Иван
Поговорить нормально с Еленой у меня так и не получилось. Она со мной разговаривать не была намерена, отвечала односложно и словно по принуждению. Дмитрий же был слишком мал, чтобы я что-то мог сделать, кроме как недолго подержать ребенка на руках. Никакого умиления во мне не возникло, может, потому, что это был совершенно чужой ребенок. У меня был опыт старшего брата, а вот побывать отцом до этого момента как-то не довелось.
Вообще, когда я сел за накрытый стол, то с некоторым удивлением отметил, что на мгновение отвлекшись, сам не понимая как, занял место во главе стола. А перед этим повернулся к иконам в углу и широко перекрестился, склонив голову.
Оказывается, у тела сохранилась определенная память, и нужно было всего лишь не мешать ему выполнять то или иное действо. Возникал вопрос, и каким образом мне отключить голову и не думать вовсе, чтобы никак телу не мешать? Пока ответ на этот вопрос оставался риторическим.
А вот, когда я взял на руки Дмитрия, то не заметил вообще никакого отклика, словно Ивану сын был безразличен. И даже таким элементарным делом, как время от времени забирать у кормилицы ребенка, чтобы познакомиться с ним поближе, он не занимался.
Внезапно, сидя за столом и глядя на совершенно непривычную для меня пищу, я разозлился. Меня разозлила эта инфантильность Ивана, который, похоже, жил – словно по течению плыл, выполняя волю отца, а своей и вовсе не имея.
Единственный раз он проявил характер, когда стоял на Угре. И то, если бы Холмский не принял его сторону, не известно, чем бы там дело кончилось.
– Что-то я перехотел есть, спасибо тебе, хозяюшка, за привет, – не скрывая издевательского сарказма, я легко поклонился. После чего, встал из-за стола и направился вон из светлицы.
Елена осталась сидеть на своем месте за столом, не двинувшись, ни чтобы меня остановить, ни попрощаться. Просто охрененная семейная жизнь, слов нет. Недаром в сказках все дело свадьбой кончается, а вот что после происходит – знать никому не обязательно.
И ведь ни один летописец не написал, падлы они все, что живи Иван и Лена в мое время, то уже давно бы развелись к чертовой матери.
Не в самом радостном расположении духа я вышел из терема и осмотрелся. Никиты нигде видно не было, наверное, решил, что я могу задержаться в тереме у жены и куда-то свалил пожрать. Возвращаться в маленькую душную комнату с крохотными слюдяными окнами не хотелось, а для того, чтобы не возвращаться, нужно было придумать себе занятие.
– Тебе коня седлать, княжич? – ко мне подошел хмурый молодой мужчина. Определить возраст правильно, учитывая повсеместную растительность на лицах, я не мог, но, вроде бы, моложе тридцатника. В небогатом, но чистом кафтане, с шапкой темно-русых, я бы даже сказал, серых волос на голове.
– А, седлай, – я махнул рукой, направляясь следом за этим мужчиной, хотя понятия не имел, кто это такой. Зато заурчавший живот быстро вернул меня к мысли, что есть все-таки хочется.
Пока шел за своим невольным провожатым, сунул руку и нащупал несколько мелких монеток. Они ощущались под пальцами, как рыбья чешуя. На какой-нибудь пирожок должно хватить, я надеюсь.
В конюшню я не пошел, остался ждать снаружи. Сейчас наступит момент истины: или я смогу удержаться в седле, потому что это мог делать Иван, или даже взобраться на лошадь не смогу. И тем самым весьма повеселю шмыгавшую туда-сюда дворню, растянувшись в пыли.
– Сергей! – раздался зычный голос из-за конюшни. И лишь спустя почти полминуты, в поле моего зрения показался его обладатель – грузный мужик, с отвислыми щеками и пузом, которое даже кафтан не мог скрыть. – Волков! Вот пёсий сын, где его черти носят?
– Да тут я, боярин, – значит, его зовут Сергей Волков. И он, определенно имеет какое-то отношение к конюшне и лошадям. – Чего вопишь так? Две кобылы чуть не разродились от твоего воя. – А Волков-то этот тот еще тип. Вон как дерзит боярину, и хоть бы хны. Кто он такой на самом деле?
Пока я размышлял над тем, кем мог быть конюх, который вот так запросто мог боярина послать, этот самый конюх появился, ведя под уздцы статного длинноного коня. Мы с конем посмотрели друг на друга оценивающе, но наглядеться не успели, потому что Волков подвел его ко мне тем боком, с которого, получается, нужно на эту махину взобраться.
Я вставил ногу в стремя, как видел в кино, закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Тело само взлетело в седло, и, приоткрыв один глаз, я забрал поводья, протягиваемые мне конюхом.
Всё это время боярин молча смотрел на нас, видимо осознал, что пытался поперек княжича влезть. А молчал, надеясь, что я его не замечу или забуду, как он вопил, пока мне коня седлали. Смерив его пристальным взглядом, я повернулся к Волкову.
– Со мной поедешь, – коротко бросил ему, и он, кивнув, побежал на конюшню.
– А кто мне коня оседлает? – нерешительно спросил боярин, переводя взгляд с меня на умчавшегося Сергея.
– А что, Волков один конюший? – я говорил, не сводя с него пристального взгляда. – Ты же мне глаза прямо открыл, боярин, – я благословил про себя манеру общаться, позволяющую обходиться без имен. – Я так и передам Великому князю, что в его конюшне людей почитай-то и нет. Куда только делись, надобно узнать будет.
– Да нет, княжич, зачем Великого князя такими пустяками тревожить? Напутал я что-то, есть, конечно, здесь еще людишки, не только Волков, – боярин махнул рукой и выдавил из себя улыбку. – А ты никак прогуляться собрался?
– Верно приметил, боярин, верно, именно что прогуляться, – я кивнул, надеюсь, что благожелательно, и повернулся к воротам конюшни. Оттуда как раз выходил Волков, держа на поводу справную лошадку, но не настолько благородных кровей, как мой жеребец. – Тронули.
И мы выехали со двора. Держался я в седле очень прямо, крепко тиская в руке поводья, на что мой сопровождающий сразу же обратил внимание.
– Что с тобой, княжич? – он нахмурился еще больше, хотя и так был хмурый и сосредоточенный. – Ты словно болями мучишься.
– Так оно и есть, потому и велел седлать коня, чтобы проверить, насколько я могу в седле держаться. А не то князь грозился поход на Тверь отложить, коли я вести армию не сумею.
– А почто рынд своих не кликнул? Я-то один, ежели что и с татями какими не смогу тебе подсобить.
– Да я и не собираюсь далеко ехать, мне бы только себя проверить. Мы же не в Орду собрались, чтобы ты о татях беспокоился.
– Типун тебе на язык, княжич, скажешь тоже про Орду, – он невесело хмыкнул.
– А тебя за что на конюшню определили? Ведь не из дворовой челяди ты, Сергей Волков, – я пристально посмотрел на него, пытаясь определить, как к нему относиться.
– А разве ты не знаешь? – он задумался, а потом кивнул. – Ну, конечно, ты же тогда на Угре стоял, когда меня за конюха подписали. Из Твери я. Имел землицы вдоволь, пока на нее глаз свой бесстыжий Кротов не положил. А он то давненько уже к Великому князю Московскому переметнулся, вот и чувствовал вседозволенность. Я-то в Москву за правдой приехал, думал, что рассудит нас князь по совести, только Кротов, пёсий сын, раньше меня успел в уши князю напеть. Тот меня и не выслушал даже, хорошо хоть головы не лишил, а на конюшню отправил.
– Ну и дурак ты, Волков, – я покачал головой. – Ежели Кротов князю Московскому присягнул, то неужто он против него что-то решит? Да ещё и в пользу того, кто до сих пор присягу Михаилу Борисовичу блюдет? Ему нужны верные людишки, особенно в Твери, которая, как и Новгород, вечно пытается из-под руки из-под великокняжеской выйти. Поэтому-то и решил Великий князь в пользу Кротова. А то что живота твоего пощадил, так совесть, видимо, взыграла, – я задумался. – Хотя, я бы казнил.
Он только покосился на меня, и ничего не ответил. Мы проехали мимо Успенского собора, который выглядел уже почти так же, каким я его привык видеть. Ещё немного и мы выехали с территории Кремля.
Обратив внимание на внешнюю стену, я увидел, что Кремль начал строиться. Похоже, я всё-таки увижу привычные мне и царские палаты, и другие строения, которые располагались на довольно большой территории.
Оказавшись за пределами Кремля, я немного ускорил движения коня, который был просто великолепно обучен и реагировал на каждое моё малейшее движение.
Москву я сумел охарактеризовать одним словом «убого». А еще «деревянно». Пока мы ехали по улицам города, я не увидел ни одного каменного строения.
Но это продолжалось до тех пор, пока мы с Волковым не выехали за город. Где совсем рядом с городской стеной раскинулся Свято-Данилов монастырь. Вот он-то был сложен из камня.
А рядом с ним раскинулся рынок. Собственно, именно сюда я и ехал, преследуя несколько целей: посмотреть, чем люди торгуют, из этого можно было сделать очень много выводов, а также, что-нибудь всё-таки поесть.
Торговали всем, чем только можно было: птицей, зерном, овощами. Многое с лотков, старясь перекричать друг друга. Шум стоял такой, что захотелось закрыть уши, чтобы хоть немного снизить громкость. Нас сразу окружили лоточники, наперебой предлагая что-нибудь купить. Я выбрал из всей толпы того, кто продавал румяные пирожки, и направил коня к нему.
– С чем пироги? – спросил я его, наклоняясь в седле.
– С ягодой разной, боярин, – тут же ответил молодой совсем парень, у которого даже усы еще не росли. – Вкусные, с пылу с жару.
– Давай, – я кинул ему чешуйку, которую он подхватил и тут же спрятал за щеку. Выхватив лист лопуха, парень сгрузил мне на него четыре пирога, и, сунув в руку, растворился в толпе.
– Дороговато пирожки вышли, – усмехнулся Волков, глядя в след ушлому торговцу.
– М-да, дороговато, – я слабо разбирался в ценах, поэтому, протянув два пирога изрядно удивившемуся Волкову поехал, сквозь толпу, жуя действительно вкусный пирог. На ходу спрашивал про цены у всех попадающихся мне на пути торговцев. Объехав весь рынок, я уже имел кое-какое представление о местной жизни.
– А ну, куда руки свои поганые протянул? – рык Волкова заставил меня вынырнуть из мыслей. Сергей держал за шиворот оборванного мальчишку, который сразу же начал канючить и весьма активно вырываться. – Я же сейчас тебя до ближайшей мясницкой колоды оттащу и без руки останешься, поганец.
– Кого обокрасть хотел? – деловито спросил я, не собираясь вмешиваться в экзекуцию, даже, если он пацану действительно руку сейчас отрубит. Закон был прост, знаменитый «Судебник» еще не создан – поймали на воровстве, будь добр ответь, да не просто так, а кистью своей заплати материальный и моральный ущерб.
– Тебя, княжич, – думал, что сможет до пояса с заборчика вон того дотянуться, – хмуро ответил Волков. Интересно, а он умеет вообще улыбаться?
– И зачем ему мой пояс? – я даже удивился. – Кошеля я с собой не брал, если только ему сам пояс приглянулся? Ну, тут не думаю, что я не заметил бы, как с меня пояс снимают.
– Пусти, дяденька, – продолжал канючить оборванец. – Не хотел я ничего красть, показалось тебя.
– А, ну и верно, показалось. Так я перекрещусь, чтобы впредь не казалось, – Волков слегка встряхнул его, и тут ветхая ткань не выдержала, и мальчишка повалился на землю, а в руках Волкова остался клок тряпки. Не дожидаясь, когда его обидчик с лошади соскочит, чтобы снова его поймать, пацан вскочил и побежал мимо торговцев, петляя, как заяц. Волков же усмехнулся, и свистнул ему вслед, что заставило воришку только припустить еще быстрее. – Надо было рынд тебе с собой взять, княжич, тогда не пришлось бы вспоминать, взял с собой кошель али нет.
– Ну, ты прекрасно справился, – я задумался. – А принесешь присягу лично мне, а, Сергей Волков?
– А и принесу, – он махнул рукой, словно шашкой. – И что будешь со мной делать?
– Рынд у меня всего четверо, и те… ну, сам видишь, молодые ещё, учить их и учить, как за княжичем ходить надобно. Пятым будешь.
– Великий князь не обрадуется…
– Он и моему отказу уходить с Угры не обрадовался. Ничего, обойдется, – я очень сильно на это надеюсь, очень-очень сильно. – Ну, а сейчас домой, а то спина у меня разболелась шибко. Надо будет понемногу каждый день выезжать, чтобы снова к седлу себя приучать. – Мы выехали с рынка, когда я покосился на едущего рядом Волкова, прошептав. – М-да, Иван-царевич, и серый волк, всё-таки сказки хоть в чем-то, но правы. Н-но, пошел родимый, – и послав коня рысью, теперь уже с трудом удерживаясь в седле, я направил его к виднеющемуся даже отсюда Кремлю.
Катерина
Я долго думала о том, что делать с письмом, то ли забытым, то ли специально оставленным Асканио на столе. У меня уже голова начала болеть от размышлений. Ради чего он дал ознакомиться мне с этой информацией? То, что по официальной версии этот конвертик так и не был доставлен кардинальскому конклаву по неустановленным причинам, говорит о многом, но в данный момент мне это ни черта не объясняет.
Официальная позиция Людовико Сфорца была понятна и так, без всяких пояснений. Он был против того, чтобы кто-либо, относящийся к семейству Делла Ровери, занял папский престол. И это был далеко не секрет ни для кого.
Но, черт побери, какую двойную игру ведет Асканио, являющийся протеже Борджиа, и причем тут я, мне понятно не было. Слишком мало исходных данных, чтобы сразу отнести Асканио к политическим проституткам. Хотя, он недвусмысленно дал понять, что пытается усидеть на двух стульях одновременно, и будет честно служить тому, кто в итоге победит.
Но какая роль отведена в этом вопросе Катерине и замешан ли в чем-то подобном ее муж? Знать бы еще, что это за фрукт такой. Вот только знакомиться с Джироламо Риарио поближе я пока совершенно не хотела.
Не придумав ничего более умного, я просто спрятала конверт за вырез декольте. Потом избавлюсь от него. Бумага горит хорошо и следов не оставляет. Жаль, что в этой комнате-кабинете камин, стоявший у дальней стены, был не растоплен. Надеюсь, что, находясь при мне, этот конверт сохранится в целости и сохранности, чтобы потом все-таки сгореть в моих покоях.
Несколько раз глубоко вздохнув, приводя себя в более-менее адекватное состояние, я вышла из полутемного кабинета, возле которого меня все еще ожидал капитан. Дойдя до лестницы, я повернулась к нему.
– Капитан, заблокируйте проход, через который сюда прошел кардинал, и выставите своих людей возле него нести стражу и днем, и ночью. Я не хочу впредь сталкиваться с подобными сюрпризами. Потому что в следующий раз сюда может проникнуть тот, кто хорошо владеет оружием, умеет его применять по назначению, и без сожаления пустит против беспомощной, беременной женщины.
Он смотрел на меня, слегка скривившись. Похоже, его уже до чертиков достали приказы неуравновешенной Катерины, и он ждал, что после разговора с кардиналом, я, наконец-то, сдам замок конклаву, и они смогут отсюда уйти.
– Есть какие-то проблемы, капитан? – я повысила голос, так и не дождавшись никакого ответа.
– Каким образом мы должны это сделать, сеньора? – равнодушно ответил он. – На то, чтобы перекрыть проход, потребуется время.
– Времени у нас предостаточно, капитан. Если же вы не знаете каким образом это сделать, значит, вам всего лишь следует посоветоваться с тем, кто разбирается в этом вопросе. Можете его взорвать, мне безразлично, но, чтобы больше ни одна живая душа без моего ведома не проникла не территорию замка, – в животе несколько раз довольно больно кольнуло, что еще больше меня разозлило.
Мало того, что я по прихоти этой идиотки застряла тут, так еще и физическая форма оставляет желать лучшего. А судя по отношению ко мне капитана наемников, воспринимают меня тут именно, как избалованную графиньку, влиятельные родственники которой заставляют их мириться с ее прихотями. Вокруг нас начали постепенно собираться люди, которые с интересом смотрели на разгорающийся конфликт.
– До меня дошли слухи, сеньора, что граф Риарио отвел войско ещё дальше от Рима и оставил его, скрывшись в резиденции Орсини. Этот поступок не может ни говорить о том, что наше нахождение здесь стратегически не обосновано, не говоря уже о вашем приказе отрезать нам последний путь отхода, если…
– Послушайте меня, капитан…
– Нет, вы отдаете приказы ссылаясь на указания графа Риарао, но от него не было ни единой вести с момента осады замка. Выполнять приказы, идя против церкви, не входит в наши планы. А граф не спешит вмешиваться в созданную им же самим проблему, всё дальше отводя своих людей и укрываясь под защитой Орсини.
Чем дольше он говорил, тем больше начало темнеть у меня в глазах. Вокруг собралась уже довольно большая толпа, которая одобрительно поддакивала каждому слову капитана.
Вот и аукнулись мне мои раздумья насчет него. Не следует больше мешкать. Либо ты, либо тебя. Это не XXI век, пора уже это принять, и понять, что демократия и человеколюбие здесь не в моде, а уважением пользуется только те, кто может показать зубы, главное, чтобы их быстро не выбили.
Слабо понимая, что делаю, поддавшись какому-то импульсу словно продиктованному извне, я резким движением выхватила короткий меч из ножен капитана и приставила его к горлу Бордони, сделав шаг назад. Он изумленно опустился на одно колено, чтобы не создавать лишнее давление на клинок, а вокруг раздался неуверенный ропот.
– Кому вы служите, капитан? – прошипела я, прерывая его пламенную, речь, в которую уже длительное время не вслушивалась.
– Святой церкви, – прохрипел он, а я слегка надавила на оружие.
К моему удивлению никто на защиту своего капитана не спешил. И это, несмотря на то, что толпа все прибывала, как я смогла заметить боковым зрением, не сводя взгляда с опешившего Бордони.
– Кому вы служите, капитан? – еще тише повторила вопрос я. Отвратительная черта, доставшаяся мне от себя самой, говорить тихо, когда нахожусь на грани бешенства.
– Графу Риарио, – наконец, он понял, каким должен быть правильный ответ на поставленный вопрос, и произнес его, не сводя при этом взгляда с клинка.
– Сколько вы ему служите?
– Три года, – он не делал никаких попыток отбиться или контратаковать, хотя сделать это ему не составило бы никакого труда.
Все же на грани сознания, инстинкт самосохранения настойчиво твердил ему, что, причинив мне вред, отчитываться нужно будет не перед эфемерным богом, которого никто никогда не видел, а перед Риарио, который вполне реален. И находится граф не так уж и далеко. К тому же отличается просто грандиозной фантазией на тему разных пыток.
В глазах капитана я увидела промелькнувший страх, и это наблюдение немного привело меня в чувство. И, хотя, клинок несколько раз предательски дрогнул в моей руке, меч я от горла наемника не отвела.
– За эти три года, Риарио хоть раз сделал хоть что-либо, что могло бы зародить сомнения в его верности святому престолу? Которому от верно служит как капитан-генерал папской армии? – он его боится. По какой причине, неважно, вот именно сейчас это неважно. И мне следует слегка на это надавить. Но, если я ошибаюсь и мои сведения, принесенные вместе со мной из третьего тысячелетия все же окажутся верны, то…
– Нет, сеньора, – с небольшой задержкой ответил он.
– Он хоть раз прятался у вас за спинами, когда вел в бой или отсиживался в обозе, когда вокруг него люди умирали, проигрывая схватку?
– Нет, сеньора. – Ответил он быстро и уверенно, а в глазах появился какой-то нездоровый огонек.
– Он хоть раз за те три года, которые вы ему служите, отдавал вам приказы, которые противоречили здравому смыслу и шли вразрез с вашими убеждениями и принципами? – я немного повысила голос. – Он хоть раз предавал вас, оставляя одних в окружении врагов и сбегал, как трус? Не платил вам? Обманывал? Предавал? – Раздражение и гнев начали уступать место страху, который вопил о том, что я идиотка и доверилась обычной логике, вместо того, чтобы принять на веру, то, что мне было известно про Риарио.
– Нет, сеньора. – Он начал постепенно подниматься с колен, слегка отодвигая рукой острое лезвие от своего горла. Недолго музыка играла… Похоже, я теперь труп, и сомневаюсь, что у меня появится ещё один шанс на чудесное переселение душ.
– Тогда почему вы решили довериться слухам, которые испускают наши недоброжелатели и усомниться в своем генерале, капитан? – буквально прокричала я, надеясь, что меня услышали все собравшие. – Так кому вы все служите?
Я опустила меч и бросила его к ногам Бордони. Капитан смотрел на меня уже не с той неприязнью, которая была в его глазах до этого, а даже с толикой уважения.
– Графу Риарио, – он ответил уверенно и твердо. Сразу после его слов вокруг поднялся невероятный шум, толпа выкрикивала имя гонфалоньера, заводя себя на ровном месте. Вот и поднятый Катериной боевой дух её воинов, который так любили расписывать во всех книжках про Сфорца. Только почему нигде не было дословной инструкции, как именно она это делала?
Я развернулась к капитану спиной и медленно начала подниматься наверх в сторону своих покоев, из которых меня вытащили на встречу с кардиналом.
Удара в спину, которого я все это время ждала, так и не последовало. Молча поднявшись в комнату, я закрыла за собой дверь, прислонившись лбом к прохладной каменной кладке.
Идиотка, какая же я идиотка. А что, если все слухи про Риарио оказались бы верны, и он был просто трусом, которого не уважал никто в этой проклятой богом Италии? Но нет, еще в то время, когда я пыталась разобраться в этой эпохе, постоянно задавалась вопросом, как Сикст доверил армию такому раздолбаю, подмачивая свою и так не слишком чистую репутацию. Да никак бы не доверил, а утопил бы в собственной ванне, после перового же позорно проваленного задания. Не те это времена, когда над своими детишками тряслись и сопли им вытирали. А до того, как он назначил его капитан-генералом? Он же выполнял разные грязные папские поручения, проколовшись только единожды с Медичи.
Меня продолжала колотить мелкая дрожь от ощущения того, что в данный момент я заигралась и хожу по такому тонкому льду, под который можно провалиться в любой момент.
Я не знаю, сколько времени так простояла, наслаждаясь мгновением прохлады, которая приносила облегчение и очищала голову. Стояла до тех пор, пока в моей многострадальной голове не осталось ни единой мысли.
В себя меня привел звук открывающейся двери, и девичий голос, который продирался сквозь пелену накатывающего отчаянья, заставляя снова сконцентрироваться.
– Сеньора, это было великолепно. Вы выглядели очень уверенно, а тот блеск в глазах, заставил поверить тех, кто до сих пор сомневался в вас, – я отлипла от стены и повернулась в сторону девушки, которая все время ранее находилась рядом со мной, но потом куда-то исчезла. Она очень быстро щебетала, глядя на меня восторженными глазами. – А как вы заставили склониться капитана? Чувствовалась вся сила Сфорца в каждом вашем движении. Ваш супруг может гордиться вами и собой, что не обманулся, отправляя вас с таким сложным поручением. Сеньора, что с вами? Вам плохо? – я позволила ее увести себя под руку и усадить на кровать. Голова кружилась и никак не хотела вставать на место.
– Нет, все хорошо. – Я попыталась встать, но сразу же была усажена заботливой девушкой на место.
– Не стоило вам так нервничать, в вашем положении нужно беречь себя…
– В моем положении нужно выжить и сделать для этого все, что от меня зависит. Чтобы больше я не слышала этой фразы, – довольно резко я прервала свою компаньонку, приложив холодную ладонь ко лбу.
Девушка на грубость никак не отреагировала. И, что-то еще говоря, выпорхнула из комнаты, оставив меня наконец в тишине.
Мысль о том, что кардинальское сборище никак не может устроить конклав, всеми правдами и неправдами пытаясь отжать у меня старый замок, по сути всего лишь груду камней, болезненной спицей вонзилось в мозг. Что такого в этом замке, если они не приступают к одной из единственных возложенных на них миссий. Если им так нужно в этот раз провести собрание здесь, то могли бы просто попросить. Я бы с радостью выделила им место во дворе, где они могли бы наораться вдоволь. Но нет, они целенаправленно выгоняют меня отсюда, чтобы… что?
Как меня это раздражает, чего-то не понимать. Эта вся гребанная ситуация мне и раньше ломала мозг, а сейчас я совершенно не могу понять истинную суть вещей.
Дверь снова отворилась, и в комнату вошла уже знакомая мне девушка, несущая довольно большое ведро, наполненное водой. Следом, стараясь на меня не смотреть, вошли ещё две женщины.
Одна с какими-то тряпками и большим тазом в руках. Она поставила таз на стол и, поклонившись, унеслась из комнаты, словно тут находится голодный лев, а не одна безоружная женщина.
Вторая несла поднос, на котором лежала какая-та еда и стоял кувшин. Оставив принесенное, она так же растворилась в тени коридора, не забыв аккуратно закрыть за собой дверь.
Посмотрев на всё это, я поняла, что не ела уже довольно давно, о чём мне начал сигнализировать желудок, как только до него дошел запах жареного мяса.
– Вам нужно поесть, сеньора, – утвердительно сообщила мне девушка, указав рукой в сторону еды. – Вы давно не ели и не спали…
– Сначала мне необходимо облегчиться, – улыбнувшись, я встала с кровати, глядя на эту неутомимую жизненную энергию в человеческом обличие.
– Конечно, я почему-то не подумала об этом, – она пронеслась мимо меня и достала из-под кровати довольно симпатичный и объемный горшок.
Я переводила взгляд с посудины на девушку, не до конца осознавая, что она имеет в виду. Осознание пришло резко и неожиданно, и от него хотелось заплакать и начать биться головой о стену. Каким образом я должна это делать в этом длинном неудобном платье, да еще с огромным животом? Ненавижу средние века.