Загорать на крыше в этот солнечный сентябрьский день было неуютно. Осень не спешила прогонять лето, напоминала о своем приходе лишь прохладными ночами. В дневное время было тепло, временами даже жарко. Ладно бы, в шезлонге у бассейна, в плавках, с бутылочкой «Шпатена» и фигуристой блондинкой под боком. Но при полном спецназовском облачении, при оружии и полном боекомплекте – это сурово. Майор спецназа Вадим Репнин пошевелил плечами – спина была мокрая, одежда прилипла, словно кожу намазали клеем. Он подтянулся к кирпичному бортику. Верхний кирпич был выбит, поэтому образовалась неплохая амбразура для слежения за неприятелем.
Территория бывшего автохозяйства выглядела заброшенной. Возможно, у него были хозяева – территорию несколько лет назад обнесли бетонным забором, но что-то, видимо, не срослось, потому что строительной активности не наблюдалось. Люди здесь почти не бывали, все ликвидное оборудование давно вывезли или растащили. До шоссе – далековато, до населенных пунктов еще дальше. Безлюдная зона в шести километрах от дороги, связывающей подмосковные Некрасовку и Лесогорск. В окружающем пространстве имелось несколько свалок, глинистые пустыри, овраги. До леса по прямой – метров четыреста, оттуда к автохозяйству вела дорога, но, судя по обилию чертополоха, пользовались ею нечасто. Впрочем, имелись и другие подъезды к территории – это спецназ уже выяснил.
Вадим покосился вправо. Капитан Максим Рудницкий распластался по соседству, его загорелое скуластое лицо было невозмутимым, как у сфинкса. Слева пристроился прапорщик Жилин – худой, остроносый, осунувшийся после памятного ранения в ногу на трассе «Дон». Нога еще не зажила, и Жилин усердно старался делать вид, что не хромает. Продолжать лечение он решительно отказывался, отшучиваясь при этом: «Нога болит не просто, а за Родину». Госпиталь Жилин покинул три недели назад (к большому облегчению медицинского персонала). «Хромоножка ты наша, – хмыкал Максим Рудницкий. – Ладно, хромай в арьергарде, будешь оруженосцем». Остальные члены группы рассредоточились внизу. Прапорщик Капралов и лейтенант Балабанюк обошли цех, к которому было приковано внимание, и в данный момент изыскивали способы проникновения в здание с «заднего крыльца». Гриша Амбарцумян бродил по окрестностям, притворяясь бомжом. Последние минуты он на связь не выходил – видимо, вжился в роль.
Между гаражом и пустующим зданием мастерских простирался двор шириной метров пятьдесят. Он был завален мусором – ржавым металлоломом, обрывками пленки, битыми кирпичами. Груда раскисших коробок под стеной гаража – хорошая «приступочка», чтобы не разбить ноги, когда прозвучит сигнал к штурму. Больше ничего интересного, кроме проржавевшего остова автофургона, за которым можно найти дополнительное укрытие, и исправного микроавтобуса, застывшего у крыльца. Интересующая спецназовцев «группа товарищей» находилась в цехе. Десять минут назад все шестеро прибыли на этом микроавтобусе и скрылись в здании. Один остался за оградой «на стреме», с ним должен был разобраться Гриша. Люди в здании не шумели, лишь изредка оттуда доносились невнятные стуки и обрывки речи. Такое впечатление, что вскрывали полы. В темном проеме что-то шевельнулось. Лопухами преступники не были – оставили на входе еще одного. Именно этот факт все портил – он успеет открыть огонь, возможны потери, которые в корне неприемлемы. В Управлении по борьбе с террором прекрасно знали, что самое нелюбимое число майора Репнина – «200». Поэтому ждали, набирались терпения.
– Командир, я могу бесшумно пробить колеса минивэна, – пробормотал Жилин, – тогда они точно никуда не денутся.
– Не надо, все равно будет шум, – отозвался Вадим. – Плохие мальчики никуда не денутся. Будь готов это сделать, но пока жди.
Как-то тихо стало в округе. Стих ветерок, порывы которого теребили оторвавшиеся листы жести. Легкое облачко, похожее на дырявое одеяло, заслонило солнце – хоть какое-то облегчение. Из-под ржавого фургона вылезла ободранная черная кошка с гнойными болячками на глазах, осмотрелась, засеменила к минивэну и, забравшись под него, затаилась. Животное охотилось – раздался писк, что-то серое, хвостатое выскочило из-под колес с обратной стороны, метнулось к зданию, свалилось в ямку под фундаментом. Туда же кинулась кошка, не собирающаяся мириться с поражением, нырнула носом в ямку, заскребла когтями.
– Красавица, – вздохнул Рудницкий. – Не жизнь, а страна вечной охоты. Между прочим, символ плодородия в Древнем Египте.
– Крыса, что ли? – не понял Жилин.
– Сам ты крыса, – хмыкнул Максим, – кошка, конечно. Их в Египте было как муравьев в муравейнике – и все в авторитете…
В дверном проеме что-то завозилось, на шум высунулся чернявый мужчина с автоматом. Возникла прекрасная возможность пробить ему лоб, но спецназовцы не спешили. Мужчина глянул по сторонам, шикнул на кошку, скребущую всеми четырьмя конечностями. Животное огрызнулось, неохотно удалилось. Небритая физиономия, плюнув ей вслед, скрылась и что-то бросила сообщникам, колдующим в здании, – ложная тревога, дескать.
– Вот черт… – просипел в переговорное устройство Вова Балабанюк. – Набросали тут разных капканов – ни пройти, ни проехать….
– Что там у вас? – напрягся Вадим.
– Балабанюк неудачно сел, – ровным голосом отозвался Капралов. – Молодец, Владимир, пять баллов.
– По шкале Рихтера, – проворчал Репнин. – Вы бы потише там шумели, что ли? Не на прогулке, в конце концов.
– А я ему говорил, – невозмутимо ответил Капралов, – поспешишь – копчик повредишь. Ладно, командир, будем шуметь потише.
– Вы где?
– На углу. Проникли в цех, начинаем продвижение к объектам. Все нормально, инцидент не повторится.
– Так у меня же «днюха» вчера была, – начал оправдываться Балабанюк, – не выходные, а кутерьма какая-то. Кто меня спаивал в баре? Кто уверял, что завтра будет спокойный рабочий день – без эксцессов, физических нагрузок? А вообще нормально посидели, мужики, – улыбнулся он. – Приличный такой погребок оказался, девочка нас обслуживала прикольная…
– После таких выходных нужны еще одни выходные, – рассудительно изрек в эфир Рудницкий. – Хорошо, что погребок не разнесли… А вообще, согласен, нормально посидели.
– Воспитания вам не хватает, друзья мои, – вздохнул Вадим. – Элементарного европейского воспитания. Стыдно порой за вас. Где ваш ненавязчивый налет элитарности? Ржете, как кони, пьете, как кони…
– Мы еще и пашем, как кони, – обиделся Капралов. – Кто виноват, что у Вовы «днюха» была? Юбилей, надо же поддержать товарища.
– Двадцать шесть – не юбилей, – возразил Рудницкий. – Юбилей – это круглая дата.
– А двадцать шесть – не круглая? – удивился Капралов. – Куда уж круглее.
Спецназовцы сдавленно усмехались.
– Кстати, насчет прикольной девочки, которая нас обслуживала, – с ехидцей сказал Жилин, – я точно помню, что к концу вечера пропали Гриша Амбарцумян и эта девочка – в финале пьесы нас обслуживала другая. Я сразу догадался, что тут нечисто. Гриша, ау, ты с нами? Что-нибудь скажешь в свое оправдание?
В эфире царило молчание, слышалось только кряхтение Балабанюка с Капраловым, пробиравшихся через горы мусора.
– Бутылочку не выбрасывайте, пожалуйста… – наконец раздался хриплый голос Амбарцумяна. – Вот скажите, пожалуйста, мужики, какая вам, собственно, разница, чем и сколько я занимался с девчонкой, которая реально оказалась прикольной, и, вполне возможно, что я на ней когда-нибудь женюсь? Может, у нас интересы общие. Музыка Рахманинова, поэзия Серебряного века… Каждому свое. Богу – свечка…
– Женится он, – проворчал Жилин, – пусть разведется сначала.
– Ты следишь за парнем у забора? – поинтересовался Вадим.
– Дырку в нем протер, – откликнулся Амбарцумян. – Этот парень действует грамотно, и что-то мне подсказывает, что он не гастарбайтер. Вооружен «АКСУ», имеет рацию и почти профессиональные представления о том, как надо маскироваться. Я его сниму, конечно… Стоп, мужики, минуточку… – Гриша замолчал. Потом опять заговорил: – Приближается машина. Она точно едет сюда… Фиолетовые «Жигули» четвертой модели, не такие уж старые… – Снова пауза. – Ну да, эти люди не заблудились, знают, куда ехать… Ошибочка вышла, командир, – поправился Амбарцумян, – в салоне один человек, это женщина. Она не очень уверенно управляет машиной…
Спецназовцы замолчали. Возникала неожиданная интрига. Банду из семи человек – потенциальных террористов, рядящихся под гастарбайтеров, вычислили и взяли на контроль. Прибыли они отнюдь не из Узбекистана, как пытались представить. Теперь требовалось выявить сообщников и схрон с оружием и взрывчаткой, купленной у некоего майора Тимакова в одной из подмосковных воинских частей (майора «пасли», но пока не брали). Место схрона, кажется, выявили. По некой женщине до текущего дня информации не было…
– Машина проехала мимо усача «на стреме», – проинформировал Григорий. – Останавливать не стал, что-то бухтит в рацию. Видимо, сообщница. Она уже на территории. Встречайте, мужчины…
Теперь все услышали звук двигателя. «Тишина, – на всякий случай предупредил Вадим. – Все застыли, наблюдаем». Машина объезжала горы мусора. Она действительно шла какими-то спонтанными рывками, то разгонялась, то тормозила. Возможно, у автолюбительницы не было опыта общения с механической коробкой передач, а возможно, она сильно волновалась.
Происходило что-то занятное, но пока необъяснимое. Машина остановилась рядом с минивэном. Открылась дверь, выбралась молодая женщина в серой мешковатой куртке. Из-под платка, обмотанного вокруг головы, выбивались черные вьющиеся пряди. Похоже, она неважно себя чувствовала или что-то ее беспокоило. Женщина вела себя неуверенно. Облизнула губы, как-то затравленно посмотрела по сторонам и, закрыв машину, глубоко вздохнула. Сделала несколько шагов к крыльцу, задумалась.
– Надо же, «смуглая леди» нарисовалась, – проворчал Жилин.
– Может, и смуглая, но бледненькая какая-то, – встрепенулся Рудницкий. – Мало радости в жизни у дамочки. Атаманша, что ли? Вадим, с такой персоналией мы еще не сталкивались, нет?
– Помолчите, – буркнул Вадим, – когда вы уже наболтаетесь наконец?
На крыльце образовался «комитет по встрече». Вышли трое. Впереди выступал коренастый небритый тип средних лет, с широким лицом и носом картошкой. В коротко стриженных волосах поблескивала седина. Остальные моложе – такие же «лица не славянской внешности», презирающие бритвенные принадлежности. Вся компания улыбалась – открыто, дружелюбно, где-то даже сочувственно. Видимо, женщина не так давно понесла утрату. Мордатый по-отечески ее обнял, что-то спросил. Женщина односложно ответила. Ее пропустили вперед и отправились следом.
– Ну, и че это было? – подал голос Жилин. – Пойдем за ними?
– Капралов, Балабанюк, не слышу доклад, – сказал Вадим.
– Они близко, Вадим, – прошипел Балабанюк. – Скрипели, ломали что-то, потом перестали. Слышим женский голос и много мужских. Убеждают ее в чем-то…
– Подберитесь ближе и ждите. Амбарцумян, что у тебя?
– Бомжую, командир. Я снаружи – вместе с этим парнем. Он засел за кучей металлолома, сначала бдил, теперь увлекся телефоном. В принципе могу его снять. Лежу в тридцати метрах, в живописном мусоре, проявляю крайнюю неосторож… в смысле, наоборот.
– Отставить! Не будем совершать прежних ошибок.
– Хорошо, – покладисто согласился Амбарцумян. – Будем планировать новые. То есть я сижу?
– Сиди.
Неопределенность продлилась недолго. Послышались голоса, на крыльце опять возникли люди – те же, в прежнем составе. Широколицый субъект придерживал за локоть женщину, что-то вкрадчиво шептал ей. Со стороны могло показаться, что он напевает ей любовную серенаду. Женщина улыбалась как-то неуверенно, кивала. Она тяжело передвигалась – когда спускалась с крыльца, мужчинам пришлось ей помочь. Процесс прощания не затянулся. Седовласый ласково посмотрел ей в глаза, произнес очередную тираду. Остальные тоже улыбались – прямо елей источали! Женщина окинула их печальным взглядом и побрела к машине. Сжала губы, которых, видимо, давно не касалась помада, в глазах появилась злость. Она уселась в машину, хлопнула дверцей. Постреливая выхлопом, «Жигули» подались вперед и пропали за углом. На лицах мужчин уже не было сочувствия и понимания. Один из них засмеялся. Седовласый махнул рукой, бросил что-то гортанное и потащился в здание. Компания последовала за ним. Амбарцумян доложил: «Жигули» покинули территорию, направляются к дороге. Наблюдатель что-то буркнул в рацию, зевнул и отложил переговорное устройство. «Удали его», – приказал Вадим. Прошло гладко – на вооружении спецназа имелись «ПМ» с глушителями. Через минуту Амбарцумян отчитался: объект в минусе.
– Уверен? – на всякий случай уточнил Репнин.
– Так точно, командир. Тут нет ничего совместимого с жизнью.
– Мы ждем тебя, – сказал Вадим и повернулся к Жилину: – Отползай, спускайся – и за ней. И быстро, Федор, не спи! Постарайся не хромать. Близко не подъезжай, держись на расстоянии. Глаз не спускаешь с этой особы. Будь на связи.
Жилин понимал, что права сегодня лучше не качать, в бою из-за ноги толку от него все равно будет немного. Он отполз от края крыши, поднялся и побежал, пригнувшись, к пожарной лестнице. Спецназ подстраховался – прибыли на двух машинах. Обе остались в лощине в двух минутах бега – пафосный семиместный «Фортунер» и неказистый «Опель» «лохматого» года, обладающий неплохой выносливостью и подвижностью. Вадим не сомневался, что Федор догонит дамочку, на плохой дороге она не могла разогнаться.
Амбарцумян появился через минуту. Сутулая фигура в обносках возникла на углу здания, перебежала за сгоревший фургон. Затем выползла оттуда и проинформировала, что видит в глубине проема человека с автоматом. Тот стоит за косяком и копается в телефоне. С крыши этот парень не просматривался – не тот ракурс. «Сможешь убрать его бесшумно?» Вместо ответа Амбарцумян произвел выстрел из пистолета с глушителем. За дверью что-то охнуло, и на крыльцо вывалилась верхняя часть туловища. Оставалось четверо. Ну все, заходите, как говорится, и не стесняйтесь! Первый пошел! Вадим перемахнул через бортик, упал на заранее облюбованное место в раскисших коробках и в следующий миг уже бежал через двор. Ускоряясь, перемахнул через мертвеца на крыльце, вбежал внутрь. Следом не очень красиво влетел Рудницкий, ударился плечом, ругнулся. В штангу попал! Все нормально, не отстал. Бетонные стены, крошево на полу, дверные проемы в прорези прицела. Плутать особо не пришлось, три проема, которые он отмахал на одном дыхании. Распахнулось пространство в полумраке – ржавые покосившиеся стеллажи, бетонные «подиумы» на месте демонтированного оборудования, море неликвидного хлама. Над головой колыхались стальные балки, с которых свисали провода, ошметки изоляции, утеплителя и еще непонятно чего. Отметился свободный от мусора участок пространства, он подался туда и упал на колени, продолжая целиться. В помещение влетели Рудницкий и Амбарцумян в живописном маскарадном костюме, рассредоточились кто где.
– Оружие на пол, руки за головы, сопротивление бесполезно!!! – выкрикнул Вадим.
Появление спецназа вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Члены банды заметались. Прогремела очередь, забилось эхо под крышей, больно резанув по ушам. В стороне ударил еще один автомат – Балабанюк и Капралов перекрыли путь отхода. Бандиты кричали, матерились на чистейшем русском языке. Сдаваться в их планы не входило, они открыли огонь. Спецназ уже лежал, дураков подставляться не было. Кто-то из преступников метнулся к оконному проему. Очередь пропорола ему бок, перевернула и свернула шею. У остальных хватило ума залечь. Они перекликались, отползали в правый угол, ожесточенно отстреливаясь. «Почему не сдаются? – мелькнула мысль. – Вряд ли на что-то рассчитывают». За углом распахнулась дальняя часть цеха – он в плане был буквой «Г». Там тоже царил полумрак – мглистый свет поступал из одного оконного проема, расположенного высоко над полом. Здесь легко можно было спрятаться – разбитый портальный кран, груды битой древотары, перевернутые верстаки. Вадим перекатился к правой стене и обнаружил вдоль нее глубокий желоб – технологическое углубление в полу. Он рухнул туда и пополз, отталкиваясь коленями. Стены продолжали сотрясаться от пальбы, сыпалась штукатурка, поднималась цементная пыль. Бандиты продолжали переругиваться. Кто-то истошно завопил: «Аллах акбар, шайтаны поганые!!!» – и захрипел, забулькал от перенасыщения свинцом. Терпение лопнуло – Вадим поднялся, побежал по желобу, спеша перекрыть проход к дальней стене. Если там дверь, то кто-то из ублюдков может уйти! За спиной в клубах пыли вспыхнула стихийная рукопашная – гремел металл, трещали кости. Вадим успел – добежал до угла, когда из пыли вылупился седовласый бандит с выпученными глазами. Там действительно имелся проем. Седовласый захрипел от разочарования, обнаружив спецназовца, и вскинул руку, сжимающую пистолет. Хлопнул выстрел. Вадим метнулся вбок, зацепил какой-то верстак, полоснул очередью. Боль прожгла плечо. Он тоже промахнулся, но страху на противника нагнал. За свою шкуру этот поганец сильно переживал, тоже кинулся в сторону, ударился головой о стальной щиток, закрепленный на стене. Удар получился чувствительный, глаза у преступника завертелись, как колеса у перевернувшейся машины. Он качнулся, оперся спиной о стену и сжал виски. Прогремел выстрел. Вадим не смотрел, куда ушла пуля, всем телом навалился на врага. Бедолага напрочь забыл о головной боли, завизжал, как поросенок, и рухнул как подкошенный.
В здании цеха установилась тишина. «Вот и наступил долгожданный мир», – подумал Вадим. Схватив бесчувственного преступника за шиворот, он поволок добычу на середину цеха, как мешок с картошкой. Пороховая гарь уже рассеялась, оседала цементная пыль. Оглохшие от грохота, перепачканные с ног до головы товарищи стаскивали тела в одну кучу. Всего четверо – трое из них набиты свинцом под завязку. Еще один на пороге – тащить его откровенно не хотелось. Шестой – где-то за забором, с пулей в черепе. Условно выжившим считался лишь седой – видимо, старший в банде. Но в ближайшие сутки от него никакого навара – то же самое, что помер.
– А что, хорошо поработали, – резюмировал Гриша Амбарцумян, освобождаясь от своих лохмотьев. – Можем ведь, когда захотим.
– Можем, умеем, практикуем, – лаконично обрисовал возможности спецназа прапорщик Капралов – невозмутимый, с гладко выскобленным черепом. Он отстегнул от пояса наручники и на всякий случай пристегнул запястье главаря к запястью ближайшего покойника: – Вот так-то лучше. Пусть вдвоем сбегают.
– Устал, – пожаловался рослый и смешливый, но сегодня какой-то замученный Вова Балабанюк, опускаясь на пол. – Бесит, мужики, что работа не волк и не убегает в лес. Ну и дыра, прости господи… – Он с брезгливостью огляделся по сторонам. – Нашлось же такое местечко в двух часах езды от столицы нашей Родины…
– Запомни, Владимир, хорошо там, где мы, а не нас, – философски заметил Рудницкий, и все присутствующие с ним согласились.
Схрон с оружием оказался здесь. В полу находилось что-то вроде замаскированного люка, а внизу – пустое пространство с приставной лестницей. Все, что там хранилось, бандиты извлекли и складировали рядом с люком. Собирались вывезти на микроавтобусе, но спецназ опередил. Кучкой лежали автоматы в заводской смазке, цинк с патронами, компактный ящик с гранатами, отделенными от взрывателей, два пистолета «Беретта» калибра 9 мм. Отдельной кучкой – три широких матерчатых пояса. Сердце неприятно кольнуло и в горле пересохло, когда Вадим разглядывал эту зловещую кучку. «Пояса шахида» – «модные» жилеты, изготовленные с умом, почти профессионально. В каждый пояс было вшито по несколько плиток пластифицированной взрывчатки – судя по всему, гексоген заводского изготовления. Пять стандартных шашек. Они через одну были переложены туго обмотанными скотчем «брикетами» того же размера. Вадим опасливо потрогал один из «брикетов». В нем находились поражающие элементы – шарики от подшипников, толстые шурупы, гвозди, нарезанная проволока. Все это благолепие было оплетено проводами. Каждая шашка соединялась параллельно (не сработает одна – сработают остальные) длинным проводом с пластиковым переключателем, который обычно помещается в кармане или за пазухой и служит для проведения самоподрыва.
Он с растущим ужасом разглядывал эту кучку. Устройства мощные, не менее двух килограммов взрывчатки в каждом. Если такая рванет в толпе, то мало не покажется – трупы будут исчисляться десятками. Нашли, конфисковали, обезвредят – это, конечно, хорошо… Но ужас продолжал расти. Вопрос на засыпку: чем исламист отличается от мусульманина? Да всем! Нормальный мусульманин не отправит «живую бомбу» взрывать ни в чем не повинных граждан! Даму обработали, промыли мозги, при этом не лишали свободы передвижения, она прибыла самостоятельно, на машине. Ее уже ждали, проинструктировали, приободрили (отсюда добрые улыбки, вкрадчивые слова), наплели своей традиционной лабуды о жизни в раю рядом с погибшим мужем, потом надели пояс и сунули переключатель. Она ведь тяжело передвигалась, когда возвращалась к машине, и состояние у нее было хуже, чем по приезде…
Куда ее отправили?! И спросить не у кого! До Москвы порядочно, но на трассе за Некрасовкой множество населенных пунктов, супермаркеты у дороги, там всегда толпы…
Товарищи смотрели на Репнина не дыша. Всех поразила одна и та же мысль.
– По ходу, мы не в топе, а… наоборот… – сартикулировал ее за всех помрачневший Балабанюк.
– Все к машине!!! – взревел Вадим.
И все пятеро, гремя доспехами, побежали к выходу из цеха. Машина далеко – в ложбине за забором. Но зато нормальная машина – догонит и перегонит любые «Жигули»! Жуткие видения теснились в головах. До Некрасовки двенадцать километров, значимых объектов до трассы нет, лишь пара депрессивных деревушек, дорога битая-перебитая, не разгонишься, но если эта «смуглая леди» успеет раньше них добраться до Некрасовки, то все пропало! Бойцы мчались прыжками, катились в ложбину к своему помпезному семиместному «Фортунеру», в который, помимо пассажиров, можно натолкать кучу всякого барахла. Капралов – за руль, остальные в салон. Грузились споро, Рудницкий, матерясь, запрыгивал уже на бегу. Полный привод, вперед! Мощный джип, рыча, как стадо львов, выбирался из ложбины, давил какие-то чахлые кусты. Прыгал по глинистым проплешинам, держа курс на заросший проселок. У людей от нетерпения стучали зубы. Только бы успеть!
– Не волнуйтесь вы так, мужики, – пытался успокоить их Капралов. – Двенадцать верст по буеракам на своей колымаге – она же час ползти будет. И Федор ее «пасет», не даст разгуляться…
Первым делом Репнин связался с полковником Паньковым. Эдуард Романович был заместителем начальника Управления специальных мероприятий Федеральной службы противодействия террору генерал-майора Кашарина и, по совместительству, курировал группу майора Репнина, переименованную в «Ягуар». Вадим докладывал четко, лаконично. Объект с такими-то координатами. Пять трупов и один живой, не считая схрона с оружием и взрывчаткой. Быстро направить туда группу – желательно на вертолете! Пленник не сбежит, даже не очнется, но кто его знает? Быстро перекрыть выезд с безымянной проселочной дороги в районе Некрасовки – координаты прилагаются! Сиреневые «Жигули» ни в коем случае не должны вырваться на простор! Сообщите начальнику управления, пусть отдаст приказ соответствующим структурам. Ведь должны быть в Некрасовке какие-то менты – ППС, ДПС, участковые, в конце концов! Будет прорываться – стрелять на поражение!
– Слушаюсь, товарищ майор, разрешите выполнять? – иронично отозвался полковник. – Ты сегодня в ударе, Вадим.
– Простите, товарищ полковник, мы немного возбуждены, да и времени нет. Преследуем гражданку, которая может взорваться в людном месте. Жилин ее «пасет», но никакой гарантии…
– Хорошо, Вадим, я понял. Не знаю, впрочем, насколько быстро умеет реагировать поселковая полиция… – крякнул Эдуард Романович.
Но Репнин уже отключился и вызванивал Жилина. Толку от переговорника никакого – радиус действия пятьсот метров! К счастью, телефон у Жилина находился под рукой, а мобильная связь в этом захолустье была!
– Федор, ласточка, на тебя вся надежда! – начал Вадим. – Управление в курсе происходящего, но они не успеют…
– Подожди, командир, а что-то происходит? – озадачился Жилин. – Мне никто не докладывал…
– Да! Барышня, которую ты «пасешь», не должна выехать на трассу! Ее нельзя пускать в Некрасовку! На ней «пояс шахида», который она собирается привести в действие!
– Ух, ё… – вполне логично среагировал Жилин.
– Видишь ее? Где вы находитесь? Мы едем за вами, но мы не реактивные!
– Еду за фиолетовыми «Жигулями» метрах в трехстах, – отчитался Жилин, – фары не включаю. Скорость у дамы небольшая, да и у меня, собственно, дорожное покрытие весьма хреновое. До Некрасовки километра четыре, здесь нет населенных пунктов, лесов тоже почти нет, но местность очень рельефная…
– Федор, слушай внимательно. Поддай газу, но постарайся не разбить машину, иначе все пропало. Уверенно обгоняй, делай вид, что она тебя не интересует. Оторвись от бабы метров на триста и ставь машину поперек дороги. Выбери такой участок, чтобы она не смогла объехать. Прострели колеса. Пешком далеко не уйдет. Не подпускай к себе – на ней два кило гексогена. Кинется на тебя – стреляй на поражение. Решит бежать – бей по ногам. Это ведь не сложно, Федор?
– Это элементарно, командир! – нервно хохотнул Жилин. – Ситуация штатная, подумаешь, побегать от бабы, увешанной взрывчаткой. Все понял, отключаюсь, иду на обгон…
«Тойота Фортунер» покоряла бездорожье с приличной скоростью – хвала умельцам из Страны восходящего солнца! Мелькали кустарники, голые холмы. Подвеска не спасала – трясло, как в полуторке на фронтовой дороге. Но джип уверенно катил вперед. Прошло минут восемь, когда впереди захлопали рваные выстрелы. Капралов поддал газу и начал выворачивать баранку вправо, объезжая каменистую возвышенность. Объехал – сбросил скорость почти до нуля. И тут нарисовалась картина маслом. В двух верстах на западе – лесополоса, в которую ныряла дорога, а между холмом и лесополосой – безлесное пространство – бугры, лощины, отдельные очажки кустарника. Глиняные плеши поблескивали на солнце. «Опель» ушел вперед, перегородил дорогу. Объехать его было нереально – во всяком случае, на «Жигулях», слишком крутые откосы. «Жигули» застыли на дороге метрах в полутораста от него. Было видно, как за «Опелем» скорчился Жилин, он что-то кричал. Возможно, женщина слышала, возможно, нет, но стекло со стороны водителя было приспущено. Из трубы «Жигулей» вырывался сизый дымок, она газовала, не решалась тронуться, видимо, испугалась, когда обогнавшая ее машина перекрыла проезд. Жилин продолжал кричать, махал рукой. В округе никого, до Некрасовки – ни одной приметы цивилизации. Может, и к лучшему…
Спецназовцы в джипе затаили дыхание. Капралов малым ходом двигался вперед.
– Остановись, – бросил Вадим, – а то Жилин палить начнет – нам достанется.
Капралов послушно выжал тормоз, но передачу не выключил. Оставалось лишь догадываться, что у женщины в голове. Мозги промыли дочиста, настроили решительно, но элементарный человеческий страх отменить невозможно. Смерть есть смерть, какие бы соблазнительные перспективы ни рисовались за ее гранью. «Жигули» дернулись, заглохли – слишком резко отпустила сцепление. Снова взревели, облако вырвалось из выхлопной трубы. Она медленно двинулась дальше, снова заглохла, снова завелась. Возможно, увидела в зеркало, что и сзади проезд перекрыт. Жилин продолжал кричать, но бесполезно. Дама решила разогнаться, протаранить «Опель». Прогремела очередь из «калашникова». «Жигули» занесло, они остановились, уткнулись в дорогу передним бампером. Жилин молодец, прострелил оба передних колеса! Она безуспешно пыталась поехать – машина проползла несколько метров и встала окончательно.
– Вперед, Леха! – скомандовал Вадим. – Только близко не подъезжай.
Дама поняла, что попала в ловушку, и вышла из машины. Стояла, вся такая одинокая, потерянная, угрюмо смотрела, как из джипа выходят спецназовцы, рассредоточиваются по дороге и обочинам. До особы, увешанной гексогеном, было метров сто пятьдесят. Поражающие элементы в такую даль не летят. Жилину в этом плане приходилось труднее, но его закрывал «Опель». «Пристрелить шахидку?» – мелькнула не очень достойная мысль, но он тут же ее устыдился. Нельзя, пока есть шанс спасти замороченную женскую голову. Она поколебалась, потом побрела вперед – к Жилину.
– Стой! – кричал Жилин – он, похоже, не на шутку разволновался. – Стрелять буду! Убью же, на хрен! На месте, отстегнуть пояс, положить на дорогу!
Она не слушалась, тащилась к «Опелю». Ситуация возникала какая-то идиотская. И уж точно нестандартная. Жилин не хотел ее убивать. Да и как убить? Попадешь в пояс – разнесет все к чертовой матери! Ударила раскатистая автоматная очередь. Пули вздыбили фонтанчики у женщины под ногами. Ей едва не перепало! Она остановилась, с каким-то отрешенным удивлением глядя себе под ноги. Сделала еще шаг – и снова очередь пропорола глину. Снова встала. Мозговая деятельность в голове у женщины благополучно завершилась, но какие-то инстинкты еще работали. Она повернулась, побрела обратно, подволакивая ноги. Голова была низко опущена. Казалось, она возвращается к машине. Но прошла мимо и направилась дальше – к спецназовцам, рассредоточившимся вдоль дороги.
– Сюрприз, – удивленно пробормотал Рудницкий. – Ну, и где у нее кнопка, командир?
– В кармане, – огрызнулся Вадим. – Нажмет – и разлетятся клочки по закоулочкам.
– Я про другую кнопку… Отключить бы ее…
Отдавать дополнительные приказы не пришлось – бойцы пятились. Зрелище было иррациональное. К ним приближалась живая бомба, в которую очень не хотелось стрелять. Но пришлось. Она не останавливалась! Люди открыли огонь – в воздух, по дороге. Женщина словно очнулась и вскинула голову.
– Снимите куртку и жилет! – крикнул Вадим. Голос вдруг осип. – Снимите, положите на дорогу вместе с переключателем, и мы не сделаем вам ничего плохого! Мы просто поговорим! Вы будете жить! Женщина, очнитесь, вы же не зомби!
И тут с ней стала происходить какая-то чудовищная трансформация. Распрямились плечи, она приосанилась, глаза заблестели. Симпатичное лицо перекосила ухмылка, от которой все присутствующие почувствовали дискомфорт. Она сделала вкрадчивый шаг – переступила через разрывы пуль на дороге. Открыли огонь все одновременно. Вокруг смертницы бился рассерженный рой, пули свистели над головой, грызли землю. Над «Опелем» вырос Жилин, усердно крутивший пальцем у виска – сумасшедшая, что с нее возьмешь, и делавший выразительные пассы – бегите, мужики! Но до такого, слава богу, не дошло. Впрочем, спецназ дрогнул, попятился. Какая только фигня не случается в жизни! Женщина шла, не останавливаясь, потом побежала – грузно, переваливаясь с ноги на ногу. Ненависть ее гнала, хищная улыбка расплылась до ушей.
– Где же у нее кнопка, мать ее? – растерянно бормотал Рудницкий.
– Господи, мама, забери меня из взрослой жизни… – убитым голосом попросил Балабанюк.
Трудно сказать, чья пуля попала ей в левую руку. Разумеется, шальная. С выдержкой у спецназа – без проблем, стрелять на поражение команды не было. Она вскрикнула от боли, упала на колено. Из простреленной левой конечности потекла кровь. Лицо ее потемнело и исказилось до неузнаваемости, но глаза продолжали сверкать. Вадим запоздало сообразил, что стрелять надо было в правую руку, которая сейчас забиралась за пазуху, отыскивая спрятанный во внутреннем кармане предмет.
– Мужики, ложись! – ахнул Вадим.
Мощный взрыв – словно многотонная бомба упала с самолета! Взметнулась пыль, выдранный взрывом чертополох, разлетелись фрагменты тела. Обожгла, ошеломила ударная волна, выбила на время из реальности. Взрывчатки было много, постарались террористы, не пожалели добра. Зад «Жигулей» изрешетили осколки, смяли до полной «неоперабельности». Часть поражающих элементов долетела до «Опеля», но ущерба не принесла, да и Жилин предусмотрительно успел присесть.
В районе взрыва еще не осела взметенная пыль. Спецназовцы поднимались – побледневшие, пыльные. Пострадавших не было, зона поражения сюда не распространялась.
– Воистину, хуже нет врага человеку, чем религия… – глубокомысленно пробормотал Амбарцумян. – Что? – разозлился он, заметив, как исподлобья взирает на него Капралов. – Это не я сказал – это Ницше.
– Да иди ты в баню со своим высшим образованием, – устало пробормотал тот.
– Со своим злокачественным высшим образованием, – поправил Вадим.
– Да дура она, – отмахнулся Амбарцумян. – Просто дура. Позволила запудрить себе мозги, и вон как вышло. Что бы ни случилось у бабы в жизни – все равно дура. Лучше бы сексом с кем-нибудь занялась…
– Тебе бы лишь про секс, – упрекнул Рудницкий.
– Ладно, мужики, не ссорьтесь, – вздохнул Балабанюк. – Давайте с уважением относиться к ее выбору… – И задумался – что вообще ляпнул?
– Разговорились вы что-то, товарищи бойцы, – покачал головой Вадим. – Прошу заткнуться и вести себя прилично.
Кто была эта женщина? Ладно, следствие выяснит, это уже не дело спецназа.
Жилин первым подошел к месту взрыва, растерянно озирался. Подошли и остальные, бесцельно блуждали по зоне разлета осколков. На месте взрыва осталось небольшое углубление в проезжей части. От смертницы уцелело лишь чуть-чуть, ее порвало на мелкие куски. Кровь, обрывки одежды, обгоревшие части тела.
– Какая-то она… фрагментированная… – буркнул Жилин и, отвернувшись, украдкой перекрестился.
Со стороны столицы показался вертолет «Ми-8». Дал вираж, пролетел над головами, качнулся. «Вовремя», – подумал Вадим. Капралов не сдержался, показал пилотам средний палец – тоже «поприветствовал». Вертолетчики обиделись, развернулись на север и отправились к заброшенным мастерским, где трупов в этот час было больше, и они сохранились гораздо лучше. Со стороны Некрасовки приближалась колонна – впереди катил полицейский «УАЗ» с проблесковым маячком. «Тоже вовремя», – снова подумал Вадим и сплюнул.
– Ладно, не парься, все хорошо, что хорошо кончается, – утешал его через час полковник Паньков. – Главное, что люди целы и никто из гражданских не пострадал. Баба сама себе выбрала смерть. Она бы все равно погибла, раз встала на этот путь, но могла забрать с собой кучу ни в чем не повинного народа. Она ведь ехала себя взрывать, верно? До Москвы бы не добралась, но могла остановиться в Некрасовке, где большой супермаркет. Или в Щукино, где огромный гипермаркет строительных материалов. Неприятно, согласен, но банда обезврежена, оружие и взрывчатка конфискованы. Забудь об этой истории. Езжай домой, сегодня и завтра можете отдыхать – обрадуй своих парней. Выпей, поспи, развлекись как-нибудь. Но сильно не увлекайся, – предупредил Эдуард Романович, – вдруг понадобишься.
Лишь в четвертом часу пополудни Репнин добрался до съемной квартиры в Красногорске. Разбитый, с трудом поднялся на этаж, открыл дверь. В квартире за год ничего не изменилось, если не считать нового дивана, который его уговорила купить одна девушка в начале весны. Девушка исчезла, а диван остался и уже раздражал. Предыдущий был комфортнее и привычнее. Он принял душ, завалился на диван. Потом пошатался по квартире, выпил рюмку коньяка и снова лег, тупо уставясь в экран телевизора. Временами одиночество просто бесило. О полноценной семье оставалось только мечтать. Жена погибла четыре года назад, и осталась только дочь Маринка – проживала в Новосибирске на попечении сердобольной тетушки. Вырваться на родину удавалось не чаще двух-трех раз в год. Начальство обещало квартиру в Красногорске, но обещания давно поросли паутиной. «Терпи, майор, все будет», – как заклинание, твердило начальство. И что? Больше трех лет скитается по съемным квартирам, и нет возможности перевезти сюда Маринку, построить отношения с нормальной женщиной…
Вадим еще выпил, а потом лежал с закрытыми глазами под бормотание телевизора. За последний год он дважды видел дочь. В прошлом сентябре, после поимки убийц на трассе «Дон», начальство выделило от щедрот пять свободных дней, примчался в Сибирь, все дни провел с дочерью. Она была почти шелковой, не язвила, а когда он улетал, ревела, как дитя. Затем примчался на Новый год – Маринка цвела и пахла. И вновь четыре дня пронеслись, как товарняк. «Отлично, – мрачно констатировала Маринка. – Ты снова уезжаешь, и у меня начинается красивая новогодняя депрессия – куда сильнее и красивее, чем в прошлом году». В мае на ее день рождения он не смог приехать, что и послужило причиной нового витка сарказма. Боже правый, ей уже исполнилось 14 лет, здоровая кобылка, почти взрослая! Так и оглянуться не успеешь, жениха заведет, а он проконтролировать не сможет…
Нет, он должен владеть ситуацией. Ближе к вечеру Вадим позвонил в Сибирь.
– Господи, ну какого еще хрена? – простонала дочь вместо логично вытекающего «алло».
– Именно этому тебя учат в школе, дочь? – поинтересовался Вадим. – Признайся, это точно не спецшкола с уголовным уклоном?
– Ой, папуль, прости, – засмеялась Маринка. – Только что звонил один приставучий тип, звал в кино, вот я и решила, что опять он… А что касается спецшколы с уголовным уклоном – они сейчас все такие. Даже самые элитные и пафосные. Хуже зоны.
– Не преувеличивай, дочь, – улыбнулся Вадим. – Ты учишься в нормальной школе, я узнавал.
– Конечно, в нашем классе не все бандиты, – допустила Маринка. – Возможно, поэтому я еще ни разу не напилась, не сидела в полиции и не познала радость первого секса. Все впереди, папуль.
Он прекрасно знал, какая на самом деле его дочь и насколько далеки ее речи от реальных поступков. Но все равно порой становилось жутковато.
– У тебя сейчас все в порядке?
– Ну да, нормально. – Маринка задумалась и добавила: – Тараканы в голове притихли, сюрприз готовят.
– Чем занимаешься?
– Свинью с коровой скрещиваю.
– В смысле?
– С помощью мясорубки. Одним словом, постигаю тяжелую науку вести хозяйство. Готовлю пока неважно, но уже научилась очень вкусно разогревать. Времени на личную жизнь не остается. А еще эта школа, гори она синим пламенем. Учебный год только начался, а я уже от него так смертельно устала… Может, академический отпуск взять, как ты считаешь, пап? Ты, кстати, помнишь, в каком я классе учусь?
– В предпоследнем, – не очень уверенно отозвался Вадим.
– Надо же, почти угадал, – похвалила Маринка. – На свадьбу хоть приедешь?
– Дочь, ну не позорь меня, ты же знаешь, как мне трудно вырваться с этой работой. Я ее не выбирал, человек подневольный. Ты даже не представляешь… – Он вовремя прикусил язык. Не стоит посвящать ребенка в тонкости его многогранной работы, хотя она обо всем уже и так догадывается. – И перестань постоянно язвить. Я знаю, что ты крепкий орешек.
– Да, таких, как я, больше нет, модель снята с производства, – похвасталась Маринка. – Ладно, пап, не парься, я все стерплю и всегда буду ждать тебя, как верная жена, поскольку другого папы у меня нет и не планируется. Где я его возьму, если у меня больше нет мамы?
– Уже лучше, – улыбнулся Вадим. – А вообще как дела?
– Да не очень, – призналась Маринка. – Кризис в стране. Санкции, нефть дешевеет, очень сложное международное положение. Рубль покатился под горку, цены растут, падает индекс потребительской уверенности… Ладно, последнее я не говорила. Раньше тетя Люда хранила деньги в банке, а теперь – в воспоминаниях…
– Я постараюсь присылать побольше, Мариша…
– Ах, папенька, оставьте вы это… – Маринка весело рассмеялась. – Ладно, не обращай внимания на мое нытье. Все хорошо, лишь бы война не началась. Приезжай чаще, и все будет ништяк.
После разговоров с дочерью всегда оставался странный осадок. Вроде и смех бурлил в горле, а очень грустно становилось. Змей какой-то точил. Не было покоя в душе. Скоро сорок, пора обретать хоть какое-то подобие спокойствия.