Глава 8

Прошло полчаса, прежде чем Хартман с коллегой вернулись в бюро. Женщина представилась Бену главным комиссаром Сарой Винтер.

– У нас есть к вам еще несколько вопросов, – сказала она.

– Я уже рассказал все, что знаю, – ответил Бен.

– Позвольте нам решать, – возразила комиссар. – Не могли бы вы пройти с нами?

Они с Хартманом привели его в серое помещение без окон, в центре которого стояли стол с микрофоном и два стула. Справа находилось зеркало-шпион. Стены были голые.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал Хартман и указал на стул, придвинутый спинкой к стене. Сам Хартман остался стоять перед другим стулом напротив. Коллега встала за ним у двери. От его недавней ярости на Бена, продемонстрированной только что в бюро, не осталось и следа. Хартман смотрел серьезно, его тон был деловым.

– Вы же сказали, я подпишу протокол допроса и могу идти, – возразил Бен и неохотно сел.

– Появилась новая информация, которая требует продолжения разговора, – ответил Хартман. – Появились кое-какие зацепки, которые делают вас подозреваемым. Поэтому мы уточним некоторые детали, а потом решим, как поступить дальше. Наш разговор будет записываться на микрофон и камеру.

Бен был потрясен. На лбу собрались морщины.

– Подозреваемый? С чего вы взяли?

Хартман повернулся к коллеге:

– Сара, дай-ка мне ту мерзкую газетенку.

Сара Винтер подошла ближе и протянула Хартману сегодняшний субботний выпуск «Берлинского бульварного листка», который все это время держала за спиной.

– 24 июня, 2 часа 41 минута. В вашей статье написано, что какой-то ясновидящий якобы назвал вам эту дату, а теперь именно эти цифры появились на стене в ванной убитой. С точностью до минуты. Как вы это объясните?

Бен ненадолго закрыл глаза и вздохнул. Теперь он был рад, что не рассказал Хартману о том, что не может вспомнить, ни что произошло в квартире Тамары после того, как она принесла ему кофе, ни как он добрался до дома и оказался в своей постели.

– Я знаю, как странно это выглядит. А вы уже рассматривали более вероятный вариант, что ясновидящий, Арнульф Шиллинг, как-то с этим связан? Может, он сам позаботился о том, чтобы его предсказание сбылось?

– Вчера утром вы пишете статью, которую публикуют в сегодняшнем номере и в которой эти дата и время играют важную роль. Данный момент якобы связан с чем-то жутким и зловещим. А сегодня вы находите убитую женщину в ванне, и на кафельной стене над ней обозначены те же самые цифры, что в вашей статье. Это не мог быть читатель, в таком случае статья должна была выйти на день раньше.

Хартман молча обошел вокруг стола. То обстоятельство, что комиссар не садится, заставляло Бена нервничать.

– Как бы то ни было, – продолжил Хартман, снова становясь перед Беном, – отталкиваясь от этой газетной статьи, коллеги навели о вас справки. От людей из ежедневной газеты, где вы много лет проработали главным редактором, мы получили не самые лестные отзывы, которые вызывают дополнительные вопросы.

– И что же это?

– Несколько бывших коллег сказали, что после возвращения из Эфиопии вы сильно изменились. Вас было не узнать.

– Я просто пытался вернуться в повседневную жизнь и как можно лучше делать свою работу.

– Что вам, к сожалению, не очень удалось.

Хартман снова сделал паузу. Затем наконец сел напротив Бена. Тот, ища поддержки, посмотрел на женщину-полицейского. Но ее лицо оставалось безучастным все время, пока она наблюдала за Беном.

– Бывали приступы ярости, направленные на коллег, – продолжил Хартман. – Ваша работа оставляла желать лучшего. Вас хотели отправить в отпуск, потому что вы отказывались идти на больничный и пройти курс психотерапии. В ответ на это вы уволились по собственному желанию. И ваша жена вас тоже оставила.

Бен отчаянно пытался собраться с мыслями.

– Скажите, каким нужно быть идиотом, чтобы поехать на место преступления и позвонить в полицию, если я сам убийца? – В горле у него настолько пересохло, что Бен с трудом говорил, русые волосы прилипли к вспотевшему лбу. Над виском заныл шрам от касательного ранения – как всегда, когда он был в напряжении или нервничал.

Хартман пожал плечами:

– Во время дуэли в Африке вы смотрели смерти в глаза. А потом еще и расставание с женой и потеря авторитетного места. Сейчас вам приходится зарабатывать на жизнь написанием какой-то сенсационной чепухи для дешевой газетенки. В вашей жизни все перевернулось, а вы так и не обратились за психотерапевтической помощью. В таких условиях вполне может что-то накопиться, не так уж редко дело доходит до аффективной реакции. А у вас на время совершения убийства нет алиби.

– Это же чушь какая-то. Тамара была милой. Мы хорошо поладили. Почему я должен причинять ей вред? К тому же я знал ее всего пару часов.

– Мы тоже пока не можем этого объяснить, – согласился Хартман. – Но подозрительно то, что вы случайно познакомились с Тамарой накануне вечером, и именно вы на следующий день обнаружили женщину мертвой в ее ванне. К тому же эта история с указанием идентичного времени в вашей статье и на кафеле в ванной.

Бен сглотнул комок в горле. Он был не в состоянии что-либо возразить. Хартман сверлил его взглядом.

– Возможно, вы действовали в состоянии аффекта, потому что разозлились на женщину. Вам сейчас нелегко. Может, у вас сдали нервы, когда вы были у Тамары Энгель. Вы психически неуравновешенны. И не первый, кто неожиданно сорвался, – провокационно добавил он.

Тут Бен решил, что с него хватит. Он же не имел к этому абсолютно никакого отношения.

– Вместо того чтобы терять со мной время, вы бы лучше занялись поисками психопата, который таким зверским способом лишил мальчика матери. Что, например, с отцом ребенка? Тамара рассказывала, что он ее бил. А этого ясновидящего, Арнульфа Шиллинга, вы проверили?

Хартман вскочил так резко, что его стул опрокинулся на пол. Он наклонился вперед и оперся обеими ладонями о крышку стола.

– Вы что, за идиотов нас держите? Конечно, мы прорабатываем все версии и варианты. Но господин Шиллинг не представляет для нас особого интереса. Он не мог находиться в своем доме, когда вы якобы разговаривали с ним там. – Хартман насладился непонимающим взглядом Бена. Затем продолжил: – Мужчина уже три дня лежит в больнице и абсолютно уверен: с Беном Вайднером он в жизни не встречался.

– Это невозможно, – ответил Бен. Он был сбит с толку и не мог поверить собственным ушам. Панически искал объяснения, его мысли кружились в голове, как поднятые ветром листья. Что это значит? И почему, как назло, именно сейчас все эти неувязки наложились одна на другую? Будь он прежним, как пятнадцать месяцев назад, журналистский инстинкт заставил бы его докопаться до сути дела. Но Бен заметил, что просто сдался. Дух борьбы покинул его. Бен просто хотел вернуться к себе в однокомнатную квартиру, чтобы зализать раны.

У него из-под ног словно выбили почву. Ко всему тому, что разыгрывалось здесь, в полицейском управлении, он еще и так по-идиотски профукал встречу с дочерью.

– И все это лишь потому, что я потерял сотовый в квартире женщины, которую убивают в ту же ночь, – пробормотал он.

– Что вы сказали? – спросил Хартман.

Бен вздохнул и поднял брови:

– Не оставь я свой мобильник в квартире Тамары, я бы даже не поехал туда. Тогда я пришел бы вовремя на встречу с дочерью, а не сидел бы сейчас здесь.

Бен подумал, что в этом случае маленькому Тиму, наверное, пришлось бы еще несколько часов провести в темной ванной комнате со своей мертвой матерью, и устыдился, что все равно предпочел бы, чтобы кто-нибудь другой, а не он, вляпался в эту историю.

Хартман шмыгнул носом:

– Вы бы оказались здесь в любом случае. Из-за одной только вашей газетной статьи. Правда, не так быстро. И вам для информации: мы перевернули квартиру жертвы вверх дном. Но вашего сотового телефона при этом не нашли.

Бен закрыл глаза, потер лоб и задумался. Сначала провал в памяти, который он не может объяснить, Арнульф Шиллинг, отрицающий, что говорил с ним, а теперь еще и тот факт, что его сотовый вовсе не у Тамары? Но где тогда? Он даже не осмеливался додумать до конца мысль, которая напрашивалась: возможно ли, что он действительно утопил Тамару в ее собственной ванне? Насколько он бывает сам не свой во время припадков? Все в Бене противилось такой идее. Нет, это невозможно. Пока он соображал и массировал виски, туман в его голове постепенно рассеивался. И на ум пришли другие варианты развития событий.

– Статья еще проходит корректуру, прежде чем попадает в печать. Кто-то мог увидеть дату в моей статье и использовать ее, чтобы повесить на меня убийство, – выдавил из себя Бен.

– Это маловероятно, но мы, конечно, проверим и выясним, кто после вас мог видеть этот текст. Но почему кто-то должен хотеть повесить на вас что-нибудь? – спросил Хартман.

Бен пожал плечами. На это он ничего не мог ответить. Даже семья Кевина Маршалла никогда не пыталась привлечь его к ответственности или хотя бы вступить с ним в контакт. Из прессы он знал, что брат Маршалла солдат и ни в чем не упрекал Бена. «В такой экстремальной ситуации любой поступил бы так же», – заявил он. И вдова Кевина Маршалла, кому он выразил свои соболезнования и сожаление, не упрекала его в смерти мужа и отказалась давать прессе какие-либо комментарии. В первые два месяца после возвращения Бен получал множество писем, в которых люди выказывали ему глубокое сочувствие. Но было и несколько неприятных анонимных посланий с оскорблениями и даже угрозами. Но никто ведь не станет убивать невинную мать лишь для того, чтобы обвинить его в этом. Нет, за этим должно стоять что-то другое.

– Если это был не господин Шиллинг, с которым я встречался в его доме, то кто тогда? Значит, туда проник посторонний. Он выдал себя за Шиллинга и назвал мне дату, чтобы скомпрометировать меня. Этот мужчина и есть убийца.

Бен точно описал пожилого мужчину. Но у него было впечатление, что Хартман и его коллега, главный комиссар уголовной полиции Сара Винтер, совсем его не слушают.

– Вы сами подумайте, будь я убийцей, разве стал бы оставлять на месте преступления эти дату и время, о которых писал в статье, и тем самым компрометировать себя самого? – спросил Бен срывающимся голосом.

Хартман уставился на него и задумчиво сложил губы трубочкой.

– Это действительно странно. Возможно, вы хотели привлечь к себе внимание, чтобы вас схватили до того, как вы еще кого-нибудь прикончите.

– Мне кажется, это слишком притянуто за уши. А что с бывшим мужем Тамары Энгель? Она рассказала мне, что он агрессивен и следит за ней.

Хартман кивнул:

– Мы собираемся это проверить. Тамара Энгель действительно подала несколько заявлений на бывшего мужа, обвиняя его в сталкинге[2]. Она чувствовала, что ей угрожают. Но доказательств преследования или слежки до сих пор не было. Восемьдесят пять процентов убийц – люди из близкого окружения жертвы. Поэтому мы тщательно прорабатываем и эту версию. Но все равно возникает вопрос, откуда бывшему мужу фрау Энгель знать дату и время из вашей статьи.

Наступило короткое молчание.

– Возможно, все это просто совпадение, – сказал затем Бен.

– Вряд ли, – отрезал Хартман.

Он поднялся, подошел к коллеге и зашептал ей что-то на ухо. Та несколько раз кивнула. Потом он вернулся и встал перед столом.

– Это все? Я могу идти? – спросил Бен.

– Нет, – ответил Хартман.

Бен растерянно посмотрел на него:

– Почему – нет?

– Прежде нам нужно поговорить с прокурором. Он решит, будет ли против вас возбуждаться уголовное дело и нужно ли привлекать судью по делам содержания в предварительном заключении. А еще мы попытаемся получить ордер на обыск вашей квартиры.

– Но это просто немыслимо! Вы не можете держать меня здесь все это время!

– Можем! Теоретически у нас есть право оставить вас здесь до завтра, до полуночи, безо всякого судебного решения.

Хартман и его коллега вышли из комнаты для допроса. Слова руководителя комиссии по расследованию убийств еще звучали в голове Бена, когда к нему вошли два полицейских и вывели его. Затем у него сняли отпечатки пальцев, его ладони были тщательно проверены на предмет каких-либо иных следов. Бен должен был отдать верхнюю одежду и обувь для криминалистического исследования. После того как ему снова разрешили одеться, его отвели в маленькую холодную одиночную камеру, которая находилась в здании Управления уголовной полиции на Кайтштрассе.

Еще сегодня утром Бен поверил, что его пикирование в пропасть позади, когда Николь сообщила ему, что Лиза хочет, чтобы он пошел с ними в зоопарк. А сейчас, всего несколько часов спустя, сотрудники уголовной полиции подозревают в нем убийцу женщины. Он даже боялся себе представить, что случится, если Лиза и ее школьные друзья об этом узнают. Достаточно будет одного подозрения, чтобы заклеймить его раз и навсегда. И как только его имя просочится в прессу, он потеряет Лизу уже, наверное, навсегда. В общем, одно было очевидно: надежда, что его жизнь снова наладится, оказалась обманом. Он в стремительном падении и без парашюта продолжал нестись навстречу земле.

Загрузка...