Но я заблуждалась. Единственное пригрезившееся видение было просто странным.
Приснился рассвет, и серая дымка неба наполняла безмолвную комнату тусклым свечением. В тишине дома скрипели половицы коридора, слышались шаги, затем открылась дверь, и серая тень, ступая осторожно, пробралась в мои покои. Она стремилась уйти и как можно скорее добраться к другой двери, но вдруг остановилась. Послышался резкий выдох и долгий вдох со свистом, затем слова, приправленные смешком: «Пройти мимо и не запечатлеть может только герой». Что-то зажужжало, а затем сверху раздалось раздражающе звонкое: «Счоп!» И я, спасаясь от неприятного звука, одеялом накрыла себя с головой. Странный сон закончился белой вспышкой и расстроенным шепотом: «Проклятый Всенижний! Ну, смотрелась же хорошо…» И тень, сетуя на чью-то подвижность, ушла туда, куда стремилась, в другую дверь.
А утром от сестричек пришло письмо с весьма кратким содержанием:
«У нас все хорошо. И пусть папенька злится неимоверно, мы навестим тебя через три недели. Не скучай и не болей.
P.S. Как выглядит профессор?»
Странно, но на последний вопрос я могла ответить лишь в общих чертах: глаза светлые и волосы тоже, харизматичный, высокий, худой. Во время нашего общения я более всего смотрела на подбородок мужчины и в глаза время от времени, отчаянно стараясь не краснеть. Потому что оказаться застигнутой на неприличных воспоминаниях о голом торсе и волосатых ногах мне хотелось меньше всего.
И что теперь ответить сестрам? Описывать Лесски в подробностях желания нет, особенно после вчерашнего его заявления о любовании. И дабы обезопасить себя от его подтруниваний, впредь и не подумаю рассматривать правообладателя ни вблизи, ни на расстоянии. А сейчас, чтобы сестрам ответить, я решила обойтись малой кровью, вспомнила, что в кабинете профессора висит его портрет, а в одном из шкафов пылится без дела запечатлитель.
Быстро позавтракав, я вернулась в угодья девятого и, освободив аппарат из чехла, прицелилась, наведя его на полотно. Легкое нажатие на кнопку, и новомодное изобретение издало раздражающе звонкое: «Счоп!», а затем меня ослепила вспышка. Она была сродни уколу, резкая и колючая. Минуту я терла глаза и шипела от боли, стараясь не ругаться на изобретателей этого чуда. Теперь понятно, что мой предрассветный сон был вещим и одеяло в нем означало чехол, которым я забыла прикрыть глаза. Что ж, самое время начинать верить снам. Вот тут мои размышления прервал странный тихий треск, которого в кабинете быть не должно по определению, ведь мною ничего не было сломано вроде бы. Но, вскинув голову, я удивленно застыла: портрет из-за вспышки запечатлителя медленно и неотвратимо покрылся кракелюром.
– О Всевышний!
Тук-тук-тук! Кто-то постучался в двери кабинета, спрашивая разрешения войти. Как не вовремя, и все же мне хватило мгновения на то, чтобы выудить стеклянный слайд отображения и, закрыв аппарат в чехле, положить его на место.
– Войдите.
Дверь мягко распахнулась, и в кабинет шагнули горничные-вампирши. Кожа с серым оттенком, клыкастые улыбки, красные глаза, острые подбородки и заостренные кверху ушки казались единственным, что отличало двух светловолосых кровопийц от обычных девушек. Но мое заблуждение развеялось, как только они слаженно двинулись ко мне. Преодоление шести разделяющих нас метров произошло мгновенно.
– Смотри-ка, что за фрукт! – воскликнули они в один голос, замерев буквально в шаге от меня.
– Доброе утро, – прошептала сдавленно, стараясь не паниковать. Но под изучающими взглядами двух хищниц держать себя в руках было нелегко. Я сделала шаг назад.
– Доброе! – Они этот шаг тоже преодолели.
– В-вы горничные, я права? – А голос дрожит, и дыхание от страха обрывается.
В поисках защиты неосознанно отступила за кресло. Так они к нему прилипли с двух сторон:
– Да!
– Я Лилид, – представилась первая, более полненькая из них.
– А я Дивир, – сказала вторая. – Мы из клана Зрячих.
– Ирэна Адаллиер, профессорская служка.
О вампирах мне известно совсем чуть-чуть, и то лишь из страшных историй. И получается, что раса чрезвычайно агрессивна и кровожадна, живет в закрытых королевствах на краю нашего мира и вечно голодает из-за недостатка человеческой крови. Вот и меня фруктом назвали, наверное, съесть хотят.
– Г-го-о-о-лодны? – спросила я, сглотнув.
Они переглянулись и звонко рассмеялись, вмиг потеряв весь свой хищный вид.
– Ну, насмешила! Го-о-олодны? – перекривили они мой испуганный голос, отчего мне самой стало смешно.
– Да завтракали уже! – улыбнулись вампирши.
– Вот за работу взялись. – Дивир продемонстрировала швабру, веник и щетки с тряпками. – А ты, наверное, со вчерашнего дня голодаешь, раз так интересуешься?
– Я? – Как-то сразу и дышать легче стало, и улыбаться, почувствовала себя почти как с сестрами. – Я вчера завтракала с Гансом, а затем он показал, что и где на кухне находится.
Девушки одновременно улыбаться перестали.
– Его Величество Дворецкий снизошел до служки? Хм… – пытливо прищурилась Лилид, тут же перейдя на брезгливый официоз: – Ирэна, вы, случаем, не больны?
– Нет-нет! Я действительно завтракала с ним. И Ганс прекрасно сервировал столик в гостиной…
Но чем больше я говорила, тем сильнее они хмурились.
– Еще скажите, что на десерт он подал мороженое! – фыркнула Дивир, перебив меня на полуслове.
– Или улыбался! – добавила вторая, принимаясь за уборку.
– Но…
Договорить мне не дали их сверкнувшие злостью взгляды:
– Если подобное хоть когда-нибудь и произойдет, на землю опустится мрак! – заявили они остервенело.
И я решила промолчать. Ушла наверх.
Чердак встретил меня изобилием пыли, паутины, завалами книг, а еще здесь было холодно, темно, сыро и пахло отнюдь не морозом. Взглянув на все это, я поняла поговорку: «Глаза боятся, а руки делают». Не знаю, когда очнутся руки, но глаза испугались настолько, что я и сама не заметила, как вернулась в свою комнату.
Ясно одно: надо составить план работы с учетом жалких крох моей энергии, потому что человеческих сил мне вряд ли хватит. Итак, в первый день удалить пыль и паутину, во второй – вскрыть сундуки с фолиантами и часть спустить на первый этаж, в третий – начать разбор в холле. Он большой, теплый и светлый, как раз подойдет для сортировки макулатуры на «надо», «не надо», «пусть еще пылится». А еще из него можно будет понаблюдать за жизнью в доме, одновременно попадая на глаза немногочисленным служащим. Последний пункт чрезвычайно важен: если я умру среди книжных завалов на чердачном этаже, они не скоро заметят, а вот в холле – другое дело.
Вздохнув, оделась теплее и вновь решительно поднялась наверх, чтобы исполнить первый пункт плана. В этот день мне удалось выдуть пыль из всех щелей, спустить вниз книги из четырех стеллажей и одного сундука, поссориться с горничными и даже кое-что разобрать. Составляя перечень предметов, нужных для сортировки, я нахваливала себя за энергичность, напористость и стойкость… И, кажется, уснула с улыбкой, подгребая книги под себя.
Проснулась на рассвете из-за повторившегося сна со «счопом» и вспышкой. «Да что ж такое!» – возмутилась тень и убежала наверх. В тот раз, с трудом разгибая спину, я пообещала себе, что более спать внизу не останусь. Обещание было твердым и стойким, но в следующие три ночи я по-прежнему засыпала на книгах в холле, а просыпалась, как ни странно, в своей комнате поверх одеял. Сон со «счопом» уже не тревожил, сменившись странным отсутствием каких-либо воспоминаний о том, как я переместилась в свои покои.
И я была бы далека от разгадки этого обстоятельства, если бы не направилась в кухню раньше обычного. Итак, спускаюсь в кухню, а там… Оборотница в полуобороте тушу теленка голыми руками разделывает! С потомками ночи я за всю свою жизнь встретилась дважды, и если в первый раз волк с ревом напал, то эта брезгливо скривилась, потянув воздух носом:
– Вы кто такая?!
– И-и-ирэна Адаллиер. – Я вжалась в стену, мечтая с нею слиться, и прошептала еле слышно: – Профессорская служка.
– То, что профессорская, я и без тебя чую. – В ее лапе хрустнули кости позвонков. – Пропахла вся!
– Ч-чем? – Быть может, домом или пылью, я же все время занимаюсь книгами.
Она не ответила, продолжив сквозь зубы обличать меня в каком-то неугодном деле:
– И не стыдно в одной койке с мужчиной и без росписи?!
От страха меня хватило лишь на возмущенное заикание:
– Я! Да я… я…
– Вы! – прорычала она сердито и окровавленной рукой указала на меня. Впору было бы испугаться повторно и удалиться. Но вот тут мое чувство самосохранения отступило перед вспышкой праведного гнева.
– Да как вы смеете обвинять меня в чем-либо подобном? Да вы знаете, кто я?!
– Знаю, – оборвала она грубо, – вы шлю…
И что она хотела сказать своим «вышлю»? Кого вышлю? Я не успела услышать, кого она собирается выслать, как вдруг злобную волчью пасть закрыло рукой… Ганса. Он опять бесшумно подобрался, да так, что его не заметили ни я, ни она. Как ни странно, кусать дворецкого оборотница и не подумала, притихла и даже полуоборот свой скинула, став человеком.
– Кхм, матушка Агафья, вы опять спешите с выводами, – заявил огневик, убирая руку от лица приятной с виду, невысокой и полноватой женщины лет шестидесяти, в чепчике с кружевами, цветастом домашнем платье и белом переднике.
– Не может быть! – скептически протянула она.
– Может. Ирэна разбирает завалы на чердаке и заснула в холле, а Дейр по доброте душевной донес девушку до кровати… – терпеливо пояснил дворецкий.
– До чьей кровати?
Вот так мне стало известно, что умереть под силу не только от страха, но и от стыда. О Всевышний! Желая удалиться, я сделала шаг в сторону и остолбенела: возле меня в деревянную панель стены со свистом воткнулся тесак.
– Не так быстро, милочка, – рыкнула повариха, вертя в руках уже топорик. – Ганс, я жду ответа.
– До ее кровати, – фыркнул дворецкий, попытавшись отобрать у нее холодное оружие, – до кровати Ирэны, я свидетелем был… вчера.
Оборотница прищурилась, и без слов стало ясно: дворецкому она ни за что не поверит, а меня с радостью убьет. Желая пожить еще немного, я аккуратненько обошла тесак, сделала шаг и… оказалась перед воткнутым в панель топориком.
– Агафья, успокойтесь и не кидайтесь в девушку ножами. – Огневик начал терять терпение.
– Так она же пропахла вся.
– Да просто все! В ее гардеробе Дейр установил краткосрочный портал…
– Портал ничего не объясняет… – парировала она, выуживая из-за пазухи охотничий кишкорез – нож с широким, чуть изогнутым к концу лезвием.
– Если вы продолжите меня перебивать, понятнее не станет, – укорил Ганс и рывком вырвал нож из ее обманчиво нежных рук: – Его переходник время от времени не срабатывает…
– И что?
Ганс хмыкнул, поясняя:
– И наш профессор несколько раз шагнул не в пространство портала, а в вешалки леди.
– Что?! – Я не вопила, но они оба вздрогнули от моего голоса, и в кухне наступила абсолютная тишина.
– Мало того что он через мои покои ходит, ко мне без спроса прикасался, так еще и рылся в моих вещах!
– Ну… – попытался оправдать его дворецкий.
Из кухни вылетела стремительно, не обращая внимания на удивление оборотницы: «Настоящая леди с принципами?» и обреченное Гансово: «Как видите, да».
Столовая, кабинет, библиотека, хозяйская спальня… я напугала горничных, но не нашла профессора и, кипя негодованием, влетела в свою комнату и обнаружила его у двери в мою гардеробную.
– А вот и вы! – улыбнулся Лесски, поправив и без того идеально завязанный шейный платок. – Я уж боялся уйти, не застав вас сегодня…
Еле сдержалась, не хлопнула дверью и не потянулась за статуэткой, стоящей на каминной полке. Сцепила руки перед собой, попыталась улыбнуться, но, видимо, на моем лице крупными буквами было написано, что пришла я отнюдь не с миром. И девятый стер улыбку с лица, спросил:
– Ирэна, что-то случилось?
– Вы! – судорожный вдох и почти правда: – Ничтожнейший человек. Беспринципный, бессовестный, бессердечный и безответственный женоненавистник!
– Ирэна, что происходит? – спросил профессор с недоумением.
– Объяснение! – зло выдохнула я, сжимая кулаки и пряча их в складках платья. – Вы использовали меня, чтобы спасти свою шкуру в первое же утро. Но пальца о палец не ударили, чтобы позаботиться о моей репутации!
– Не понимаю…
– Конечно нет! – прошипела, сделав шаг навстречу. – Я сама только сейчас осознала причину холодного поведения всех служащих этого дома! Вы построили портал в мою комнату, – еще шаг, – пропитали одежду своим запахом, – еще один крохотный, – и ничего, ничегошеньки не объяснили людям!
Я остановилась напротив Лесски, гневно глядя в его светлые глаза и мечтая растерзать, а он опять пошутить вздумал.
– Из людей здесь только кучер, я, вы и Ганс… и надо заметить, последний является человеком лишь наполовину. – На лице девятого расцвела улыбка. – Так о ком речь сейчас?
Это немыслимо!
Отзываясь на мой гнев, воздушные потоки взбунтовались, закручиваясь спиралями, и все предметы в комнате задребезжали, заходили ходуном, заскрипели протяжно.
– Простите, поправочка. О нелюдях! – И, не давая ему вставить и слова, воскликнула: – Вы хоть представляете, что они обо мне подумали, учуяв ваш запах на мне?! На моей одежде… А ведь я служкой назначена на четыре года, служкой. Ну, соображения какие-нибудь есть?
– А… – догадливо протянул он, словно бы только что понял великую тайну Вселенной, но, взглянув в мои глаза, осекся: – Ой.
– И это все, что вы можете сказать?!
На мгновение в комнате все остановилось, воздух замер, удерживая сорванные предметы на весу, ожидая ответа.
Но девятый произнес лишь: «Я…» – и замолчал, эгоист.
– Просто превосходно…
Шмыгнув носом, я преодолела оставшиеся шаги до ванной комнаты и закрылась там. Потоки стихии угомонились, сбросив предметы, а часть из них явно попала на стихийника. Как оказалось, мой правообладатель знает не только высокохудожественный литературный язык, но и кое-что из матросских выражений. Приятно слышать, что ему хоть чем-то по хребту досталось, жаль лишь, что прожить весь срок крибы в ванной мне не суждено. Пришлось брать себя в руки, затем приводить в порядок и шагать наружу.
К моему удивлению, в комнате было пусто и чисто, все предметы находились на своих местах, а на столике перед зеркалом лежала записка от девятого:
«Прошу прощения. Впредь буду осмотрительнее».
О том, поговорил ли он с прислугой, рассказало добродушное поведение последних. Мне перестали отказывать в помощи под самыми немыслимыми предлогами, как это делали кучер и конюх, горничные прекратили пугать и проливать на книги мыльные растворы, а повариха более не позволяла себе хамить, называя меня почти ласково «милочка». Дабы сэр Лесски более в моем гардеробе не плутал, мне наконец-то позволили переехать в другую комнату, что я сделала с превеликим удовольствием в тот же день.
В последующую неделю Ганс в доме появлялся редко. Говорил со мной лишь тет-а-тет, в остальное же время он был отстраненно надменным, как аристократ голубой крови. Настоящий Его Величество Дворецкий.
На четырнадцатый день своего служения я случайно нашла стеллаж с книгами для студиозов столичной академии, почти полный набор курсов по стихиям: земля, воздух, вода, огонь, дерево и металл. Восприняла это как хороший знак, решающий. Буду учиться самостоятельно, а Лесски пусть продолжает думать, допускать меня в лаборатории или нет. Оставив стеллаж на чердаке, я спустилась в столовую к обеду и с удивлением обнаружила Ганса и профессора, увлеченно обсуждающих какое-то изобретение.
Увидев меня, они смущенно замолчали.
– Добрый день, разрешите присоединиться… – и, услышав «да-да!» от одного и «присаживайтесь…» от другого, с улыбкой добавила: – К обсуждаемой теме.
Лесски, поднявшийся, чтобы помочь мне занять свободное место, удивленно застыл:
– Зачем?
– Леди интересно, – ответил за меня дворецкий и, отодвинув стул, галантно помог мне сесть. – Мы только «за»!
Отвечает за двоих, удивительное панибратство с хозяином дома, а слуг при этом он считает неровней. Исключением стала я. И с чего бы это?
– Благодарю. – Спина ровная, руки на коленях, взгляд сияющий. Я улыбалась, не обращая внимания на возникшую за столом тишину.
– Может, чаю? – спохватился Ганс. – Вам с молоком или без?
– Без, спасибо. – Взяв чашку, спросила: – Так что вы обсуждали?
– Прибор, – пробурчал девятый, пряча взгляд на дне чашки.
– Какой? – не поленилась я задать встречный вопрос.
– Сложный.
И опять сухой ответ. Если бы мы говорили в другое время, я бы промолчала, но сегодня, в этот чудесный безоблачный зимний день, его нежелание говорить меня ничуть не задело.
– Магтехновинку или последнее улучшение старой?
– Новинку. – Кажется, в голосе правообладателя появилось раздражение. И с чего бы это?
– Новинками этого года стали: пятновыводитель, запечатлитель и эварсоп для докторов, – блеснула я осведомленностью и благодушно вопросила, помешивая чай: – Что обсуждаете вы?
Со стороны вся ситуация выглядела смешно и обыденно: маленькая девочка ворвалась на территорию взрослых мужчин. Но те держатся обособленно в стороне и продолжают с серьезным лицом лепить куличики. Вернее сказать, профессор все еще лепил, то есть чертил что-то в блокноте, а Ганс отстранился, с интересом переводя взгляд с него на меня. Истинный огневик – ждет, когда ситуация станет погорячее, чтобы вступить в диалог.
Молчание затягивалось.
– А я все еще жду ответа, – произнесла нараспев и улыбнулась. – Так над чем вы работаете?
Мужчины обменялись взглядами, и девятый сдался, предъявив свои «куличики». Он показал мне блокнот, поясняя:
– Совершенствуем запечатлитель. – И глядя в сторону: – У него слишком громкий звук.
Я вспомнила свою попытку фиксации портрета на слайд и озвучила собственное замечание:
– Это не самая большая проблема аппарата. Вы видели его вспышку? Она ослепляет человека и портит красящий слой картин! Право слово, в борьбе за улучшение первым делом стоит ослабить именно ее.
Лесски молчал, и взгляд его, направленный исключительно на меня, весьма настораживал. Неужели он увидел нанесенный портрету урон? Если так, я пропала.
– Вспышку? – Лицо дворецкого дрогнуло, но не просияло улыбкой.
– Да, – взяв перо, обвела кружком пластину в схемах аппарата. – Уверена, что это из-за сверхсильной линзы. А что до звука «счоп!», он еще не так страшен.
– Но будит спящих, – усмехнулся огневик.
И неизвестно за что, но он получил от профессора воздушный удар по шее. Пусть я не увидела этого, но волнение потоков ощутила.
– А вы пытались запечатлеть человека во сне? – недоуменно спросила, переведя взгляд с дворецкого, который вновь надел каменную маску, на профессора. – Зачем?
– Композиция была на удивление…
– Изящной, – оборвал его Ганс.
– Очень… – подтвердил Лесски и прищурился, глядя на меня: – Но звук ее спугнул.
– Ко всеобщему сожалению, – вздохнул огневик и с невинным взглядом сообщил: – Говорят, там было на что посмотреть.
– Вот как? – Я пожала плечами, стараясь не вспоминать королевский вид сзади.
И нет сомнений в том, кого хотел запечатлеть профессор. Наверняка он разбудил леди Ритшао щелчком и поплатился полным опустошением резерва. И, несомненно, стихийник глупо попался и крупно пострадал, однако это абсолютно не мое, служкино, дело. А потому, не осуждая развязного поведения Лесски, я признала его правоту:
– Что ж, в этом случае звук действительно слишком резок.
За столом раздался тихий вздох облегчения. Далее мы обедали в учтивом молчании, однако долго оно не продлилось.
– Ирэна, простите за любопытство. – Ганс смотрел с усмешкой. – А когда вам довелось использовать запечатлитель?
Сказать, не сказать? Смолчать, не смолчать? На самом деле портрет не настолько испорчен, чтобы это стало заметно. И Лесски, отображенный на нем, благодаря мелким трещинкам приобрел шарм благородства и теперь не казался завзятым франтом из столицы. Хотя, надо признать, сестры отнюдь не против приобрести девятого даже в амплуа щеголя. Они мне так и написали: «Такой в зятьях нам бы очень пригодился». На что я ответила: «Кому надо, та пусть и берет». Но все это пустое… Так что же ответить?
– Мой жених… бывший… был счастливым обладателем этого аппарата. – Это правда, однако я никогда не видела его приобретение.
– И он не объяснил, как уберечь глаза от вспышки?
Въедливый прищур дворецкого не позволил смутиться, и я гордо вздернула подбородок, объясняя:
– Не поверите… хотела сделать сюрприз. А в итоге чуть не ослепила и его, и себя.
– То есть вы были в ладу с женихом? – Это уже Лесски оторвался от сочной отбивной. Посмотрел заинтересованно.
Я ушла от ответа, не покривив душой:
– Трудно сказать, ведь именно с ним я поняла, что лучше не делать сюрпризов.
И огневик вновь проницательно предположил:
– Потому что один из них закончился пожарищем?
– Обнаружением измены, которая привела к пожарищу! – поправила я. И даже позволила голосу дрогнуть, словно бы это событие было сильнейшим ударом. Несомненно, оно таковым и было, но отнюдь не из-за интрижки сэра Норвилла.
– А пожар разожгли вы? – не отступился дворецкий.
– Я? – тяжелый вздох и рассеянное: – Я была потрясена и мало что помню, в отличие от огневички, что ютилась в руках… барона.
– А… – начал было Ганс, но профессор его остановил:
– Мы собрались, чтобы пообедать.
– Простите, не хотел испортить аппетит.
– Ничего-ничего… – прошептала я.
А по глазам огневика видно, что этот разговор не окончен. Что ж, Ваше Величество Дворецкий, сейчас и я предъявлю свое умение видеть детали и читать между строк.
– Скажите, Ганс, сколько столетий насчитывает ваш род в Аркаде? Шесть или всего лишь пять?
– Девять! – рьяно вступился он за честь своих предков и попал в мой капкан.
– Так вы из очень знатного рода… – невинно посмотрела на мужчину, окаменевшего не только лицом, но и телом. – Как интересно! И какая причина загнала вас сюда, в предместье Ридмейры?
– Проклятый Всенижний! – выдохнул профессор, отбросив приборы.
– Ирэна… – Голос дворецкого был зловещим, глаза метали молнии, а я продолжала улыбаться, точно зная, что на конфликт он не пойдет. Огневик в бегах или около того, и личность свою раскрывать не намерен, а значит, припугнет: – Я попрошу вас, мисс Адаллиер…
– Оставьте, Ганс, мы же в одной упряжке. – Коварная улыбка и вопрос: – Или к вам следует обращаться иначе? Гансуорд эль Гаерд, а может, Гансвирд эль Шозарри?
Я наугад назвала имена холостых потомков двух самых значимых родов Аркады и не прогадала. Мужчина потемнел лицом, но быстро справился с нахлынувшим гневом:
– Вы, моя дорогая, можете звать меня просто Ганс.
– А вы меня – Ирэной, я не против.
Атмосфера холодной войны медленно сошла на нет. У меня получилось даже свободнее вздохнуть и вновь напомнить себе о найденных книгах, а значит, и о светлом будущем.
– А… – хотел что-то спросить профессор, но на этот раз был оборван огневиком:
– Мы собрались, чтобы пообедать.
– Действительно, – согласилась я, – не стоит задавать неуместных вопросов. В противном случае мы переключимся на вас, а вы вряд ли это вынесете…
– Зря, – брякнул дворецкий и, позабыв об обиде, сверкнул потрясающей улыбкой и взглядом указал на профессора.
Интриган подставил меня мнимой фамильярностью и вседозволенностью в общении с правообладателем, и я с опозданием поняла нелепость собственных умозаключений. Прикусив губу, посмотрела в сторону помрачневшего Лесски, мысленно припомнив пару неприличных выражений. Может, попросить прощения? Вдруг пронесет?
– Не стоит, – неизвестно к кому обращаясь, прошептал черноглазый пакостник в то время, как светлый взгляд девятого наливался гневом, а голос сталью.
– Иначе что, Ирэна? – Казалось, что мое имя он проскрежетал.
Рано я возомнила себя равной, нужно было промолчать, превратиться в статую или вовсе удалиться к себе, но поздно. Можно взмолиться о прощении, можно устроить истерику, разыграть ничего не понимающую дурочку, но все это не позволит избежать наказания в будущем. Поэтому…