Пока я жила, периодически спотыкаясь об депрессию, у меня в жизни происходили серьезные перемены. Из одной страны мы с семьей переехали в другую, мне нужно было идти в одиннадцатый класс и готовиться к поступлению, начался ремонт, заболел любимый кот, умерла бабушка. Я оказалась один на один со своими страхами, в новом месте, без друзей. Думаю, мы все помним, как важны были друзья в подростковом возрасте.
В детстве я была очень худенькой и даже костлявой. Меня никогда не волновало мое тело. Я просто никогда не задумывалась о нем как о чем-то большем, чем просто физическая оболочка. Тело, в котором я живу, было просто машиной, которая переносит меня с места на место, передвигает в пространстве. Отсутствие забот о лишнем весе позволяло мне не задумываться о проблеме похудения в принципе. Я не порицала толстых людей и не замечала, что кто-то из окружающих поправился или похудел. Мне в принципе не была интересна такая тема. Я замечала лишний вес на других только в качестве характеристики описания внешнего вида, но никак не в качестве оценочного суждения. То есть, видя человека, я видела очевидные физические характеристики, например, что он: высокий (низкий), полный (худой), красивый (некрасивый). Я не сопоставляла внешний вид и личностные качества, не давала оценочных суждений лишь на основании внешнего вида и своих собственных домыслов.
Впервые задумываться о несовершенстве своего тела я начала из-за сестры. Я любила наблюдать, как она примеряет наряды перед зеркалом, крутится, явно довольная собой, ловит наши с мамой восхищенные взгляды, а потом восклицает: «Блин, я такая жирная!» И тут же мы начинали ее уверять в обратном, осыпая комплиментами, пока она кокетливо не соглашалась, вынуждая нас все больше уверять ее в обратном.
Сестра всегда была для меня идеалом. Я беспрекословно считала ее самой красивой, возможно, именно потому, что она сама себя таковой считала, а я не догадывалась ставить под сомнение ее авторитет. И все, что сестра делала, я автоматически воспринимала как единственно возможную истину; а именно поэтому, когда она впервые объявила о том, что она жирная, у меня не было причин ей не поверить. Раз коварный жир преследует даже мою сестру, значит, никто не в безопасности. Отныне в моем уме поселилась смутная тревога – а не толстая ли я? Если уж сестра была толстой, то, конечно, и я тоже должна была быть толстой! Я тревожно осматривала себя, щупая костлявые бедра и впалый живот.
Но нет. Отражение в зеркале говорило обратное. Я весила 48 кг при росте 166 см и уж точно не имела лишнего веса. Вроде на этом можно было бы и закончить мое повествование, но дальше события начали развиваться стремительно. А мое сознание в тот день немного расширилось и впервые освободило место для мыслей и переживаний по поводу моего возможного жира.
Сложно сказать, что могло волновать меня в это время меньше, чем мой вес. Последний класс школы был увлекательнейшим путешествием в страну чудес, алкоголя и вечеринок. Мой мозг полностью занимали мысли о том, где купить алкоголь, где веселиться и с кем. Мы развлекались как могли. Тогда мне были чужды любые мысли об ограничении количества съеденного, как и мысли об объеме талии. На пьедестале моего внимания еда занимала одно из последних мест. Меня вообще не интересовало, когда я буду в следующий раз есть, что и в каком количестве. Мы пили пиво, мы пили водку, мы пили вино и шампанское, дешевые коктейли и портвейн, дорогие коктейли и мартини. Мы пили все, что горело, и все, что могли достать. Главным развлечением было собраться и… пить.
Еда была просто потребностью, причем зачастую больше досадной необходимостью, чем удовольствием. Чем-то необходимым для жизни, но неинтересным и скучным, с чем нужно было поскорее расправиться, чтобы вернуться к более интересным делам. Ведь процесс еды занимал время, драгоценное время, которое можно было потратить на более веселые занятия.
Я помню момент, когда в один из моих развеселых вечеров, наполненных водкой, апельсиновым соком и мальчиками из параллельных классов, меня заставили вернуться домой (ведь уже 11 вечера!) и усадили есть. Передо мной поставили тарелку с варениками и грозно сказали, что пока не съем, спать не пойду. Помню, как я сидела и смотрела на них. Какими они мне казались склизкими, жирными, неаппетитными. Как они мне были противны. То ли это говорил алкоголь во мне, то ли они действительно были мне так отвратительны, но эта тарелка прямо мешала мне жить. Вареники стояли на моем пути к кровати, сну и спокойствию. Мои враги.
Здесь нужно пояснить, что в целом я ничего не имела против вареников и в любое другое время с удовольствием бы их съела. Я не ненавидела еду, но и не любила ее. Я была к ней равнодушна. Мне сложно вспомнить любимую еду того времени, так как с самого детства я любила (необязательно в таком порядке): сосиски, помидоры, кетчуп, жареную курицу, шоколадный торт, желе и всевозможные сладости. На любых застольях меня в первую очередь интересовало мясо и сладости. Остальное редко попадало в поле моего зрения и на моей тарелке точно не задерживалось. Интерес к новым блюдам у меня тоже отсутствовал, ведь были вещи поважнее.
Именно потому, что с детства я была худой, и потому, что еда меня мало интересовала в качестве развлечения, весь одиннадцатый класс я пропила и проразвлекалась, не задумываясь о фигуре, пока не поступила в институт.