– Опять уходишь? – недовольно проскрипела Нарва, застав Доминику за утренними сборами.
Раз уж улизнуть незаметно не смогла, пришлось выкручиваться:
– За травой редкой отправляюсь.
– За какой? Куда?
Травница была хоть и стара, но не слепа и не глупа. Видела, что после возвращения из замка Доминика была сама не своя и все чаще где-то пропадала, прикрываясь поисками трав, но неизменно возвращалась с пустыми мешками и рассеянным взглядом.
Маялась девчонка. Мучилась из-за разбитого сердца, и страшно за нее было. Вдруг глупостей каких натворит? И хоть Нарва была беззаветно предана кхассеру, порой так и подмывало нарвать крапивы позлее и отходить его по спине, а то здоровенный вымахал, а ума как у котенка. Разве можно было променять Доминику на какую-то чужачку? Ника своя, родная, и жители Вейсмора ее любили. Зачем же вот так?
Мужчины… Порой в них столько ярости и непонимания, что они ломают то, что дорого, не осознавая, что самим же потом хуже будет.
– Я с тобой!
– Нет! – резко ответила Доминика, потом смягчила тон и добавила: – Нет. Я надолго уйду. Надо болота обойти, пойму реки и до сизого леса добраться. Весь день на ногах буду, а ты столько не выдержишь.
– Что я, по-твоему, совсем развалюха? – возмутилась травница. – Я еще о-го-го. И болота, если понадобится, обойду, и на гору залезу, а если очень приспичит, то и жениха молодого отхватить могу!
Ника не сдержалась и прыснула со смеху. Взгляд Нарвы смягчился:
– Ты улыбайся почаще. У тебя улыбка, как солнышко: теплая и красивая.
– Спасибо, – Ника обняла ее за плечи, чмокнула в щеку и, прихватив с топчана заплечную сумку, метнулась к выходу. – Не жди меня. Я буду поздно.
Планов на этот день у нее было предостаточно: забрать у Джайлы сферы переноса и отводы, припрятать их в тайном месте, а потом навестить маринис, который наверняка уже нарастил седьмой лист. Все это своим ходом, и времени на промедления не было.
***
Ведьма ждала ее на крыльце своей лавки. Несмотря на то, что по утрам воздух был уже прохладным, и дыхание белой дымкой вырывалось изо рта, одета она была по-летнему. Золотистое платье в пол. Легкое, шелковое, такое открытое, что Ника в жизни бы не надела. Смелости не хватило бы. Потому что разрез по бедру почти до талии, так что было видно стройную ногу, перетянутую золотой цепочкой чуть повыше колена, а в вырезе еще немного – и будет видно грудь. Ткань держалась так низко, что почти открывала взору аккуратные навершия.
Ника стыдливо отвела взгляд в сторону, а Джайла, наоборот, плечи расправила и посмотрела на нее, не скрывая насмешки.
– В чем дело, целительница? Я не нравлюсь тебе? Осуждаешь?
– Нет. Просто для меня слишком… смело. Но красиво. Ты сегодня выглядишь особенно.
Ведьма и впрямь выглядела так, будто помолодела на десяток лет. Волосы как шелк, кожа сияла изнутри, а глаза сияли довольством, как у кошки, пробравшейся в хозяйский погреб и налакавшейся из крынки густой сметаны.
– Еще бы не особенно, – сочные губы расплылись в усмешке, – кровь лекарки, да еще и Высшей, творит чудеса.
Ника испуганно распахнула глаза:
– Но как же…
– Не бойся. Я свое обещание выполнила, все подготовила. Но и себя не обделила. Идем.
Ведьма. Что с нее взять.
Джайла завела Доминику не внутрь лавки, а за угол, где притаился крохотный сарайчик. Здесь пахло едкими снадобьями, на двери и маленьких мутных окошечках висели соломенные обереги, перетянутые цветными лентами, а на дальней стене чем-то красным были начертаны символы, понятные только ведьме.
– Что стоишь, как не родная? Проходи.
В ведьминском логове среди амулетов и заговоренных предметов Доминике было нелегко. Их магия, не уживаясь друг с другом, искрила и завивалась в воздухе едва заметными серыми вихрями.
– Сферы, – Джайла сдернула с серебряного подноса черную бархатную тряпицу.
Ника нагнулась, чтобы получше рассмотреть два кругляша, которые еще вчера были простыми сосудами для ритуалов, а сегодня в них клубилось ночное небо и мерцали миллионы крошечных звезд.
– Одну отправишь вниз по реке, вторую держи при себе. И аккуратно, не раздави раньше времени. Как только оболочка треснет, тебя перенесет. Куда? Не знаю. Все зависит, как далеко уплывет побратим.
Доминика аккуратно убрала свои сокровища в сумку. Это не просто сферы, это – ключ к свободе.
– А это отводы, – Джайла сняла серую тряпку со стола, и Ника увидела два десятка маленьких, с мизинец высотой, глиняных куколок, – все настроены на тебя. Как только кхассер попытается перенестись, так один из них встанет у него на пути и собьет с цели.
– Спасибо, – обереги тоже отправились в сумку.
– Удачи, целительница.
Ника уже почти дошла до двери, но не удержалась и спросила:
– Почему ты помогаешь мне, Джайла? Дело ведь не только в спасенном ведьмачонке.
– У ведьм есть один недостаток – они любопытны, как кошки. Мне интересно, получится ли у тебя сбежать из Вейсмора. И я не могу отказать себе в удовольствии посмотреть на лицо кхассера, когда он поймет, что потерял.
– Ему плевать, – горько обронила Доминика и вышла на улицу.
– Это пока…
***
К полудню Ника добралась до водопада. Под большим валуном спрятала сумку с отводами, а потом подошла к краю обрыва и долго смотрела на кусочек звездного неба, клубившегося в сфере.
– Плыви далеко-далеко, – прошептала, понеся к губам, – обходи опасные места и черные омуты, не останавливайся в заводях, не прибивайся в берегу. Пусть река несет тебя за горизонт.
Размахнулась и бросила, провожая взглядом. Сфера слетела вниз и почти без брызг ушла под воду. До рези в глазах Ника всматривалась, пытаясь разглядеть ее в речной пучине и облегченно охнула, когда заметила, как шарик резво вынырнул на поверхность и, перескакивая по волнам, помчался прочь.
Еще несколько часов ушло на то, чтобы добраться до сизого леса. И чем ближе Доминика к нему подходила, тем сильнее становилось не по себе. Между мрачными деревьями неспешно клубились облака густого тумана, превращавшего невнятные тени в притаившихся чудовищ, изредка ухала проснувшаяся раньше времени сова, а с тяжелых листьев размеренно падали капли, норовя попасть за шиворот. Пытаясь забраться под юбку, по ногам поднимался промозглый холод, и казалось, что время здесь убежало вперед, будто не середина сентября стояла на улице, а хмурый октябрь.
Вдоволь поплутав в молочной пелене, Ника, наконец, выбралась к знакомым местам – кривой сосне, оставшегося без листвы и от того казавшегося убогим подлеска и приземистых елей, плотно смыкавших ветви. Кое-как протиснувшись между их сырых колючих лап, Доминика очутилась на опушке, ставшей пристанищем порождению из нижнего мира.