Вспышка!
Перед глазами. В мозгу. Во всех клетках организма.
Как будто холодная голубая луна внезапно взорвалась прямо перед лицом, замораживая синапсы. В это мгновение связь между нейронами и эффекторными клетками впадает в краткосрочную кому, почти исчезает. Передача нервных импульсов вязнет, застывает, и, как сквозь толстый слой ваты, слышатся голоса. Кажется, что ты бредишь слуховыми галлюцинациями.
– Он построил мост через бриллиантовую бездну… – шелестит жуткий шёпот. – Рыцарь в ржавых доспехах из прóклятого железа ждёт казни на помосте из святого древа…
Вспышка!
Пиццерия «Два ежа». Никите не нравилось ни название, ни антураж кафе, выдержанный в стиле украинской избы. Но рядом с домом Павла не было другого заведения, где можно было бы пересидеть и выпить кофе. Придётся ждать здесь.
«В пиццерии „Два ежа“ – как под мышкой у бомжа», – сходу придумал Никита. Долгая работа в рекламном агентстве привела к профессиональной деформации. В голове сами собой всплывали слоганы для всего, что попадалось на глаза. Наверное, в прошлом гробовщики так же, с первого взгляда определяли рост человека и ширину его плеч… Никита в который раз посмотрел на часы и убедился, что до встречи ещё далеко. Странно: выходя из дома час назад, он уже сверялся с наручным «Ролексом» – и часы показывали это же время. Или что-то с памятью?
Внутри было довольно уютно и пахло выпечкой. Народу было немного. Просторный зал разделён на три части: для курящих, для некурящих и зону для банкета, где сейчас, в обеденное время, сидели представители офисного планктона, поглощавшие свои бизнес-ланчи «всего за 299 рублей». Никита присел за барную стойку и заказал доппио – двойной эспрессо: самый крепкий кофе в меню. Он хотел снова взглянуть на часы, но сдержался.
– Желаете что-нибудь ещё? – услышал он и, повернувшись, увидел перед собой официантку с нездорово бледным лицом. Похоже, она подхватила грипп – в городе царила настоящая эпидемия.
Официантка глядела на Никиту, крепко прижимая поднос к груди.
– Да, – ответил он и вздрогнул, вдруг обнаружив, что сидит не за барной стойкой, а в кресле за угловым столиком.
Когда он успел пересесть? Когда девушка принесла ему кофе? Когда он вытащил из кармана телефон и сигареты? Из памяти исчез очередной фрагмент…
– Можете принести льда? – спросил Никита, стараясь казаться нормальным. – Желательно кубиками, а не дроблёного.
Девица кивнула и удалилась. Никита хмуро посмотрел на чашку с дымящимся кофе. Рядом на столе лежали пачка сигарет, зажигалка и телефон. Осмотревшись, он понял, что сидит в зале для курящих. Но пепельницы не было – пришлось захватить с соседнего стола. Стоп! Когда это было? Память снова подводила.
Наискосок, через стол, сидела компания: два парня и две девушки. Одна из них наигранно капризничала, отказываясь есть пиццу руками. Она требовала, чтобы её кавалер добыл столовые приборы.
– В пиццерии «Два ежа» ешь без вилки и ножа, – пробормотал Никита, задумавшись, как правильно есть пиццу по этикету. Неужели руками?
На стол со стуком опустилось ведёрко со льдом. За ним последовали щипцы. Никита поблагодарил официантку, но она не торопилась уходить. Никита поднял на неё глаза.
– В жару люди становятся агрессивнее, – тонким дурашливым голоском произнесла она. – А детский алкоголизм страшнее безумства матери.
– Что? – просипел мужчина, смертельно бледнея.
На лице девушки мелькнула хищная, злотворная ухмылка.
– Что? – недоумённо спросила она обычным голосом. – С вами всё нормально?
Девушка наклонилась, озабоченно всматриваясь в лицо перепуганного мужчины.
– Счёт, пожалуйста, – шёпотом попросил Никита, отводя взгляд и пряча дрожащие руки под стол. – Заболел, наверное…
– Это грипп, – понимающе кивнула официантка и, словно в подтверждение, слегка шмыгнула носом. – Вспышка в городе. Вам больше ничего не нужно? Могу принести таблетку аспирина.
– Нет, спасибо, – поблагодарил Никита, молясь, чтобы девица поскорее ушла.
Его трясло. Было всё труднее сдерживаться. Подцепив из ведёрка кубик льда, он быстро положил его в рот и с хрустом разжевал. Участливый взгляд официантки сменился на тревожный. Она отошла, размышляя, что могло так сильно испугать этого парня, похожего на похмельную версию Брэдли Купера. Он был привлекательным, но странным…
Вспышка!
Стандартная схема изнасилования…
Вспышка!
Никита достал из пачки сигарету и закурил. Огонёк зажигалки сильно дрожал. Зазвонил смартфон, и на экране высветилось имя: Леонид Замеров. Отец.
– Нет, папа. Нет, – прошептал мужчина и сбросил.
В назначенное время Никита позвонил в дверь Паши. Друг, по обыкновению, задерживался. Пытаясь скрыть раздражение, Никита принял приглашение его мамы и прошёл на кухню, чтобы подождать там. Очень бодрая для своих шестидесяти лет, Нина Викторовна обладала исключительным даром чрезмерного гостеприимства. Его результатами были: разнообразная еда в огромных количествах, нескончаемый поток сплетен и излишнее внимание к здоровью присутствующих. С едой всё было в порядке: вкусно, сытно, красиво, много… Другое дело – разговоры. Они заполняли собой каждую секунду – весь временной промежуток, начиная от первого шага через порог и заканчивая моментом, когда гостю удавалось покинуть пределы квартиры. Это утомляло до невозможности.
Вспышка!
Толпа седых младенцев…
Вспышка!
Никита чуть заметно вздрогнул. Проморгался. Потеребил мочку уха.
«Пранаяма» – вспомнилось ему давно забытое, а теперь вертевшееся на кончике языка слово. Дыхательная практика йогов. Нормальный вдох и резкий, акцентированный выдох. Эта техника согревала и бодрила, но, к сожалению, ненадолго. В памяти всплыло её описание: воздействие на некую шишковидную железу, которая влияет на циркадные ритмы – цикл «сон – бодрствование». Когда читаешь, это очень убедительно, но на практике бороться с усталостью оказалось гораздо сложнее.
Однако спать было нельзя. Никита закинул в рот сразу три подушечки мятной жвачки. Ментол освежает, а жевательные движения обманывают мозг: он активизируется, предполагая, что сейчас организм будет переваривать пищу. Поджелудочная железа выделяет инсулин, вызывающий чувство бодрости. «Сто один способ не заснуть» стал для Никиты, как «Отче Наш» для православных. Сидя на кухне, за обеденным столом, он выглядел растерянным. Как будто забыл, где находится и почему. Но морок прошёл, и взгляд снова стал осмысленным.
– А эта… Слышал, чего удумала? – тем временем продолжала тётя Нина. Она минут пять как что-то рассказывала. – Хочет к нам в квартиру прописать своего нового хахаля. Видела я его: ещё моложе, чем предыдущий… Временно, говорит. Чтобы ему на работу устроиться…
«Этой» Нина Викторовна называла свою невестку – бывшую жену Павла. Они расстались пару лет назад. Никита вспомнил, что женщины всегда были не в ладах.
– Вот ведь наглость-то какая! – тётя Нина возмущённо всплеснула руками. – Шантажирует! Говорит: «Митеньку не буду привозить на выходные»… Ему всего шесть годочков, ему бабушка нужна…
Вспышка!
Шестилетний беззубый гомункул с раздвоенным языком, который…
Вспышка!
Никита глубоко вдохнул и выдохнул. Пощекотал языком верхнее нёбо. Маленькие лайфхаки, как не провалиться в сон.
– …сучка! – закончила свой монолог тётя Нина и отвернулась к плите.
Зашипело кипящее в сковороде масло. Запахло жареным мясом. «Избежать кормёжки не удастся», – подумал Никита.
Тётя Нина, быстро стуча ножом по разделочной доске, что-то нареза́ла, бурча невнятные ругательства в адрес снохи.
Вспышка!
Звёзды одна за другой угасают в небе, и появляется чёрное солнце…
Замеров потёр воспалённые глаза, помотал головой и снова сделал вдох-выдох. Его организм бунтовал от варварского отношения к себе. Он посылал сигналы о помощи, возмущался, угрожал. Желудок сворачивался в тугой шипастый клубок, в сердце кололо, болела печень, кружилась голова…
– Скоро сдохнешь, падаль! – зло крикнула тётя Нина, не оборачиваясь. – А я из тебя жаркое Пашеньке сделаю! – и гаденько захихикала.
Никита не отреагировал: он уже привык к галлюцинациям.
В кухню тяжёлой поступью вошёл огромный немолодой сенбернар. Парень вжался в диван.
– Манс, – с облегчением выдохнул Никита. – Как поживаешь, старик?
Паша завёл собаку лет десять назад – по его совету. И ни разу не пожалел об этом.
Пёс ткнулся холодным мокрым носом в подставленную ладонь, обнюхал пустую миску и грузно лёг, тяжело дыша.
– Нормально он поживает, – отозвалась тётя Нина, вынырнув из омута внутренних переживаний. – Митенька в нём души не чает, играют постоянно. Митенька – вообще мальчик добрый. И умненький какой! Весь в отца пошёл… А эта…
Вспышка!
На столе появилась тарелка. На ней – кусок хлеба. Нож вынырнул из пустоты и ловко прошёлся по нему, оставляя слой плавленого сыра. Три дольки салями, колечко лука, кружок помидора, слой горчицы, сверху кусочек ветчины – казалось, бутерброд образовывался сам собой.
– Кушай, мальчик, – пододвинув тарелку, сказала тётя Нина. – Совсем ты исхудал, смотрю… В столовой, небось, питаешься? Там же не продукты, а одни химикалии. У меня на рынке знакомая есть, из деревни – свои овощи возит и мясо. Так что не сомневайся, ешь: всё свежее, натуральное… Где-то майонез ещё был, сейчас дам…
От вида еды Никиту замутило.
– Я к приходу Пашеньки вам супчик сварю, по-деревенски. А пока жуй бутерброд – замори червячка. Чаю будешь?
– А кофе есть? – еле выговорил Никита сквозь сжатые зубы. К горлу подступала желчь.
– Есть, конечно, – кивнула старушка. – Хороший, дорогой. Я-то сама кофе не пью: у меня сердце. А вот Пашка его вёдрами хлещет. Как сядет за свой компьютер – и всю ночь до утра по кнопкам тычет, курит без перерыва и пьёт, пьёт, пьёт… Всё здоровье через дым и кофе выпустит…
– Мне покрепче, – попросил Никита, увидев, что тётя Нина насыпала в кружку всего половину чайной ложки. – Или можно я сам?
– Сыпь сам, сколько нужно. А я чайник поставлю.
Вспышка!
Сомница ожила…
Над конфоркой щёлкнул пьезоэлемент, и зажёгся газ. Сверху с грохотом приземлился чайник. На столе материализовались: ваза с печеньем, тарелка с оладьями, нарезанный сыр и сахарница. Чайник почти сразу засвистел.
– Кушай, Никита. А я Пашеньке позвоню: скажу, что ты его ждёшь, – пусть не задерживается после работы. А то как засядет…
– Не надо, тёть Нин, – Никита покачал головой, отчего та сразу пошла кругом. – Паша знает, что я приду. Мы созванивались.
Но она раздражённо махнула рукой.
– Он мог и позабыть. Памятью весь в покойного отца пошёл, царствие ему небесное. Вроде помнит, а потом раз – и через минуту забыл. В голове одни микросхемы…
Тётя Нина ушла в зал, и оттуда послышался хруст старого дискового телефона: она набирала номер.
Сенбернар Манс приподнял огромную голову и вопросительно посмотрел на Никиту. Тот кивнул и поставил тарелку с огромным бутербродом на пол. Пёс слопал угощение в один присест, почти не жуя, осторожно скосил печальные глаза в сторону зала и снова развалился на полу. Тарелка вернулась на стол. Пёс уже давно служил утилизатором пищи, которая не вмещалась в друзей Павла. Без ведома гостеприимной тёти Нины, само собой.
Вспышка!
Констриктор слаб и разрушается…
Из зала доносились неразборчивые фразы. Тон старушки был нетерпеливым, но сдержанным.
Никита потёр онемевшее лицо, выплюнул в тарелку уже ставшую пресной жвачку, насыпал в кружку три полных ложки кофе, залил кипятком. Подумав, добавил ещё ложку кофе и принялся мешать. Голова кружилась от усталости и переутомления. Кофеин поможет на полчаса-час. А что дальше?
Вспышка!
Безумство крысы приведёт отчаянных на виселицу…
Вспышка!
И тела будут качаться во тьме целую вечность, пока не придёт мёртвый царь и не устроит трапезу на месте казни…
Вспышка!
Никита сделал большой глоток, не замечая, что горячий кофе обжигает горло. Голоса отступили, оставив какой-то гул в голове и тошноту. Он сделал ещё глоток, не чувствуя вкуса, и повернулся. В дверном проёме стояла Нина Викторовна. Её рот был широко открыт, и оттуда показался язык – длинный, влажный, цвета перезрелой вишни. Он свисал до самого пола.
Вспышка!
– Ты что-то неважно выглядишь, Никита, – сказала тётя Нина и озабоченно всмотрелась в его измождённое лицо. – Круги под глазами, губы синюшные… Ты, часом, не заболел? Может, я, чая тебе налью? С малиновым вареньем или с мёдом?
Никита зажмурился, что было сил, и выдавил из себя смешок.
– Спасибо, всё хорошо. На работе завал – на сон остаётся мало времени.
– Совсем тебя там замучили, – сокрушённо покачала головой старушка. – Что это за контора такая, что сотрудникам ни дня покоя нет? На них пожаловаться надо за такое обращение. Козлы!
Замеров неопределённо кивнул, не то соглашаясь, не то опровергая обвинения.
– Бледный какой – смотреть больно. Молодец, что бутерброд съел. Допьёшь кофе – и ложись немного подремать.
Вспышка!
– Вон в зале, на диване. Я тебе подушку принесу.
Вспышка!
– Пашка только через час приедет: начальник задерживает. Я тебя разбужу, как он появится. Ложись, ложись.
Вспышка!
Нина Викторовна отвернулась к раковине и не увидела, что Никиту передёрнуло всем телом. Руки конвульсивно вскинулись и упали. Он впился в спину женщины диким, безумным, больным взглядом, словно хотел её ударить.
«Не спать, не спать, не спать! – пронеслось в голове. Учащённое сердцебиение стучало в висках. – Не спать! Не спать! Не спать! – Никиту залихорадило, бросило в жар. – Я не буду спать! Нельзя! Ни в коем случае нельзя!»
Тётя Нина принялась мыть посуду, сетуя на жадных начальников, которые только и делают, что выжимают из работников все соки и не создают нормальных условий для отдыха.
В хранилище Арцетуды заточена та, которая удержит мир от краха…
Вспышка! Вспышка! Вспышка!
Порабощённая нация генокани, сбивая ноги в кровь, бредёт по бесконечной стеклянной пустыне…
Вспышка!
Тикали часы на стене, из крана лилась вода, пенная губка в руках хозяйки со скрипом скользила по тарелкам. Запредельно далёкий голос тёти Нины рассказывал давнюю историю о покойном муже. Под столом дремал сенбернар Манс.
Вспышка!
Никита медленно откинулся назад, облокотившись о стену. Его сухие потрескавшиеся губы нездорового фиолетового цвета беззвучно шевелились. Руки, лежавшие на столе, слегка подрагивали. Зрачки, налитые кровью, не спеша ползли вверх, словно он хотел посмотреть в потолок, не поднимая головы, – выше и выше.
Сенбернар Манс внезапно поднял голову и тихо заскулил.
– Что, мой хороший? Кушать хочешь? – не поворачивая головы, спросила старушка. – Сейчас я тебе кашки сварю.
Мертвенно-серая кожа Никиты пошла алыми пятнами. Зрачки уже скрылись за верхними веками, оставив на обозрение лишь белки глаз, испещрённые сеточкой лопнувших сосудов. Зубы заскрежетали.
Вспышка!
Тело мелко вибрировало. Судорога свела пальцы. Голова конвульсивно подёргивалась. Страшный, невидящий взгляд пульсирующих белков чуть заметно подрагивал. Это жуткое состояние длилось несколько тягучих секунд, а затем всё прекратилось так же неожиданно, как началось. Зрачки медленно выплыли из-под нижних век, словно проделали невероятный маршрут вокруг своей оси. Как только глаза пришли в своё нормальное состояние, тётя Нина повернулась с Замерову и с улыбкой спросила:
– Может, ещё бутербродик?
Приближается полночь, и на прогулку выходят бесплотные дети…
Вспышка!
С трудом продираясь сквозь вязкую дрёму, Никита стоял над раковиной в ванной и ждал, пока из крана стечёт ржавая вода. В голове натужно пульсировала умирающая мысль: «Я не должен засыпать! Не должен!» Тихая волна сна накатывала на берег страха. Журчание воды убаюкивало. Голос тёти Нины из кухни медленно растворялся в обволакивающей тишине, отдалялся… Веки тяжелели, а голова стала лёгкой, почти невесомой.
Вспышка!
Рука метнулась во внутренний карман пиджака, извлекла оттуда две таблетки каффетина, закинула в рот. Зубы разгрызли лекарство. Казалось, что все эти действия происходили автоматически. Никита наклонился над раковиной, сбил головой бутылочку зубного эликсира, присосался к крану и начал жадно пить.
Сон постепенно отступал. Голос тёти Нины из кухни обрёл прежнюю громкость. Стены перестали качаться.
Шестипалая рука тянется к сердцу из тьмы времён…
Вспышка!
Никита посмотрел на своё отражение в зеркале.
– Покойник, – пробормотал он и горько усмехнулся. – Ходящий по земле неупокоенный мертвец.
Бледное лицо, мешки под глазами, искусанные губы цвета черники – следы, оставленные беспрерывным бодрствованием. Четверо суток без сна.
Почувствовав подкатывающую дурноту, Никита принялся ожесточённо умываться холодной водой. Кожа лица не ощущала прикосновения рук, словно была чужой. Закрыв кран, мужчина вытерся махровым полотенцем и вышел из ванной. Стены в коридоре внезапно качнулись. Сердце с разбегу бухнулось в грудную клетку под воздействием стимуляторов и большой дозы кофеина – последствие искусственного отрезвления мысли.
Бордовый стяг на Иерихонском холме…
Вспышка!
«Я не должен спать! – в который раз подумал Никита. – В зал! Подальше от монотонного голоса Нины Викторовны! На диван не садиться – он мягкий, податливый: откинешься на спинку – и сразу поглотит сон. Вот жёсткий табурет совковых времён – то, что надо. Телевизор или музыка. Громко. Что-нибудь, чтобы занять мозг.»
Никита нажал на кнопку пульта, и телевизор ожил. На экране возникло изображение спящих сурков, и вкрадчивый голос Николая Дроздова сообщил, что эти забавные зверушки могут впадать в дрёму, которая длится девять месяцев.
Щёлк! Переключение канала.
– …эффективный препарат против бессонницы. Он обладает повышенным содержанием…
Щёлк!
– …концерт Татьяны Булановой «Спи, мой мальчик маленький»…
Щёлк!
– …таким образом, тибетские монахи, пребывая в состоянии медитации, которое граничит с миром грёз…
Щёлк!
– …проспал девять лет. И сегодня в нашей студии жена попавшего в аварию Михаила – Светлана. Встречайте…
Щёлк!
– …трий Анатольевич Медведев, уснувший прямо на…
– Да вы издеваетесь! – зло воскликнул Никита и выключил телевизор.
Тишина как-то сразу обступила его, вдавливая барабанные перепонки в череп.
«Четыре дня… – подумал Замеров и широко зевнул. – В какой момент сработает предохранительный клапан, и мозг отключит сознание, чтобы не сойти с ума? Когда? Сегодня? Завтра? Уже отключил?»
Никита помассировал виски и попытался сфокусировать взгляд. Стены комнаты размеренно качались, рябили, закручивались в спираль. В голове гулким эхом отдавался каждый звук: звон посуды на кухне, чириканье синичек за окном, шум проезжающего автобуса…
Вспышка!
О чьём доме ты печёшься, не имея своего, крыса степная?..
Вспышка! Не яркая – скорее, похожая на угасающий блик солнца.
Нина Викторовна вдруг заглянула в зал. Она сделала это, как ребёнок, засунув в комнату только голову.
– Включить музыку? – спросила женщина, прикрыла рот рукой и тихо хихикнула.
Музыкальный центр, стоящий на комоде, ожил: загорелся лампочками, и из колонок полилась мелодия – «Вальс цветов» Чайковского. Звук заполнил комнату, как густая патока, проникая в каждую пору, обволакивая разум. Тётя Нина по-прежнему стояла в проёме, держась рукой за косяк и заглядывая в зал, словно не желая входить.
– Я немного стесняюсь, – ответила она, словно прочла его мысли. – Не знаю, как ты отреагируешь, Никита. Но я рискну, если ты попросишь.
– Нет, нет, – прохрипел мужчина, пытаясь подняться.
Тело стало тяжёлым, как будто весило тонну. И он больше не сидел на табурете, а полулежал на диване с подушкой под головой. – Нет, нет! Я не могу…
Никита с трудом разлепил веки. Нина Викторовна впорхнула в зал. Она словно избавилась от старческой сутулости, выпрямилась, стала выше, стройнее и моложе. Её руки взметнулись над головой, и она принялась вальсировать в центре комнаты. Её па были безукоризненными. Взмах рук – разворот – полёт стройного обнажённого тела, мелькнувшего из-под распахнутого халата… Она кружилась по залу в великолепном воздушном вальсе, словно паря над полом. Седые волосы распустились и взметались волнами при каждом изящном повороте.
– Бесподобно! – выдохнула женщина, кружась всё быстрее, и Никита почувствовал затхлый аромат увядших цветов. – Темпо! Грацио!
Музыка становилась всё громче. Темп танца ускорялся. Комната утонула во взмахах голубого халата, который каким-то образом отрастил длинные воздушные фалды. Седые волосы переливались серебром, кружились, обвивали тело. В руках женщины появились два больших переливающихся веера.
«Я сплю… О Господи, я сплю… – подумал Никита и попытался пошевелиться. Безуспешно. А это значит, что скоро должно начаться… – Я не вижу её лица… Она очень быстро кружится!»
Взмах руки, поворот, ногу вверх, изогнуть торс. Божественный танец!
«Я не вижу её лица!»
Халат распахивался совсем уже непристойно, обнажая прекрасное тело, молочную кожу, идеальные бёдра, высокую грудь, которая покачивалась в такт движениям… Очередное эффектное па с высоко задранной ногой. Прыжок. Парение. Мир вертелся и кружился. Казалось, музыка, заполнила весь мир.
«Где её лицо?»
Обнажённая женщина кружилась в каком-то безумном, сумасшедшем ритме. Она была похожа на сюрреалистическое веретено. Классическая музыка балета «Щелкунчик» сменилась грохотом африканских тамтамов вперемешку с визгом электрогитары. Какофония нарастала, и вскоре к ней присоединились невыносимые звуки непрерывного грохота, церковного органа и многоголосого хора. Руки и ноги женщины двигались со скоростью, недоступной человеческому взгляду. Никита закричал.
Вспышка!
С финальным аккордом тётя Нина замерла на месте, раскинув руки в стороны, и повернулась к мужчине.
«Я не ошибся. У неё и правда нет лица», – подумал Замеров.
В самом центре головы женщины, стоявшей напротив, зиял чёрный провал. Так будет выглядеть лицо, если выстрелить в него из дробовика с близкого расстояния. Острые осколки черепа, неаккуратные обломки костей и свисающие лоскутки кожи обнажали внутренности. Изнутри пульсирующими струйками вытекала бледно-жёлтая жижа с клочками волос.
– Как я тебе, мой мальчик? – глупый, писклявый голос исходил из багровой мясистой массы на «лице». – Видел мой длинный шаловливый язычок? Я много чего могу им сделать! Посмотри на остальное…
Нина Викторовна распахнула халат. Никита видел молочно-белую кожу, курчавые волосы на лобке, высокую упругую грудь, но только левую. Из правой словно вытащили всё содержимое, и она сморщенным мешком свисала до бедра. В соске виднелось кольцо с зелёным камешком.
– Хочешь меня полизать, мальчик? Хочешь, хочешь? – пискляво затараторила женщина, принявшись прыгать по комнате и махать костлявыми руками, словно птица. – Хочешь, хочешь?
Диван, на котором полулежал Никита, начал ездить по комнате от стены к стене. Люстра бешено качалась на потолке. Из угла вышла копия тёти Нины – маленькая, сгорбленная старушенция ростом с гнома – и принялась истошно кричать. Сильные руки схватили мужчину за грудки и встряхнули…
– Проснись, Никита! Проснись!
Замеров открыл глаза и увидел стоящего над ним Павла. У друга было удивлённое и встревоженное лицо.
– Ты чего, брат? Кошмар приснился, что ли? Так кричал во сне!
Никита приподнялся, чувствуя холодный, липкий пот на спине. Мелкая дрожь сотрясала всё тело. От страха и безысходности хотелось плакать.
Павел молча смотрел на него в ожидании.
«Я не должен был засыпать. Должен был бороться!» – думал Никита.
В зал зашла тётя Нина. Она несла на подносе кофейник, чашки и бутерброды.
– Вот, мальчики. Перекусите пока немного, а через часок я вас супчиком деревенским побалую. И блинами с мясом.
Никита посмотрел на Нину Викторовну с испугом. Естественно, он не увидел ни голубого халата, ни изящных па. Музыкальный центр, стоявший на комоде, молчал. Тётя Нина выглядела обыкновенной ссутуленной от старости бабушкой с артритными пальцами.
– Никита, ты очень плохо спишь, – посетовала старушка, сгружая содержимое подноса на журнальный столик. – Только придремал – и тут же стоны, вскрики. Я ещё подумала: «Разбудить, может?»
– Кошмар приснился, – ответил мужчина, принимая сидячую позу и растирая лицо. – Со всеми бывает. Он вымученно улыбнулся и взялся за ручку дымящегося кофейника.
– Это всё от переутомления, – кивнула тётя Нина. – Спать надо не меньше восьми часов, я по телевизору слышала. Ты, Никита, сегодня ложись пораньше. Если хочешь, у нас оставайся, – я тебе на диване расстелю.
Замеров кивнул, даже не услышав, что предложила тётя Нина. Сон никак не шёл из головы. Очень страшный сон. Очередной сводящий с ума кошмар. И эти кошмары преследуют его уже больше месяца…
«Я хотел сегодня поделиться своей бедой с Пашкой… – вспомнил Никита. – И я не смогу… Как рассказать такое?»
Павел включал компьютер, одновременно жуя бутерброд и вводя Никиту в курс дела. Сегодня нужно закончить проект, над которым они трудились второй месяц. Достав из-под стола пиво, Паша вскрыл крышку зажигалкой и протянул запотевшую бутылку Никите.
– Ты как, отошёл от кошмаров? Неважно выглядишь…
Никита кивнул и попытался улыбнуться, но на душе скребли кошки.
– Форточку откройте, а то сейчас всё закурите! – крикнула с кухни тётя Нина.
Образ женщины, которая кружилась в бешеном ритме вальса, её обворожительное тело и чёрный провал вместо лица яркой вспышкой мелькнули в сознании Никиты. Он вздрогнул, отставил бутылку в сторону и сделал большой глоток кофе.
«МНЕ НЕЛЬЗЯ СПАТЬ!»