Все-таки Новый год – самый радостный и ожидаемый праздник. Допускаю, что существуют отдельные мрачные личности, утверждающие, что Новый год – еще один шаг к неизбежному концу. Лично мне их искренне жаль. Сразу вспоминается старый анекдот из моей прошлой, медицинской, жизни: «Доктор, я жить буду? – А смысл?..»
Я, например, подсознательно начинаю ощущать приближение новогоднего праздника примерно недели за три. Люди вокруг меняются, становятся оживленнее, приветливей, в глазах зажигаются проказливые огоньки, отовсюду слышны шутки, смех. На улицах и в магазинах появляются первые украшения – бумажные снежинки, китайские гирлянды, светомузыка, – и возникает приятная предпраздничная суета.
А уж за три-четыре дня вспыхивает натуральный ажиотаж. Все мечутся, скупают на подарки уже никому не нужные вещи, в продуктовых магазинах самые настоящие очереди за самыми обычными товарами. Толкотня, беготня, гвалт. Но таковы уж мы, россияне, – все делаем в самый последний момент.
Вот и я за три дня до Нового года все еще не определился, где и с кем буду его встречать. Холостая жизнь, конечно, имеет свои плюсы, но минусов у нее тоже хватает. Один из них можно обозначить примерно так: «Кому он нужен, этот Васька?». Здорово, если есть прочная, устоявшаяся компания. Но у меня ее не было. Нет, конечно, существовало минимум два места, где я оказался бы желанным гостем, но всему виной мой неугомонный и общительный характер. Ему все время нужны новые ощущения, новые впечатления, ну и новые приключения, естественно.
И вот сегодня, в последний рабочий день – предпраздничный, я сидел за своим рабочим столом в редакции и чертил табличку. По вертикали в первой колонке я выписал все возможные компании, куда бы можно было пойти, а следующие две колонки обозначил как «за» и «против». В самый разгар этого ответственного дела в комнату неожиданно вкатился Колобок, то есть мой непосредственный шеф – Григорий Ефимович Разумовский. Прозвище свое он оправдывал на все сто: кругленький, лоснящийся, энергичный и самоуверенный – вылитый Колобок!
Правда, передо мной после той жутковатой истории с полтергейстом из Заречья, когда я буквально спас шефа от растерзания потусторонними силами, вырубив его на несколько минут и тем прервав гибельный контакт, Разумовский не то чтобы терялся, а относился ко мне с заметным пиететом.
– А, Дмитрий Алексеевич, – изрек Колобок, уставившись на меня и в замешательстве теребя мочку уха, – очень хорошо, что вы еще здесь.
– Почему – еще, Григорий Ефимович? – не понял я, с сожалением оторвавшись от своей непростой задачи.
– Потому что есть одна небольшая проблемка, которую решить сможете только вы.
У меня неприятно засосало под ложечкой. Когда шеф изъяснялся подобным образом, сие означало, что или «горела» полоса и в нее срочно требовалось «влить» информацию до полного объема, либо наклевывалось какое-то нестандартное дело, лучше с мистическим душком. И в том и в другом случае журналист Котов – ваш покорный слуга – считался у начальства чуть ли не единственным специалистом, способным «лечь грудью на амбразуру», но добыть нужные килобиты в кратчайшие сроки.
– Это новогодний сюрприз? – желчно поинтересовался я. Обычно такой тон мигом сбивал шефа с делового настроя, Колобок терялся, начинал мямлить, а иногда даже просил прощения за беспокойство. Но не в этот раз!
– Можно сказать и так, – невозмутимо заявил он. – У нас киднеппинг!
– У нас в стране каждый год похищают по нескольку тысяч людей. Это давно уже не сенсация.
– Но не в этом случае.
– И что в нем особенного?
– Из Заречного детдома исчезло сразу пятнадцать детей! – Колобок воззрился на меня с видом форварда, забившего финальный мяч.
– Опять Заречье? – парировал с усмешкой я. – Неужели снова полтергейст зашевелился?
При слове «полтергейст» шефа заметно передернуло, но он все же нашелся.
– Вот ты и выясни, Котов.
– Это шутка?
– Почему?
– Двадцать девятое декабря, Григорий Ефимович! – трагическим голосом сообщил я.
– Рабочий день, – пожал он плечами. – Действуйте, Дмитрий Алексеевич, – и стремительно выкатился из комнаты.
Шутки кончились. Я мрачно уставился на свою таблицу.
– Вот тебе, чтоб не мучился! – громко сказал я в пространство и вычеркнул все пункты, кроме одного: «Ракитины».
Что ж, первая мысль всегда самая верная. Поскольку в нашем городе киднеппинг – явление нечастое, даже редкое, невзирая на государственную статистику, заниматься им, конечно, будет капитан Олег Ракитин, лучший опер криминальной милиции, мой бывший однокашник и самый близкий друг.
«А вообще-то, какой может быть киднеппинг в детдоме?! – мои тренированные извилины уже заработали в нужном направлении. – Логичнее предположить массовый побег, например? Тоже не редкость в наше время. Поскольку условия жизни в этих заведениях частенько несильно отличаются от исправительно-трудовых колоний. Детки, детки, и куда же вас понесло? Зима в полный рост: морозец под двадцать, сугробы выше головы. В городе спрятаться особо негде. Милиция перекроет все немногочисленные дороги, автовокзал и „железку“, потом начнут планомерное прочесывание подвалов и заброшенных строений – выловят по одному и пачками за несколько дней! Вот если бы пропал один ребенок, тогда возможно…»
Умственные упражнения мои были прерваны внезапно ожившим служебным телефоном. Даже не пытаясь догадаться, кто бы это мог быть, я снял трубку.
– Котов слушает.
– Але, это номер 55–24—12? – раздался в наушнике подозрительно знакомый голос.
– Нет…
– Так что ж вы снимаете трубку?
– Блин, Дюха! – радостно взревел я. – Откуда ты, черт?
Опустившийся почти до нуля градус моего настроения стремительно прыгнул к точке восторга, потому что это был он, Андрей Куваев, мой бывший сосед по парте, тоже старый друг, а еще – системный программист, забияка и путешественник. Правда, на путешествия его «пробило» буквально последние лет пять. Именно поэтому мы теперь виделись редко, но это никак не отразилось на наших чувствах. Более того, с некоторых пор у нас вошло в привычку собираться у кого-нибудь на квартире после очередного Андрюхиного возвращения и слушать рассказы о его приключениях, потягивая ром или благородный коньяк и покуривая любимые сигареты.
«Кажется, Новый год у меня все-таки состоится!» – весело подумал я.
– Из Аотеароа, Димыч, – уже нормальным голосом загудел Андрюха, – то есть из Страны Длинного Белого Облака!
– Ух ты, из Новой Зеландии?!
– Соображаешь, молодец!
– И чего ты там забыл?
– Все комменты при личной встрече.
– Ладно, потерплю. А где?
– Думаю, договоримся. Сейчас вот Олегу позвоню…
– Не дозвонишься.
– Почему?
– У нас тут киднеппинг образовался. А такая работенка по его части.
– М-да, как все запущено, – Дюха явно погрустнел.
– Не сникай, – успокоил я. – Меня тоже к этому делу припахали, как журналиста, так что я с Олегом сам переговорю насчет точки рандеву.
– О’кей, Димыч, – воспрял наш бродяга. – До связи!
Я с удовольствием припечатал трубку к аппарату и потер руки – отлично, мсье Котофф, работаем! Привычно прошерстил ящики стола, собрал «походный минимум»: диктофон, блокнот, ручку, фонарик, лупу и медицинские перчатки. Последние три вещи на самом деле вовсе нелишние в работе репортера уголовной хроники. Куда только не приходится лазить и в чем только ни приходится ковыряться в поисках «горячей» информации для заметки или репортажа.
Добавив к набору пару пачек сигарет и бутылку холодного зеленого чая, я застегнул сумку и вызвал по мобильнику Олега Ракитина.
– Привет, опер! Идешь по следу?
– Копаюсь в снегу! – неприветливо отозвался Олег. – Чего надо?
– Звучит оптимистично, – не удержался я. – А мне тут задание дали. Новогоднее.
– Если ты по поводу праздничного меню, звони Алене. Мне некогда!
– Вряд ли твоя жена здесь поможет. Первым пунктом у меня значится киднеппинг в Заречном детдоме.
В трубке отчетливо засопели, послышалось сдавленное ругательство, наконец Ракитин как-то натужно пропыхтел:
– Хватит болтать, Димыч! Сколько тебе сюда добираться?
– Ты что, застрял? – догадался я. – И где?
– Километр до детдома не доехал!
– Гут, мин херц, – подскочил я, – жди минут через двадцать!
Служебную машину Ракитина я увидел издалека. Вернее, виден был только зад его «ауди», каким-то непостижимым образом умудрившейся слететь с совершенно прямой дороги на обочину и зарыться в сугроб. И это при том, что Олег умел виртуозно управлять любым колесным транспортом!
Я остановил свой полноприводный «сузуки» буквально в паре метров от «ауди» и лишь тогда обнаружил бравого капитана, усердно откапывающего левое крыло машины.
Я вышел из джипа, но Олег поднял голову только на звук захлопнувшейся дверцы.
– Привет! – пропыхтел он, вытирая рукавом куртки раскрасневшуюся физиономию.
– Физический труд на свежем воздухе весьма полезен для здоровья работников охраны правопорядка, – хмыкнул я, пожимая руку друга.
– Когда-нибудь я тебя засажу суток на тридцать, Котов! – немедленно набычился Олег.
– За что, начальник?!
– За оскорбление при исполнении!
– Ух, ты! – развеселился я. – А разве старшие оперуполномоченные теперь обязаны откапывать застрявшие в снегу машины? Как интересно!
– Заткнись! – рявкнул Ракитин, закипая всерьез, и мне пришлось примирительно замахать руками. Потому что разозлить Олега было легко, а вот утихомирить весьма сложно. – У тебя трос есть?
– В Греции все есть… – брякнул я по инерции, но тут же спохватился: – Конечно, имеется. Щас все сделаем в лучшем виде!
Я вытянул из лебедки под передним бампером джипа метра три прочного полимерного троса и накинул петлю на фаркоп «ауди». Вся операция спасения не заняла и пары минут. Когда ракитинская легковушка прочно встала в присыпанную редким песочком колею, я, отцепляя трос, все же не удержался и спросил:
– Как все-таки тебя угораздило слететь с дороги, Олежек?
– Сам не понимаю, – пожал он плечами. – Ехал не быстро, километров семьдесят…
– Может, встречная машина была?
– Да нет вроде…
– Так «нет» или «вроде»? – насторожился я. Не в характере Ракитина подобные сомнения.
– Понимаешь, Димыч, – Олег действительно выглядел теперь растерянным, – не помню я!
– Погоди, – я достал сигареты, – давай-ка покурим, успокоимся…
– Ладно, – он тоже вытащил пачку, – давай.
Мимо со стороны Заречья прокатил расхристанный «уазик». Водитель, заметив нас, сбросил скорость, разглядывая и, видимо, прикидывая, нуждаемся ли мы в помощи. Ракитин рассеянно посмотрел на него и отвернулся. Я тоже непроизвольно посмотрел на водилу и вдруг встретился с ним взглядом. На какую-то долю секунды у меня возникло ощущение, что я знаю этого молодого человека, вернее, знал раньше. Но мысль пропала, так и не сформировавшись, и я решил, что обознался. Водитель тоже не проявил никаких эмоций в мой адрес и укатил в сторону трассы.
Мы с Олегом уселись в мой джип – теплый, уютно ворчащий дизелем – и дружно задымили, приспустив стекла.
– Кого это ты так внимательно рассматривал? – поинтересовался Ракитин. – Знакомый, что ли?
– Да нет, думаю, показалось, – отмахнулся я.
– А мне вот не показалось, – замедленно, задумавшись о чем-то, произнес Олег. – Определенно я сегодня уже видел этого «козлика»… Какой у него номер?
– Не запомнил…
– Зря. Кажется, «в 756 бе»… Регион наш.
– И бог с ним! Наверное, этот мужик просто живет здесь, в Заречье. Вернемся лучше к нашим баранам… Итак, ты ехал в Заречный детдом разбираться с заявлением о пропаже полутора десятков ребятишек… Кстати, есть какие-нибудь подробности?
– Да. Вчера вечером после отбоя все воспитанники были на месте. Ночной обход палат и комнат, который совершает дежурный воспитатель между двумя и тремя часами ночи, также не выявил отсутствия ребятишек. А в семь часов у них там побудка. Ну, естественно, это не армия и не колония, потому и встают детдомовцы не все и не сразу. Видать, по этой причине пропажу быстро и не обнаружили. К тому же исчезли не однокашники и не товарищи по какой-то одной комнате. Ребята пропали разного возраста и из разных комнат! Так что, если это побег, то больно уж странный. Короче, заявление поступило от заместителя директора в семь тридцать утра, сегодня. Наш дежурный принял заявление и передал в отдел в оперативную разработку…
– Сейчас, между прочим, уже девять тридцать, – посмотрел я на часы. – Где же ваша оперативность, господин опер?
– Димыч, ты не поверишь, – Ракитин нервно усмехнулся и сделал глубокую затяжку, – но меня все утро преследует какая-то чертовщина.
– Ты же знаешь, Олежек, бесовщина, паранормальщина и прочий полтергейст по моей части, – небрежно сказал я, хотя внутри уже запела струнка охотничьего азарта, будто в предвкушении очередного приключения.
– Да уж, – Ракитин резко выдохнул дым и продолжил медленно, словно через силу: – Это началось почти сразу… Сначала я не мог ни до кого дозвониться, то есть собрать бригаду для выезда. Виданное ли дело: дежурная бригада не готова выехать! Один на толчке сидит, слезть не может; второй ключ от сейфа сунул куда-то, никак не найдет. А там, между прочим, все бумаги плюс табельное оружие! Водила вообще сгинул – никто его не видел с ночи и мобильник молчит…
– Интересно! А с тобой лично что произошло?
– Ну, поглядел я на этот бардак и решил: поеду один. Приказал олуху Руденко всех собрать и догонять на «уазике», а сам – бегом на стоянку. Из подъезда выскочил, да ка-ак навернусь в полный рост на крыльце! – Олег виновато покосился на меня. – Веришь, Димыч, это я-то, мастер спорта по дзюдо, не сумел сгруппироваться?!
– М-да, бывает, – неопределенно пожал я плечами.
– Не бывает! У меня было четкое ощущение, будто кто-то или что-то одновременно подсекло мне пятки и толкнуло в грудь! – Ракитин выпалил фразу на одном дыхании и уставился на меня. Окурок в его пальцах заметно подрагивал.
– Спокойно, дружище, – я постарался улыбнуться как можно искреннее, но получилось неважно. – Разберемся! Что еще необычного с тобой произошло?
– Ну, слава богу, я ничего себе не отбил и не сломал, хотя локоть и ноет, – он кивнул на свою правую руку. – Дальше… Машина при выезде на трассу заглохла.
– Как это?!
– А так! Там подъемчик небольшой, я скорость сбросил, воткнул вторую передачу, отпускаю сцепление и – кирдык!
– Ну, машина у тебя старая, а инжекторы ты лет сто не мыл.
– Не-а, Димыч. «Старушка» моя только позавчера с техосмотра вернулась. Оперативные машины у нас разве что языками не вылизывают.
– Ладно, что еще?
– Вспомнил! Вот там я и увидел этот «уазик», – хлопнул себя по лбу Олег. – Он со стороны Моряковки по трассе шел. Притормозил вот так же… И укатил.
– Да к черту «уазик»! – нетерпеливо перебил я его. – Вспомнил – и хорошо. Рассказывай дальше.
– А мое последнее приключение – вот, – он ткнул окурком в мирно пыхтящую выхлопной трубой «ауди».
– Что, по-твоему, заставило тебя свернуть с дороги? – уточнил я, выкидывая свой «бычок» в окно.
– Показалось, что здесь поворот, – помолчав, нехотя ответил Ракитин и тоже избавился от окурка. – Лады, Димыч, поехали. И так времени потеряли… – Он вылез из джипа и направился к своей машине.
– Еще вопрос, капитан, – окликнул я его из опущенного окна. – А где же твоя бригада на «уазике»?
Олег посмотрел на меня так, будто я лично спрятал его «орлов» и теперь издеваюсь над ним. Несколько секунд он топтался в нерешительности, потом достал мобильник.
– Руденко?.. Ну и где вас черти носят?.. Что значит, не знаешь?!.. Какая еще Черная речка?! В Заречье вам надо! В Заречье! В детдом!.. – Ракитин сунул телефон обратно во внутренний карман куртки и ошалело посмотрел на меня: – Слышал?..
– Угу. А чему ты удивляешься? Если здесь и впрямь замешана нечисть, события развиваются весьма логично.
– Димыч, прекрати! Я в мистику не верю!.. Скажи еще, что мы вообще до детдома не доедем?
– Возможно, но… маловероятно, – я сделал глубокомысленное лицо. – Непохоже все-таки это на нечисть.
Олег сплюнул, забрался в машину, и «ауди» сорвалась с места, как камень из пращи, взрыв колесами утрамбованный снег. Я понял, что немного переборщил, и не спеша покатил следом, решив дать возможность бравому оперу слегка остыть.
Вообще-то, картина вырисовывалась преинтереснейшая. Несколько разновозрастных ребятишек бесследно и, похоже, бесшумно исчезают из запертого здания где-то между тремя и семью часами утра. Заявление следует вскоре после обнаружения пропажи, милиция реагирует стандартно, однако дальше логика событий нарушается. Такое впечатление, словно кто-то или что-то намеренно пытается помешать или, по крайней мере, максимально задержать расследование! Если встать на эту точку зрения, объяснение становится простым и одновременно невероятным. Простым, потому что все события утра обретают ясность и мотив. Невероятным, потому что совершенно непонятно, что же за фактор породил их? Я, конечно, склонен к мистике и считаю, что она – такая же неотъемлемая составляющая нашей жизни, как наука и религия. Но в данном случае я, как говорил один из героев сэра Артура Конан Дойла, категорически отвергал вмешательство потусторонних сил. Что-то подсказывало мне, что причина необычности все же имеет вполне земное объяснение. Но вот какое?..
Вопреки ожиданиям Олега, мы оба благополучно доехали до ворот детдома. Запарковав машины на небольшой, аккуратной стоянке, мы прошли к турникету охраны и предъявили свои удостоверения. Толстый мужик в черной вохровской форме долго вертел наши «корочки», щуря маленькие подслеповатые глазки, наконец соизволил открыть проход и даже буркнул что-то похожее на «здрассьте».
По широкой расчищенной от снега дорожке мы добрались до низкого, тоже широкого крыльца здания. На вид ему было лет сто, а то и сто пятьдесят. Видимо, когда-то это был особняк купца, а может, промышленника. С тех пор дом неоднократно ремонтировали как снаружи, так и, вероятно, внутри. Но солидности и приятности ремонты ему не прибавили. Скорей наоборот. В общем, здание являло собой типичную жертву советского хозяйства, когда все вокруг было общее, а следовательно – ничье.
– Странноприимный дом! – не выдержав, фыркнул я.
– М-да, – кивнул Ракитин, разглядывая вычурные чугунные решетки на окнах первого и второго этажей, – оптимизма его вид не добавляет. Неудивительно, что ребятишки отсюда бегут.
В большом квадратном холле первого этажа было на удивление тихо и пустынно. У внутренней лестницы в три ступеньки, ведущей в Т-образно расходящийся коридор, дремал на стуле еще один вохровец. Такой же грузный и неповоротливый, как и его напарник на входе. На наши гулкие шаги по деревянным крашеным доскам пола охранник приоткрыл один глаз и просипел:
– Не велено!..
– Старший оперуполномоченный капитан Ракитин, – махнул Олег у него под носом удостоверением. – Где нам найти начальство?
Вохровец ткнул толстым пальцем через плечо:
– Двадцать третья комната, налево, – и снова погрузился в сладкую дрему.
– По-моему, смахивает на ложный вызов, – покосился на него Ракитин. – Неужто охрана не в курсе ЧП?
– А по-моему, это элементарное «ку»! – пожал я плечами. – Или «повсенах».
– Это что такое?
– «Пошли все на…». Очень заразное заболевание.
– Ничего, вылечим! – мрачно пообещал Олег и двинулся в коридор. Я поспешил за ним, попутно разглядывая стены, увешанные разнообразными агитплакатами пожарной охраны и МЧС.
– Тебе не кажется, что в здании вообще никого нет? – спросил я.
– Выясним, – буркнул Ракитин, толкая обитую желтым дерматином дверь с табличкой «23».
В тесном кабинете, заставленном обшарпанной «совковой» мебелью, в основном различными шкафами, за таким же обшарпанным столом сидел человек лет пятидесяти, одетый в мятый костюм неопределенного цвета. Он что-то усердно писал в большом блокноте, поглядывая в раскрытый перед ним толстый гроссбух.
– Вы заместитель директора детского дома «Заречье» Нагибин? – грозно поинтересовался Ракитин.
– В чем дело, граждане? – не менее сурово вопросил мужчина, откладывая ручку. Кисти рук его, торчавшие из рукавов пиджака, были широкими и волосатыми.
Пришлось снова лезть за документами.
– Извините, товарищи, – посветлел ликом хозяин кабинета. – Я – Нагибин Елисей Николаевич, замдиректора по воспитательной работе. Спасибо, что оперативно откликнулись на наш зов!
– Служба такая, – ляпнул я.
Олег уничтожающе посмотрел на меня.
– Ну, выкладывайте, Елисей Николаевич, что же произошло?
– Так я вроде все в заявлении…
– Вроде – значит, не все, – веско сказал бравый оперуполномоченный, озирая кабинет орлиным оком. – Например, мне нужен подробный список пропавших: фамилия, имя, отчество, возраст, пол, наличие родителей и родственников, адреса их проживания, телефоны. Это для начала…
– А я думал… – растерялся Нагибин. – Конечно, конечно! – тут же опомнился он и схватился за телефон. – Раиса Степановна, милочка, тут милиция приехала по нашему заявлению, так вы уж подготовьте, пожалуйста, все документики на беглецов… Спасибо.
– Кто это? – кивнул Олег на телефон.
– Раиса Степановна, наш бухгалтер, ну и кадровик, так сказать… – Нагибин сделал попытку улыбнуться, но вышло жалко и беспомощно.
– Так что вы еще нам не рассказали про ЧП? – спросил Ракитин, рассматривая корешки книг в шкафу.
– Ну… понимаете, ночной обход делал сегодня я сам, дежурил я… Так вот, когда я проходил верхним левым коридором, – замдиректора ткнул указательным пальцем в потолок, – мне показалось, что по перпендикулярному коридору кто-то ходит…
– А что там находится? – Я решил присоединиться к беседе.
– Учебные комнаты…
– То есть ночью там никого не должно быть?
– Так точно… Я остановился, прислушался и ясно уловил тихий удаляющийся топот.
– Вы хотите сказать, что в коридоре находилось несколько человек? – уточнил Олег.
– У меня сложилось такое впечатление, – Нагибин виновато переводил взгляд с него на меня и обратно.
– А куда могли уйти эти предполагаемые люди? – снова вступил я.
– Там, в конце коридора, есть выход на пожарную лестницу, на случай эвакуации.
– Вы ее проверили?
– Да… Она была заперта.
– А ключ у кого?
– У меня, у директора, у завхоза, у охранника корпуса…
– Иными словами, бери – не хочу!
– Помолчи, Димыч! – сердито оборвал мой допрос Олег. – Значит, Елисей Николаевич, вы проверили дверь, и она оказалась запертой?
– Да…
– А вы не обратили внимания, пользовались ли ею недавно? Ну, там – пыль стертая, следы свежие, краска возле замка отскочила?..
– Нет, ничего такого я не заметил, – насторожился Нагибин. – Но можно пойти посмотреть.
– Посмотрим обязательно… Что еще вы можете добавить? По поводу пропавших?..
– Пропавших?.. Ах, да! Это все ребятишки, лет по шесть, по восемь.
– Интересный факт, – опять встрял я.
– Чем же? – прищурился Ракитин.
– Пропали действительно дети, то есть, выражаясь научным языком, особи, не вступившие в период полового созревания!
– И что сие может означать?
– Все, что угодно. Налет банды педофилов, заказ подпольной порнографической кинокомпании, сектанты-извращенцы, помешанные на детских жертвоприношениях…
– Заказ, говоришь? – остановил меня Олег. – А что, вполне возможно!
– Да, ладно, капитан, – усмехнулся я, – не принимай близко к сердцу. Какие у нас подпольные порностудии?
– Не скажи, Димыч. Чикатило, вон, тоже не в столице работал… К тому же я и не порнуху имел в виду.
– А что?
– Ну, мало ли… Просто идея плодотворная: заказ – весьма жизнеспособная версия. От нее и пойдем!
Ракитин оглянулся на замершего в нерешительности Нагибина и сделал приглашающий жест:
– Ну-с, Елисей Николаевич, покажите нам… места событий.
В город мы вернулись под вечер. В декабре у нас в Сибири темнеет уже часа в четыре пополудни. Не сговариваясь, доехали до управления криминальной милиции и запарковались на почти пустой стоянке. Рядом с моим джипом приткнулся «уазик» опергруппы. Хмурый лейтенант Руденко и не менее насупленный эксперт-криминалист Потехин молча направились к входу в здание, а мы с Олегом остались покурить на свежем воздухе.
Многочасовой осмотр комнат, из которых пропали дети, ничего не дал. Их соседи ничего не видели и не слышали, – сон у ребятишек, как правило, крепкий, если они не болеют. Единственное, что бросилось в глаза, это отсутствие одежды.
– Странноватое похищение, – сказал я. – Такое впечатление, что детишки сами тихонько встали, оделись, даже взяли с собой некоторые личные вещи и так же тихо ушли.
– Куда? – тяжело вздохнул Ракитин. – Детдом стоит на самом краю поселка, ворота всего одни, охраняются…
– Ну да, сонным боровом!
– Ладно. Вышли они с территории, а дальше? Или в поселок к автостанции топать, или, что вероятнее, по дороге до трассы.
– Пятнадцать мальчишек и девчонок идут по обочине федеральной автотрассы – ничего себе картинка! Обязательно бы кто-нибудь да сообщил, хотя бы по ноль-два.
– М-да, не вытанцовывается, – легко согласился Олег, разглядывая тлеющий кончик сигареты. – Твоя версия?
– Ну, если это все же похищение… Значит, их увезли. На одной или нескольких машинах, – не очень уверенно выдал я.
– Ага. Тупик, – констатировал Ракитин, мне показалось, даже с некоторым злорадством. – Уйти они далеко бы не смогли, а машину или машины тоже кто-нибудь бы да засек. Тот же сонный боров у ворот. Ночью там должна стоять почти гробовая тишина – не город, чай! Любой посторонний звук, как выстрел из пушки.
– Есть еще комбинированный вариант, – сказал я, делая глубокую затяжку. – Детки тихо вышли из ворот и прошли по дороге к трассе метров триста. А там их подобрала машина похитителей…
– Бритва Оккама, Димыч, – покачал головой Олег. – И потом, какое же это похищение? Больше на сговор похоже.
– Ерунда, – неохотно согласился я. – Тогда остается только один вариант…
– Это какой? – подозрительно покосился на меня Ракитин.
– Гипноз. Или суггестия[1].
– Хочешь сказать, что ребятишек кто-то загипнотизировал и заставил выйти из детдома?
– Почему нет?
– Гаммельнский крысолов! – фыркнул Олег и выбросил окурок. – Придумай что-нибудь более достоверное. Он что, ходил по коридорам и комнатам, делал внушение, и при этом его никто не видел?
– Почему нет? – повторил я. – Если этот… неизвестный – достаточно сильный экстрасенс, владеющий динамической суггестией, он вполне мог проделать подобный трюк: и мимо охранника пройти, и детей обработать, и того же замдиректора, если он ему по дороге попался. Очень даже работоспособная версия получается!
– Предлагаешь ловить экстрасенса, – саркастически усмехнулся Ракитин. – Узнаю друга Котова! Вечно тебе везде паранормальщина мерещится. А без нее слабо?..
– Шерлок Холмс, между прочим, говорил, что если после отбрасывания всех фактов остается самый невероятный, который объясняет все, значит, он и есть истина!
– Ты еще Пуаро и мисс Марпл сюда приплети! – Олег тоже избавился от «бычка». – Все! На сегодня мозговой штурм закончен. По домам!
– А завтра что делать будем?
– Думать будем! И ждать результатов от поисковых групп.
Ракитин хлопнул меня по плечу и пошел к зданию управления. А я снова уселся в теплый салон джипа. На душе было пакостно. И не потому, что мы не смогли сходу разгадать этот ребус с исчезновением. Где-то глубоко в моем мозгу билась упорная мысль, что мы упустили нечто важное, какую-то подсказку. Я чувствовал, что идея насчет участия в деле экстрасенса не совсем неверная. Определенно экстрасенсорное воздействие тут наличествовало, я почти физически ощущал его присутствие, хотя паранормом в полном смысле слова не был. Правда, мои бабушка и мать владели даром предвидения – чему я неоднократно в детстве был свидетелем, но ко мне этот дар не перешел. Во всяком случае, я его в себе до сих пор не обнаружил.
Так, терзаемый сомнениями и чувством неудовлетворенности, я доехал до своего дома, нахально поставил джип возле самого подъезда и поднялся в квартиру.
Грэг мохнатым рыжим сфинксом лежал на привычном месте – банкетке возле полки с телефоном. Этого красивого и своенравного мэйнкуна мне три года назад подарила Мария Сергеевна Черных. Маша…
Нам было, наверное, слишком хорошо вдвоем. И, наверное, мы оба так и не поверили в свое счастье. Иначе Маша не отправилась бы одна в то роковое путешествие – раффтинг по Катуни… Грэг очень ее любил. Он два месяца, каждый день в шесть часов вечера выходил в прихожую и садился на ту самую банкетку. Ждал Машу… А потом стал встречать меня.
– Ну, что, котяра, соскучился? – задал я ритуальный вопрос. Грэг тут же поднялся, грациозно потянувшись во весь свой немалый рост, и бесшумно вспрыгнул мне на плечо. Потерся теплой, пушистой щекой о мое ухо и разлегся у меня на загривке на манер манто, свесив лапы. Увесистое «манто», между прочим, кило этак на семь-восемь. В таком положении он мог ездить на мне часами, неважно, чем я при этом занимался: мыл руки, ел, читал, сидел за компом.
Я прошел на кухню, зажег плиту и поставил разогреваться чайник и кастрюлю с борщом. Это было почти единственное блюдо, которое я готовил дома с тех пор, как не стало Маши. Чаще я питался в кафешках, иногда в гостях у знакомых и друзей. Но борщ отчего-то понравился Грэгу, поэтому кастрюля никогда не пустовала. Причем кот съедал не только мясо, но и бульон с овощами.
Пока еда разогревалась, я перебрался в комнату и включил комп. Версия об участии паранорма в исчезновении детей не шла из головы. В самом деле, если это так, то все сходится. Он усыпляет охранника или отводит ему глаза, проникает в здание, отыскивает нужных ему детишек по одному, обрабатывает их тем же приемом, что и охранника, затем выводит всех через пожарный выход… Стоп! Тоже необязательно. Мог и прямо через парадное – преград-то никаких. Вывел их, значит, за ворота, усадил в какой-нибудь микроавтобус – и привет! Конечно, вряд ли паранорм был один. Явно кто-то работал на подстраховке. То есть групповой сговор налицо, можно не сомневаться. Осталось вычислить, кто же заказчик…
На кухне засвистел чайник, и я вернулся туда сделать заварку любимого травяного сбора.
Вот с заказчиком пока непонятно. Все дети в возрасте от шести до восьми лет. Кому и зачем они могли понадобиться? И в таком количестве?.. Количество, кстати, указывает на неслучайный интерес. Если исключить психопатологию, то становится очень похоже на подбор материала для каких-то исследований, опытов?.. Похоже. Но для каких? Медицинских? Психологических? Химических, в смысле фармацевтических?.. М-да. Равновероятно…
На кухне явно запахло борщом. Грэг приоткрыл глаз, коротко муркнул и уперся лапой мне в щеку. Я понял намек и щедро плюхнул полную поварешку густого варева в кошачью миску, присовокупив туда изрядный кусок говядины. Грэг соскользнул с моего загривка на пол и уселся перед миской в ожидании, когда еда немного остынет. Я налил борща себе и оседлал табурет возле стола.
Все-таки, учитывая необычность способа получения «материала», речь скорее может идти о психологическом интересе. Допустим, некие нехорошие ребята решили обкатать новые техники из арсенала нейро-лингвистического программирования или трансформационной грамматики. Вполне правдоподобно. Только при этом красть детей ни к чему. Все можно обтяпать абсолютно легально, с разрешения властей. Значит, что-то другое…
Так, перебрав за полчаса пару десятков вариантов сценариев злодейства, я выдохся и пришел к выводу, что требуется подпитка извне. Причем неординарная. И тут я вспомнил о Золотареве.