Альмустафа, избранник и возлюбленный Божий, провозвестник нового дня, ждал в городе Орфалесе долгие двенадцать лет, когда вернется корабль и заберет его на остров, где он был рожден.
И на двенадцатый год седьмого дня месяца Иелула, месяца жатвы, взошел он на холм, возвышавшийся за городской стеной, и обратил взор свой к морю, и увидел корабль, надвигавшийся вместе с туманом.
Тогда врата его сердца распахнулись, и радость его полетела над морем. И закрыл он глаза, и молился в безмолвии души своей.
Но когда спускался он с холма, им овладела печаль, и подумал он в сердце своем:
«Уеду ли я отсюда умиренный и беспечальный? Нет, с уязвленным духом оставлю я этот город.
Долгими были дни боли и ночи сиротства, проведенные в его стенах; а кому дано расстаться со своей болью и сиротством без сожалений?
Часть души моей осталась на этих улицах, возлюбленные чада мои невинные блуждают среди холмов, и я покидаю их с тяжелым сердцем и болью.
Не одежды сбрасываю я сегодня, но собственную кожу своими руками с себя сдираю.
Не раздумья оставляю я здесь, но сердце, сладко ноющее от голода и жажды.
А все же медлить нельзя.
Море, которое зовет в свои объятия все сущее, призвало меня, и я должен взойти на корабль.
Ибо остаться, как бы ни горел каждый час светильником в ночи, значит застыть, превратиться в глыбу льда.
Тщетно пытаться забрать все это с собой. Как я это сделаю?
Не может голос унести с собой язык и губы, давшие ему крылья. В одиночестве будет он рваться в эфир.
Как орел, оставив внизу гнездо, в одиночестве воспарит к солнцу».
И когда достиг он подножия холма, то вновь обратил к морю взор свой и увидел, как корабль входит в гавань, и увидел на носу корабля мореходов, своих соплеменников.
И душа его воззвала к ним, и он сказал:
«Сыновья моей праматери, покорители морских зыбей,
Сколько раз видел я вас бороздящими моря, но то был сон, а ныне явь, которая есть еще более глубокий сон.
Я готов, паруса мои подняты и только ждут, когда их наполнит ветер.
В последний раз наберу в легкие этот недвижный воздух, в последний раз с любовью обернусь назад,
И займу место рядом с вами, мореход среди мореходов.
И к тебе я взываю, безбрежное море, бессонная мать,
В чьих объятиях реки обретают покой и свободу:
Позволь мне насладиться последней излучиной реки, последним шепотом рощи,
И я вольюсь в тебя, безмерная капля в безмерный океан».
И он увидел, как всюду мужчины и женщины оставляют свои поля и виноградники и спешат к городским воротам,
И услышал, как они выкликают его имя и громко сообщают друг другу о приплывшем корабле.
И сказал он себе:
«Не станет ли день расставания днем великого стечения народа
И не обернется ли мой закат новой зарей?
И что скажу тому, кто бросил свой плуг в борозде, и тому, кто оставил свою давильню?
Будет ли сердце мое деревом, обремененным плодами, которые соберу и раздам,
И желания мои – живой водой, коей наполню их чаши?
Арфа ли я, чьи струны перебирает Всемогущий, или флейта, одушевляемая Его дыханием?
Я, взыскующий безмолвия, какие нашел в нем сокровища, чтобы щедро делиться ими?
Если се день моей жатвы, где те поля, что я засеял, и почему память не сохранила даже времени года?
Воистину, если пробил мой час поднять светильник, то не мною он будет зажжен.
Пустым и темным подниму я свой светильник,
И страж ночи наполнит его маслом и затеплит огонь».
Он высказал это словами, но главное в его сердце осталось недосказанным. Ибо он и сам не мог изречь своей сокровенной тайны.
И когда он вошел в город, люди устремились ему навстречу и все как один воззвали к нему.
И выступили вперед старейшины города и сказали:
«Не спеши уходить от нас.
Полднем ты был в наших сумерках, и молодостью твоей питались наши сновидения.
Не чужестранец ты среди нас и не гость, но сын возлюбленный.
Не утомились еще очи наши, жаждущие тебя видеть».
А жрецы и жрицы сказали ему:
«Да не разделят нас моря, и годы, что ты провел с нами, да не отойдут в воспоминания.
Дух твой бродил среди нас, и тень твоя озаряла наши лица.
Крепко любили мы тебя, но безмолвна была наша любовь, сокрытая покровами.
Но сейчас во весь голос кричит она о себе, и вся она открывается пред тобой.
Во все времена не ведала любовь, сколь она глубока, до часа разлуки».
И приходили другие и тоже увещевали его. Но он им не отвечал, а только склонял голову, и стоящие рядом видели бегущие по его лицу слезы.
Люди же, и он вместе с ними, направлялись к большой площади перед храмом.
И вышла из святилища женщина по имени Альмитра, ясновидящая.
И взглянул он на нее с особой нежностью, ибо она первая поверила в него, когда он только пришел в город.
И она приветствовала его, говоря:
«Пророк Господень, взыскующий высшей истины, давно уже высматривал ты вдали свой корабль.
И вот он здесь, и ты должен отплыть.
Всем сердцем стремишься ты к земле своих воспоминаний, к обители своей великой мечты, и не нашей любви привязать тебя, и не нашей нужде удержать тебя.
Но прежде чем ты нас покинешь, обратись к нам с последним словом и поделись своей мудростью.
Мы передадим ее нашим детям, а те своим детям, и она не канет в вечность.
Одинокий, присматривал ты за нашими буднями; бодрствующий, прислушивался к тому, как во сне мы смеемся и плачем.
Так покажи нам самих себя и поведай, что открылось тебе, все, что ни есть между рождением и смертью».
И он ответил:
«Жители Орфалеса, о чем еще я могу говорить, кроме как о том, что в эту минуту волнует ваши души?»