После эпичной борьбы в чашах все племя и мы с ними направились дальше вокруг холма, пока не вышли к вулканическому бассейну, заполненному водой. И здесь аборигены начали стаскивать с себя свои скудные одеяния и прыгать в воду. Все, кроме «победителей». Те расхаживали с гордым видом, а красную подсыхающую глину на телах, похоже, считали чем-то вроде награды.
Члены экспедиции мялись на суше, с вожделением поглядывая на брызги воды. Сверр окинул нас насмешливым взглядом.
– Здесь нет хищников. Можно заходить. Не бойтесь.
Мужчины переглянулись, явно не зная, как поступить. Честно говоря, ужасно хотелось залезть в воду, смыть с себя и грязь, и пот. Гигиенические салфетки – это, конечно, хорошо, но ничто не заменяет настоящего купания.
– Можно по очереди, – пробормотал Клин. – В конце концов, мы здесь, чтобы понять жизнь аборигенов, правда?
Остальные кивнули. Юргас присел на краю каменного бассейна, взял пробу воды, добавил реактивы. Удовлетворенно хмыкнул.
– Чистая и пресная. Ладно, омовение разрешаю. Сначала вы, Максимилиан, с вами Жан. Потом мы с Клином, потом мои ребята.
Сверр наклонил голову и отвернулся, но я успела увидеть насмешку в золотых глазах и внезапно разозлилась. Что так забавляет нашего гостеприимного хозяина?
– Мы кажемся вам смешными? – пробормотала я, не успев прикусить свой язык.
– Вы кажетесь мне… – он щелкнул пальцами, подбирая слово. – Любопытными.
– Так и есть, – подтвердила я. – Мы разные.
– О да. – Золотые глаза блеснули на солнце, словно две монеты.
– Давно хотела спросить, Сверр… Цвет твоих радужек очень необычный. И я не видела в племени других таких глаз. В основном здесь либо голубые, либо зеленые. К тому же у тебя темные волосы, а у остальных – светлые. Твои родичи похожи на тебя? У них тоже золотые глаза и темная масть? Там, откуда ты пришел, все такие?
Ильх склонил голову, внимательно глядя на меня.
– Не все. Но многие, – как-то резко бросил он и сделал широкий жест, указывая на моих коллег, которые уже стаскивали комбинезоны. – А ты, Оливия? Не хочешь освежиться? Сегодня жаркий день.
Его взгляд мазнул по моему лицу, на котором наверняка выступила испарина. Я, закусив губу, посмотрела на манящую прохладу, отчаянно завидуя аборигенкам, которые плескались в воде. Но, увы. Женщины племени отошли за скалистый выступ, где их не было видно, но чтобы дойти до него, мне придется прошагать несколько метров под всеобщими взглядами.
Макс покосился в мою сторону и коротко мотнул головой. Сверр задумчиво посмотрел на спину отвернувшегося старика.
– Мне не жарко, – чуть сипло протянула я.
Ильх прищурился.
– Да? Ты тяжело дышишь. В воде тебе станет легче.
Да уж не сомневаюсь! Мне до одури хотелось стянуть с себя этот костюм, в котором я ощущала себя, как в скафандре!
– Я себя прекрасно чувствую! – буркнула я, сдерживая желание потянуть вниз собачку молнии.
Сверр наклонился ко мне и… понюхал! Просто опустил голову и втянул воздух возле моего виска! Отшатнувшись, я сделала шаг назад.
– Тебе нужно искупаться, Оливия Орвей, – промурлыкал ильх, снова выпрямляясь и заглядывая в мои злые глаза. А потом отвернулся и зашагал к остальным мужчинам, разве что не насвистывая себе под нос! Я ошарашенно уставилась ему вслед, а потом, воровато оглянувшись, понюхала себя. Вроде ничем неприятным не пахну… Нахмурилась, озираясь. Тоже мне, чистюля! Тебе надо искупаться? Да чтоб его разорвало!
– А ничего, что вы тут даже о мыле не знаете? – сердито проворчала я, вновь нюхая себя. – Да ничем я не воняю!
Мои коллеги уже освежились и фыркали на берегу, снова влезая в костюмы, которые заодно поглощали и лишнюю влагу. К слову, профессор оголяться не стал, лишь умылся и ополоснул руки. А вот Клин, Жан и даже наш Юргас вдоволь поплавали в бассейне, не стесняясь ни аборигенов, ни меня.
Впрочем, про меня тут, кажется, забыли.
Так что я решила тоже не мозолить глаза и отойти в сторону. Наблюдать явление коллег из воды мне не хотелось.
Повернулась спиной и пошла вдоль кустов с мелкими листочками, на ходу доставая свой диктофон.
– Запись пятая, Оливия Орвей, антрополог, – начала я. – Только что мы стали свидетелями странного действия. Предположительно оно носит развлекательный, а возможно и ритуальный характер…
Я красочно описала драку в глине, упустив свою реакцию на это представление. Запнулась. Вот свои эмоции неплохо бы обдумать, но я сделаю это позже. Завершила рассказ и огляделась. Я успела обогнуть скалу, и голоса ильхов здесь звучали тише. Вулканический бассейн с этой стороны наверняка был глубже, потому что вода здесь плескалась темно-синяя, на середине почти чернильная. Почва вокруг была усеяна мелкими травинками и низкими кустарниками, рядом виднелись несколько расщелин. Подножие вулкана, ну надо же! Я задрала голову, осматривая величественную вершину, тающую в облаках. Кто бы мог подумать, что я попаду сюда!
Кинув взгляд через плечо и никого не увидев, присела и опустила ладони в воду. Холодная! А я-то думала, что как парное молоко… но нет, не зря Юргас фыркал, как морж! Водичка оказалась довольно прохладной, и все равно хотелось влезть в бассейн целиком. Я сделала несколько шагов по мелководью, присела, расстегнула молнию и провела мокрой ладонью по коже в вырезе. Водная гладь пошла рябью, словно живая.
Я нахмурилась, всматриваясь в свое растрепанное отражение. На миг показалось, что в воде кто-то есть…
Но что за глупость? Снова опустила ладонь и… отлетела в сторону от сильного рывка.
– … что? – выдохнула я, глядя на Сверра. Тот зыркнул на меня и обернулся к воде, крикнул что-то. Из-за кустов вынырнул голубоглазый ильх, с ног до головы перемазанный подсохшей глиной, тот, что молча шел рядом со мной к бассейну. Он торопливо встал на колени, погрузил ладони в воду и произнес слова. Четко и требовательно. И снова пробежала живая рябь. Задохнувшись, я смотрела во все глаза, словно эта глубинная синева манила, звала меня! И казалось, что еще минута, и я увижу…
Что?
Голубоглазый выдохнул, поднялся. Сердито посмотрел на меня, ткнул пальцем.
– Что это было? Там что-то было в воде, ведь так? – Я уставилась на мужчин. Те переглянулись, блондин буркнул что-то, похоже, ругательное. Сверр усмехнулся.
– Я ведь велел не ходить далеко, Лив. Здесь водятся… змеи.
– Но ты сказал, что в воде безопасно!
– Там, – ильх указал влево, туда, где купались ильхи. – Там безопасно.
Я насупилась, размышляя. Разница всего несколько метров, но здесь уже что-то угрожает? Как так? И тут осознала, куда смотрят оба ильха – в вырез на моем комбинезоне. Голубоглазый даже перестал яростно сверкать глазами и почти улыбнулся!
Дернув застежку, я сделала шаг назад, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Надеюсь, мне не придется звать на помощь… вон каким хищным стало лицо Сверра! Но ильхи хмыкнули и, развернувшись, пошли на звук голосов.
Я же выдохнула, еще раз проверила свой комбинезон и поплелась следом, ругая себя на чем свет стоит.
К счастью, моего отсутствия никто не заметил, на вопрос Максимилиана я ответила, что была за скалой. Не хотелось ничего объяснять, да и самой не мешало бы все обдумать.
Например, кто был в той темной глубине?
Я задумчиво потерла переносицу. Сколько еще загадок таят фьорды? И как же хочется их разгадать! Надеюсь, мне это удастся хотя бы отчасти!
Правда, не уверена, что о моем маленьком приключении у воды стоит рассказывать… я и так слабое звено в этой экспедиции, не хочется выглядеть перед комиссией еще глупее. Так что пока лучше промолчу.
Приняв решение, я повеселела, жалея лишь о том, что не успела как следует освежиться.
Ночь опустилась на фьорды снова резко, словно птица крылом накрыла. Мы вернулись к шатрам, аборигены разошлись, оставив нас. И пока экспедиция размышляла, что делать дальше, ильхи подозрительно оживились. Ничего не понимали, мы смотрели, как женщины уносят котлы и тарелки, складывают поленья и торопливо расчищают площадку в центре поселения.
– Что происходит?
– Скорее всего, обряд или пляски, – просветила я Жана. – Обычная практика в племенах, им ведь тоже надо развлекаться. Интересно, кормить нас будут?
Лингвист пожал плечами. Похоже, этот жест все же заразный. Я закинула голову, глядя на звезды, горящие в глубине неба. Звездная темнота казалась бесконечной. Пока еще синяя, а скоро почернеет до цвета бездны. Давно я не видела такого неба. Или… никогда?
Сдавленный тихий крик заставил меня подпрыгнуть, а нашу группку сплотиться.
– Вы слышали? – Клин вертел головой, как большая собака. – Кто-то кричал?
– Кажется, женщина… – тихо сказала я.
Мы мялись у шатров, поглядывая в сторону разгорающегося в центре поселения огня. И все как один вспоминали отрывочные и мутные картинки с зонда. Дневное умиротворение испарилось, стало не по себе. К тому же похолодало. Стоило солнцу спрятаться, и горы окутал зябкий туман.
– Надо найти Сверра, – глухо сказал Юргас, проверяя свой парализатор. – И потребовать объяснений…
Словно услышав нас, рядом возникла высокая фигура ильха, и мы дружно подпрыгнули.
– Вот вы где. – Сказал Сверр, и я хмыкнула. Как будто нашу живописно трясущуюся группу можно было не заметить. Ильх был в уже привычной повязке на бедрах, начах и широкой меховой шкуре, прихваченной кожаным ремешком. – Идемте. Шатия скоро начнется.
Мы с Максимилианом переглянулись. Какой-то обряд? Зачем? Какая у нас там роль? Слова и вопросы мелькали в головах и отражались в глазах. Стало страшно. И странно, что за один день мы успели забыть о своих опасениях.
– Идемте, – Сверр повернулся к нам спиной и двинулся к языкам пламени, отбрасывающим на землю и шатры длинные оранжевые отсветы.
– Прекратите дрожать, – тихо, но грозно рявкнул Юргас. – У нас у всех есть парализаторы. Вы забыли? Всех этих варваров в шкурах я один уложу за пять минут.
– Хвала Конфедерации, – привычно хмыкнул Клин. Но все же слова нашего начальника безопасности возымели действие. И правда, чего мы так испугались? Каждого ведь учили защищаться. Даже щуплый Жан стреляет на отлично.
Просто ночь и все эти шкуры, черепа, клыки… вызывают ужас.
Сверр уже расположился в круге света, и мы расселись рядом, на сплетенных из травы и веток циновках. Надо признать, сейчас, в сгущающейся темноте все казалось иным. Не таким, как днем. Уплотнялись тени, сплетаясь с языками света, и в причудливой игре мрака совсем другими виделись мощные фигуры ильхов, приближающиеся к огню. Я завороженно уставилась на бронзовые блестящие торсы, на мощные руки, покрытые красными рисунками, на звериные шкуры и черепа, закрывающие лица.
– Как называются эти… головные уборы? – обернулась я к ильху. Он сидел слева от меня, удобно расположившись на земле. В золотых глазах плясало пламя костра, расцвечивая радужки мерцающими искрами. Я даже засмотрелась.
– Халесвенг, – ответил он. Под взглядом Сверра у меня перехватило дыхание и захотелось придвинуться поближе к Максу. Или даже к Юргасу. Так что пришлось напомнить себе, что я ученый, а не пугливая девочка.
– Почему на тебе его сейчас нет?
Сверр медленно улыбнулся.
– Я не участвую в шатии, как и они, – кивнул на мужчин, сидящих вокруг костра. На них тоже не было черепов, лица казались высеченными из камня. – Нет нужды прятать лицо.
«Прятать лицо? От кого?» – заинтересовалась я, но спросила о другом.
– А что такое шатия? – продолжила я.
– Это завершение и начало. Ты увидишь.
Между тем ильхи начали медленно двигаться вокруг огня. Лица закрыты костями животных черепов, но по красным разводам на телах я опознала победителей в чашах. Среди них был и голубоглазый блондин, его отличал черный обруч на шее. На зрителей ильхи не смотрели, лишь на огонь и широкую посудину рядом, в которой плескалась вода. Начей на мужчинах не было, босые ноги мягко, по-звериному ступали на утоптанную землю, из света в тень, из тени в свет. Длинный протяжный звук родился где-то в стороне и поплыл к силуэтам ильхов, обвивая их серебряной нитью. Я скосила глаза. В густой тени сидел старик. Тоже в шкуре и в халесвенге, череп и коричневое тело вымазаны красным. И на коленях лежит инструмент, похожий на две бронзовые тарелки, одна снизу, другая сверху. Ильх трогает тарелки длинными узловатыми пальцами, и летит из отверстий в металле звук. Почти видимый. Почти осязаемый. Такой, что будит внутри древнее, забытое, тревожное. Пальцы перебирают и, кажется, касаются струн души, играют на них…
Ди-ин – шорх – дин – шорх… выше и выше взлетает дрожащий звук, тянет и тянет душу… Серебро и золото, лед и огонь, начало и конец…
– Какая изумительная музыка, – сипло сказал справа Клин. – Вот вам и варвары, господа…
Женщины ильхов подползли к нам, протянули глиняные кружки, в которых клубился пар и плескалась жидкость. Мои коллеги привычно сунули за щеки капсулы нейтрализатора.
– Это настой трав и ягод, – тихо сказал Сверр, видя, что я рассматриваю кружку в своих руках. – Чтобы согреться. Ночи становятся холодными.
Я зябко повела плечами. В темноте фьорды остывали. Дневное тепло втягивалось в расщелины между скал, слизывалось ночным туманом, поглощалось студеной озерной водой. И мой комбинезон из «умного» волокна, разработанного в лабораториях Академии, переставал греть. Иначе чем объяснить тот озноб, что охватил тело?
Сцепила пальцы на глиняном боку кружки, грея их. Музыка стала чуть быстрее, как и движения ильхов. Фигуры в шкурах и оскаленных черепах сливались, сплетались, распадались… Движения смазывались, то ускоряясь, то почти замирая. И в остановках летел над фьордом протяжный стон-выдох, непонятное слово-мольба. Я не понимала его значения, но все в ильхах: позы, движения, интонация – говорило о том, что мужчины о чем-то просят.
И этот танец завораживал.
– Это молитва, – чуть слышно сказал рядом Максимилиан, и я кивнула. Да, в странном движении вокруг огня и чаши с водой угадывался ритуал.
– Интересно кому? – прошептала я. – Надо попытаться узнать о тех, кому поклоняются ильхи. Это даст нам понимание многих моментов их жизни.
– Да, но мы с вами знаем, что вопросы культа слишком серьезны, чтобы спрашивать о них. Это может вызвать злость и агрессию. Нам повезло, что мы попали на какой-то ритуал и можем понаблюдать сами.
Я кивнула и поднесла к губам кружку. Горячий напиток в моих руках согрел, и дышать стало легче. Мои коллеги тоже смотрели на первобытный танец, качали головами, иногда перешептывались, обсуждали. Остальные ильхи сидели молча, лица у всех были отрешенные. Лишь на вздохе-просьбе многие поднимали головы и тоже произносили это тягучее слово. Я прикрыла глаза, вслушиваясь. Звук – как плеск воды, как звон, как мелодия. А потом сразу – как удар.
Наш лингвист хмурился и шевелил губами, пытаясь повторить этот звук. Или это слово? А может, целая фраза? Кто их знает, этих ильхов? Жан даже наклонился и принялся водить пальцем по земле, явно пытаясь что-то записать или вычленить знакомые ему буквы. Сверр медленно повернул голову, глянул на моего коллегу, и тот отдернул руку, словно обжегся. Но губами шевелить не перестал.
Старик с музыкальными тарелками ускорился, струна музыки натянулась тетивой. Я тревожно посмотрела назад, за круг света. Там лежал туман, скрывая очертания шатров.
Максимилиан рядом со мной сидел сгорбившись, Юргас крутил головой, осматриваясь.
И все слаженно дернулись, когда музыка оборвалась на высокой, дрожащей ноте, а в круг света из темноты втолкнули девушку. Обнаженную.
– Мать твою, – прошипел интеллигентный до мозга костей Клин, разлив на колени горячий настой.
Я сглотнула. Этой девушки не было среди женщин, которых мы уже видели. Молодая, но с налитым, оформившимся телом, пышной грудью и широкими бедрами. С ног до головы ее покрывали темные подсохшие пятна, они начинались от волос внизу живота и тянулись вверх – к ребрам, груди, шее. Кровь, поняла я. Все тело девушки оказалось густо измазано кровью. Хотелось бы мне знать – чьей?
Девушка протянула ладони к огню и воде, тихо сказала несколько слов. И вновь я уловила уже знакомые звуки – Лагерхёгг… Ньердхёгг…
А потом сделала несколько шагов и остановилась напротив Сверра. Сказала что-то, просяще прижав руки к груди, но так, чтобы не закрыть ее. Ильх смотрел серьезно, но головой качнул отрицательно. И аборигенка по-женски закусила губу, словно от обиды или огорчения. Один из перемазанных глиной мягко толкнул ее обратно – в центр круга, к огню.
Она медленно обвела взглядом мужчин. Ее лицо на миг исказилось, в расширенных глазах мелькнул страх. Сделала неуверенный шаг вперед, и тут же ее снова оттолкнули. Снова шаг под вновь взлетевшую музыку и снова толчок. Несильный, но не позволяющий жертве выйти из круга. Хищные движения ильхов, светлые волосы, испачканные кровью, оскалившиеся черепа, разлетающиеся шкуры… Мои нервы, натянутые до предела. Ужас предчувствия, сковывающий тело. И глаза Сверра – внимательные, острые, глядящие прямо на меня. Все это время он смотрел на меня.
– Что они делают? – прохрипела я, хотя вопрос был на редкость глупым. Я уже знала, что они делают. Хищники играют с добычей прежде чем… что?
Сверр выглядел спокойным, даже расслабленным.
– Шатия, – сказал он. – Это… – он нахмурился, подбирая слово. – Соединение.
– Что?
Я снова посмотрела в круг света. Девушка уже металась испуганной ланью, пытаясь пробиться сквозь ряд бронзовых тел. Но какой там! Снова толчок, и она упала на землю, в оранжевый отсвет костра. Я прижала к губам руку, сдерживая крик. Тела в шкурах многое закрывали, но, увы, не все. Да и шкуры уже исчезли, остались лишь жуткие черепа на головах.
– Соединение, – мягко повторил Сверр, посмотрев туда, где происходило жуткое, кошмарное действо. Девушка выгнулась и закричала, когда ее накрыло первое бронзовое тело. Матово блеснул черный обруч на шее. Тот самый голубоглазый блондин…
Юргас сжал парализатор, на загорелом лице военного выступили бордовые пятна.
– Вам страшно? – в голосе Сверра прозвучало удивление.
– Это ужасно… – Жан тяжело выдохнул.
– Почему? – не понял ильх. – Это ведь радостное событие в жизни любой женщины. Шатии ждет здесь каждая девушка. Разве в мире за Туманом нет шатии?
– Нет, – выдавила я. – Такого у нас нет.
Жертва у огня билась и выгибалась. Теперь она стояла на коленях, низко опустив к земле голову. На грязные волосы наступила нога ильха, не давая девушке подняться…
Смотреть на бронзовые тела с закрытыми лицами и готовые к… соединению было невыносимо.
– Тебя это пугает, Лив? – негромкий голос Севра заставил вновь посмотреть на него. И осознать, что у меня пылают щеки. И еще кружится голова. Словно я залпом выпила бокал сладкого шампанского. Но ведь это невозможно, даже если и были в кружках какие-то особые травы, нейтрализатор должен блокировать их.
– Женщины твоего мира не проходят шатию? – ильх слишком близко. Он почти касается меня плечом, смотрит в глаза.
– Нет, – и мой голос звучит сипло. Я встряхнулась, пытаясь справиться с наваждением. – Зачем все это? Зачем… так?
– А как?
– Один на один… с тем, кого выбрала…
– Так и было, – кивнул Сверр. – В первый раз. Глирда выпила свой напиток и разделила первую боль со своим мужем несколько дней назад. Он станет ее защитником, будет добывать для нее мясо и дарить тепло. А с остальными Глирда разделит сегодня удовольствие и… дитя.
– Дитя? – господи, я так шокирована, что могу лишь повторять его слова.
– Конечно. – Золотые глаза мерцают. – Дитя. Ребенок – всегда желанный подарок для всех. Для каждого, кто плясал в кругу шатии.
Я поднесла к губам кружку, сделала глоток, начиная соображать.
– Общие дети. Никто не знает, кто отец, верно?
– Все, – мягко произнес Сверр.
Я качнула головой, глядя на травинку у своих ног. Смотреть туда, где двигались тела, где стонала девушка и где буйствовала животная чувственность, я просто не могла. Достаточно и того, что мои коллеги глазеют, как завороженные. Жан даже рот открыл.
Впрочем, мне стало понятнее. Если никто не знает, кто отец ребенка, дети становятся общей ценностью. Нет никакого соперничества – твой сын сильнее, а мой умнее, просто потому, что неизвестно, где чей сын.
– В шатии участвуют… все? – вспомнила я о своих обязанностях исследователя.
– Те, кто изъявит желание и победит в бою. Те, кто силен и здоров. Те, кто добывает пищу.
– Почему ты не участвуешь? – слова сорвались с губ неожиданно. Хотя мне действительно было интересно.
Сверр улыбнулся.
– Я не захотел.
– Девушка… она может отказаться? От шатии?
– Зачем? – не понял ильх. – Ей ведь хорошо. Для женщины больше удовольствия, а для будущего дитя – защиты.
Я посмотрела в круг света. Тела сместились, и мне стало видно лицо жертвы. Да. Ей было хорошо. Такое блаженство читалось в искаженном лице, в полуприкрытых глазах, в приоткрытых губах. Наслаждение, которое невозможно изобразить.
– Значит, ее попытки убежать были… ненастоящими?
– Настоящими, конечно. Женщин пугает шатия. Пугает и притягивает одновременно. Они всегда пытаются убежать. Вначале. До зова.
Я медленно поставила кружку на землю. Жан облизывал сухие губы, Клин нервно вздрагивал, всем телом поддавшись в сторону света. Музыка оплетала нас всех, пронзала серебряными и золотыми струнами, вырывала души. Чуткие пальцы ильха, сидящего в темноте, отсветы огня, стоны…
Невыносимо.
– Я, пожалуй, пойду. Спать. Я… устала. – Кажется, у меня сдали нервы. Юргас повернул голову, и я увидела такое выражение похоти в глазах военного, что стало дурно.
Никто не обратил внимания, когда я встала. Даже Макс, хотя он в круг света не смотрел и даже очки свои снял, без которых был близорук.
Развернувшись, я бросилась в темноту, чувствуя, как дрожит внутри эта проклятая струна. Серебро и золото, лед и огонь… томление, разливающееся внутри.
Пробежала вдоль темных шатров, стремясь добраться до своего, залезть в спальник, выпить таблетку успокоительного и уснуть. Выкинуть из головы искаженное мучительным наслаждением женское лицо, бронзовые обнаженные тела и золотые глаза…
Где-то возле шатра меня поймали. Хотела вскрикнуть, но тяжелая рука закрыла рот.
– Не надо.
Сверр убрал ладонь. В свете звезд его лицо казалось темным… Одним движением ильх прижал меня к себе.
– Ты спросила, почему я отказался от шатии… – горячий шепот обжег висок. – Я не желал ту, что вошла в круг. Я желал тебя… Я позвал тебя.
– Что?
Сознание затуманилось. Я ничего не понимала. Я только чувствовала эту струну, что уже оплела мою душу. И дрожит, дрожит, вот-вот порвется… Уничтожит иглами и острыми гранями…
И еще руки. Горячие, сильные. Те, что не дают упасть. Те, что трогают, ищут застежку на моем комбинезоне. Вталкивают в темноту шатра. Ближе к шкурам, что служат постелью…
– Убери это… – голос у ильха злой и обжигающий. И ласкающий. Словно пробуют кожу языки пламени – согревают, не жгут… Вначале. Сверр жадно огладил мое тело, очертил контур. – Убери. Я хочу твою кожу, а не это…
Не соображая, я дернула молнию, расстегивая ткань у горла. Потянула вниз. И сразу ильх прикоснулся к открывшемуся участку, тронул горячими пальцами. С его губ слетел тягучий выдох…
– Хорошо. Сними все.
Я стянула комбинезон с плеч, бестолково дернула застежку. От нервных движений «собачку» заело.
– Я сказал – сними, – прошипел Сверр и рванул ткань, разрывая материал, который «выдерживает нагрузку в двести килограмм», как утверждает классификатор. Варвар разодрал его, словно папиросную бумагу. Еще миг, и я стою перед ним в нижнем белье – дрожащая, испуганная. Или ждущая? Музыка все еще звучит, сплетаясь с дыханием, стуком сердца, стоном? Неужели он срывается с моих губ?
– Убери остальное… – шепчет ильх. – Повернись спиной…
Я послушно поворачиваюсь и… замираю.
Черт, что я творю? Что происходит?
– Покорись, Лив… Сейчас! – ильх приказывает, его голосу невозможно противиться. Я не хочу ему противиться. Но и позволить ему не могу…
– Нет, – звуки падают камнями.
– Что? – он не поворачивает меня, а обходит, поднимает голову, держит пальцами подбородок. – Я хочу тебя. Не противься.
– Нет.
В моей голове слабо ворочаются какие-то мысли. Об экспедиции, об Академии Прогресса, об ученом по имени Оливия Орвей. Кто это? Я почти не помню. Я женщина. Я самка, сходящая с ума от желания…
– Нет… – прошептала так, словно от этого зависела моя жизнь.
– Ты. Отказываешь. Мне? – В голосе ильха ярость. И изумление. И огонь, что уже не ласкает, а жжет.
– Я отказываю. Я не хочу. Уходи. Или я… закричу.
Все это глупо, странно и болезненно. В их напитке точно что-то было, потому что я дышу загнанной лошадью. А внизу живота все горит и тянет от желания. И осознание этого почти сбивает с ног. Я хочу этого ильха. Так, как никогда и никого не хотела. Так, что сейчас сдохну, если не почувствую его. Хочу ощутить все его тело, что он так откровенно продемонстрировал мне недавно. Я хочу яростных и глубоких толчков внутри себя, хочу… мучительно. Я никогда и никого так не хотела… Даже… Сергея.
Воспоминание делает желание чуть глуше, и я хватаюсь за родной и любимый образ, как за спасательный круг. Сережа – вечно лохматый и улыбающийся. Или строгий и серьезный. Или смущенный. Испуганный. Злой. Какой угодно. Надо думать о нем, а не о бронзовом теле, что вжимается в меня. Не о руках, что поглаживают мои ягодицы хозяйским, собственническим жестом.
Ильх отстранился, сдернул с бедер свою повязку и прижался ко мне напряженным, стоящим мужским органом. Я прикусила изнутри щеку, чтобы не застонать от горячего желания. Внутри словно кипятком плеснули.
– Ты необычная, – его голос глухой и удивленный. – Сопротивляешься… Встань на колени, Оливия Орвей.
– Да пошел ты…
Я сжимаю кулаки, трясу головой, пытаясь избавиться от дурмана, которым меня окружили. Надо закричать. Позвать Юргаса. Или дотянуться до своего парализатора, что валяется где-то рядом с разорванным комбинезоном. Вырубить ильха. Узнать, что с остальными участниками проклятой экспедиции, может, их уже доедают варвары… Зачем нам оружие, если мы так беззащитны, если мы словно кролики рядом с удавом?!
– Сопротивляешься… – Сверр сжимает ладонь на моих волосах и смотрит в глаза. В темноте шатра они светятся расплавленной лавой. – Не надо. Сделай, как я хочу.
– Нет!
Почему-то это очень важно – сопротивляться. Не делать так, как он хочет. Я не знаю почему, просто чувствую это той самой интуицией, которой не существует, как доказал уважаемый профессор. Я знаю, что ильху ничего не стоит скрутить меня. И сделать все, что он пожелает. Я уже видела, как легко он разорвал волокно, которое прочнее стали. Но эта самая несуществующая интуиция вопит, что надо стоять. Струна внутри меня дрожит и ощетинивается иглами. Тысячью, миллионом. И все они рвут внутренности.
– Зачем ты так? – он шепчет, кружит вокруг меня. Тень, мрак, бронзовый отсвет. Не человек. Черт побери, что здесь происходит? Во что мы все вляпались? – Зачем? Разве не чувствуешь? Я зову тебя. Покорись…
– Нет…
– Покорись! – он приказывает. Яростно, зло.
Сопротивляться так трудно… я чувствую, какая влажная у меня кожа. Как она горит. Как тянет между ног… если он ко мне там прикоснется… проклятие! Если он только прикоснется… Только бы прикоснулся…
Ильх тоже тяжело и болезненно дышит. Его тело напряжено, все мышцы вибрируют. Я чувствую это… Еще немного, и мы оба свихнемся. Или свихнусь только я. Потому что уже не могу сопротивляться…
И в этот момент ильх шипит рассерженной коброй, а у меня внутри раскрывается пропасть, в которую я падаю. Первый раз в жизни я потеряла сознание.