К этому можно добавить множество локальных войн и конфликтов, организованных мафией в угоду её представителей и обогащения, где страдает мирное население и солдаты той страны, которая усиленно «борется за мир» – явное проявление, по сути, узаконенной мировой эвтаназии.
Бичей и бомжей становится всё больше и больше, и никто не учитывает, что они тоже – народ, возможно, среди них в недавнем прошлом было немало, как раз, тех, кто составлял настоящую творческую элиту во всех сферах жизни страны. «Утешает только одно, что, те же, Соединённые Штаты Америки в своих «демократических» завоеваниях пали так низко,– подумал Розов,– что ниже уже и некуда, только… в бездну. Но разве можно радоваться беде, пусть самонадеянного, пусть не очень братского и близкого нам, американского народа.
Этой толпе, зомбированной мнимыми превосходствами страны звёздно-полосатого флага над другими, выпали самые страшные испытания… запланированные, по сути, их «простецкими, народными» президентами, – поражения, разочарования, десятки тысяч суицидов, катастрофа и природные катаклизмы, ибо Земля недолго будет носить на себе… паразитов. Она освободится от них. Но их беда ныне становится и нашей. И ничего тут не поделать».
Один только Григорий Матвеевич Лепин знал, что высокая смертность населения всего Земного Мира ни в коем случае не лежит на совести королей, падишахов, президентов всех стран и народов. Она не лежит на совести ни каких кланов, масонских лож, религиозных концессий, всемирных мафиозных группировок, субъектов, объявивших себя богами и спасителями мира…
Пусть, они, благодаря своим эгоистическим амбициям, и способствуют активному уничтожению населения Земли. Но изначально это не их «заслуга». Да, средняя продолжительность человеческой жизни сведена до минимума, во многом, благодаря их «стараниям». Но они не ведают, что творят. А суть происходящего на Земле может объяснить только один человек…
В этой Всемирной процветающей эвтаназии виноват только он, Эвтаназитёр, крановщик Лепин. Да, именно он. В его руках была сконцентрирована жизнь всех людей планеты. Именно он и уничтожал многие десятки и даже сотни тысяч мыслящих двуногих, но не по своей воле. Действует он по желанию того, кто стоит над человечеством. Но это ни Господь и ни Дьявол.
А ведь Лепина даже нельзя было сделать стрелочником, то есть крайним и виноватым во многих бедах и проблемах страны. Почему? Да по той простой причине, что он, как бы, занимается нереальным промыслом. Попросту, жалок и смешон… Если не сумасшедший, то, наверняка, великий фантазёр со своими замутками и промыслом.
Но если бы Лепин ни являлся полномочным представителем той цивилизации, которая очищает для себя земное пространство, уничтожая людей и животных, «никчемная» жизнь которых не угодна цивилизации гуманоидов властителей Солнечной системы, то этим занимался бы другой смертный. Замена бы нашлась. Причём, стоящие над нами не стали бы спрашивать, желает ли этот человек становиться, в принципе, Полпредом зла.
Впрочем, если между понятиями «добро» и «зло» не всегда можно поставить знака равенства, но отличить одно от другого бывает сложно.
Лепина, многие «доброжелатели» пытались спрятать в местный «дурдом». Но стараниями и могучей волей его великих покровителей Григория Матвеевича, хоть иные и считали психически не совсем нормальным, но, всё же, не помещали Эвтаназитёра в психоневрологическую больницу.
Кроме того, он имел, хоть и не очень шикарную работу (с высшим-то техническим образованием), но считался неплохим машинистом башенного крана. Большинство пришло к мнению, что Лепин – не только великий фантазёр от ничего не делания и скуки, но и прекрасный юморист из… народа.
В силу сложившихся обстоятельств он, конечно, же был ни бичом, ни бомжем, но бомром… явным. Может быть, кто- то наивно полагает, что в России не существует людей такого типа. Но, считая так, он ошибается, ибо каждый второй у нас – бомр, проще говоря, «человек без определённого места работы». Ныне уже в родном Отечестве не десятки тысяч, а, пожалуй, миллионы людей, которые, чаще всего, не имеют возможности работать по имеющейся специальности (иногда – не хотят).
Ныне человек, не взирая ни на какие свои самые «верхние» образование берётся за работу, какая ему попадается под руку. Так зачастую бывший врач становится слесарем, инженер-электрик – вечным продавцом ларька, плотник бетонщик – владельцем пасеки… Таким образом, в стране появилось множество, так называемых менеджеров, которые не понимают значения этого слова и занимаются невесть чем.
Такое понятие, как право на труд, стало весьма сомнительным и расплывчаттым. При этом подавляющее число чиновников разных рангов и уровней скромно молчат о том, что человек, не работающий по своей основной специальности, в подавляющем числе цивилизованных стран считается безработным. Великая Мартовская Революция 1993 года (мартовский мятеж), совершившаяся на Васильевском Спуске города Москвы, заставила даже Эвтаназитёра Лепина поменять инженерную специальность на рабочую.
Организованная узурпация власти бывшими коммунистами и уголовниками и дала в руки плётки и пряники тем, кто, на словах, радея за счастье народа, стал активно заниматься строительством райских кущ, в отдельно взятой стране (и за её пределами), лично для себя, своих родственников и очень хороших и добрых знакомых. Таким образом, число эвтаназитёров возросло в России (по сравнению с совдеповскими временами) в пять-шесть раз.
Здесь, разумеется, надо брать в учёт не только огромное число доморощенных «магнатов», высокопоставленных чиновников и некомпетентных врачей и «народных целителей», но, к примеру, и возросшую численность внутренних войск МВД, ЧОПов и самых разных, полуофициальных вооружённых формирований. Вероятно, всё это было создано для защиты «демократических» завоеваний, а не определённых кланов от… возможных недовольств собственного народа. Но это только предположение, причём, шитое белыми нитками.
А что касается детства Анатолия, то оно было обычным – ни голодным, ни сытым. Отец, капитан милиции, отдавший свою энергию, ум, силу и здоровье патрульно-постовой службе, давным-давно уже лежал в могиле. Погиб от руки бандита. Жил теперь Анатолий в одной квартире с матерью, пенсионеркой, бывшей учительницей. Он умел сочувствовать людям, любить их и ненавидеть тех, кто жил за счёт других, изощрённо издеваясь над своими ближними и дальними… Второе качество характера передалось ему именно от отца, вообще-то, спокойного и миролюбивого человека.
Служба в милиции (а ныне, в полиции) откладывает на каждого свой отпечаток. Одни становятся на столько обозлёнными, что видят в мухе слона, чуть ли каждого считают потенциальным преступником… а то и – явным. Нет. Конечно, его отец таковым был только наполовину. Или Анатолию хотелось, что бы это было именно так, а не иначе.
Другие же, исполняя свой долг, уходили в себя, как бы, превращаясь, по мнению коллег, в некую загадку. Для третьих, в общем-то, неплохих служак, их милицейская деятельность, становилась, ни более – ни менее, естественной осознанной необходимостью. Четвёртые – говоруны, идущие на связь с преступным миром, чтобы зарабатывать себе на хлеб с маслом. Пятые – тоже болтуны, но честны, часто из тех, кто… спивается (да, именно в органах милиции). Шестые – разнотипные, серьёзные и смешливые, но карьеристы, ловящие нужный момент. Седьмые…
Впрочем, категорий много. Есть, конечно же, среди работников правоохранительных органов и честные трудяги, и романтики, и рвачи, и недотёпы… Милиция или полиция – это зеркало, в котором отражены и достоинства, и недостатки той среды, в которой они обитают, из которой вышли и в которую… пришли. Своеобразный замкнутый круг или попросту… винегрет. Ведь те же обычные постовые – представители народа. А он у нас не ординарный – и по разуму, и по доходам, и по уровню культуры, и по образу жизни.
После окончания юридического факультета МГУ Анатолия сразу же взяли в уголовный розыск на оперативную работу в одно их окружных отделений милиции. Не обошлось, разумеется, без протекции отца. Но тут ведь определённый «блат» понадобился не для определения претендента на раздел «всенародных богатств», а для устройства Анатолия на нелёгкую и очень ответственную службу, где трудно не зачерстветь и остаться… человеком.
Возможностей попасть в адвокатуру или даже в любую из прокуратур не имелось, ибо, хоть и его отец был на хорошем счету в городе, но врагов… влиятельных Пётр Максимович нажил превеликое множество. Тут, как говориться, у какого семейного рода нет надёжного и кудрявого прошлого, вряд ли, появится и светлое, почти райское, будущее. Что тут можно сказать? Только то, что нужно, что необходимо…
Одним словом, дорогие преуспевающие господа, живущие (очень сомнительным и придуманным) авторитетом своих мам, пап, бабушек и дедушек, имейте в виду, что нелегко долго прожить на чужом «капитале», тем более, если он эфемерен. Не тащите в грядущее чужие заслуги и «заслуги», ибо это тяжёлый груз. Придёт время – и он потянет вас на дно.
Не важно, где и как вы упадёте, но, увы, сделаете это обязательно… Анатолий никогда не опирался на авторитет и заслуги отца, и за это его уважали. Но так получилось, что недолго он проработал в уголовном розыске. Судьба – индейка. Правда, на подобный случай имеется утверждение, что «всё, что ни делается – делается к лучшему».
Стоит, конечно, уважать народную мудрость, но не всегда следует соглашаться с великим множеством мудрых изречений, противоречащих друг другу. Кто-то ведь может погнаться за двумя зайцами и обоих прикончить; а иной, «ласковый телёнок», рождённый двух маток сосать, ничего доброго, вообще, не поимеет в жизни.
Почти случайно в коридоре здания окружной прокуратуры и следственного комитета Жуканов встретился с Розовым.
– Привет, Шерлок Холмс! – наигранно задорно сказал Жуканов.– Он тоже, кажется, был частным детективом?
– Так оно и происходило, Игорь. Здравствуй! Ты точно выразился и попал пальцем в небо. Я, понятно, частный детектив и тружусь в детективном агентстве «Ориентир», которое и создал своим трудом. А на счёт Холмса, это комплемент или шутка?
– Без истерик, Толя. Пошутить же можно. Хотя, впрочем, на юрфаке комиком и хохмачом считали тебя. Тебе и зубоскалить. Правда, сейчас ты изменился. Стал серьёзным. Понимаю, жареный петух в задницу клюнул.
– Но пока шутишь ты. Для чего ты старуху Лапову каждый день допрашиваешь? Может быть, жениться на ней хочешь? Или надеешься, что ей надоест эта канитель, и она сознается во всех нераскрытых преступлениях за последние двадцать лет? Ты серьёзно думаешь, что она Арефина убила? Ты не учёл, что бабка совсем не похожа на лихого кавалериста. Убила не она. Или криминалистам не веришь?
– Знаю, Толя, что она здесь не причём. Припугнуть бабушку желаю, чтобы на будущее уважала закон.
– Не темни, Игорь. Сто долларов, которые ты у неё вытянул угрозами и шантажом, я Лаповой вернул из собственных сбережений; объяснил, что ты пошутил. Понял? Деньги отдашь мне. Можно в валюте, можно в рублях… по курсу Центрального сберегательного банка. И без фокусов! Я-то тебя знаю. Мелочен, батюшка, и хитёр бобёр. Постараешься дело так поставить, что это я у тебя, вроде, взятку вымогаю.
Жуканов озлобился и одновременно обиделся:
– Врёт старуха, понял! Врёт!
– Хорошо. Но мне ничего не остаётся делать… Обо всём случившимся я сейчас доложу твоему начальству. Прежде всего, скажу о том, что злая, беспощадная и жестокая уборщица Лапова оклеветала святого следователя из окружной прокуратуры Игоря Васильевича Жуканова.
– Ты не играй со мной, Толя! Уловил? – злобно сказал Жуканов, тут же извлекая из портмоне десять «зелёненьких», каждая по десять долларов. Протянул их Розову.– На, забери! Передай Лаповой! Тут всё по-честному.
– А сам стесняешься вернуть деньги?
– Ты же… благодетель, а не я. Не хочу с тобой ссориться. Она мне нашими рублями… давала. Откуда у бабки доллары? Но имей в виду, ты будешь на подхвате у меня. Кое в чём я согласен тебе помогать, но не во всём. Убийцу выведу на чистую воду я!
– Вот и славно. Кстати, я, возможно, скоро выйду на… орудие убийства, эту самую саблю. По моим убеждениям, именно ей и был зарублен Арефин.
– Где это орудие?!
– Пока не знаю… точно. Её один студент, как будто, нашёл и сдал в краеведческий музей за небольшую плату. Обычная казацкая сабля, девятнадцатое столетие. Вероятно, убийца нашёл её, если не в ножнах, то в промасленной тряпке, в какой-нибудь пропитанной жиром ветоши, или она находилась в таком месте, где не было ни влаги, ни земли… К примеру, между кирпичной кладкой… в полом пространстве.
– А почему я об этом ничего не знаю? – возмутился Жуканов. – Я должен был знать!
– Ты о этом себя спроси, Игорёша. А со студентами я уже переговорил. Симпатичные парень и девушка. Бродили ночью по старым зданиям, которые иногда сейчас сносят, и в печной трубе обнаружили саблю.
– В трубе?
– Да, в дымоходной трубе. Она была наполовину развалена. Сам удивляюсь тому, как туда попала сабля. Видно, раньше она находилась в более надёжном месте. Я убеждён, что студенты к убийству никакого отношения не имеют?
– Не имеют?! Ты в уме? Я настоятельно требую, чтобы ты дал мне их координаты. Где их найти?
– Какой ты требовательный парнишка! Хорошо. Найдёшь их на втором этаже технологического университета. И веди с ними беседу корректно. Без фокусов.
– Тут уж, извини,– злорадно прошептал Жуканов,– тут уж, как получится.
– Получится. У меня с ними налажен контакт. А что нового у тебя?
– Ничего. Побывал в бригаде, точнее, на участке, где мастерил Арефин. Все мужики от показания отказываются, но, всё равно, собутыльников покойного Петра Фомича найдём.
Демонстрируя перед Розовым свой проницательный ум, Жуканов начал давать короткие характеристики тем, с кем вёл беседу.
Довелось ему и потолковать с крановщиком Лепиным. Конечно же, этот сумасшедший не может быть убийцей мастера. Его там знают, как предсказателя локальных войн, мировых политических переворотов, страшных природных катаклизмов, аварий, крупных террористических актов…
Следователя , правда, удивило то, что Эвтаназитёр, то есть Царь Успения, в своих предсказаниях почти никогда не ошибался. Что ж, Жуканов и не отрицал, что Лепин обладает некоторыми задатками провидца, предсказателя, оракула, в конце концов. Но это к делу не относится. В целом, этот мужик с не совсем нормальной психикой, но, как ни странно, изоляции и стационарному лечению не подлежит. Мыслит он нормально, с юмором. Не поймёшь, где он шутит, а где пытается говорить правду.
Видно было Анатолию, что сейчас, во время разговора с ним молодой и заносчивый лейтенант Жуканов себе очень и очень нравится. Он восхищался собой, наверное, даже больше, чем, почти что, новый электрический самовар. Казалось – момент – и Жуканов запыхтит и начнёт выпускать из собственного носа тихий, блаженный, специфический пар, если таковой существует в сложной и неповторимый природе вещей и явлений. А если и нет такого пара, то уж запоёт на две октавы выше и гораздо лучше, чем самый великий и неповторимый «солист» сумбурной и весьма и весьма покалеченной современности.
Анатолий хотел было отпустить по поводу настроения Жуканова шутку, но из тактических соображений дал Игорёше полную возможность полюбоваться собой. Всё-таки, когда-то учились в одной Альма-матер. Надо уважить – послушать этот бред… сивой кобылы. И когда Жуканов, наконец-то, перестал корчить из себя суперсыщика и снова открыл рот, чтобы выразить какую-нибудь очередную «мысль», Розов просто сказал:
– Я, честно говоря, ещё сам не знаю, Игорь. Но интуиция подсказывает мне, что студенты здесь не пришей к одному месту… рукав. Каковы мотивы? Ограбили? Нет. Допустим, пьяный Арефин (он редко был таковым) грубо пристал к подруге студента, и тот сгоряча зарубил его саблей.
– А разве такое не возможно?
– Но Арефина везде и всюду характеризуют, как человека положительного. Он, правда, иногда с работягами выпивал, но никогда и нигде никого не бил, скандалистом не считался, ни к кому не приставал.
– Вот видишь, Анатолий, ты не уверен в том, что говоришь. Конечно, старуха Лапова здесь не причём. Она отпадает. Убийца – студент. Кстати, орудие убийства должно быть предъявлено лично мне. По-возможности, в кратчайшие сроки! Это срочно! Понял?
На это требование Розов никак не среагировал. Промолчал.
На Центральном городском рынке у Жуканова было кое-что схвачено. Определённая часть торговцев находилась под его личной «охраной». Игорю Васильевичу было плевать на то, что роль «крыш» и, практически, узаконенного рэкета играли ЧОПы (частные охранные предприятия). Он так аккуратно обдирал своих «клиентов», что претензий ему не мог предъявить сам чёрт.
Разве охрана имеет права совать свой нос в выяснение отношений между торговцем из ближнего зарубежья и представителем окружной прокуратуры, который, время от времени, следил здесь «за порядком».
Купцы и всякого рода коробейники, даже из Китайской Народной Республики, имеющие патенты и специальные разрешения на право торговли, не роптали на следователя прокуратуры. Большая их часть даже была довольна тем, что их опекает сам… лейтенант Жуканов. Теряя малое, они брали больше, не столько за счёт повышения цен, сколько «путём утруски и усушки».
Ухищрений у торговцев для медленного и планомерного обогащения («курочка по зёрнышку клюёт») всегда имеется множество. И тому, кто «пролетает» на такого рода бизнесе, лучше торговлей не заниматься, ибо тут, несомненно, надо иметь особый талант.
Ни для кого не являлось секретом то, что поборы частных торговцев происходят и поныне, но уже не так, как раньше… в наглую, а продуманно и методично. Тут отлажен чёткий механизм, вывести из строя который не под силу пока никому. Никто ведь не станет отрицать существование разного рода гласных (и не очень) досмотров торговых точек со стороны компетентных государственных органов.
Сюда ведь входят и санэпидемстанция, и пожарная охрана… Господи, да кто только не пытается подползти к кормушке. Но каждый старается, что называется, побыть у воды – и ног не замочить. Чаще всего, это трудно сделать. Так вот и садятся «добрые» люди на крючок властных прохвостов от местной администрации, и криминала.
Придраться нынче можно даже к телеграфному столбу, чтобы спросить, к примеру, почему он не здесь и не так стоит. Да и полномочий тут особых не требуется. А ведь у Игоря Васильевича эти самые… полномочия имелись. Он уже не интересовался у торговцев качеством товара, лицензионными марками и прочими мелочами… Жуканов просто подходил к уже проверенным «клиентом» и ждал. Чаще всего, делал это не напрасно.
Ему безмолвно или с улыбкой, или со словами про «хорошую погоду» отстёгивали, сколько могли… Но Жуканов понимал, что надо, со временем, завязывать с мелкими поборами, ибо можно нарваться на принципиального дурака или новичка, и тогда… найдутся «доброжелатели», которые, если ни упрячут за решётку, то выкинут его из прокуратуры на веки вечные. Впрочем, он не бедствовал. Доходы имел…
Не угасала у него и крылатая мечта в самое ближайшее время купить самый шикарный городской ресторан «Дубрава». Хозяину его методично (по распоряжению свыше) устраивали «хорошую жизнь» многочисленные инспекторы с законными проверками (делиться надо) и довели владельца до такого состояния, что он уже подумывал о том, что пора бы ему подыскивать работу, того же, сантехника.
Терпеливо и почти неспешно собрав дань со «своих», он поприветствовал, кого надо и направился к главному входу рынка, к своей автомашине «Вольво».
Выезжая на улицу Горького (по какому-то недоразумению ещё не переименованную), Жуканов увидел вдалеке, идущую по пешеходной дорожке уборщицу Лапову, с хозяйственной сумкой. Шла с рынка. Иногда она пугливо озиралась по сторонам. Может быть, ей казалось, что за ней следят. Игорёк ухмыльнулся, догнал её и притормозил.
– Гражданка Лапова,– он высунул голову из окна автомобиля, как можно официальней, сказал.– Завтра на допрос в прокуратуру можете не приходить!
– И меня не посадят, голубчик? Ой, спасибо! Чего ж ты деньги мне вернул через друга своего? Я ж от чистого сердца, чтоб меня не… посадили.
– Взятки, Маргарита Петровна, не хорошо давать, тем более, служебному лицу,– ещё суровей заметил Жуканов.– Я проверял вас на честность. И как жаль, что вы, российская гражданка, оказались с червоточиной. Я надеялся в душе, что вы не пойдёте на дачу взятки мне, следователю, при исполнении служебных обязанностей. Как жаль. Как я ошибся! Вы знаете, что за подобные штучки-дрючки срок полагается и не малый?
– Да откуда же, милок? Откуда же мне про то знать! Только из телевизора. Но там такое болтают и показывают, что… Там всё больше что-то говорят больные на голову… господа. Большей частью, сами себя слушают и сами с собой разговоры ведут. И больно часто жратву царскую… готовят. Жаль, что у бичей в подвалах нет телевизоров. Времена ведь изменились. Но я то и хотела, как лучше. Да ты ведь и сам, Васильевич, попросил. Я и собирала деньги по родичам и соседям.
– Ладно. На первый раз прощаю вас, аполитичная старушка. И поменьше об этом болтайте. Здесь следственный эксперимент. Тайна!
Его «Вольво» резко тронулась с места.
– Святый боже! – перекрестилась Лапова.– Как за решётку-то просто угодить!
Прямо в офис «Ориентира», где, по всей видимости, завершался, если не евроремонт, то косметический, которым занималась бригада шабашников, позвонил Григорий Матвеевич Лепин. Он был в этот день не на работе. Малость приболел, поэтому находился на законном больничном… Лечился лекарствами и «подручными средствами». Он попросил приехать к нему домой Розова и уверял, что их встреча многое разъяснит по поводу убийства его друга и мастера участка Арефина.
С грустью взглянув на то, как добивают затянувшийся ремонт офиса строители-отделочники, Анатолий коротко сказал в телефонную трубку: «Еду! Буду у вас через полчаса». Действительно, ему потребовалось очень немного времени, чтобы добраться до старого пятиэтажного дома по улице Гарвенина, где в своей небольшой двухкомнатной квартире, на третьем этаже, проживал Эвтаназитёр.
Конечно, это полный бред. Но что же поделаешь, если Лепин, на полном серьёзе, считал себя именно Помощником Смерти. Порой Эвтаназитёром называли его и знакомые, но не без известной доли юмора. Но чаще всего обращались к нему, величая Царём Успения. Иногда, в шутку, но, в основном, всерьёз. Суеверие людское или интуиция? И то, и другое.
Вскоре троллейбус привёз Розова на нужную остановку, и через пять минут, пройдя немного по улочкам старого центра города, он оказался в квартире Лепина. Тот принял Анатолия радушно, поставил на стол горячий чай и вазочку с конфетами. Хозяин был в полосатом халате, в тапочках на босу ногу. Обстановка в жилище старого холостяка была боле чем скромной. Стол, старый телевизор, видавшие виды два кресла, столько же стульев, полупустой книжный шкаф… Никаких изысков, но в квартире чисто и довольно уютно.
Анатолий не стал отказываться от чая с конфетами, кстати, и с печеньем, понимая, что разговор со старым болтуном и фантазёром может быть очень долгим. Поэтому Розов очень деликатно, пододвинув к себе кружку с горячим чаем, предупредил Лепина, что желательно вести беседу по делу – не отвлекаться пока на разговоры, к примеру, о хобби и увлечениях. Хотя, впрочем, и это… может сослужить свою службу.
– Само собой, Анатолий,– согласился Григорий Матвеевич, перемешивая ложечкой сахар в кружке с чаем.– У меня тоже немало дел. Сегодня вечером, по местному времени, надо будет проследить, как пройдёт наводнение на территории Австралии, землетрясение в северной части восточного полушария Тихого Океана, а завтра утром намечено две локальных войны и крупный террористический акт… Могу сказать, где и когда, сообщить примерное количество жертв.
– Я понимаю,– сдержанно заметил Розов,– что вам, Григорий Матвеевич, как предсказателю, цены нет… Возможно, если бы наше правительство, было поразвортливей, то воспользовалось бы Вашими услугами. Но…
– Правительство? – откровенно возмутился Лепин.– Какое, к чёрту, правительство, Толя? Тебе трудно понять, что я на этой Земле в одном лице представляю правительство этой Планеты. Но моя задача не миловать, а карать… Не потому, что я такой злой и жестокий. А потому, что я – Царь Успения. Таков мой промысел.
Обо всём этом Лепин говорил, вполне, серьёзно, без намёков на… юмор. Получалось так, что задача, которая поставлена перед ним, это убивать… и хороших, и плохих, и молодых, и старых. Он помогает людям освободиться от их земных оболочек, от их непутёвого существования в этой точке Мироздания.
Своими действиями Григорий Матвеевич освобождал место для других… таких же несчастных и грешных, сосланных сюда из множества Миров на… как бы это сказать… перевоспитание. Перенаселение Земли человеческими гуманоидами допустить нельзя. Нарушение Космического Плана запрещено, да, и, в принципе, невозможно.
Директор и одновременно сыщик частного детективного агентства «Ориентир» хотел оборвать этот бред явно сумасшедшего или просто прикольного старика, но передумал. Времени пока достаточно. Пусть почешет языком. Возможно, что-то здесь и прояснится по делу убийства.
– Я многое знаю, Толя! Я здесь, на Земле, точнее, в данной её субстанции, единственный полномочный представитель высшей цивилизации, которая является посредником между людьми и Богом, надсмотрщиком за человечеством, – продолжал Царь Успения.– Но я обязан убедиться в том, что ты именно тот человек, который должен вести это дело и быть в курсе событий.
– Не понял вас, Григорий Матвеевич.
– Я больше ни слова не скажу тебе, пока не найду этому явное подтверждение. Должен прийти сигнал от Высших Сил.
– Знаешь, что,– Розов резко поднялся с кресла, собираясь покинуть жилище умалишённого. – Мне подобный бред, дорогой господин Лепин…
– Знаю! Сиди и не дёргайся! Конечно, знаю… тебе надоело слушать откровения сумасшедшего. Однако послушай! Сиди на заднице ровно!
После таких, довольно грубых, слов Анатолий попытался сделать попытку встать с кресла. Но с ужасом осознал, что тело его не слушается.
Понятно, кем бы там ни воображал себя крановщик Лепин, но ясно одно, что он обладал умением вводить человека в состояние каталепсии и своеобразного транса мгновенно… одним только фразой, в данном случае: «Сиди на заднице ровно!». Но это ещё ни в коем случае не означало, что Лепин находится в здравом уме. Да, такой, вполне, мог убить не только мастера Арефина, но и кого угодно. Просто так, внушив себе и потенциальной жертве какую-нибудь гадость…
– Не думай, Толя, что ты идеальный и положительный человек,– продолжал Лепин.– Такой уж честный сыщик… паинька. Ты держал в руках саблю, там, в музее, которой, по твоему и моему предположению, убили Петю Арефина.
– Да, саблю я держал в руках.
– Ты, чисто произвольно, сдвинул с эфеса сабли, с её рукоятки очень тонкий металлический кожух и достал из-под него, оттуда… маленький кусочек кожи… Такая вот конструкция сабли… Потом вернул её работникам музея. Но ты эту… «тряпочку» взял вот и оставил у себя, не зная, на кой чёрт она тебе нужна.
– Да. Я так и сделал,– монотонно ответил Анатолий Розов, как бы прислушиваясь к своему глухому голосу.– Но только для того, чтобы… Одним словом, ни Жуканову, ни кому другому этот кусочек кожи не помог бы найти преступника.
– И ты правильно поступил, Анатолий, и сделал это не без моего участия. Ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы кусочек кожи попал в руки криминалистов. Он абсолютно не имеет отношения к убийству Арефина. Там другое… Покажи-ка мне найденную тряпочку, сокол мой!
Анатолий, не торопясь, достал из внутреннего кармана пиджака маленький розовый целлофановый пакет, вытряхнул из него на стол маленький, тёмно-жёлтый кусочек кожи.
Эвтаназитёр вытянул вперёд руку в сторону «никчемной» находки, довольно чмокнул губами, отпил глоток чая и самодовольно сказал:
– Расслабься, Толя! Будь, как дома… Да ты ведь и не в гостях. Ты тот самый человек, который… Одним словом, ты именно тот, кто найдёт убийцу Арефина, кто имеет право его найти. А покарает его другой… не без нашей с тобой помощи. Дело здесь не очень простое и даже… я бы сказал, не совсем земное.
– Странно и дико всё это, – признался частный сыщик. – Сказки какие-то.
– Ничего странного. На эфесе не должно быть никаких движущихся покрытий и кожухов. Кусочек кожи ты взял, и пластинка на рукоятке сабли исчезла. Всё пришло в норму.
– Я абсолютно ничего не понимаю.
– Сейчас чуть-чуть, кое-что… поймёшь. На сегодня чудес хватит,– Лепин встал с кресла, взял с полки книжного шкафа лупу и протянул её сыщику.– Читай, что написано на гладкой стороне этого кусочка кожи.
Частный детектив поднёс кожу к глазам и сквозь лупу посмотрел на гладкую выдубленную часть животной материи. Там очень мелкими буквами, написанными, наверняка, кем-то наподобие умельца Левши, чёрноё краской было написано: «Розов Анатолий Петрович, частное детективное агентство «Ориентир».
Назвать офисом помещение, где пока был вынужден работать Розов, было бы пока чистой насмешкой действительного над желаемым. По сути дела, «Ориентир» ютился в небольшой двухкомнатной квартире, проще сказать, «хрущовке» на первом этаже одного из старых домов улицы Потиханова. Её, конечно же, наконец-то, отремонтировали. Но с большим трудом можно было назвать офисом. Но, разумеется, любой бы сказал, что отделочники, маляры и прочие трудились здесь со связанными глазами.
Не случайно бригадир импровизированного и вечно пьяного коллектива шабашников, получая деньги наличными уже от бывшей владелицы и директора «Ориентира» Ангелины Карловны Гавриловой, скромно заметил:
– Посветлее стало, и то хорошо. И вывеска у подъезда, вона, какая шикарная получилась!
– Вы, бесспорно, талантливые люди,– всё же, пошутил на этот счёт Розов.
– Как же! Стараемся,– гордо выпятил вперёд свой живот бригадир шабашников.– Мы тута эс-пе-ре-мен-ти-ро-ва-ли. Ух! Выговорил.
Поняв шутку Анатолия, внесла в сказанное Розовым полную ясность Гаврилова:
– Конечно, славные мои, надо быть очень и очень талантливыми штукатурами и малярами, чтобы так испохабить квартиру.
– И ещё… плотниками,– невпопад вместо «до свиданья» сказал главный шабашник, широко и относительно уверенно шагнув за порог офиса.
– Теперь его Ванькой звали, Ангелина Карловна,– засмеялся Розов,– деньги, считай, с вас слупил – и потом, как говорят добрые и проницательные люди, ищи ветра в поле.
Гаврилова уныло разглядывала неизвестно каким цветом раскрашенные потолок и стены, огромные щели между паркетинами и прочее… сотворённое не иначе, как в стиле «модерн», села в кресло и закурила, сказав: «Не так уж и плохо».
Это была уже пожилая женщина, правовед на пенсии – с большим стажем народного судьи, а позже, юридического консультанта. Потом открыла детективного агентство «Ориентир» и через полгода поняла, что не потянет она такое нудное дело… Да и ни к чему оно. Муж её, Гаврилов Степан Степанович, хоть и тоже, по возрасту пенсионер, но владелец, пусть не большого, но успешно работающего мелькомбината. Тогда и подвернулся ей Розов, вышедший из больницы после ранения, и, в принципе, уже забракованный авторитетными медиками от МВД для службы в качестве оперуполномоченного, да ещё в уголовном розыске окружного отделения милиции.
Начальница и владелица «Ориентира» получилась не важнецкая. Да и сыскная работа у неё не шла. Быть судьёй – одно дело, а частным сыщиком – иное. Чашу её терпения и отбытия добровольной каторги в своих «владениях» переполнил поиск угонщика автомашины «ЗИЛ-130». Ничего она не нашла, да и не настроена была. В то время предложивший ей свои услуги в качестве частного сыщика Розов, хоть и нашёл похитителя, но сказал ей:
– Вам надо завязывать с вашей сыскной… деятельностью, Ангелина Карловна, и спокойно отдыхать.
– Без тебя знаю, Толя! – грубовато ответила она и предложила ему за сравнительно божескую цену купить у неё и дело, и офис…
Теперь она решила произвести здесь ремонт, ибо почти оставляла офис новому хозяину в неприглядном состоянии. Но ремонт Гаврилова, как могла, так и завершила. Пришло время платить за офис (по сути, квартиру – «хрущовку») Розову. Надо сказать, что был он и сейчас безденежным, с «жутким ветром в кармане». Надо было срочно искать средства, ибо Ангелина Карповна дала понять, что ждать уже больше не может.
Грянул экономический кризис, и мукомольная мельница её супруга, как бы, заработала не в полную силу. Но сказанное ей было ложью, ибо хлеб всегда и всем кушать хочется. Как раз в моменты всяких и разных кризисов (можно было бы, и закавычить), мукомолы и поправляют свои дела. И подобные, что успешно наживаются на продуктах и товарах первой необходимости.
Может быть, до правительства когда-нибудь дойдёт, что, к примеру, хлеб – стратегический продукт, и не желательно, чтобы его производство, большей частью, находилась в руках частных собственников. Впрочем, здесь предела… беспредельщине нет. Приватизировано было даже то, что должно находиться только во владении государства. Произошёл подрыв экономики страны, по сути, её разграбление, и никто за это не понёс наказания. Странно.
Неожиданно (точнее, земля слухами полнится) Розова выручил бывший друг его отца, известный хирург, в общем-то, врач широкого профиля, ныне владелец не большой, но процветающей клиники – Тимураз Георгиевич Думбадзе. Когда-то отец Анатолия, ещё старшим лейтенантом милиции, защитил знаменитого медика от ярого натиска бандитов-налётчиков. Буквально случайно оказался на месте очень даже возможного происшествия.
Получилось так. Пётр Максимович шагал со службы домой и увидел, как к горлу Думбадзе, прямо на улице парень-крепыш поставил нож. Бандитов было двое. А хирург принципиально решил умереть, но не отдавать налётчикам своего кошелька, в глубине которого лежало не больше трёх ста рублей и всякая и разная мелочь.
Тогда уже почти миллионеру, Думбадзе не жаль было ни этих и никаких денег, но верх над ним взял принцип. Поэтому он упирался и неумело, только словесно, пытался оказывать сопротивление… бандитам. «Старший лейтенант милиции Пётр Розов,– как писала о нём одна из местных газет,– бесстрашно бросился на грабителей». Конечно, почти так всё и происходило.
Он даже умудрился не только положить уркаганов на землю, но и сдать, из рук в руки, проходящему мимо наряду милиции. Правда, он тогда получил не значительную ножевую рану. Думбадзе сам лично, с большим чувством благодарности, «заштопал» её. Так вот они помогли друг другу в трудную минуту, а потом незаметно стали друзьями.
А старый грузин помнил доброе и, узнав, что Анатолий в большом финансовом тупике, решил безотлагательно ему помочь – дал ему беспроцентную ссуду для погашения уже имеющихся долгов. Ведь, хоть Анатолий и считался владельцем фирмы «Ориентир» и уже отремонтированного офисного помещения, расплачиваться с Гавриловыми надо было. Хватило средств и на развитие, уже давно начатого Розовым дела.
– Послушай, Толя! Так она, ссуда, в документах называется – беспроцентная… Не отдашь деньги, дорогой Толя, и не надо,– говорил с Розовым по телефону Думбадзе, причём, без малейшего акцента.– Даже отдавать будешь – не возьму. Я теперь богатый новый… грузин. Кроме того, я один – ни жены, ни детей, и родителей давно нет. Один, понимаешь, как в поле воин. Знакомых женщин не считаю. Они мне сами за то, что я им хорошо всегда на душе… делаю, платят. Не веришь – спроси, кого хочешь!
– Такое меня не устраивает, Тимураз Георгиевич,– возразил Анатолий,– долги я отдам. Обязательно! А вам огромное от меня спасибо. Если бы…
– Подожди! Кто говорит, что ты мне не должен? Зачем так говоришь? Твой долг таким будет… Если это,– он со смехом перебил его,– но такого может и не быть… Если меня это… убьют, то тогда негодяя возьмёшь и сдашь органам правосудия. Весело, да?
– Весело, но не очень. Секунду! Не бросайте трубку. Я к вам приеду или вы ко мне. Прямо сейчас! Я знаю, что в Ваших шутках – всегда сермяжная и горькая правда.
– А-а, пустое! Это я так… размечтался. Имелся один момент… не очень хороший, но ещё не похоронный. Я, знаешь, в милицию заявил. Там, правда, посмеялись надо мной. Впрочем, всё уж и не так весело получается. Ты прав, Толя. Но мне, понимаешь, Анатолий, как-то, не ловко за свою старческую жизнь дрожать. Дел на грош, а прошу…
Думбадзе, как бы, что-то взвешивая задумчиво произнёс:
– Приедешь завтра ко мне в клинику, часам к семи вечера. Так и быть, всё тебе расскажу. Посмеёмся. Ты не волнуйся. Все финансовые документы на тебя уже оформлены, в норме. Чем я не следователь? Оперативно и чётко! Вот-вот. И на твоё имя я в банк «Приморский», кроме всего прочего, ещё кое-что перевёл… на конфеты. Мало ли… вдруг тебе не хватит. Не думай, что там такая уж большая сумма.
– Я ваш личный должник, Тимураз Георгиевич,– тяжело вздохнул Анатолий.– Но, в общем, завтра я к вам приеду. Как договорились.
– Конечно, жду! Приготовлю даже пару бутылочек «Мартини» и красавицу-медсестру. Но не для баловства, а для культурной беседы или твоей… женитьбы. Она для этого, вполне, подходит. Пока, Толя!
На том их телефонный разговор и закончился. Анатолий был рад и не рад, получив эту неожиданную помощь. В общем, он с этим смирился, но над ним довлело лишь чувство неловкости. Да, собственно, ничего страшного и не произошло.
Дед Думбадзе не так уж и давно наставительно говорил ему, пацану, школьнику: «Вырастешь – учись на… папашу, на милиционера учись, чтобы людям хорошим помогать». Тимураз Георгиевич тогда собирался жениться и «развести детей», очень много, столько, «сколько рыбок в аквариуме». Но так и не собрался, не обзавёлся семьёй. Зато стал известным в России мастером, авторитетом и светилом, так называемой, эстетической медицины или, точнее, эстетической хирургии.
При помощи скальпеля и прочих, самых разнообразных врачебных инструментов и принадлежностей, специальной техники, а главное, мастерства, уважения и любви к людям, он менял внешность своих пациентов. Если проще, то из относительных и буквальных страшилищ творил красавиц и красавцев. Но его частная клиника с небольшим больничным стационаром занималась не только этим.
Но сейчас, когда всё решилось в экономическом плане, он подумал о том, что ему срочно надо ехать к Лепину. Ведь ничего, практически, конкретно по делу убийства Арефина Григорий Матвеевич не сказал. Он только доказал ему, Розову, что и, на самом деле, необычный, неординарный человек, и только. Лепин ведь даже не стал пояснять, каким таким непонятным образом на кусочке коши появилась фамилия Розова. Если это фокус, то зачем он?
В самый неподходящий момент, когда в голове у Анатолия возникла масса вопросов, Царь Успения выпроводил его за дверь, ссылаясь на занятость и головную боль. Может быть, и на самом деле, у него возникла необходимость с кем-то пообщаться.
Прошло чуть менее суток после встречи Розова с Лепиным. Но за это время и на самом деле в Мире произошло несколько стихийных бедствий: наводнение, землетрясение, внезапная вспышка неизвестной болезни, которая в считанные часы унесла десятки тысяч жизней… В разных точках земного шара началось сразу же несколько «оборонительных» и «освободительных» локальных войн. И за всем этим стояла смерть. Но это было всегда.
Случались и более глобальные катастрофы на Земном Шаре. Поэтому совершенно не трудно предсказать и предугадать то, что стало уже системой.
– Толя, если ты скажешь, что завтра настанет понедельник, в определённое время наступит восход солнца и не ожидается заморозков, поскольку в средней полосе России стоит середина июля,– просто сказал Лепин,– это не будет детским лепетом с твоей стороны. Это, не удивляйся, тоже будет пророчеством, базирующимся на твоих постоянных наблюдениях и определённом опыте. Стать предсказателем, даже оракулом, не так и сложно.
– Я так не думаю,– возразил Розов, который уже минут двадцать находился в гостях у Эвтаназитёра и пил с ним, на сей раз, кофе.– Я начинаю понимать то, что я сейчас, вообще, способен что-либо… понимать.
– Ничего в этом страшного нет, Анатолий. Это типичная ортодоксальность, так называемого, земного мышления. Для того, чтобы ты нашёл преступника, убийцу Арефина, я вынужден рассказать тебе, если не всё, то очень многое. Можешь не волноваться, я способен после завершения удачного расследования дела, стереть с твоей памяти всё то, что ты узнаешь от меня.
– С трудом верится.
– Поверишь, Толя. Скоро ты поймёшь, что даже в этом необходимости нет. Уже только потому, что сказанное многое сказанное тобой людям… после наших с тобой бесед сочтут сумасшедшим бредом. Уже только поэтому ты ничего и никому не скажешь. А зомбировать тебя не собираюсь. Нет надобности. Да и мне нужен человек, пытающийся мыслить самостоятельно.
– Если ты, Григорий Матвеевич, не простой крановщик, а такой великий маг, экстрасенс и провидец,– вполне, логично заметил Анатолий,– то ведь ты запросто мог бы найти убийцу и… уничтожить его.
– Ты ничего не понял, Толя! Абсолютно ничего! – Лепин стал заметно нервничать.– Зачем мне предвидеть те беды и несчастья, которые я сам… организую. Я – Царь Успения. По устоявшимся земным понятиям, Дьявол, несущий смерть всему живому… Неверное представление о земной смерти.
Эвтаназитёр заметил, что, прежде, чем так утверждать, вешать на кого-то ярлыки, недалёким людям следует кое в чём разобраться. Надо, пусть частично, но понять, что такое Смерть, что за ней стоит и с какой целью не целиком и полностью, а частично, как уничтожается Человечество.
– Оно, кстати, заметь, всё равно, не вырождается, – сказал Лепин. – В этом тоже, обрати внимание, есть смысл. Ты лучше послушай то, что я сегодня тебе скажу, и постарайся это понять, Анатолий.
Лепин начал, как говорится, сразу брать быка за рога, пояснять, кто он есть на самом деле и что происходит вокруг. Но тут предупредил, что по ходу разговоров ему придётся говорить, как бы, о спорных и не обязательных Мирозданческих Явлениях. Но, увы, без этого не обойдёшься, «без знаний азбуки не одолеть и азов грамматики».
Одни только голые факты сводили бы всё происходящее к «дешёвой и несуразной фантастике», и тогда всё происходящее не имело бы… смысла. Но тут же, Григорий Матвеевич оговорился, что всё имеет смысл, даже сказка, потому что человеческий мозг (на сознательном и подсознательном уровне) не в состоянии представить то, чего не может происходить в Обителях Мироздания. «Если мы что-то на первый взгляд, в состоянии придумать, пусть даже самое «невероятное», то это… существует».
Разумеется, в далёком детстве, в возрасте девяти-десяти лет Гриша Лепин был сообразительным и любознательным ребёнком и без разбора читал книги и наших, и зарубежных писателей-фантастов. Очень многому не верил, но кое-что воспринимал, как истину… порой не понятную для взрослых.
Чуть попозже, лет в двенадцать-тринадцать, прочитав один из романов, возможно, того же, Клиффорда Саймака, Айзека Азимова или другого автора, о том, что марсиане похитив одного добропорядочного землянина, произвели над ним операцию…