… отсюда… не надо. Я из Москвы, и точка.
Мужчины скрепили договор рукопожатием и разошлись, договорившись держать друг друга в курсе событий.