– Ну как, справился с домашним заданием? – спрашивает меня Биан.
– Да… вроде да, – я немного робею перед начальством.
– Вопросы есть?
– Вроде нет пока.
– Значит, не справился ты с заданием. Эти материалы тебе давали как раз для того, чтобы ты начал думать. А когда думаешь, всегда возникают вопросы.
– Я понял. Только вопросов у меня все равно нету. Все и так ясно.
– Что именно ясно?
– Что люди все дураки.
Все смеются.
– Сказал, что думал, извините. А как еще назвать хроническую умственную недостаточность? Тысячи лет гнобить друг друга, пырять копьями и заставлять пленных копать канавы и громоздить глыбы камня, вместо того, чтобы развиваться – дураки и есть.
– Понятно. Но неверно. Вот взять, к примеру, тебя самого – разве ты дурак?
Я в растерянности. Вот так вот взять и признаться? Говорят, чистосердечное признание облегчает…
Хохот. Смеется вся группа.
– Самокритика тоже в норме, это хорошо. Но речь не об этом. Представь – ты оказался в Древнем Египте времен фараонов. Ну и что бы ты делал? Да то же, что и все кругом – либо сам копал бы канавы, либо палкой заставлял бы других. Бытие определяет сознание, и только очень немногие могут разорвать это кольцо, как это сделал древний принц Сиддхартха Гаутама. Так что ты несправедлив – люди вовсе не дураки. Да, среди людей имеется немало особей с генетическими дефектами, затрудняющими усвоение и переработку информации, но в целом люди не менее разумны, чем ангелы, или сэнсэи, или твои горячо любимые «зеленые». Неразвиты, это другое дело.
Биан поворачивается к моему наставнику.
– Уот, так не пойдет. Ты не очень загружен сейчас, потрать один день на коллегу.
– Будет исполнено, мой повелитель!
– Приятно слышать. Все, работайте!
Горячее солнце уже раскалило джунгли, но здесь, на берегу лесного озера с тремя островками посередине от воды веет прохладой. Я и мой наставник лежим на бережку, в тени, рядом на расстеленной белой скатерке навалена горка фруктов и орехов. Уот вполне разумно решил совместить полезное с приятным. Какой смысл сидеть в сумраке огромных холлов? Спецоборудования нам сейчас не требуется, а виртуальный дисплей прекрасно работает и здесь.
Уот вертит в пальцах тонкий серебряный стержень, здешний вроде бы карандаш. Я уже заметил за ним такую привычку. Даже сюда взял с собой. А вот у папы Уэфа для размышления были четки…
– … Мы с ними – абсолютные антиподы. Ангелы не могут жить в таком мире. А «зеленые»… Нет, рядовые «зеленые» не прочь бы жить среди роскошных садов, где все кругом бесплатно. Да если бы при этом еще иметь кучу безропотных рабов… Вот в этом и есть корень зла. Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Плох тот подчиненный, что не мечтает стать начальником. И нет такого раба, который не мечтал бы стать господином. Именно на этом и зиждется вся их гигантская пирамида рабов – на жажде власти. Тех, кто отказывается играть по установленным правилам, участвовать в непрерывной конкурентной гонке, ждет участь раба или гибель. Таким образом у них и идет непрерывная селекция карьеристов и негодяев.
У нас тут необузданное властолюбие считается тяжким психическим расстройством, к счастью, весьма редким. Несчастным стараются помочь, лечат. Исследуют генетические истоки болезни, стараются их устранить. Если же больной отказывается от лечения – а иногда случается и такое – ему все равно не удастся осуществить свои притязания. Его же все видят насквозь, он не найдет себе пары, с ним никто не согласится работать. Его удел – прозябание в одиночестве. Так общество избавляется от дефектных особей, так идет социальный отбор. У них же все наоборот – любой, не мечтающий продвинуться по службе, считается законченным идиотом.
Ты знаешь, как из диких животных получились домашние? Брали детенышей и воспитывали их так, чтобы животное не умело самостоятельно добывать корм. А дальше все просто. Хочешь есть – подчиняйся хозяину. И слуг получают точно так же – прежде всего надо лишить разумное существо средств к существованию, плюс воспитывать в послушании.
Так что не нужны «зеленым» бескрайние райские сады. Как при таких условиях владыки смогут контролировать подчиненных? То ли дело синтетическая каша – тут всегда можно наладить строгий учет и контроль распределения. И еда, и одежда, и жилье, и прочие блага распределяются согласно занимаемой должности.
Но мы отвлеклись. В прошлый раз тебе была выдана подборка материалов по истории Рая. На сегодня я приготовил материалы по началу нашей деятельности на Земле. Вообще-то я хотел дать тебе их для самостоятельного изучения, но шеф повелел, и мы будем смотреть вместе. А ты будешь задавать вопросы.
Вспыхивает в воздухе объемный экран.
Царский дворец рода Гаутамов, казалось, имел немало укромных мест, пригодных для размышления, однако молодой принц Сиддхартха не любил дворцовых покоев. За каждой занавеской, за каждой колонной таились слуги, раболепные и подобострастные с виду, но внутри у каждого таилось недоброе. Весь царский дворец, казалось, состоял из одних глаз и ушей. Да, с некоторых пор принц Сиддхартха чувствовал чужие эмоции, и оттого жить ему становилось все тяжелее.
Он с раннего детства рос очень чутким, впечатлительным ребенком, и отец, оберегая мальчика, строго-настрого велел слугам всегда улыбаться и ни при каких обстоятельствах не повышать голоса, тем более не произносить грубых слов. Он даже продал работорговцам всех старых, больных и некрасивых рабов, чтобы маленького принца всегда окружали только одни красивые, радостные лица. Да, на какие убытки не пойдешь ради родного, притом любимого сына…
Вот и сегодня принц сумраку дворцовых покоев предпочел уединение среди тенистых ветвей огромного сада, вплотную примыкающему ко дворцу. Двое телохранителей, неотлучно следовавших за принцем в отдалении, спрятались в тени, стараясь выглядеть незаметными. Сиддхартхе стало вдруг смешно – с таким же успехом боевой слон мог укрыться на рисовом поле. Отблески панцирей и шлемов солнечными зайчиками прыгали среди ветвей. Ладно… Но почему сегодня так неспокойно на душе? Все внутри трепещет. будто в ожидании чего-то…
Шумно захлопала крыльями невидимая среди ветвей птица. Принц даже повернул голову – большая птица, откуда? Но все стихло, опять погрузившись в знойную послеполуденную дрему.
… Она появилась среди деревьев, как видение, ступая легко и неслышно. Белая, очень белая кожа, белее, чем у девушек-рабынь с далекого севера, золотые кудрявые волосы, ложащиеся на плечи, искрились в свете солнечных лучей, вспыхивали и гасли, когда она снова вступала в тень. Девочка была совершенно обнаженная и босая, только на плечи едва накинута какая-то белая тряпка. На вид девочке было лет десять.
– Здравствуй, принц Сиддхартха.
Бездонные, густо-синие глаза смотрят прямо. Сияющая, затягивающая бездна…
– Кто ты? – от волнения у принца разом пересохло во рту, и слова произносились невнятно. – Я не знаю тебя…
– Меня зовут Прячущаяся в ветвях, если по-вашему, но ты можешь звать меня коротко – Юайя.
Юайя… Прячущаяся в ветвях… Как красиво…
– Я прибыла к тебе с неба.
И только тут принц заметил, что на плечах у нее вовсе не белая тряпка. За спиной девочки были сложены белоснежные крылья, отливавшие радугой, когда на них падал прямой солнечный свет. Он в испуге повел взглядом в кусты, где притаились охранники.
– Не беспокойся, я их усыпила. Они будут спать столько, сколько потребуется, так что нам никто не помешает.
Ее глаза смотрят прямо в душу.
– Что ты знаешь о жизни, принц Сиддхартха?..
– … Да пойми, сынок – так устроен мир. Все эти люди существуют именно для того, чтобы горсть избранных могла жить так, как хочет, в достатке и сытости…
– И даже в безмерной роскоши.
– Да! Да, если человек может себе это позволить! Мы – цветы этой жизни. Разве корни дерева, ствол, ветви и листья – разве все это не для того, чтобы дерево могло цвести?
– Они не корни и не ветки. Они люди, отец. Такие же, как мы с тобой.
Раджа Гаутама стоял, отвернувшись к окну. Сильный человек ничем не выдает свои чувства.
– И все же я не понимаю, откуда ты всего этого нахватался. У нас во дворце ничего подобного…
– Мир не ограничен стенами дворца, отец.
Старый раджа повернулся к сыну.
– Смирись, сынок. Этот мир устроен так. Именно так, а не иначе, и тебе не удастся изменить его. Все, что ты сможешь – это разрушить собственную жизнь.
– Это не имеет значения, отец. Если этот мир в основе своей несправедлив, значения не имеет абсолютно ничего. Прости, что огорчаю тебя. Я не могу смириться.
Раджа тяжело оперся на подоконник, прижав руку к сердцу.
– Ладно. Я вижу, наш разговор ни к чему хорошему не привел. Ты волен разрушить свою жизнь, но позволить тебе разрушить все наше царство я не могу – соседи только и ждут этого. Я хотел видеть тебя наследником, но раз так… Да, ты мой любимый сын, но, к счастью, не единственный. Мне очень неприятно говорить тебе это, сынок.
– Прости, отец.
Принц Сиддхартха молча пошел к выходу. Обернулся в дверях.
– Я изменю этот мир, отец. Можешь не сомневаться.
– … Ну вот и все, моя золотоволосая. Скажи, я выполнил свое обещание, данное тогда, в саду?
Веранда дома давала тень, легкий ветерок – прохладу. Смачно сопела внезапно уснувшая служанка.
Старик, убеленный сединами, держал за руку тоненькую золотоволосую девочку, совсем не изменившуюся за эти долгие десятилетия. Ангелы не стареют.
– Ты сделал даже больше, чем мы могли ожидать. Ты смог. Ты изменил этот мир, принц Сиддхартха.
Старик засмеялся, закашлялся. С трудом восстановил дыхание.
– Мой нынешний круг заканчивается, Прячущаяся в ветвях. Как жаль, что я не увижу тебя больше.
«Юайя, у нас все готово. Катер уже в стратосфере»
Девочка прислушивается, встряхивает кудряшками.
– Нет, мой принц. Ты думаешь, после всего, что у нас с тобой было, я позволю тебе вот так просто взять и умереть?
– Ты опять что-то задумала, моя родная? Значит, я еще нужен вам?
– Ты нужен мне. Мне лично.
В голове старика возникает тонкий, зудящий звук. На утоптанную площадку перед верандой, на которой происходит разговор, опускается чечевица, сверкающая серебром.
– Ты сделал все, что мог, в этой жизни. Тебе пора начинать следующую. Я предлагаю тебе стать одним из нас. Стать ангелом, принц Сиддхартха.
Принц Сиддхартха, которого уже давно в глаза и за глаза почти все зовут Буддой, изумленно смотрит то на чечевицу планетарного катера, то на свою собеседницу.
– Я же старик…
– Ты больше не будешь стариком. Ты будешь как я. Соглашайся же, милый!
Старый Будда встает, кряхтя.
– Я ни в чем и никогда не мог тебе отказать, моя золотоволосая, ты же знаешь… А что я буду делать у вас, на небе?
– Будущее покажет, – смеется девочка. – Но для начала… Ты возьмешь меня замуж, разве нет? Ты ведь не откажешь своей золотоволосой в такой малости, мой старый Сиддхартха?
Они оба смеются. Старик и девочка идут к аппарату, и навстречу им опускается пандус люка. Они скрываются внутри, пандус поднимается, и небесная колесница начинает подниматься.
«Муляж! Муляж забыли!»
Аппарат снова плюхается на землю, люк открывается, и оттуда резво выбегают некие устройства, напоминающие пылесосы с несколькими шлангами. В гофрированных щупальцах «пылесосов» покоится муляж великого Будды, покинувшего этот мир. Его кладут на веранде, точно на то место, где только что шла беседа старика с золотоволосой крылатой девочкой. Еще пара секунд, и катер снова взлетает в небо.
Все стихло. Завозилась во дворе проснувшаяся служанка. Муляж, конечно, исполнен мастерски – никакой патологоанатом не отличит от натурального трупа. На лице муляжа даже застыла тихая, умиротворенная улыбка.
– Это был наш первый крупный успех, – Уот вертит в руках свой серебряный карандашик. – Да, конечно, совсем разрушить рабовладельческий строй, уже сложившийся к тому времени в Индии, принц Сиддхартха и его последователи сразу не смогли, и в этом нет его вины. Но мы убедились – развитие человечества вполне можно изменять в лучшую сторону, используя метод точечного воздействия. Ободренные успехом, наши миссионеры начали искать следующий объект для точечного воздействия, причем такой, который мог бы глобально изменить весь ход земной истории. Правда, этого пришлось ждать целых двести лет…
Снова вспыхивает экран виртуального дисплея. Следующий сюжет…
Вековые сосны шумели под порывами верхового ветра, на лицо Александра упала сухая хвоинка, прилипнув к разгоряченной скачкой коже. Александр смахнул ее, не глядя, но ощущение раздражающего постороннего прикосновения к коже не исчезло. Он крепко потер лицо руками – без толку. Ладно, пес с ним…
Александр соскочил с коня, еще раз огляделся вокруг. Хорошее место. Таких древних лесов в здешних персидских горах уже почти не осталось. Этот лес тоже давно пал бы под топорами, если бы здесь не стояла охотничья резиденция персидских царей. Вот уже триста лет рубить эти деревья запрещено под страхом смерти.
Он привязал повод коня к дереву. Охраны видно не было, но Александр был уверен – сюда не прошмыгнет и мышь. Никто не помешает его встрече с посланником богов. Сесть тут негде, стало быть, разговор будет недолгим. Ну что же…
Александр вытащил из-за пазухи амулет – маленький блестящий камушек, оправленный в серебро, на серебряной же цепочке. Гладкая круглая фасолина, удобная для того, чтобы вставить в ухо. Волшебная штучка, ничего не скажешь. С ее помощью можно слышать голоса посланников богов – достаточно сжать амулет пальцами, затем вставить в ухо – и пожалуйста… Сам Александр мог при этом отвечать не только вслух, но и про себя, не разжимая губ, что бывало порой очень удобно. Когда же посланцы богов сами желали говорить с Александром, амулет начинал мелко дрожать, зудя кожу, так что окружающие ничего не замечали. Этот амулет подарил ему крылатый посланник богов еще тогда, когда он был шестнадцатилетним быстроглазым мальчишкой. Да, точно, это было в горах, в Пелле. И даже сосны вот так же шумели над головой…
В тот день его отец, македонский царь Филипп, был сильно не в духе – во-первых, маялся после вчерашнего, а во-вторых, все никак не мог разобраться со своими девятью законными женами и массой рабынь, деливших с ним ложе. В такие часы дворцовая челядь избегала без крайней нужды попадаться на глаза своему господину – Филипп был тяжел на руку и скор на расправу. Вот и тогда он зверски избил свою жену Олимпиаду, придравшись к какому-то пустяку. Александр не стерпел и заступился за мать, и даже сейчас, спустя пару часов, половина лица горела от хлесткой отцовской оплеухи.
Он скакал не меньше часа, пока не забрался в дикие горы, подальше от людей. И вот уже добрый час сидел на камне, пытаясь успокоиться. Почему, ну почему этот мир так жесток и несправедлив? Сильные бьют слабых, богатые обирают бедных, часто отнимая последнее. И ненависть, злоба и ненависть, ненависть и предательство… Даже великая любовь в этом мире зачастую непонятным образом превращается в свою противоположность, лютую ненависть. Неужели такое устройство мира есть единственно правильное?
Вот тогда он и возник впервые, крылатый посланник богов. Сильный порыв ветра взвихрил на поляне мелкий лесной мусор, будто захлопала крыльями большая птица. Воздух перед ошеломленным юношей вскипел, запузырился, и из ничего возник хрупкий крылатый мальчуган, босой и голый. Вот только за спиной у него были огромные крылья с бело-радужными перьями. Его огромные голубые глаза глядели прямо в душу. Тогда они разговаривали долго, почти до заката.
«…Ты сделаешь это?»
Юный Александр встал во весь рост.
«Я сделаю это!»
… Да, они еще не раз помогали ему, эти крылатые существа. Правда, с годами все реже и реже. А может, Александр, уже ставший Великим, теперь просто не нуждался в их помощи? Последний раз они помогли ему, когда тяжелая стрела из дальнобойного индийского лука пробила доспехи, это было во время индийского похода, начатого так славно и так плохо закончившегося. Да, тогда они спасли его от неминуемой смерти…
Сильный порыв ветра, конь Александра всхрапнул. Будто захлопала крыльями громадная птица. Воздух в шести шагах будто вскипел, запузырился, и вот из ничего перед Александром Великим возник ангел.
– Приветствую тебя, Смотрящий из поднебесья.
Ангел стоял молча, прямо глядя на него своими пронзительными голубыми глазами, проникающими прямо в душу. Александр поморщился. Когда-то он выдерживал этот взгляд спокойно и бестрепетно, но в последнее время он все более раздражал его.
– Что ты намерен делать дальше? – спросил ангел, избегая приветствия. Александр снова сдержал раздражение. В конце концов, он властелин полумира… Ладно.
– Мне кажется, ты чем-то недоволен, мой крылатый друг и учитель, – Александр чуть усмехнулся. – По-моему, я сделал больше, чем может сделать смертный. Я сокрушил Империю Зла, как ты называешь персидскую державу. Я дошел до Индии, и не моя вина, что мне пришлось уйти оттуда!
– А разве что-то изменилось? Вместо царя Дария на троне сидит царь Александр, вместо персидских сатрапов – его наместники-греки. Все остальное осталось по-прежнему. Империя Зла осталась незыблема, просто сменился владыка.
Александр уже еле сдерживал раздражение. Все ноет, ноет… Да кто он такой, в конце концов, чтобы так разговаривать с Александром Великим? Срам бы прикрыл!
– Великие дела не делаются в одночасье, ты должен понимать такие вещи. Любая дорога требует времени.
– Любая дорога начинается с первого шага. Когда ты сделаешь этот шаг?
Опять…
– Я не могу издать такого указа. Это было бы безумием. Такой указ все равно останется на пергаменте. Пойми, это невозможно. Кто будет обрабатывать поля, копать каналы, чинить дороги – да мало ли?..
– Люди. Свободные люди. За плату, разумеется.
Александр поморщился. Тоже мне, философ, посланник богов… Ни хрена не соображает в экономике, а туда же, учитель…
– Это сколько же надо денег? Таких денег ни у кого нет. И получится вот что. Поля зарастут сорняками, оросительные каналы заилятся, мосты обветшают и обрушатся. Все придет в упадок. Толпы бывших рабов будут убивать и грабить, чтобы прокормиться, но и это им не удастся. Этот мир рухнет. Все современное хозяйство держится на труде миллионов рабов. Да, со временем, постепенно…
– А как же гомонойя? Равенство людей?
– А разве я не установил это равенство? – Александр уже не скрывал раздражения. – Разве иноземцы не пользуются в моих владениях теми же правами, что и эллины?
– Да, купцы и олигархи. Мы говорили о рабах.
– Раб человеком не является, – услышал свой голос Александр как бы со стороны.
Лицо ангела, до той поры бесстрастно-спокойное, исказила гримаса презрения и гнева.
– Предатель! Мелкий гаденыш!
Сильнейший гнев пронзил Александра. Рука схватилась за рукоять индийского булатного меча. Свет внезапно померк перед взором великого владыки и завоевателя, и он провалился в темноту…
Ангел несколько мгновений стоял неподвижно, изо всей силы сжимая маленький острый кулачок, и на побелевшем от напряжения пальце блестел непонятный камушек дешевенького серебряного перстня.
Подойдя к валяющемуся без сознания Александру, ангел наклонился и одним точным движением сорвал с лежавшего амулет, порвав цепочку.
– Тебе он больше не нужен. Конец связи!
Воздух будто вскипел, сильнейший порыв ветра взмел мелкий мусор, и на поляне заповедного царского леса остался лежать только Александр Македонский. Некоторое время он лежал неподвижно, затем завозился, приходя в себя. Сел, огляделся. Никого нет. Охрана четко выполняет приказ – не беспокоить своего владыку.
Рука скользнула к шее, пытаясь нащупать несуществующую цепочку. Амулета тоже нет. Ладно… Проживем.
Голова была пустой и ясной, и даже не болела. Обморок, это просто обморок…
Но отчего-то очень хотелось плакать.
– Это был провал, тяжелый провал. Мы потеряли уникальную возможность из-за одного предателя. И гипноз тут был бесполезен, великие дела не делаются под гипнозом. Если бы та операция удалась… Вероятно, сейчас мы разговаривали бы уже как равноправные партнеры.
Уот снова вертит в пальцах свой карандашик. Так и мелькает…
– Неудача была тем обиднее, что никакие «зеленые» нам тогда не мешали. Да, они уже взяли человечество на заметку, но ограничивались поверхностным наблюдением при помощи скрытых зондов и аппаратов, установленных на Земле и Луне одним-единственным кораблем-разведчиком. Они не собирались тратить время и средства на недозрелых дикарей – пусть выпутываются, как знают. Вот если выпутаются… Вот когда плод начнет созревать… У них вообще это принято, являться к накрытому столу, ничего не вложив. Ну или потратив самую малость. Кажется, на твоей прародине это называется «халява»?
Да, есть такое понятие.
– Но неудача не обескуражила наших миссионеров. Они искали и нашли. Следующую попытку переломить хребет системе сделал некий Спартак, сам бывший раб. Мы нашли его совершенно случайно, но когда присмотрелись… Этот человек безусловно мог изменить мир.
А на экране уже следующий сюжет…
Грязные, липкие стены, липкая грязь на полу, и все тут липкое и грязное, в этом проклятом городе – дома, одежда, золото, женщины… Этот город насквозь провонял мертвечиной и прокисшей кровью, точно громадная бойня… Да, Рим по сути своей есть громадная бойня.
Факел на стене трещит, колеблется под порывами ветра. Откуда ветер в этом мрачном дворе-колодце?
Мускулистый мужчина средних лет, одетый в поношенную, но чистую тунику, встает со своего грубо сколоченного топчана, подходит к решетке. Все тихо. Спит стража, и даже стоны и бормотание товарищей-гладиаторов, бредящих в своем тяжелом сне, затихли.
Мужчина отходит от решетки, ложится на топчан. У изголовья стоит низенький столик, на столике кувшины с водой и вином, фрукты… Гладиаторов в школе Лентула Батиата вообще неплохо кормят. Вот только на ночь запирают поодиночке, боятся. Мужчина усмехается. Все верно – гладиаторов стоит бояться. Люди, которым нечего терять, кроме цепей, да еще прекрасно владеющие оружием…
Решетка распахивается со страшным скрипом. Их тут специально не смазывают, эти решетки… На пороге появляется хрупкая девочка лет девяти-десяти, совершенно голая. Понятно, рабыня-проститутка, в таком-то возрасте. Мужчина скрипит зубами. Эти звери способны на все.
За спиной малолетней проститутки вдруг веером распахиваются огромные крылья. Мужчина таращит глаза.
– Привет тебе, прославленный Спартак – звучит на латыни глубокий грудной голос, совершенно не вяжущийся с хрупкой фигуркой девочки.
– Ты кто?.. – хрипит мужчина.
– Я послана тебе небом. Я принесла тебе свободу, Спартак.
Еще несколько секунд мужчина переваривает увиденное и услышанное. Но психика у гладиаторов крепкая, и к истерике они не склонны.
– Никто нас не слышит, все спят.
– Ты выведешь меня отсюда?
– Нет, Спартак. Завтра ты сам выйдешь отсюда, и выведешь всех этих людей.
– Бунт…
– Бунт. Ты согласен?
Спартак смотрит угрюмо.
– Я давно согласен, маленькая мойра. Но госпоже известно, как нас тут стерегут? Никто не выйдет…
– Я знаю, это будет трудно. Вот, возьми – она протягивает ему серебряное кольцо с каким-то блестящим камешком – Это твое оружие.
Спартак берет перстень, рассматривает.
– Надень его на палец правой руки. Если в бою руку сжать в кулак…
Спартак смеется, внезапно и хрипло.
– Прости, госпожа… Тебе, должно быть, неизвестно, но правая рука в бою всегда сжата в кулак. На рукояти меча.
– Тем лучше. Твой враг будет повержен на расстоянии до тридцати шагов. Нет, не убит – простой обморок. Но в бою этого достаточно, разве нет?
– Вполне достаточно, моя маленькая госпожа.
– Сейчас ты потренируешься… Хотя нет, времени мало. Ну-ка, смотри мне в глаза…
Звездное небо над головой кажется скопищем костров неисчислимого небесного воинства. А горящие на земле костры кажутся отражением звездного неба…
Спартак усмехнулся. Неисчислимое звездное воинство не торопится на помощь истекающей кровью армии мятежных рабов.
Порыв ветра из темноты, хлопанье крыльев большой ночной птицы. Тоненькая фигурка возникает из ничего. Жаль, что не видно этих ее необыкновенных глаз. И вообще ни зги не видно…
– Я не справился, моя госпожа. Я не снимаю с себя вины, но хочу спросить – почему боги так и не пришли нам на помощь? Давать советы легко… Где ваша сила? Или боги ничего не умеют делать сами, только руками смертных?
Долгое, долгое молчание.
– Ты прав. Ты прав, Спартак, и мне нечем перед тобой оправдаться.
Слышен плач.
– Не плачь, маленькая мойра. Разве посланнице богов пристало плакать? Я хочу сказать тебе спасибо.
– За что?
– Ты знаешь. Ты же видишь мысли людей, не отпирайся. Завтра мы умрем свободными людьми. Мы никогда больше не станем рабами.
Плач стихает.
– Не все еще потеряно. Завтра ты должен разбить Красса.
Спартак усмехается в отросшую бороду.
– У Красса семьдесят тысяч обученных легионеров, в броне. А у меня пятьдесят тысяч плохо вооруженных бойцов. И на помощь ему идут войска Лукулла и Помпея. Рим бросил против нас все силы.
– И все-таки надежда есть. Завтра Красс построит свои легионы клином и поведет их в атаку на ваш центр.
– Откуда тебе известно? Хотя да…
– Ты помнишь, что сделал Ганнибал при Каннах?
Спартак снова усмехнулся.
– Римляне умеют учиться, и не повторяют ошибок дважды.
– Но будет именно так. Более того, двадцать тысяч солдат будут стоять в резерве до самого конца. Ты понял? Красс бросит их в бой лишь тогда, когда его войска побегут.
– Бросит мне в тыл или зайдет с фланга?
– Нет, Спартак. Он бросит их навстречу бегущим.
Спартак рассмеялся.
– Разве Красс сошел с ума? Любой центурион, да что там – любой легионер знает, что будет в этом случае. Будет каша.
– Нет, Красс пока не сошел с ума. Но сойдет. Вот сегодня ночью. Я постараюсь.
Гладиатор воззрился на нее с веселым изумлением.
– Ты так могуча, маленькая мойра? Так пусть Красс прикажет своим легионерам зарезаться, или хотя бы разойтись по домам.
– Такой приказ никто не исполнит. Но как построить войска и как вести бой, решает военачальник. Так что вся их выучка и броня окажутся бесполезны. От вас требуется одно – храбрость в бою, Спартак.
– Храбрость – это единственное, чего у нас пока в достатке, госпожа.
Долгое, долгое молчание.
– Мне пора, Спартак. Я должна еще встретиться с Крассом, а это не так просто.
– Как тебя зовут, маленькая мойра?
Короткий невеселый смех.
– Хвала богам, наконец-то… Меня зовут Резвящаяся под Великой звездой, но ты можешь звать меня коротко – Рата.
– На всякий случай прощай… Рата.
– До свидания, Спартак.
Огонь в очаге угасал, ибо некому было подбрасывать топливо. Спят слуги-рабы, мертвым беспробудным сном – сейчас их можно разбудить разве что прижигая пятки. Охрана у входа в шатер спит стоя, как статуи. И сам прославленный полководец, могучий Красс спит, спит сидя, с открытыми глазами.
– … Только когда побегут, не раньше. Ты понял? Ответь!
– Я понял. Когда побегут – деревянным голосом заверяет римлянин.
– Сейчас ты уснешь и забудешь про нашу встречу. Но завтра утром ты проснешься и сделаешь все так, как я тебе велела. Спать!..
Х-ха!
Залитое кровью лицо с выпученными глазами. Глаза становятся бессмысленными, стекленеют, и римлянин оседает, косо и нелепо.
Х-ха!
Меч в руке порхает, как бабочка, и враги валятся снопами, один за другим. Спартак давно и прочно освоил волшебное оружие, данное ему маленькой посланницей богов, и в сочетании с умелым мечом это оружие неотразимо.
Х-ха!
Ремень, удерживающий на руке щит, лопнул под мощным ударом, но второй удар римлянин нанести не успевает – его голова отлетает, как тряпичный мяч. Спартак перехватывает за рукоять чей-то скользкий от крови меч. Чей? Неважно! Сейчас второй меч важнее щита.
Х-ха!
Стена римских щитов распадается, тает, съедаемая половодьем людской ярости. Закованные в броню легионеры пятятся, пока что медленно, шаг за шагом, уступая бешеному напору людей, которым нечего терять, кроме своей свободы. Жизнь? Какие мелочи!
Х-ха!
А двадцать тысяч римских солдат до сих пор топчутся в резерве, не спеша на помощь своим изнемогающим в битве коллегам. Если бы сейчас они ударили с фланга… Выходит, ей удалось. Спасибо, маленькая мойра. Спасибо, Рата…
Х-ха!
Римские солдаты бьются злобно и умело, этого у них не отнимешь. Но сейчас они все сильнее сбиваются в кучу, теряя строй. Еще поднажать! Ну! Ну же!
Х-ха!
Острая боль в руке, и почти сразу – в животе. Ерунда… Второй меч сейчас куда важнее щита…
Мир вокруг завертелся и погас.
– Спартак! Спартак убит! Спартака убили-и!..
– Господин, мне кажется, момент критический. Пора бросать в бой резерв!
– Кто командует армией, Марк, я или ты?
Легат легиона, поставленного в резерв, поджав губы, отходит. Красс был вне себя от ярости. Да, он видел, сколь опасно положение его войск, и умом понимал – самое время бросить в бой те самые двадцать тысяч. Прямо сейчас, иначе будет поздно! Но что-то внутри не позволяло ему этого сделать. Нельзя, и все тут!
Красс в бессилии наблюдал, как пятятся, теряя строй, блестящие римские легионы, подминаемые темной массой грязных варваров, бывших рабов. Он закрыл глаза. Ему не удастся оправдаться перед Сенатом. Кандалы… Темное подземелье… Палач…
– Спартак! Спартак убит! Спартака убили-и!.. – донесся истошный крик.
И враз дрогнула, заколебалась темная масса беглых рабов, возомнивших себя людьми.
– Они побежали, мой господин.
– Все, Марк. Вот теперь – в атаку!
Нет, не зря внутренний голос не давал ему пустить в ход резерв. Сейчас двадцать тысяч свежих воинов легко порубят бегущих. Выходит, то был приказ свыше, глас богов?
– Оставьте! Оставьте меня! Пусти, говорю! Пусти-и!
Еще невиданная мной сцена – ангел бьется в истерике. Рату удерживают сразу трое, но это получается плохо – ведь помимо рук и ног у ангелов имеются еще и крылья, одним ударом способные убить взрослого человека.
– Вы! Вы все! Он же верил нам! Они сражались, а вы… а вы смотрели на экраны, вы смотрели это, как фильм, в тепле и уюте, вы все, чистоплюи! Ты, координатор! У нас же есть оружие, а ты… Трус! И все вы трусы! Пусти меня, трус позорный!
– Хватит! Успокойся!! – рявкнул стоящий в середине ангел голосом, от которого мне сразу захотелось помочиться. Да, хороший начальник всегда найдет нужное слово для своих подчиненных.
Акустический удар возымел действие. Рата вдруг успокоилась, глубоко и часто дыша.
– Все. Ну все уже, пусти меня.
– Ну вот и хорошо.
Девушка, только что высвободившаяся, поправляет растрепанные перья и волосы. Да, она взяла себя в руки. Вот только хорошо ли это?
– Что именно хорошо, координатор? Горы трупов, оставшихся на поле боя? Или распятые вдоль Аппиевой дороги? Что тебе больше по вкусу?
Координатор молчит, катая желваки. Для ангельского лика зрелище необычное.
– Не надо. Не стоит скрипеть зубами. Я заявляю тебе прямо, координатор – я не успокоюсь, покуда на месте этого проклятого города не образуется огромная яма, наполненная мертвой водой. Я говорю это тебе при свидетелях, в ясном уме и твердой памяти.
– Этот город не один на планете, Рата.
– Не называй меня Ратой, я не разрешаю. И вообще, дорогие коллеги, я понимаю, что мне тут больше не работать. Ну что же. Запомните мои слова. Вы все трусы, вы боитесь крови. А эти гады крови не боятся, они купаются в ней. И пока вы не научитесь выжигать осиные гнезда, выжигать, не считая убитых, ничего у вас не выйдет.
– Убитых тут хватает и без нас. Чужую кровь лить легко…
– Не надо. Не надо словоблудия. Вы будете возиться с вашим точечным вмешательством, а болезнь будет распространяться шире и шире. И когда она захватит всю планету, ваши преемники сбегут отсюда, сбегут из пропащего навеки мира, прокляв вас за бездеятельность и трусость.
– И что ты конкретно предлагаешь? – подал голос ангел, один из державших девушку во время истерики.
– Ты отлично понял меня, Арт, не строй из себя бескрылого младенца. Все пораженные земли должны стать дикими. Новые, не затронутые болезнью народы заселят эти земли, а нам останется только следить, чтобы начинающие тираны вовремя гибли вместе с чадами и домочадцами. Все империи надо гасить в зародыше.
– Тебя надо лечить, Рата.
– Я здоровее вас всех. Я так понимаю, плутоний вы мне не вернете?
– Разумеется, нет.
– Тогда дальнейшую болтовню с вами, мои бывшие коллеги, я считаю бессмысленной. Я все сказала. Дикси!
Диафрагма люка за Ратой закрывается медленно, осторожно. Это вам не теперешние люки, словно возникающие из ничего. Публика подавленно молчит.
– Сколько там накапало?
– Сто семьдесят пять тысяч доллей чистого плутония. Причем уже в готовых отливках, оставалась сборка заряда. Она трудилась всю ночь, запустив сразу четыре элемент-конвертора. И двух универсальных роботов взяла с собой.
– Она не получила дозу облучения?
– Вроде нет. Она работала на редкость собранно и спокойно, там сохранилась контрольная видеозапись.
Координатор нервно заходил по залу.
– Послушай, шеф… Ну не переживай так… Все образуется…
– Перестань, Арт. Ты считаешь, за сочувственной болтовней тебе удастся скрыть подлинные мысли?
– Это было новое тяжелое поражение, – Уот все вертит и вертит свой серебряный карандаш. Может, его это и успокаивает, но вот меня понемногу достает… – Общественное мнение тогда разделилось.
Некоторые, скажем мягко, горячие головы предлагали устроить тут, на Земле, некую всепланетную лабораторию по выведению хороших людей и переделке плохих в основном физико-химическими методами. Этаких спокойных, беззлобных увальней, радующихся идиллической сельской жизни. Стыдно вспомнить! К счастью, таких было очень и очень немного. Когда их оппоненты всерьез стали обсуждать вопрос о принудительном применении к этим ребятам ими же созданных препаратов и аппаратов, авторы проекта скромно ушли в тень.
Вторыми были сторонники виденной тобой Раты. Нет, разумеется, идея была сильно модифицирована, но все равно… В общем, если коротко – явить свою мощь, проведя несколько показательных боевых операций и казней непокорных. Силой навязать землянам желательный строй и полную демократию. Таких было больше, и опасность утраты Землей своей цивилизации была вполне вероятна – сил же не было смотреть, как вы мучаетесь! Но уже тогда большинству было ясно – это путь в тупик, причем безвыходный.
Третьих было еще больше. Они рассуждали логически. Прямое массовое вмешательство недопустимо. Точечные акции безрезультатны. Тогда какой смысл гонять к Земле звездолеты? Да, стационарных телепортов на Земле тогда еще не было, и даже бортовых установок на звездолетах не было. Поэтому каждый раз приходилось посылать к Земле звездолет – огромные улетали средства! Не лучше ли поступить, как «зеленые» – оставить на планете скрытые устройства наблюдения, внепространственный ретранслятор в лунном кратере… Дешево и мило! Трусы! – Уот с силой брякнул на скатерть свой карандаш. – Вот где настоящая трусость!
Но все-таки больше всего было таких, как этот вот координатор, – Уот кивнул на экран. – Таких, как теперешние Мауна и Уэф, родители твоей жены. И таких, как она сама. И они работали, работали, несмотря ни на что.
А на твоей родной планете тем временем римские легионы уже топали по всему Средиземноморью, окончательно превращая его в стопроцентный, логически завершенный ад. Рабовладельческий строй распространялся все шире, и казалось, пророчество Раты сбывается. Надо было искать выход.
И выход был найден. Только, к нашему стыду, нашли его не мы. Его нашел бездомный бродяга из Иудеи, известный вам на Земле под именем Иисус Христос.
Снова светится объемный экран, и новые кадры. В колоннаду дворца Ирода Великого, мучимый мигренью, медленно входит прокуратор Иудеи Понтий Пилат…
Что-то вдруг изменилось. Я вижу все, будто сквозь текучую воду. И голос моего наставника доносится до меня будто из-под воды.
Да, это он. На экране сейчас никто иной, как Иисус Христос, Иешуа на местном диалекте. Да, мысли о том, что этот мир несправедлив, приходили в головы миллионам людей. Но только ОН сумел понять, как именно следует устроить этот мир.
Не убей. Не укради. Не отнимай вола и жену у ближнего своего. И вообще возлюби ближнего своего, как себя. Как такое возможно?!
– Мы вышли на него уже тогда, когда он вовсю вел свои проповеди. Самому дойти до всего, представляешь?! Даже принцу Сиддхартхе Гаутаме потребовался толчок. В общем, дело пошло…
Вот только Римская Империя уже сильно отличалась от Индии времен Будды, являя собой законченный ад, и к тому же новый пророк был отнюдь не царского рода. Да и царский титул вряд ли спас бы его в том аду, где он вел свои проповеди. Так что он немного успел… Немного успел лично.
На экране новые кадры – на пустынном берегу Иордана, укрытые от постороннего взгляда густо разросшимися кустами инжира, беседуют ангел и Иешуа. Жестикулируют, улыбаются, даже смеются. О чем они говорят?
– О жизни… – Уот все вертит и вертит свой карандашик.
А кадры на экране все сменяют и сменяют друг друга. Осужденные на помосте, и возбужденная толпа, замершая в ожидании. Звериное, жадное любопытство на лицах. Это их сегодня казнят. Их, а не меня! И этот вот безумный философ сегодня умрет, а я буду жить, жить долго, жить богато… А хотя бы и не богато – просто долго. Какое счастье!
Но есть и другие взгляды. Вот толстая тетка смотрит на осужденных, жалостливо вытирая глаза грязным пальцем. Вот долговязый грек в обтрепанной хламиде глядит исподлобья на стоящих на трибуне владык, духовных и светских, и во взгляде у него тяжелая, свинцовая ненависть. А вот боль и отчаяние плещутся в глазах еще совсем молоденькой девушки.
И совсем уже безумный, полный нечеловеческой муки взгляд у этого худого, заросшего неопрятной шерстью человека, которого камера зонда показывает крупным планом. Левий Матвей.
– Да перестань ты вертеть свой карандаш! – вдруг ни с того, ни с сего рявкаю я на своего учителя, и тут же мне становится стыдно. Как с цепи сорвался, право…
– Я не могу. Тогда я буду ломать пальцы, – угрюмо отвечает Уот.
– Извини, пожалуйста…
– Я не обиделся. Где ты видишь обиду? И я тебя отлично понимаю.
А на экране уже беспощадное солнце ровно калит землю мертвым, железным светом. На вкопанных на вершине мертвой, безлесной горы крестах висят люди. Живые пока еще люди, прибитые к мертвому дереву грубыми железными гвоздями, больше напоминающими железнодорожные костыли.
– Скажи. Скажи мне. Разве ничего нельзя было сделать?
Уот смотрит мне в глаза пронзительно и ясно, и я вдруг отчетливо понимаю: вот сейчас, в этот момент, решается – смогу ли я работать в этой конторе, или мне придется переходить в садоводы-лесоводы.
– Можно. Вот для него конкретно, для него одного. А как быть с десятками тысяч распятых вдоль Аппиевой дороги? И с сотнями тысяч других? И с миллионами, нет, к тому времени уже десятками миллионов рабов? Которых вскоре должно было стать сотни миллионов?
– Я понял, – медленно говорю я.
Его взгляд внезапно погасает, он смотрит в землю.
– Но тогдашнему координатору, контролировавшему Восточное Средиземноморье, все-таки удалось для него кое-что сделать.
На экране глубокая, безлунная средиземноморская ночь, черная, как чернила. На землю тихо, неслышно опускается планетарный катер, возникший будто из мрака. Нет, это еще не современный транспортный кокон, невидимый и неощутимый, но все-таки на этой древней машине уже стоит оптическая маскировка, позволяющая летать, не опасаясь любопытных, но невооруженных глаз аборигенов.
Сидящий у входа человек в рваной хламиде уже заснул крепким сном. Из катера по раскрытому пандусу выходят ангелы – один, два, три… Четверо. Входят в грот, в глубине которого покоится тело, завернутое в грубый плащ. Берутся вчетвером, несут убитого к своему ковчегу. Легко несут, без натуги. Ангелы только выглядят маленькими и хрупкими.
– Почему они не используют роботов? – спрашиваю я.
– Потому что, – и по тону ответа я понимаю, что опять ляпнул…
Катер устремляется вверх, растворяется в небе. Конечно, хорошо бы оставить здесь муляж, но сделать его не успели…
И снова на экране мелькают кадры – тело, покоящееся в жидком гелии. Светятся экраны, на экранах мелькают какие-то значки, образы… Группа ангелов спорит, один даже руками размахивает. Нет, восстановить тело можно, но стоит ли? Да, я за то, чтобы он стал одним из нас. Помилуйте, да вот уже и программа готова!
А вот и саркофаг, знакомое устройство. Витализатор, в котором мертвые оживают. И даже при нужде превращаются в ангелов.
А вот и новообращенный, ошеломленно вертит головой, выглядывая из ванны волшебного аппарата. Да, ему было труднее – ведь я-то все понимал, и со мной была моя Ирочка…
– Убить можно только носителя мысли, но сама мысль по природе своей бессмертна, – Уот наконец-то оставил в покое свой карандаш. – Она распространяется, как цепная реакция, неудержимо и лавинообразно.
И снова я понимаю. Да, неудержимо и лавинообразно. Вот уже некий Савл, бывший ревностный гонитель первых последователей нового учения, а теперь его адепт, проповедует среди толпы, внимающей жадно и цепко. И скрипит гусиное перо, занося на пергамент мысли, чтобы люди могли прочесть и передать другим. И вот уже самого Савла нет в живых, а пергамент остался. Его мысли и чувства живут среди людей, и скрипит гусиное перо, разнося их все шире…
– Разумеется, это не осталось без ответа. Дьяволы, вроде Нерона и Калигулы, контролировавшие тогда территорию Римской Империи, боролись с ростками нового, как могли. Но никакие садистские ухищрения не могли остановить процесс, и новое учение распространялось все шире. И нечего было противопоставить прозревшим людям, кроме грубой и жестокой силы. Обычные приемы владык тут не работали. Принцип «разделяй и властвуй»? Христианские общины были вполне сплоченными. Предательство? Да, предатели были всегда и везде, но тут они не играли решающей роли. Люди больше не хотели жить в аду. И новое учение проникало в семьи патрициев, сенаторов, членов императорской семьи… В самый мозг Великой Империи Зла, уже разлагавшейся изнутри, рушившейся под тяжестью неслыханных злодеяний.
Однако на сегодня достаточно. Вопросы есть?
Вопросы… Нет вопросов. Ну нет пока у меня вопросов, хоть убейте! Не дозрел я…
Уот заметно огорчен, я вижу.
– Понятно. Ладно, дозревай. Вот это тебе домашнее задание, смотри. А меня уже мутит от этой истории, извини за прямоту. Никак не могу привыкнуть, хотя работаю в земном отделе не первый год – он вдруг засмеялся – Но хоть на природе отдохнули. Давай окунемся, что ли?
– … Ты не испортишь свою фигуру, девушка?
В ответ Нечаянная радость подгребает лапкой оставшиеся на блюдце кусочки маслянистого плода, урча, ускоряет процесс питания. Да, она заметно округлилась. Ирочка права, я перекармливаю зверюшку из эгоистических соображений. Когда она хорошо накормлена, то спит крепко и не мешает мне заниматься.
Радость облизывается, довольно вспархивает мне на голову, урча, начинает облизывать. Благодарный зверь, ничего не скажешь.
– Ну все, все… Давай уже спать, а?
Умница, все поняла. А может, совпадение – после сытного обеда летучие сони всегда спят. Древние и благородные животные, аналог наших земных кошек. Когда-то эти зверюшки бодрствовали по ночам, охотясь на ночных насекомых и очищая жилища древних ангелов от всевозможных паразитов и кровососов. Но все паразиты и кровососы уже давным-давно перекочевали на страницы истории, и столетия сытого безделья расшатали охотничьи инстинкты сонь. Теперь они спят большую часть суток, просыпаясь только для игр и еды. Спи, спи, Нечаянная ты наша радость… А мне пора работать. Выполнять домашнее задание.
Вспыхивает в воздухе, протаивает в глубину виртуальный дисплей…
Зал Верховного Совета (да, именно так) полон. Еще бы! Сегодня решается вопрос о дальнейшей судьбе проекта «Земля». Решается судьба целой планеты.
– … Таким образом, все эти гигантские жертвы оказались напрасными. Разумное сообщество планеты по-прежнему пребывает в состоянии перманентной дикости. Они не продвинулись ни на полшага. Да, да, я вижу ваши возражения, коллеги. Вижу и отметаю их. Весь этот прогресс, дворцы, храмы и статуи – все это одна видимость, мыльные пузыри. Человек по природе своей остался хищным зверем. Не перебивайте, пожалуйста! Я еще раз повторяю – люди в массе своей остались хищными обезьянами, признающими только право сильного и подчиняющимися лишь страху. Да, есть исключения, но это именно исключения, их ничтожно мало – ученых, поэтов… И все они погибнут, как только лопнет мыльный пузырь этой звериной цивилизации. А лопнет он обязательно, и уже скоро.
Я считаю, что продолжать работу прежними методами нельзя. Нет, я не призываю все немедленно бросить и сбежать, оставив лишь автоматических наблюдателей, как предыдущий оратор. Но пора наконец признать – тот первый успех был случайностью, а все последующие провалы – закономерность. Человечество не поддается точечному воздействию. Надо искать выход. У меня все.
Докладчик садится, и его увеличенное изображение, висящее прямо в воздухе перед собранием, гаснет.
– Кто следующий? Прошу! – председатель делает неуловимое движение рукой, и в воздухе вспыхивает новое изображение.
– Выход искать не нужно. Выход давно известен, и надо только воспользоваться им. Напомню, что кроме точечного скрытого вмешательства существует еще открытое и массовое.
Да, я тоже вижу ваши возражения. Да, самобытность этой цивилизации будет навсегда утрачена. Но болезнь расползается шире и шире. Сотни миллионов замученных и убитых – не слишком ли высокая цена за эту самобытность? У меня все.
– Кто следующий? Прошу!
Новый оратор делает паузу в несколько секунд, собираясь с мыслями.
– Я хочу предоставить вам справку. Население территории, занимаемой сейчас так называемой Великой Империей Зла, именуемой специалистами иногда еще Римской, сократилось более чем втрое по сравнению с предшествующим первобытным периодом, и продолжает медленно сокращаться. А в степях на востоке очень размножились дикие, не затронутые пока болезнью рабства и полные сил народы. В ближайшее время они двинутся на запад, спасаясь от перенаселения, и Великая Империя Зла будет смыта ими, как потопом. И народы, еще обретающиеся на зараженных территориях, исчезнут. Да, они погибнут, но перед смертью успеют заразить пришельцев. Работа – удел рабов! Такая идея непременно понравится ряду племенных вождей, и все начнется сначала.
Я тоже за массовое вмешательство, но не такое, какое имел в виду предыдущий оратор. Я за решение, подсказанное нам уже давно мудрой Резвящейся под Великой звездой – кстати, она сейчас в этом зале. Пораженные земли должны стать дикими, и пусть пришедшие встретят лишь заросшие травой дворцы и храмы в заброшенных городах. Пусть занимают их и живут, а если захотят – пусть разрушат и построят свои. Но это будут свободные люди. Жестоко? Давайте не будем! Что важнее, спасение целого разумного вида или некоторое продление агонии пораженных болезнью народов, которые так и так обречены? И делать это надо быстро. У меня все.
– Кто следующий? Ты, мудрая Рата? Прошу!
Новое изображение вспыхивает в воздухе. Я узнаю в нем девушку, которая билась в истерике, пытаясь вернуть плутоний, приготовленный для великого Рима. Вот только глаза другие. Совсем другие глаза.
– Все верно. Все правильно. Предыдущий оратор прав – они погибнут, нынешние народы Империи Зла. И заразу свою они передадут новоселам, непременно передадут. Но они передадут им и другое – то, что накопили за эти века. И эти идеи, что сейчас вовсю гуляют по империи, тоже. И новым народам не придется начинать все сначала, и не будет замкнут дьявольский круг – просто начнется новый виток спирали. Долгий, долгий виток. Но не круг, вот что важно. А все остальное – мелкие детали.
– Непонятно. Ты против своей собственной концепции, Рата?
– Да. Я против. За время, что прошло с момента восстания Спартака, многое изменилось. Они меняются, люди, ну неужели вы не видите? Да вот он сидит, Восставший из праха, биоморф и бывший человек – он вам скажет…
– Ты тоже сильно изменилась, Рата. Однажды ночью ты гнала плутоний…
– Молодая была, глупая.
Зал смеется.
– Я заканчиваю. Вот тут было сказано, что огромные жертвы были напрасны. Это неправда. Но это станет правдой, если мы сейчас покинем их. Мы должны продолжать, несмотря ни на что. Более того, следует резко усилить наше влияние, применять точечное воздействие не только в глобально-ключевые моменты истории, но и в частных случаях, имеющих локальное значение. Новые прогностические машины позволяют видеть такие моменты, просчитывать риск. Да, это потребует увеличения расходов. Но я призываю вас принять такое решение. У меня все.
– Кто следующий? Прошу!
Еще один оратор встает с места.
– Вот тут уважаемая Резвящаяся под Великой звездой просит нас принять решение об увеличении расходов на проект «Земля». Отвечаю – они и так непомерны. Каждый полет звездолета к Земле съедает заметную долю ресурсов всей планеты. Еще бы, такая масса! К тому же до сих пор звездолеты остаются весьма опасными в эксплуатации машинами – вспомните, сто десять лет назад «Прорыв» и вот недавно «Прыжок» так и не вышли из перехода. Сейчас на ходу всего четыре звездолета, и в ближайшее время новых не будет. Каждый рейс – подвиг, разве это нормально? Но это бы полбеды. Всем вам известно, что в созвездии Самоцветов открыта цивилизация свиров, очень молодая и перспективная. Но и там уже появились очаги заразы. Сейчас их можно довольно легко погасить, но время работает против нас. Как быть? Два этих проекта вместе мы не потянем ни при каких условиях. Любая благотворительность имеет предел. Мы не можем наносить ущерб собственной цивилизации.
Тяжелое молчание разливается по залу.
– Кто еще? Слово имеет Восставший из праха. Прошу!
Я вглядываюсь в изображение. Ничто в этом сияющем ангеле не выдает того бродячего философа, распятого по приговору неправедного суда. Вот разве глаза… У него же совершенно человеческие глаза, вот что.
– Мне очень жаль, что с нами нет принца Сиддхартхи и его верной Юайи, ушедших в свою Нирвану. Ладно, я скажу один. Вот тут было сказано, что расходы на проект непомерны. Но ведь львиную долю расходов составляет доставка грузов звездолетом, так? Насколько мне известно, многое оборудование можно делать и на Земле.
– Многое – это не все…
– Прошу прощения, я не закончил. Мы с моими товарищами разработали проект, позволяющий отказаться от использования звездолетов.
Вспыхивает огромный виртуальный экран. На экране – знакомый шар, весьма похожий на тот, что стоит в подвале старого скита, только он гораздо больше в диаметре. Верхняя половина шара поднимается, блестят непомерной толщины стенки гигантского ореха. В зале оживление.
– Мы назвали это телепортом. Это устройство позволяет мгновенно перемещать груз весом более миллиона доллей на расстояние… впрочем, дальность напрямую связана с затратами энергии и пиковой мощностью установки. Смотрите характеристики.
На экране возникают диаграммы и графики. Шум в зале усиливается.
– Почему Совету ничего не известно?
– Приятный сюрприз должен быть внезапным, – в зале смех. – Чтобы противники не успели подготовиться.
– А как насчет живых грузов? Насколько это опасно?
– Не скрою, риск есть, а на расстоянии в сотни светолет немалый риск. Но не намного больше, чем при использовании звездолетов.
– Эта установка работает в обоих направлениях?
– Нет, к сожалению, пока только туда. Видите ли, струну приходится держать непрерывно, а это требует мощного источника энергии, мы используем кварк-генератор. На Земле установка подобного устройства пока проблематична. В зале есть физики, они меня поймут.
– Подождите… Это значит, ваш… да, телепорт не дает возможности вернуться? Это дорога в один конец?
– Это правда. Но я не закончил. Я предлагаю сделать миссии на Земле практически бессменными, тогда вопросы обратного пути отпадают вовсе.
Шум в зале, все пересвистываются, щебечут.
– Это дело сугубо добровольное. К тому же в крайнем случае всегда можно возобновить полеты звездолетов. Лично я готов отправиться на Землю на любой срок, и думаю, найдутся и другие. И потом, вы совершенно напрасно стараетесь все делать сами. В штат миссий вполне могут войти люди.
Шум в зале достигает апогея.
– Я заканчиваю. Идя на заседание сегодняшнего Совета, я отчетливо понимал, что все это – пустая формальность, консилиум у смертного одра, выражаясь по-человечески. Два проекта не потянуть, и надо делать выбор. Без сомнения, свирам надо помочь. Пусть звездолеты уходят туда. Но я прошу сделать еще один рейс и доставить на Землю приемную установку телепорта. Тогда расходы на содержание земных миссий резко сократятся, и люди не будут отнимать надежду у свиров. Я вас очень прошу. Не бросайте людей… пожалуйста.
Вот теперь в зале становится тихо. По-настоящему тихо.
– Ау, любимый!
Моя жена стоит во входном проеме, озаренная солнцем. И сама сияет, как солнышко. Маленькая моя…
«Ты и сам сейчас не особо громаден, мой бывший хищник» – смеется Ирочка. Но я уже вижу причину ее веселья.
«Да. Мне пришлось потрудиться, зато точная копия. Груз уже на крыше башни»
В кухне-хозблоке отъезжает стена, и в наше жилище с мелким топотом гофрированных ножек вваливаются роботы-грузчики, несущие диван. Да, диван, точь-в-точь копия того, самого первого…
– Ставьте у стены! – командует Ирочка – Да, вот тут. Свободны!
Я подхожу, щупаю обивку.
– Где ты достала ткань?.. – и уже сам понимаю – снова ляпнул…
Ирочка смеется. Переходит на русский язык.
– Я ночами не спала, все ткала, ткала, ткала… Нанороботы, Рома, могут сделать все, если ты в состоянии объяснить, что именно тебе нужно.
– Отличный муляж.
В ее глазищах пляшет смех. Она переходит на мысль.
«Муляж? Эта штука должна работать. Сейчас мы это проверим»
Она медленно приближается ко мне, слегка распустив крылья, и меня охватывает дрожь. Сейчас, вот сейчас… Сейчас мы проверим, как эта штука работает…
«Роман, Иолла, здесь Уэф. Можно посетить ваше жилище?»
Я вздрагиваю, и Ирочка тоже. Ловко выскальзывает из моих объятий, садится на краю дивана, как ни в чем не бывало.
«Папа? Конечно, можно!»
На ковре из ничего возникают два ангела, сидящие по-турецки. Папа Уэф и мама Маша. От неожиданности я зачем-то судорожно прикрываю горстью срам. Хорошо, что мы успели закончить ходовые испытания дивана…
В фиолетовых глазах Уэфа прыгают огоньки.
– Здравствуй, Рома. И тебе привет от деда Иваныча, дочка. Поздравляю вас с обновкой.
– Спасибо, папа. Как дед? Сильно чахнет по внучке?
– Заметно, – это уже мама Маша. – Жаль, сегодня он не успел к сеансу связи. Но в следующий раз обязательно.
– Ты уже начал работать, Рома? – это опять Уэф.
– Да… Не знаю, как насчет работать – кино смотрю пока…
Уэф прищуривается. Переходит на мысль. Да, у них и мысли транслируются при сеансе межзвездной связи.
«А ты полагал, тебе сразу поручат проведение операции против «зеленых»? Или и вовсе руководство земным отделом? Вводный курс – совсем не кино. Извини за прямоту, но ты опять придуриваешься, Рома, я же вижу. Это ты мог себе позволить, работая простым исполнителем в миссии под крылышком у тестя. В твоей нынешней конторе придурков не любят»
Да, папа Уэф в своей манере, он умеет брать быка за рога. И промеж рогов может врезать при нужде.
– Не обижай моего мужа, папа, – Ирочка смеется. – Он не придуривается, он дозревает.
Да я и не обиделся. На правду обижаться глупо.
Мама Маша легко встает, коротко встряхивает крыльями.
– Вот что, дочка. Пойдем-ка в соседнюю комнату, я переключу канал связи туда. Рома, я попрошу тебя не подслушивать наш разговор, ладно? Иолла сама тебе потом изложит все тебя касающееся. Поговорите пока с Уэфом.
Она выходит из круга, ограничивающего объем передаваемого изображения, пропадает. Ирочка, коротко глянув на меня, тоже направляется к выходу. Интересно, о чем они там хотят пошептаться?
«О проблемах зачатия от биоморфов, например» – это Уэф – «Не стоит вникать в чисто женские проблемы, Рома. Я полагаю, у тебя сейчас хватает своих. Если хочешь, мы их обсудим, время есть. Как тебе?»
– Ты должен начинать спать, Рома. Я не имею в виду – с Иоллой на диване, ты должен спать так, как тогда. Ты должен видеть. Любая способность, Рома, либо используется, либо утрачивается, уж ты мне поверь. Постарайся не пропускать ни одной ночи. Развивай свой дар.
Уэф, как обычно, перебирает четки. Нет, все понятно – либо используется, либо утрачивается… Но как же тогда диван?
– Одно другому не помеха – в глазах Уэфа прыгают огоньки – Даже у нас в Раю ночь длится целых четыре часа, вряд ли вы с Иоллой сможете эксплуатировать диван так долго. Или сможете?
Грубо, папа Уэф. Нет, как угодно – не могу я привыкнуть к их спокойному, уверенному бесстыдству…
Уэф смеется своим серебряным девичьим смехом.
– Ладно, Рома, диван, это ваше семейное дело, мне тут соваться и вправду не стоит. Но вот что я тебе скажу… Тебя взяли в службу внешней безопасности именно как Великого спящего, потому что как оперативный сотрудник ты пока ничего не стоишь, и это будет еще довольно долго. Я скажу тебе больше – кое-кто считает, что ты способен на большее. Если ты будешь тренировать свои способности, кто знает… Может быть, ты станешь Великим грезящим, как твой шеф Биан или Аина в вашей группе. Или даже Всевидящим.
Я вспоминаю – Аина сидит с закрытыми глазами… Вон оно что…
– А в чем между ними разница, папа Уэф?
– Разница в том, что ты во время сна не контролируешь свои видения, в крайнем случае контролируешь частично, как это было тогда… А Великий грезящий грезит наяву, находясь в сознании, и может эффективно контролировать и направлять свои видения.
– А Всевидящий?
Уэф задумчиво перебирает четки.
– Всевидящий… Этот феномен до сих пор необъясним наукой, Рома. Слишком мало фактов. Сейчас на нашей планете всего пятеро действующих Всевидящих, плюс семеро у сэнсэев. Есть ли живые Всевидящие на Земле и на Свире, неизвестно – трудно выявить их среди массы невежественных дикарей – но у «зеленых» их нет точно. Как, впрочем, и Великих грезящих и даже Великих спящих.
Забавные стеклянные зверюшки так и мелькают в пальцах Уэфа.
– А вообще-то, согласно современным представлениям нашей науки, Всевидящие просто не могут существовать, Рома. Как работает голова у Великих спящих, в общих чертах понятно – явление это сродни телепатии, только шире. И уже недалек день, когда явление станет доступным многим, как до этого стала телепатия. И Великие грезящие тоже в принципе понятны, они отличаются от Спящих лишь тем, что бодрствуют во время сеанса. И те и другие способны видеть в пределах своей планеты, максимум ее ближайших окрестностей. А Всевидящие способны видеть именно все. Все, что угодно, Рома, даже за сотни и тысячи световых лет. Даже за миллионы и миллиарды, если на то пошло. Как это происходит… Никакие носители информации не способны сами по себе преодолеть световой барьер – ни свет, ни гравитационные волны, ни всепроникающие нейтрино. Есть, правда, обходной путь. У нас есть установки внепространственной связи, именно благодаря им мы с тобой сейчас разговариваем. Но представить, что живой мозг способен организовывать управляемый микроколлапс пространства и формировать гиперструну… немыслимо! Нет, тут действует какой-то другой механизм. Ты спроси у Фью, в его институте есть группа ребят, безусловно гениальных, хотя на мой взгляд и не совсем здоровых психически. Эти ребята занимаются как раз вот этой проблемой, но пока безуспешно.
Уэф внезапно настораживается.
– Однако мы отвлеклись, наши женщины уже обсудили свои проблемы, и пора заканчивать сеанс связи. Дорого, блин! – уже совершенно неожиданно голосом Коли-Хруста говорит Уэф, смеется. – Ты не стесняйся там задавать вопросы, только не дурацкие. От тебя и ждут сейчас именно умных вопросов, Рома. На умный вопрос – умный ответ, на умный ответ – новый умный вопрос, и так далее… И начинай спать! Ну, поговорили? – это уже не мне.