«Это мой город. Мои набережные и мосты. Мои площади, фонтаны, дома с магазинчиками на первом этаже, горящими магическим светом фонарями и улыбающимися лицами. Когда я выхожу на сцену, то именно в глазах на этих лицах виду его отражения. Отражения моего города…»
– Вайолет, через три минуты твой танец!
Она закрыла дневник, провела тонкими, изящными пальчиками по тиснению на коже цвета красного дерева и грустно улыбнулась. С некоторых пор сцена не давала ей той энергии и подъёма сил, как это было раньше и признаться в этом она смогла себе только сейчас.
– Вайолет! Две минуты! Мистер Хорс уже весь извёлся, настолько хочет тебя увидеть!
«А потом пощупать, раздеть и отыметь свою красивую куклу,» – могла бы добавить танцовщица, но решила, что незачем. Она знала на что идёт, когда поддалась на уговоры и легла в постель с этим человеком. Да и на уговоры ли?
Быть как все. Как все молодые девочки в театре – днём репетировать, вечерами радовать зрителей, а ночами ублажать старых хрычей, чтобы те, исключительно из любви к искусству, жертвовали деньги на новые постановки, декорации и безбедную жизнь директора.
«Подумаешь – раздвинуть ноги и немножко потерпеть,» – говаривал тот самый директор, словно сам не раз это делал. Хотя кто его знает? В молодости он был как раз актёром…
– Вайолет! Одна минута!
Вот она – Сцена! Её любовь, её отрада, её место поклонения и разговора с высшими силами! Её танец – молитва. Её танец – эйфория, вырывающаяся в движении, жесте, ритме и слиянии с музыкой.
В нём ветер играющий с кудрями облаков, то ласковый, то жестокий, сбивающий белоснежный пух в тёмные тучи, которые начинают злиться и огрызаться раскатами грома и вспышками молний.
В нём океан, то тихий и прозрачный, под жарким солнцем, то бурный в ритме шторма или застывший в объятиях холода…
Её танец это…
Боль!
Боль, пронзающая низ живота. Почему? Отчего? Неважно! Она должна дотанцевать!
Но боль? Откуда? И почему фальшивят скрипки, словно вскрикивают в испуге? Почему предсмертно вздыхает на полуноте флейта и замолкает, словно действительно умерла? И что это такое – липкое и горячее течёт по внутренней стороне бёдер?
– Господи! У Вайолет кровь!!!
Музыка обрывается. Тело танцовщицы покачивается и начинает падать, словно кукла, чьими нитями были ноты.
Крепкие мужские руки подхватывают её, не позволяя удариться о доски сцены и мягко прижимают к себе.
– Потерпи. Всё будет хорошо, – успокаивающий голос обволакивает.
Она знает этот голос. Этот мужчина в числе многих, признавался ей в чувствах. Но связаться с некромантом? Что подумают люди? И вот теперь он вливает в неё живительную силу. Она не похожа на энергию исцеления, но боль стихает.
– Отдохни. Тебе надо отдохнуть.
Вайолет открывает глаза. Она всегда танцует, зажмурившись, недаром же зовут «спящей танцовщицей». Лицо перед ней оказывается совершенно незнакомым. Это не Жак Прогис. Не полицейский некромант. Светлые волосы, голубые глаза и красивые, чуточку даже женственные черты… Но голос! Она ведь танцовщица! Она не может перепутать!
– Поспи. Утром всё будет хорошо. Ты будешь здорова, моя Вайолет.
Девушка не успевает спросить про некроманта и просто засыпает. Она уже не видит того, как целитель поднимает её на руки и несёт, раздвигая взглядом толпу зевак, к выходу где его ждёт самоходный экипаж с эмблемой целителей на борту.
Вайолет спит, уткнувшись мужчине в шею, и блаженно улыбается.
***
Луи Ваге появился в Новом Антале четыре месяца назад. Он приехал на почтовом дилижансе из Долита столичного города ританских колоний на Залане. По дороге ему пришлось остановиться в небольшой деревушке в суточном переходе от Антала. Причиной тому стала острая диарея у местного трактирщика. Дилижанс как раз остановился на ночёвку и смену лошадей, а тут такая беда.
Трактирщика Ваге вылечил, даром что ли был дипломированным целителем, но в деревеньке задержался. Отравиться мог и кто-то ещё, и нужно было выждать, чтобы не возвращаться в случае массовых прецедентов.
Такова была официальная версия. На самом деле целитель Луи Ваге, известный в Новом Антале, как судмедэксперт и некромант Жак Прогис, сам же это отравление и подстроил, чтобы легенда появления в новой личности была правдоподобна.
Жак всегда гораздо больше любил лечить людей, а не поднимать мёртвых. Кроме того, лекарей, в отличие от некромантов, любили и уважали, а не боялись и презирали. Да эксперту, который мог расспросить недавно убиенного об обстоятельствах смерти, платили несоизмеримо больше чем обычному целителю, но некромант всегда будет на особом учете у инквизиции, так как умение его было злом по всем канонам. Опасной, очень опасной силой для всех окружающих.
Ещё была Вайолет, которая никогда не обратит внимание на прячущего лицо под маской чумного доктора некроманта. А вот у симпатяги Луи Ваге были все шансы.
Вот только целитель специализировался на боевых ранах, а не на гинекологии. Определить, что у Вайолет внематочная беременность он смог, но что делать дальше?
Мэри появилась в маленькой палате при аптеке, которую Луи снимал вместе с небольшим кабинетом для частной практики, когда мужчина задумчиво смотрел на спящую Вайолет. Знахарке, о затруднении молодого врача рассказал господин Кроуфорд, хозяин этой самой аптеки.
– Как давно это началось? – вместо приветствия задала вопрос девушка. – Что ей давали или чары какие?
Мэри помыла руки и подошла к кровати, осматривая бледную танцовщицу. Крови та потеряла изрядно.
– Вчера поздним вечером. Прямо на сцене, – отозвался Ваге. – Это внематочная беременность. Я помню её симптомы с общего курса университета. Я облегчил её состояние, но больше ничего сделать не могу. Женские болезни не мой профиль.
Целитель подошёл к кровати и нежно проведя по лицу Вайолет, убрал упавший на глаза локон.
Пока мужчина устраивал нежности, Мэри мрачно наблюдала за ним. В целом ей было всё равно умрёт пациентка или нет, как говорится, больше не меньше. Время меж тем стремительно утекало, вместе с красками с лица танцовщицы.
– Вы, конечно, можете продолжать любезничать, уважаемый эртас Ваге. Нерожденные младенцы, даже в таком состоянии, а если при этом убившие свою мать, ценятся очень дорого. Деньги поделим пополам, – она стояла, скрестив руки на груди.
Жизнь и смерть естественный цикл и, значит, этот ребенок был неугоден богам, как и его мать.
Первым желанием Луи было выхватить из кобуры пистолет и вышибить женщине мозги, но он сдержался и криво усмехнулся.
– Поверьте, дорогая, я прекрасно знаю для чего может понадобиться подобный материал. Если честно, то мне категорически плевать на ребёнка. Можете хоть забрать зародыш, хоть в канаву сточную выкинуть. Мне важна жизнь Вайолет.
– И что вы готовы за это отдать? Всё имеет свою цену, – казалось Мэри довольно легко читала Луи. – Или вы думаете, что я буду спасать вот за просто так, по велению сердца? Впрочем, выбор у вас невелик. До госпиталя Вы её просто не довезёте, даже используя всю вашу магию.
Ваге усмехнулся:
– Давай ты, инка, не будешь ходить вокруг да около, а назначишь свою цену? Ты ведь прекрасно знаешь, что мне известно о твоей истинной сущности, Киллари. Это ведь я помогал твоей дочери создать заклинание, вернувшее вас к жизни. Я учил её не просто магии, а основам некромантии. Так к чему нам все эти недомолвки?
– Нет. Я цену озвучу позднее. Или нам есть куда спешить?
– Да уж… Воскрешение не пошло тебе на пользу, – вздохнул Ваге. – Нам есть куда спешить. Мне из-за состояния Вайолет. Вам из-за того, что Шрамы, после того как вы с мужем убили Лоуренса, будут землю рогами рыть. Старик Крафт и Присцилла раскрылись по глупости перед роским князем. Нам определённо есть причина спешить. Не находишь?
– Я просила это делать? Это вы придумали этот способ. И так, что жертвой больше, жертвой меньше… Хотя эта девчонка мне даже в чём-то симпатична. Я, пожалуй, её полечу. Мне нужен кадмий, синяя звездчатка, кровохлёбка, белая омела и всё твоё везение.
Пока она это говорила, на столе появился котелок, тренога и сумка женщины. Вода быстро закипела, Мэри начала сыпать те травы, что у неё были в наличии.
Мужчина достал всё запрошенное из шкафчиков и положил на стол. Он не переставал внимательно наблюдать за Мэри. Ему не нравилось происходящее, но иного выхода не было.
Та неторопливо помешивала зелье, добавляя то, что дал целитель, и тихо мурча под нос какую-то песенку.
– Мы так и не определились насчёт моей платы, – не выдержал целитель. – Назови её.
– Не говори под руку, – не глядя на того, бросила инка. – Я же могу и перестать готовить зелье.
Эта взбалмошная остроухая бесила Ваге до невозможности. Вечно всем недовольная, озлобленная девочка. Да, да, именно девочка. Она лила сладкие речи в присутствии Аларика, Присциллы и старика Крафта, но некромант прекрасно видел, что она их люто ненавидит. Даже собственную дочь.
Да, тогда много лет назад, когда Аларик встретил жрицу Сиуатетео, произошло это при довольно болезненных обстоятельствах. Тогда одно из племён инков, то в котором жила Киллари, было полностью уничтожено полком колониальных войск Ритании. И, по мнению Прогиса, было за что.
Они обвинили соседей, в том, что те торговали с выходцами из Старого Света, в предательстве «истинной веры инк» и напали на них, победили воинов, взяли в плен и принесли в жертву остальных. Стариков, женщин, детей.
Да, со своей ложкой в гости не ходят, и подобные вещи были у остроухих в порядке вещей, но не стоило притаскивать головы убитых к воротам ританского форта…
Три сотни лет жителей Старого Света воспитывали в терпимости к чужим религиям. Страшные Войны Веры оставили после себя долгую память. И в тот день не инквизиция, а сами солдаты придали анафеме племя Киллари и уничтожили его.
Лишь Аларик пожалел молоденькую жрицу и спрятал её, а потом и вовсе забрал с собой домой в Ританию.
Как он относился к инке, Прогис не знал. Может быть действительно любил, а может воспринимал исключительно как игрушку для развлечения – неважно. Некроманта корёжило, что эта остроухая возвела свою боль в абсолют и даже дочь, непоседливая болтушка Присцилла, не смогла растопить её сердце.
Зря, ох зря он, Прогис, согласился помочь создать ритуал, вернувший Аларика и Киллари к жизни.
Женщина остановилась и посмотрела на него:
– Ты хочешь знать цену, эртас? Верни мне моего ребёнка. Я верну твою девчонку. Думаю это справедливо? Или будешь кривить лицо, считая себя превыше всей той грязи, что здесь есть.
– Ты предлагаешь выкрасть тело из полицейского морга? – удивился Прогис.
Удивился он скорее от неожиданности. Он то считал, что Киллари на дочь плевать. Получается, что это не так.
По идее просьба была вполне логичная. Чем раньше провести над Присциллой ритуал ею же самой составленный, тем реже ей, для поддержания «живого», а не мумифицированного состояния, понадобятся жертвы.
– Хорошо. Но мы пойдём вдвоём. Твой муж слишком импульсивен. Он может сорваться и поднять шумиху.
– Он вообще не должен об этом знать, – Мэри перелила зелье в кружку и ждала, пока то остынет.
Она присела на край кровати и принялась вливать его по ложке в лежавшую девушку. Бледность потихоньку начала отступать.
– Эта первая часть лечения. Вторая половина будет после того, как ты выполнишь мою просьбу.
– Тогда надо дождаться ночи.