римерно триста двадцать лет назад жил-был в квартале Тоцуя в Самон-тё города Эдо[11] самурай по имени Тамия Иэмон. У Иэмона была единственная дочь, звали ее Оива, и ей очень не везло. Когда ей было три года, умерла ее мать, а в пять лет ей довелось переболеть оспой, ужасной болезнью, от которой на лице остаются некрасивые пятна. Поэтому, когда Оиве исполнилось двадцать, никто не захотел жениться на ней. Спустя несколько лет Иэмон заболел.
«Пока я еще жив, – решил он, – я должен найти мужа для Оивы».
И стал просить друзей и знакомых постараться сыскать жениха для девушки.
В конце концов нашелся один ронин[12], тридцати трех лет, без денег, из провинции Сэтцу[13]. Он подумал, что раз все равно денег у него нет, то он правильно поступит, взяв девушку в жены, хоть лицо ее и неприятно. Несмотря на все эти обстоятельства, и Иэмон, и Оива были счастливы, и в Эдо сыграли свадьбу. Сначала молодой человек показал себя весьма расположенным к Иэмону и с Оивой обращался хорошо.
«Нам был дан хороший муж, – подумал Иэмон, – я наконец могу успокоиться».
Теперь он был счастлив, но, к сожалению, в скором времени умер. Тогда зять отказался от своего имени, назвался Иэмоном и стал хозяином дома Тамия[14].
Новый Иэмон сменил статус ронина на самурайский, с официальной должностью, и серьезно трудился, чтобы гордо нести имя тестя. И с женой он к тому же обращался очень хорошо. Вследствие этого он стал очень популярен среди своих начальников.
– Это по-настоящему достойный человек, – говорили они, – и скоро он станет великим самураем.
Среди начальников молодого человека был господин Ито Садзаэмон, который часто звал его в свой дом повеселиться и отдохнуть. У него в доме жила прекрасная девушка по имени Окото, и Иэмон, увидев ее всего несколько раз, влюбился. На беду и Окото влюбилась в молодого самурая, ведь он был мужественен и отважен.
Иэмон, однако же, был женат на Оиве и не мог видеться с Окото с глазу на глаз. К тому же, если бы он бросил Оиву, ему пришлось бы вновь стать ронином.
«Что за ужасное лицо», – стал думать он всякий раз, глядя на свою жену.
И чем больше он сравнивал обезображенное лицо Оивы с прекрасными чертами Окото, тем сильнее становился недоволен своей женой. Так что вскоре он уже и смотреть на нее не мог. Ему не хотелось больше возвращаться домой, и он стал отвлекать себя от неприятных мыслей с помощью саке.
Через лавку, где продавали саке, он проходил каждый вечер, так что очень скоро денег ему стало не хватать, и он начал продавать вещи одну за другой. В конце концов он стал уклоняться и от исполнения всех обязанностей, которые накладывало на него положение.
– Пожалуйста, стань вновь тем серьезным самураем, каким ты был! – воскликнула однажды его жена. – Я сделаю все, что ты попросишь!
Оива умоляла его исправиться, но он и не думал слушать ее.
– Замолчи, старая ведьма! – вскричал он, ударив ее и продолжая бить ногами. – Я и смотреть на тебя не хочу!
И он пошел в дом Садзаэмона, чтобы обсудить ситуацию.
Однако же Садзаэмон по сути своей не был хорошим человеком. Он устал от своей дочери Окото, которую когда-то обожал, и подумывал, как бы сделать так, чтобы Иэмон отдалил от себя Оиву и женился на его дочери, лишь это станет возможным.
– Ты в тяжелом положении, Иэмон, – сказал Садзаэмон доверительно. – Если ты продолжишь в том же духе, с тебя снимут все твои официальные обязанности. Почему бы тебе не отослать Оиву на некоторое время куда-нибудь? Скажи ей, что заберешь ее, как только вновь встанешь на ноги.
Добрая Оива и подумать не могла, что все это – план, чтобы избавиться от нее, и потому согласилась.
– Я буду ждать тебя и не вернусь домой, пока ты не изменишься, – с любовью сказала она и ушла: стала работать горничной в доме другого самурая, очень далеко[15].
– А! – воскликнул Иэмон. – Как все хорошо сложилось: легче, чем я предполагал!
Он был счастлив: теперь он мог жить с Окото, ничего не опасаясь.
– Оива меня бросила, так что теперь мне нужно найти новую жену, – рассказывал он всем вокруг. И за этими разговорами очень быстро он организовал свадебную церемонию с Окото, новой женой, красота которой сияла для него ярче драгоценностей.
«Ах, какой же я счастливый человек! – думал он. – Мне удалось унаследовать дом Тамия и услать Оиву».
Спустя некоторое время Окото родила сына, а Иэмон вернулся к добросовестному исполнению своих служебных обязанностей. А Оива ничего обо всем этом не знала и продолжала прислуживать в чужом доме в ожидании того счастливого дня, когда Иэмон приедет забрать ее. Но день этот все не наступал.
Однажды утром продавец табака по имени Мосукэ проходил мимо дома, где работала Оива. Раньше он часто продавал табак тем, кто жил в доме, где она выросла, и хорошо ее знал. Оива сразу же спросила его, как поживает Иэмон.
– Как?.. Ну… – начал Мосукэ, застигнутый врасплох. – Странно, что ты меня об этом спрашиваешь и что беспокоишься о нем. У нас все говорят, что Иэмон надоел тебе и ты бросила его. Теперь у него новая жена и сын, и живут они довольно-таки счастливо.
– Что ты такое говоришь? – воскликнула Оива. – Не может этого быть!
– Но это правда, – ответил Мосукэ. – Я же их своими глазами видел!
– Ах он проклятый! – вскричала Оива. – Я заставлю его пожалеть, что обманул меня!
Оива белее полотна босиком выбежала за ограду, растерянный Мосукэ последовал было за ней, но вскоре потерял ее из виду. Спустя какое-то время он заметил, как Оива, казавшаяся обезумевшей, бродила вокруг дома Иэмона, однако потом она исчезла; и никто не знал, куда она ушла.
Удивительно, но с того дня в доме Иэмона стали происходить странные вещи.
Оива неожиданно возникала в комнате, где спали Иэмон и Окото. Ее лицо – все в отметинах оспы – стало еще более ужасным, а длинные волосы шевелились, как змеи.
– Старая упрямая ведьма! – кричал Иэмон. – Почему ты не оставишь меня в покое?
Он пытался поразить женщину мечом, но меч проходил сквозь ее тело, будто никого и не было перед Иэмоном. И сколько бы раз ни пытался он прогнать призрак Оивы, она появлялась каждую ночь и смотрела на него страшным взглядом.
Мужчина совершенно помешался: теперь даже когда он смотрел на прекрасное лицо своей второй жены, оно казалось ему уродливым лицом Оивы. К тому же вскоре после того, как начались эти странные появления, их маленький ребенок неожиданно заболел и умер.
– Это все, наверное, проклятие Оивы, – рыдала Окото и, когда наступала ночь, ходила по дому, вымаливая прощения у призрака.
Но и Окото умерла.
Некоторое время спустя лицо Иэмона покрылось пятнами, точь-в-точь как было с лицом Оивы, и в таком облике он перешел в мир иной.
После уничтожения Иэмона и его новой семьи настал черед и дома Ито Садзаэмона. Оива убила всех его родичей одного за другим. Но и после этого проклятие продолжало действовать: любой, кто поселялся в доме Иэмона после этих событий, вскоре умирал из-за неизвестных причин. В конце концов кто-то построил в честь Оивы святилище Инари[16] на развалинах дома. Люди стали молиться об освобождении души этой женщины.
Говорят, с тех пор призрак больше не появлялся[17].
ного лет назад в старой провинции Иваки[18], в поселке Кори, жил продавец тофу[19]. И была у него единственная дочь, очень красивая девушка по имени Офуку. Когда Офуку исполнилось семнадцать лет, в канун Нового года, она перевязала свои длинные черные волосы, надела праздничное кимоно и отправилась в дом своей подруги, чтобы отпраздновать.
Когда она пришла, там уже было много других девушек, которые весело играли в карты по случаю Нового года. Офуку присоединилась к ним: они ели изысканные новогодние угощения, пили саке и веселились до такой степени, что забыли о времени.
Офуку редко пила саке и к вечеру совсем опьянела, не заметив этого. В конце концов, покачиваясь, она залезла под котацу[20] и, не снимая кимоно, уснула.
Но из-за очага, размещенного под котацу, рукав кимоно Офуку скоро загорелся, и начался пожар. Офуку спала, не чувствуя ничего, и не знала, какая опасность ее подстерегает.
Вдруг она вскочила, неистово крича: не только кимоно ее было охвачено пламенем, но уже загорелись и ее прекрасные черные волосы.
– Кто-нибудь!.. Кто-нибудь! Помогите! – звала она.
Офуку в отчаянии бегала по комнате, будто голову потеряла, но делать было нечего; охваченная паникой, она выбежала из дома в сад и прыгнула в пруд.
Слуги из дома поспешили ей на помощь, но теперь все ее тело было ужасно обожжено, а кожа на некогда прекрасном лице свисала кровавыми лентами, открывая плоть под ней.
Вызвали врача, который приложил все усилия, чтобы залечить раны девушки, однако многого он сделать не смог.
На следующее утро весть о постигшем Офуку несчастье дошла до ее подруг, и все они одна за другой отправились в ее дом навестить больную.
Когда же они выяснили, что тело ее было совершенно обезображено и все замотано в бинты, то уже не знали, что сказать и как утешить ее.
Офуку смотрела на длинные гладкие волосы подруги, сидевшей у ее подушки, и слезы текли по ее щекам.
– Да что ты убиваешься, – сказала другая ее подруга. – Вот залечишь свои ожоги, и будут у тебя прекрасные волосы, как раньше!
– Нет, – ответила Офуку слабым голосом, закрывая глаза. – Долго я не проживу.
– Не говори так! – тут же отозвалась подруга, сидевшая рядом с ней. – Думай о хорошем, и скоро поправишься!
– Что такое, в конце концов, небольшой ожог? – сказала третья, пытаясь приободрить Офуку.
Но Офуку, будто в бреду, продолжала повторять, что скоро умрет.
Так что через некоторое время подругам стало не по себе, одна за другой они покинули дом Офуку. И позже уже больше никто не спрашивал о ней.
За два-три дня история об Офуку облетела весь город, и услышала ее также и жена священнослужителя в местном буддийском храме Кори-дэра[21].
«Как печально, – думала женщина, работая на кухне. – Она была такая красивая! И в храм часто приходила…»
И в этот самый миг она услышала звук шагов: кто-то шел к храму от входных ворот. Звук шагов затих перед главным залом: будто бы кто-то молился Будде.
«Ну, мой муж, должно быть, вернулся», – подумала женщина.
С этими мыслями женщина начала промывать рис, чтобы подготовить его к варке, и в этот момент дверь кухни открылась, и перед ней оказалась Офуку.
– Великие небеса, это же Офуку, – пробормотала ошеломленно женщина, оглядывая девушку с головы до ног.
Длинные черные волосы Офуку были красиво причесаны и перевязаны, кимоно ее было очень опрятным, а на коже совсем не было следов от ожогов.
– Я слышала о несчастье, которое произошло с тобой… Говорили, что ты получила ожог, – промолвила женщина, пытаясь прийти в себя.
– Да, так и было, – ответила девушка, вежливо рассмеявшись. – Но я совершенно поправилась.
«Это очень странно, – подумала жена священнослужителя, качая головой. – Я всего несколько дней назад слышала, что она умирает».
Однако же Офуку стояла перед ней, и у нее был вполне здоровый вид.
– Это чудесно! – сказала тогда женщина. – Я пойду приготовлю чай, а ты подожди меня в гостиной.
– Спасибо, так и сделаю! – ответила Офуку своим обычным веселым голосом.
– Все это сплетни, – прошептала жена священнослужителя. – Никому доверять нельзя.
Она приготовила чай, вышла в гостиную, но Офуку там не было.
«Как странно, – подумала женщина. – Куда же она ушла?»
Поставив чай, она обыскала весь храм, но не смогла найти девушку. Она продолжала ждать ее, и в то же время ей стало овладевать какое-то странное чувство.
«Мог ли это быть призрак Офуку?» – подумала она, и в тот же момент холод пробежал по ее спине.
Тут в храме появился человек из города.
– Дочь продавца тофу только что умерла, – закричал он. – Собираются устроить ночное бдение над ее телом, так что я ищу священника.
– Ах! Что? – невольно вырвалось у совершенно побледневшей жены священнослужителя.
– Пожалуйста, передайте священнику эту новость, – ответил мужчина, несколько шокированный выражением лица женщины, и быстро вышел из храма.
На следующий день была проведена похоронная церемония, и тело Офуку было захоронено в могиле за храмом Кори-дэра.
В тот же вечер одна из подруг несчастной беседовала со своей матерью, рассказывая ей грустную историю Офуку, когда почувствовала, как по комнате пронесся легкий ветерок. В тот же миг лента, перевязывающая ее длинные черные волосы, была разрезана, а волосы упали ей на лицо, придавая девушке сходство с призраком.
– Какой ужас! – вскричала мать, нервно убрала волосы с лица дочери и вновь собрала их в хвост.
– Мама, я боюсь, – отозвалась девушка, обнимая мать, и обе они задрожали от страха.
Позже той же ночью служитель храма и его жена услышали ужасающий крик и вскочили с ложа, сбрасывая простыни. Казалось, кто-то бегает по главному залу храма, издавая душераздирающие звуки. Оба они устремились к тому залу и заглянули в волнении внутрь.
Там они обнаружили Офуку, которая должна бы быть в могиле, но нет, они видели собственными глазами, как она бегала по залу и кричала, и казалось, что она совершенно потеряла разум.
Священнослужитель и его жена были так напуганы, что смогли только осесть на корточки и звать на помощь. Однако немного погодя служитель чуть пришел в себя и начал петь сутру, чтобы попытаться освободить душу девушки.
Так Офуку вскоре успокоилась, а после ее призрак исчез совсем.
– О, как же страшно! – прошептала жена ламы, и голос ее еще дрожал.
– Это точно был призрак Офуку.
Еще семь дней Офуку заставляла рассыпаться прекрасные черные волосы у своих подруг и продолжала бегать и кричать в главном зале храма. И каждый раз, как это случалось, священник принимался петь сутру с любовью. Благодаря этому начиная с вечера восьмого дня никто не трогал волосы девушек и призрак Офуку не появлялся.
Но и сейчас в том храме можно заметить, как сломана часть решетки буддистского алтаря: на него налетел призрак Офуку, охваченный страхом и паникой.
а территории старой провинции Уго[22] в месте, что называется Одате, жил знаменитый мечник Нагаяма Будаю. Человек этот был настолько искусен во владении мечом, что сотни учеников собирались в его додзё[23].
Но была у Будаю одна забота, хоть он и не говорил о ней ни с кем: его дочь Мисао, которой исполнился уже год, не говорила ни слова. Слух о том, что девочка немая, распространился по всей деревне, и Будаю было так горько, что выносить этого он не мог. Он показал девочку нескольким лекарям, но все они лишь качали головой.
– Бедняжка, – горевал он. – Как же так вышло, что она родилась немой? – И каждый раз, как он глядел на лицо Мисао, слезы текли по его щекам.
Несмотря на это, Мисао скоро стала прекрасной, нежнейшей девочкой.
Как-то весной служанка Омацу посадила Мисао к себе на плечи и отнесла ее играть в сад.
В одном из углов сада был колодец, питаемый ближайшим источником, и поверхность воды в нем была гладкой, как зеркало. Омацу с Мисао на плечах бросила взгляд в тот колодец. Там, в глубине, она увидела, как отражается ее лицо: лицо молодой женщины со светлой кожей и большими глазами. Она казалась богиней весны.
Она улыбнулась, и Мисао тоже счастливо рассмеялась, глядя на отражение в воде.
– О боги! – вскричала Омацу. – Мисао произнесла что-то! – и подумала, что надо попробовать рассмешить девочку еще раз. – Вот, сладкая моя, смотри туда! Смотри! – сказала она.
Но в тот момент, как она наклонилась вперед, Мисао соскользнула у нее со спины и упала в колодец.
– О нет! – закричала Омацу, охваченная паникой, пытаясь поймать и спасти малышку. К сожалению, она не смогла ничего сделать. Она продолжала кричать и звать на помощь, и Будаю с учениками выбежали в сад. Один из юношей, не раздеваясь, тут же бросился в колодец и вытащил Мисао. Но девочка уже не дышала.
Будаю сжал в объятиях холодное тело своей дочери и заплакал. Но потом он поднялся и бросил свирепый взгляд на Омацу.
– Омацу, – закричал он. – Как посмела ты убить моего ребенка?! – И ударил женщину со всей силы.
Удары сыпались на нее один за другим, а она плакала и пыталась оправдаться. Но Будаю, казалось, потерял рассудок, так он был разгневан. Он бил ее ногами, а потом взял за шею и скинул в колодец.
Затем он поднял огромный камень и бросил вслед за ней. Крики Омацу понеслись наверх из колодца, но Будаю не удостоил их вниманием, он бегом вернулся в дом и закрылся в своей комнате.
– Не важно, – кричал он, удаляясь. – Оставьте ее там!
На следующую ночь после убийства Омацу произошла странная вещь в додзё. В какой-то момент все, кто там был, услышали крики из колодца, свет в здании погас, и вдруг появилась женщина, вся испачканная кровью.
Будаю тут же обнажил меч и поразил женщину. Но меч пронзил лишь пустоту: как бы ни был знаменит мечник, ему не победить призрака.
В ужасе ученики Будаю стали выбегать из дома, едва не сбивая друг друга с ног, пока никого там не осталось.
А через несколько ночей в доме Будаю возник пожар, и мужчина сгорел в нем.
И сейчас еще стоит маленькая статуя Дзидзо[24] на развалинах того дома, установленная там, чтобы утешить призрак Омацу. А рядом с ней – огромный камень, который кто-то вытащил из колодца.
ного лет назад в городе Нумата, что в древнем районе Ёсю[25], жил самурай по имени Обата Кадзуса-но-сукэ. Он был человеком подозрительным и вспыльчивым и только и делал, что кричал на своих слуг. В доме этого самурая работала и Окику, очень красивая служанка. Она была единственным человеком в доме, который ему нравился, и именно ей он доверял свои личные дела. Однажды утром, когда он собирался приступить к завтраку, поданному ему Окику, он заметил что-то блестящее в центре тарелки с рисом. Он взял это палочками и поднес к глазам, чтобы понять, что же это такое: это оказалась маленькая швейная иголка.
Лицо мужчины побелело, и он весь затрясся от злости.
– Неблагодарная! – вскричал он. – Как посмела ты покушаться на мою жизнь?! Говори! Почему ты это сделала?
Окику обмерла от крика хозяина и лишь дрожала, сжавшись на циновке, склонив голову.
– Говори же! Говори! – кричал Кадзуса-но-сукэ, в гневе раскидывая ногами тарелки.
Но Окику была совершенно ошеломлена.
– Прошу вас, простите меня, – стала умолять она. – Я не знала, что в вашем рисе иголка!
– Что? Так ты не сознаешься?! – Кадзуса пришел в еще большую ярость и наступил ногой на голову девушки.
В этот самый момент в комнату вошла жена Кадзуса-но-сукэ. Увидев, что он ногой придавил голову девушки к полу, она с удовольствием рассмеялась.
– У этой служанки всегда были странные наклонности, к тому же она упряма, – сказала она, ухмыляясь. – Так она никогда не признается. Почему бы тебе не испытать ее змеями?
– Так и сделаю, – ответил Кадзуса.
Кадзуса-но-сукэ приказал слугам раздеть Окику донага и сам, своими руками бросил ее в бочку фуро[26]