Я никогда раньше не била другого человека. Я думала, что испытаю мгновенное раскаяние, опускаться до насилия – не в моем стиле. Но единственное, что я действительно почувствовала, – это ушиб бедра и боль в локте. Хотя у меня зубы сводит каждый раз, когда я вспоминаю, как мой локоть встретился с носом Джонса-младшего. Как будто бы кто-то провел гвоздем по грифельной доске. Кто бы мог подумать, что кости такие хрупкие… это было легко, как разломить шоколадку «Кит-Кат».
Итак, прошла неделя, и это мой последний день в ДДФ.
Вы, должно быть, удивляетесь, почему меня не уволили сразу. Ответ прост: я чертовски хороший адвокат, вот почему. И чертовски умная женщина, черт бы их побрал. Прежде чем слова «ты уволена» сорвались с их губ, я любезно напомнила им о том, каким наблюдательным бывает Джонс-младший и как он любил смотреть на мою грудь. И о том, что я была единственной женщиной на руководящей должности в их фирме. А также что я могу убедить любого присяжного в том, что Джонс-младший произнес эти слова, издеваясь над собственным клиентом. Потом я мягко предположила, что могу поговорить с каждой женщиной в их фирме и узнать, не сталкивались ли они с чем-то подобным. Кровь хлестала из носа Джонса-младшего, горячий кофе расплывался на его рубашке, а мы пришли к соглашению, что я возьму недельный отпуск, чтобы снова встретиться с ними через неделю.
Кроме того, я ведь упала – не то чтобы я действительно хотела разбить ему нос. Ну, не совсем.
Спустя неделю, дюжину электронных писем и жарких переговоров по видеосвязи мы решили расстаться (не по-дружески).
И вот я здесь: мой последний рабочий день.
Я всегда представляла себе уход с работы как драматическое и зрелищное событие – с гордо поднятой головой ты прокладываешь свой путь по длинным коридорам офиса, твои бывшие коллеги выстроились по бокам, ахают и пялятся. А ты идешь, обхватив руками классическую картонную коробку, наполненную вещами с твоего стола. Что-то в стиле «Безумцев».
За исключением того, что сейчас не 1961 год, к тому же я не помню, чтобы Пегги из «Безумцев» когда-либо била своего босса. Да и коробки, заполненной вещами, у меня нет, есть только кактус.
Моя сестра, детский психолог, сказала бы, что маленький колючий кактус на рабочем столе символизирует мой собственный характер. А я скажу, что это просто долбаный кактус. Подаренный клиентом и упорно отказывающийся умирать, поэтому я забираю его с собой. Этот мелкий зеленый молокосос слишком настойчив и не заслуживает оставаться в таком месте, как «Джонс, Джонс & Фишер».
– Хорошего вечера, Маргрет. У вас есть все мои контакты на случай, если возникнут какие-то проблемы. – Я стою в дверях с дамской сумочкой на плече и маленьким цветочным горшком в руках.
Маргрет улыбается фальшивой улыбкой, желает мне хорошего вечера в ответ и возвращается к набору текста, ее пальцы быстро бегают по клавиатуре. Она меня ненавидит. Это очевидно. Я всегда это знала. Я много кому не нравлюсь, но Маргрет, вероятно, больше всех, ведь это ей приходилось по много раз переписывать мои доклады, и это она обычно оказывалась в эпицентре бури, когда я не могла совладать с гневом после проигрыша дела в суде. И если вам интересно, знает ли она, что это мой последний день… она отвечала за распределение моих дел между другими адвокатами фирмы, и это она связывалась с IT-отделом, чтобы они отключили мою почту. Так что да… она знает, и ей насрать. А мне должно быть насрать на то, что ей на меня насрать, так ведь? Мне кажется, я должна заплакать, но слезы так и не приходят. В конце концов, сегодня знаменательный день в моей жизни.
Когда я захожу в лифт, Хлоя, Джейсон и Робин, все из IT-отдела, выходят мне навстречу. Они расходятся в стороны, пропуская меня. Джейсон избегает смотреть мне в глаза, вместо этого смотрит себе под ноги. Я общалась с ними, только когда возникали проблемы с компьютером, так что к моменту, когда они заходили в мой кабинет, я всегда была зла и расстроена.
– Добрый вечер. – Я знаю, что кто-то из людей только что заблокировал мне доступ в рабочую почту. Но это их работа, они просто выполняют приказы. Хлоя, ошеломленная тем, что я к ней обращаюсь, замирает, ее взгляд мечется между мной и Робином.
– Эм… добрый вечер, мисс Монтгомери.
Я улыбаюсь, но они просто сбегают обратно в офис не оглядываясь. Болтовня с персоналом обычно не входит в список моих приоритетов и обязанностей. Но сегодня особенный день.
Сегодня вечер пятницы. Вестибюль в момент, когда я спустя двадцать лет работы в компании в последний раз выхожу за ее двери, странно пуст. Конечно, сотрудники знают, что что-то произошло между мной и начальством, но они не знают подробностей, и никто не осмелится спросить. Джонс-младший в тот злополучный день прятался в своем кабинете с пакетом льда на носу, а затем выскользнул из здания через черный ход. А я выбежала так быстро, что никто не заметил моего шокированного вида.
Я делаю глубокий вдох, запоминая все знакомые запахи: чернил из копировальной машины, несвежего кофе из столовой, резкого запаха дезодоранта «Ахе», которым, похоже, пользуется каждый стажер мужского пола. Отвратительная смесь ароматов, но это запах дома. И я буду скучать.
Оказавшись на подземной стоянке, я иду прямо к машине, стук моих каблуков громким эхом разносится по пустому пространству.
Когда я сажусь в машину, звонит телефон, и я включаю Bluetooth-гарнитуру, прежде чем ответить:
– Да?
– Привет, милая! Как прошел твой последний день? – раздается в трубке.
– Привет, мам. Все нормально, без происшествий.
– Ты проработала там столько лет, уверена, что принимаешь правильное решение? Ты слишком молода, чтобы выходить на пенсию.
– Да, мам, – слушаюсь я. Как будто бы у меня был выбор. Я потеряла работу в тот момент, когда ударила Джонса-младшего. Даже не так. Я потеряла ее в тот момент, когда решила, что не буду следовать их плану по защите Фиби. Все, что было после, стало просто ягодками на торте с ядовитой прослойкой. Одна мысль о злобных словах, слетевших с губ Джонса-младшего, вызывает у меня отвращение. Можно ли было сказать что-то еще более мерзкое и грубое? Я думаю, нет. Вот почему я вышла из себя. Как никогда раньше. Играй по-крупному или иди домой – так я всегда говорю. И я ни о чем не жалею. Он заслужил больше, чем тот неловкий удар, а двое других заслуживали чего-то столь же болезненного. У них есть дочери, жены, матери. Но они просто поддержали Джонса-младшего.
Я отдала фирме свою кровь, пот и лучшие годы, а Джонс-младший – просто жадная до денег свинья, женоненавистник, думающий, что ему закон не писан. Двое других не многим лучше, учитывая, что они просто сидели сложа руки и молча одобряли подобное поведение. И в моих глазах они виноваты в той же степени. Не только потому, что они смеялись над отвратительными словами Джонса-младшего, но и потому, что они все были заодно.
– Тебе наверняка устроили шикарные проводы? – спрашивает мама.
Моя бедная, милая, наивная мама. Она не знает всей истории. Я думаю обо всей крови, которая текла из носа Джонса, и о запачканном ковре в конференц-зале, который теперь, должно быть, уже почистили. Так что нет. Мне не устраивали шикарные проводы. Потому что вряд ли шикарными проводами можно назвать соглашение, которое мне пришлось подписать с Джонсами и Фишером: не подавать в суд, не разглашать подробности увольнения и не отзываться о фирме негативно. Я все еще могу заниматься юридической практикой, если захочу, но в течение следующего года я не могу делать это в радиусе десяти миль от фирмы. Самой большой победой для меня были даже не деньги, а факт, что я смогла уговорить Джонса-младшего посетить пару психологических тренингов. И добавила оговорку в соглашение, что, если какая-либо другая женщина когда-либо выступит с обвинениями в домогательствах или нападениях, наше с ним соглашение станет недействительным, и я смогу выступить свидетелем для этой жертвы.
Если бы я рассказала родителям всю историю, я бы нарушила условия соглашения, а родители непременно бы поведали все всем своим знакомым. Так что версия для родителей такова: у меня возникли разногласия с партнерами, и мы все подумали и решили, что будет лучше мирно расстаться в обмен на хорошее выходное пособие.
Хорошее – это очень аккуратный эвфемизм для «миллионов».
– Нет, мам, никаких проводов.
– Может быть, это будет вечеринка-сюрприз. Никогда не знаешь наверняка.
Сюрприз? Ха-ха. Конечно. Я выезжаю из гаража и направляюсь в сторону дома. В голове крутятся разные мысли. У меня есть привычка все анализировать и рационализировать, это делает меня хорошим адвокатом, но не самым приятным человеком.
Если подумать, сегодня вечером на работе и правда никого не было… Может быть?.. Нет, вряд ли. Я имею в виду… Может так случиться, что кто-то и правда решил организовать ее? Вечеринку-сюрприз?
О, нет. Разумеется, нет. Вряд ли найдется в офисе хоть один человек, который захотел бы сделать что-то подобное для меня. Да никто из них даже открытки на прощание не подписал. Это угнетает. Хочется заглушить эмоции алкоголем.
– Мам, я перезвоню, – бросаю я в трубку и набираю номер моей сестры Нины, которая встречается с Кевином, одним из тех парней, которые распространяют по офису запах дешевого дезодоранта. Он не стажер, но ведет себя как стажер, работает в бухгалтерии моей, теперь уже бывшей, фирмы. Меньше всего я хочу сейчас видеть кого-то из ДДФ. Но выпить вдвоем с Ниной было бы здорово.
– Алло? – Я едва могу различить голос сестры сквозь шум на фоне.
– Милли? Это ты?
– Привет, да, это я! – кричу я в ответ, как будто тоже нахожусь в шумном месте. – Где ты?
В трубке раздаются приглушенные и едва различимые звуки.
– Милли? Что случилось?
– Я еду с работы. Где ты? Не хочешь чего-нибудь выпить?
– Ой, я тут с подругой, празднуем ее повышение. Не хочешь присоединиться?
Конечно, она празднует чей-то успех. Так делают все нормальные друзья. Кроме меня. Я ухожу домой в гордом одиночестве и страдаю. На заднем плане слышится голос Кевина.
– Не, спасибо, может быть в следующий раз. – Я заталкиваю поглубже какой-то неясный комок мутных эмоций, мешающийся в горле. – Повеселитесь там.
– Но завтра встречаемся за завтраком! Все же в силе?
– Да. Увидимся. – С этими словами я кладу трубку.
До дома я добираюсь минут за десять. В подъезде стоит гнетущая тишина. Все жильцы или гуляют где-нибудь, или проводят вечер дома, со своими близкими. А я захожу в пустую квартиру, где меня встречает только скучающий взгляд и осуждающее мяуканье моего кота. Добро пожаловать в прекрасную новую жизнь.