Моргая, открываю глаза и поначалу абсолютно уверен, что нахожусь под водой, что плыву: все расплывается, тело кажется обманчиво легким. Почти невесомым. Но потом делаю глубокий вдох, вижу белый потолок над головой, и конечности становятся свинцово-тяжелыми. Нет, этого не может быть. Конечно, не может.
Я с трудом дышу, ощущая резкий запах, чувствую кожей тонкую ткань, вижу трубки, слышу тихий монотонный писк где-то рядом.
Более чем знакомая картина – но я отказываюсь признавать, что это правда. Невозможно, чтобы я лежал на больничной койке.
Что случилось? Я в «Уайтстоуне»? Или в другой больнице? Слегка поворачиваю голову и прищуриваюсь, чтобы видеть четче. Возле стекла кто-то стоит. Плечи сгорблены, тело бьет дрожь… Кажется, это женщина. Она что, плачет? И если да, почему здесь? На ней синий защитный комбинезон, такие не надевают в обычных палатах. Черт! Где я?
Женщина наклоняется, капюшон съезжает, из-под него выглядывают черные волосы. Длинная прядь спадает ей на лицо.
Растерявшись, снова моргаю. Я знаю ее. Сьерра?
Смотрю, сбитый с толку, и мне кажется, что все это мне снится. С какой стати я лежу на больничной койке? У меня нет причин быть здесь. С чего бы Сьерре плакать? Полная бессмыслица.
Я проваливаюсь в сон, и, когда открываю глаза, Сьерры нет. За стеклом никого. Неужели мне все привиделось? Или приснилось? Да, наверняка. Она никогда бы не стала плакать в больничном коридоре. И тем более – из-за меня.
Вздохнув, поворачиваю голову и чувствую такую боль, что морщусь и приоткрываю рот. Поднимаю руку и тут же вздрагиваю.
– Миерда[2]! – у меня вырывается стон, когда каждая клеточка тела взрывается болью. Зрение проясняется, и теперь я могу различить показания на стоящем рядом мониторе, белое постельное белье, трубки, тянущиеся от капельницы. Физраствор и обезболивающее. Тяжело дыша, смотрю на левую руку, на повязку, которая почти полностью ее закрывает.
«Но если это был лишь сон, – проносится у меня в голове, – почему я все еще лежу здесь?»
У меня пересыхает во рту. Как долго я нахожусь здесь? Не знаю. Меня бросает то в жар, то в холод, сердце стучит, как сумасшедшее. Кровать, боль, бинты… Как-то чересчур!
Считаю до трех, а потом откидываю одеяло и вижу, что у меня перебинтовано бедро. Уверен, повязок куда больше. Чувствую, как на лбу выступает испарина, мне не хватает воздуха и приходится дышать через рот. Мой взгляд прикован к бинтам, я смотрю на них и лихорадочно пытаюсь вспомнить, что случилось.
Было обычное дежурство, ничего особенного не происходило, мы шутили, а затем что-то… Зажмурившись, вспоминаю: пациент, лифт, взрыв… А потом? Что, черт возьми, было потом?
Меня захлестывает волна воспоминаний и вопросов.
Это не сон.
Я не плыву.
Я тону.