Большинство геологов умеет играть в преферанс. В поле, в период перманентных ожиданий хорошей погоды или вертолета, расписать пулю – прекрасный способ скрасить время. Очередной дождливый сезон на Верхоянье, расписывание классической пульки в нашем дружном отряде приобрело характер эпидемии. Играли после маршрутов, если были силы. По маленькой, по копейке за вист. Все проигрыши суммировались, чтобы в Москве пропить в ресторане. Пропорционально проигрышу каждого.
Тот сезон задался для меня изначально плохо. Ранней весной меня занесло в 7 больницу с язвой какой-то там кишки. Лечение длилось больше месяца и вылилось в рекомендации врачей жить дальше на строгой диете и без всяких физических нагрузок. Запуганный врачами до глубины пяток, я залег в одиночестве дома. Жизнь кончилась. В перспективе виделось питание манной кашей без полевых сезонов. Близились майские праздники.
Мою идиллию нарушили коллеги-друзья, решившие проведать больного. Поскольку жрать, кроме кашки, в доме не было, возникло предложение поехать в Славянский Базар и нормально отпраздновать мою выписку из больницы. Мои возражения не подействовали.
Расположившись за столиком, я первым делом потребовал что-нибудь диетическое. Но коллеги резонно рассудили, что надо отпраздновать жизненный финиш и налили водки. Дальнейшее помню смутно. Протрезвел я уже в Батагае, через неделю, перед заброской в тайгу. Как ни странно без всяких болей в животе. Видимо водка и знаменитые пирожки-расстегаи в Славянском базаре были правильные.
Зал «Славянского базара»
Естественно, вернувшись в Москву, мы пошли пропивать преферансные деньги именно в Славянский Базар. Как бы не вспоминали про плохую и голодную жизнь в СССР, той небольшой суммы хватило, чтобы четыре нехилых мужика набрались до бровей. Отдав остатки чаевыми, мы, отдуваясь, побрели по 25 октября (Никольской) в сторону Москворецкой набережной. По правой стороне Старой площади.
Вход в ресторан
Стемнело. Одичав в тайге, я не нашел ничего лучшего, как пописать в некой темной нише. Остальные меня поддержали. Нишей оказалась архитектурное украшение на здании ЦК. Возможно вход. Как мы замечательно бежали под милицейские свистки! Одним рывком добежали до Котельников.
И про язву я забыл на десятилетия.
– — – — – — – — – —
Работа на обнажениях Омолона и его притоков грела душу. Редким геологам доводилось бывать на одной из красивейших рек государства, да еще и овеянной романтическим куваевским «Домом для бродяг». Я с Мариной отбирали пробы из девонских вулканитов, стараясь выявить некую зональность этого древнего пояса, палеомагнитчик Женя долбал всю стратиграфию подряд для определения палеоширот.
Идеей работ было предположение о чужеродности палеозойских блоков Омолонского массива. Предположение не моё, а основоположников, считавших эти блоки «приехавшими» аж из южного полушария.
При плавании на моторках, мы тихонько браконьерствовали для поддержания штанов, поскольку выплыли из зоны досягаемости МИ-8 от базы в п. Зырянка и со жратвой было туго. Быт скрашивали местные охотники, время от времени посещавшие наши стоянки. С их обязательными вопросами, при традиционном чаепитии: «Откуда? Давно? Какая зарплата?».
На речной косе реки Омолон
Узнав, что мы из Москвы и Питера, болтаемся в тайге с июня и размер нашего жалованья, все они начинали нас отчаянно жалеть и немедленно одаривали свежими овощами и яйцами.
В один из дней, из подплывшей моторки выскочил знакомый охотник и сообщил нам, что сверху плывут местные прокурор, охотинспектор и корреспондент из газеты. Ищут нас! И быстро смылся вниз по реке.
Слегка запаниковав, я для представительности нацепил на пузо кобуру и распорядился убрать все улики. Женька кинулся снимать сети, а остальные, во главе с Маринкой, заныкали мясо и поставили на костер гречневую кашу для угощения гостей.
Когда показались лодки с представителями власти и прессы, мы мирно сидели у костра и трескали гречку с тушенкой. Я пригласил гостей разделить трапезу, Женя с Мариной на всякий случай затихли в камералке. Брезгливо посмотрев на гречку, прокурор заявил, что они слышали о шибко научных геологах из Москвы и привезли корреспондента, чтоб он взял у нас интервью.
Пока я что-то мекал, пытаясь донести до гостей идею о дрейфе материков и об Омолонских террейнах, приплывших из Австралии, появились Женя и Марина. Женька влез в интервью, став вещать о возможностях связях палеомагнитного анализа с месторождениями золота. Понятные слова про золото пришлись им по душе и про меня забыли. Для большего впечатления Марина выдала резюме: «В общем, ищите кенгуру на Омолоне!».
Наши «Прогрессы» на реке Омолон
Кунгуру заинтересовало всех гостей. Мои попытки объяснить, что омолонские блоки отломились от Палеоавстралии задолго до появлении кенгуру, несколько сотен миллионов лет назад, журналист и остальные проигнорировали.
К вечеру, подарив нам копченых ленков и уток, официальная делегация отбыла дальше шерстить охотников. Активно обсуждая возможность встретить по берегам кенгуру. Оставив нас с двумя напрочь спутанными сетями в процессе их экспресс-выдергивания.
Осенью я получил две разные местные газеты со статьей и шикарным заголовком «Ищите кенгуру на Омолоне». То ли Магаданский комсомолец, то ли Магаданская правда или Золотая Колыма, сейчас не помню (валяются на даче). Где описаны крутые геологи Женя и Марина и разочек упоминался я. Начинался очерк эпически: – «Встреченные мною на Омолоне советские геологи сделали выдающиися открытия…". Основоположником теории дрейфа континентов был поименован, нет не Вагенер, а Лев Моисеевич Натапов, главный геолог Аэрогеологии! Хорошо, хоть не мы.
Эта хохма имела большой успех в нашей экспедиции.
= = = = = = = = = =