Как отмечалось ранее, защита субъективных гражданских прав осуществляется двумя самостоятельными способами – государственным (публичным) и альтернативным (частным).
Возможность применить тот или другой способ к тем или иным правоотношениям определяется в зависимости от критерия соотношения правовых статусов участников исходного, спорного правоотношения.
Взаимно равное положение участников спорного материального частноправового правоотношения определяет возможность применения частного способа защиты права.
Взаимно неравное положение участников спорного публичного правоотношения определяет возможность исключительно публичного способа защиты.
«Государственное происхождение» субъективного гражданского права (как частного, так и публичного) определяет применимость государственного, или публичного, способа защиты как в отношении частных, так и публичных прав. В силу этого публичный (государственный) способ защиты субъективного гражданского права ставится на первое место в системе способов защиты права. Он осуществляется в следующих самостоятельных формах – конституционного судопроизводства, административного, гражданского судопроизводств. Также следует говорить об арбитражной процессуальной форме, которая хоть прямо и не закреплена в Конституции, но, тем не менее, фактически существует и реализуется в деятельности самостоятельной системы арбитражных судов.
Специфической особенностью государственного способа защиты частного гражданского права является специальный правовой статус субъекта, осуществляющего защиту. Это, в первую очередь, орган государственной власти, реализующий свою компетенцию – а значит, гражданские процессуальные и арбитражные процессуальные правоотношения – это властеотношения, основанные на неравном положении их субъектов.
В силу этого, гражданские процессуальные и арбитражные процессуальные правоотношения как публичные правоотношения, характеризуются императивностью и это основное, принципиальное отличие государственного судопроизводства и третейского разбирательства.
К такому выводу можно придти, применив предложенный автором настоящей работы субъектный критерий.
Э.М. Мурадьян верно отмечает, что «гражданский процесс настолько тесно связан с правом материальным, гражданским, что в силу нерасторжимости связи формального с регулятивным ему нет в правовой системе иного места, чем в подсистеме частного права… Истец обращается не напрямую к ответчику, а через суд и т. п… Распоряжения судьи, решения суда носят императивный, обязательный характер – субъект власти и его отношения с участниками процесса, главным образом властеотношения… Приведенные соображения подтверждают именно публично-правовой характер гражданского судопроизводства»[107].
Это неравенство находит свое выражение в совокупности обязательных требований, которые диктуются властным органом – судом. Указанные требования обусловлены определенными целями и способствуют решению судом своих задач.
Задачей гражданского судопроизводства является правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел. Выполнение этой задачи, в соответствии с положением ст. 2 ГПК РФ, приведет к защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов субъектов материального права.
Таким образом, цель судебной деятельности есть защита права, а ее задача – рассмотрение конкретного спора.
Что значит «правильное» рассмотрение и разрешение гражданского дела?
В условиях состязательного процесса нельзя говорить об объективной истине. Состязательное начало исключает активную роль суда в доказывании по делу, выяснение же истинных взаимных правоотношений сторон спора по результатам только одной самостоятельной процессуальной деятельности истца и ответчика зачастую невозможно.
Следовательно, «правильное» разрешение спора не означает такое разрешение, которое позволит выявить объективную истину, правду. Полагаю, что «правильное» разрешение, как это заключено уже в самом этом термине, означает «разрешение, осуществляемое по определенным правилам».
Необходимость для суда, разрешающего гражданско-правовой спор, действовать «по правилам» обусловлена, в первую очередь, его ответственностью, как правовой, так и социальной, за свои действия и суждения, которые найдут свое выражение и закрепление в судебном решении и породят в дальнейшем многочисленные правовые последствия и для сторон, и для других лиц, и для всего общества в целом.
Чтобы эти оценки, суждения, решения были максимально объективны, полны, точны и безусловны, суду необходимо совершать строго определенные процессуальные действия в строго определенной их последовательности. Такие действия и их очередность в большей или меньшей степени гарантируют, во-первых, то, что суд «не позабудет» рассмотреть спорную ситуацию с той или иной стороны и совершить то или иное действие и, во-вторых, не ошибется в юридической квалификации того или иного факта, действия или бездействия. Помимо того, что это определенная гарантия защиты участников процесса от злоупотреблений суда, могущих иметь место при рассмотрении конкретного гражданского дела, это еще и своеобразная «страховка» для добросовестного судьи, который в силу некоторых субъективных, общечеловеческих причин может допустить ту или иную ошибку.
Такая законодательно установленная последовательность совершения судом и другими участниками процесса под контролем суда строго определенных процессуальных действий называется гражданской (арбитражной) процессуальной формой. Она закреплена в нормах процессуального закона (ГПК РФ, АПК РФ), императивна, то есть не допускает изъятий или дополнений и оставляет на судебное усмотрение лишь те вопросы, которые напрямую ею не урегулированы. При этом судебное усмотрение даже не урегулированных процессуальной формой вопросов допускается лишь в рамках соответствия упомянутого усмотрения принципам как руководящим началам гражданского (арбитражного) процесса, то есть судебное усмотрение, так или иначе, тоже реализуется в рамках процессуальной формы.
Итак, правила, в соответствии с которыми происходит деятельность по защите права, именуется процессуальной формой. Процессуальная форма выступает в качестве механизма достижения законности в правоприменительной деятельности судов, арбитражных судов.
По мнению ученых-юристов, гражданской процессуальной форме присущи следующие черты:
а) законодательная урегулированность;
б) императивность правовых норм;
в) обязательность участия в качестве одного из субъектов арбитражного суда;
г) предопределенность процессуальных действий нормами права;
д) правовой характер действий[108].
Считаю необходимым дополнить перечень свойств, или признаков, гражданской процессуальной формы таким признаком, как «открытость».
На мой взгляд, необходимость выделения этого свойства продиктована спецификой публично-правовой природы государственного способа защиты субъективных гражданских прав, подразумевающей небезразличное отношение каждого из членов общества к содержанию любого публичного правоотношения (поскольку в основе публичного права лежит публичный, или «общий» интерес), в том числе гражданского процессуального правоотношения.
Поэтому свойство «открытости» гражданской процессуальной формы можно называть также «публичностью» или «гласностью».
Гласность как принцип гражданского судопроизводства легально закреплена в ст. 10 ГПК РФ. В ст. 2 АПК РФ прямо говорится о справедливом публичном судебном разбирательстве.
Таким образом, правильное и справедливое рассмотрение дела есть, прежде всего, гласное, или публичное, разбирательство. Но за счет чего обеспечивается практическая реализация этого качества?
«Открытость» судебного заседания в смысле возможности присутствия в нем любого лица, свободно фиксирующего ход процесса, еще не есть «публичность» или «гласность» самого судебного разбирательства.
Дело в том, что «открытым» судебное разбирательство должно быть не только в течение фактического времени его производства, но и pоst fасtum, т. е. после того, как разбирательство по делу завершено.
Это важно потому, что у лиц, участвующих в деле, существует возможность обжалования принятого по делу судебного акта, и суду вышестоящей инстанции необходимо быть в курсе того, что происходило в суде первой или другой нижестоящей инстанции.
Именно поэтому исследователи принципа публичности в различных судопроизводствах полагают, что в его содержание органически включается ответственность государства за допущенные в ходе судебного разбирательства нарушения прав участвующих в деле лиц[109].
Реализовать эту часть публичности позволяет ведение протокола судебного разбирательства.
В ст. 228 ГПК РФ закреплено, что в ходе каждого судебного заседания суда первой инстанции, а также при совершении вне судебного заседания каждого отдельного процессуального действия составляется протокол. Аналогичная норма содержится в ч. 1 ст. 155 АПК РФ.
Таким образом, протокол выполняет важную функцию в гражданском и арбитражном процессах – достоверно фиксирует ход разбирательства дела, отражая все совершаемые судом и участниками процесса действия и их содержание. В случае отсутствия в деле протокола, вышестоящий суд однозначно отменяет вынесенный по делу судебный акт (п. 7 ч. 2 ст. 364 ГПК РФ и п. 6 ч. 4 ст. 270 АПК РФ).
В литературе правильно указывают, что «по протоколу судебного заседания вышестоящий суд формирует свое мнение о выполнении судом первой инстанции требований закона при рассмотрении и разрешении дела. При отсутствии протокола нельзя было бы проверить соответствие решения установленным судом обстоятельствам дела, о предоставлении сторонам и другим участникам судопроизводства возможности реализовать свои процессуальные права, об исполнении ими процессуальных обязанностей и т. п.»[110].
Первый вопрос, который требует разрешения – это вопрос о том, в какой момент производства по гражданскому делу судья должен начать вести протокол.
По общему правилу, протокол составляется в судебном заседании, а также при совершении отдельных процессуальных действий вне судебного заседания (ч. 1 ст. 230 ГПК РФ; ч. 1 ст. 155 АПК РФ). Если толковать закон буквально, указанные положения означают, что протокол ведется начиная с открытия судебного заседания, в котором дело рассматривается по существу, а в процессе подготовки дела его ведение не предусмотрено.
Между тем, подготовка дела к судебному разбирательству, являясь обязательным этапом судебного производства по гражданскому делу, имеет очень важное значение для последующего правильного и своевременного рассмотрения дела, и очень часто не может быть проведена качественно в силу нарушения своих процессуальных обязанностей самими участниками процесса. Последствием некачественной подготовки может стать нарушение сроков рассмотрения дела, ответственность за которое законодатель возложил на суд (в свете возможности взыскания компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок).
Бесспорно, что в тех случаях, когда лица, участвующие в деле, будучи недобросовестными, срывали подготовку дела, не являясь к судье для проведения беседы, либо намеренно не заявляя необходимых ходатайств на этапе подготовки, «приберегая» их для непосредственно разбирательства, либо в иных формах отказывались «сотрудничать» с судьей и именно по их вине произошло затягивание процесса, они не вправе рассчитывать на выплату им компенсации, но судья, рассматривавший дело, должен иметь возможность «доказать» собственную добросовестность и злоупотребления участников процесса.
Поэтому считаю правильным мнение о том, что «отсутствие процессуальной нормы о протоколировании процедуры совершения тех или иных процессуальных действий не означает, что коллегиальный суд или судья при их совершении не могут принять решение о ведении протокола. Например, процессуальные действия судьи и участвующих в деле лиц при назначении экспертизы в стадии подготовки дела целесообразно зафиксировать в протоколе, составленном с соблюдением требований ст. 229, 230 ГПК РФ»[111].
На мой взгляд, следует пойти еще дальше и закрепить обязательное ведение протокола не только в судебном заседании, но и в течение всего производства по гражданскому делу.
Далее, в законе не содержится ответа на следующий вопрос: решение суда подлежит отмене лишь в случае отсутствия протокола по делу в целом или также тогда, когда отсутствуют протоколы совершения отдельных процессуальных действий, совершенных вне рамок судебного заседания?
На необходимость ведения протокола при совершении того или иного действия обычно прямо указывается в соответствующей статье. Например, в ч. 3 ст. 58 ГПК РФ и ч. 4 ст. 78 АПК РФ сказано, что при осмотре и исследовании доказательств по месту их нахождения составляется протокол; в соответствии с ч. 1 ст. 63 ГПК РФ протокол ведется и при выполнении судебного поручения; при осмотре и исследовании вещественных доказательств, подвергающихся быстрой порче ведется протокол (ч. 3 ст. 75 ГПК РФ) и т. д.
При неисполнении судом общей юрисдикции, арбитражным судом обязанности по протоколированию при совершении отдельных процессуальных действий следует говорить скорее не о нарушении принципа публичности судебного разбирательства, а о недоказанности тех обстоятельств, на которых суд основывает свое решение, и в этом случае решение может быть отменено за его необоснованностью. Таким образом, в ряде случаев протокол подтверждает доказанность тех или иных обстоятельств и является гарантом не только законности, но и обоснованности судебного решения.
Часто возникает вопрос о том, ведется ли протокол в вышестоящих судах в порядке апелляционного, кассационного и надзорного производств. Рассматривая этот вопрос, прежде всего следует помнить о том, что порядок обжалования судебных актов в гражданском судопроизводстве изменился с 1 января 2012 г. По сути, прежняя апелляция «превратилась» в кассацию, а кассация приобрела строгие черты надзора. Надзорное же производство в настоящее время – это экстраординарная, исключительная стадия.
«Прежние» апелляция и кассация предусматривали ведение протокола – в ГПК РФ существовало следующее положение: рассмотрение дела судом апелляционной (кассационной) инстанции проводится по правилам производства в суде первой инстанции. Иными словами, ведение протокола являлось обязательным не только при производстве в суде первой инстанции, но и в апелляционном и кассационном производствах. Статья 327 новой редакции ГПК РФ сохранила подобное указание, закрепив: суд апелляционной инстанции повторно рассматривает дело в судебном заседании по правилам производства в суде первой инстанции с учетом особенностей, предусмотренных главой. Такое же требование зафиксировано в ч. 1 ст. 266 АПК РФ применительно к апелляционному производству в арбитражном процессе.
Статья 386 ГПК РФ, посвященная срокам и порядку рассмотрения дела в судебном заседании суда кассационной инстанции, не содержит аналогичного правила, поэтому можно сделать вывод о том, что в судебном заседании кассационной инстанции протокол не ведется. Однако это странно, ведь если в судебном заседании суда кассационной инстанции принимают участие лица, участвующие в деле, их представители, иные лица, то их объяснения должны быть как-то зафиксированы, как, впрочем, должны фиксироваться и все действия суда, вне зависимости от инстанции. Это тем более странно, что в АПК РФ четко сказано: арбитражный суд кассационной инстанции рассматривает дело в судебном заседании по правилам рассмотрения дела судом первой инстанции (ч. 1 ст. 284).
Что же касается надзорного производства, то взгляд на него как на исключительную и последнюю инстанцию (особенно в свете «ликвидации» «тройного надзора» в гражданском судопроизводстве) позволяет многим исследователям говорить о том, что протокол при рассмотрении надзорной жалобы (или представления) не ведется. В поддержку этого мнения свидетельствует то, что ни в гражданском процессуальном, ни в арбитражном процессуальном законе ничего не говорится о ведении протокола в суде надзорной инстанции. Однако такое положение вещей неправильно. Ведение протокола должно быть обязательным в каждой инстанции, невозможность дальнейшего обжалования в этом смысле ничего не значит – ведь у лица, так и не добившегося справедливого, по его мнению, решения, остается возможность обратиться в межгосударственные судебные органы.
В этом плане следует отметить несомненное «превосходство» уголовно-процессуального законодательства. Как известно, принятый в 2011 г. Федеральный Закон «О внесении изменений и дополнений в статьи 377 и 407 Уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации»[112] предписывает обязательное ведение протокола в кассационной и надзорной инстанциях. Полагаю, гражданское и арбитражное процессуальное законодательство сегодня остро нуждаются в подобном реформировании.
Наконец, ученые в основном обходят стороной вопрос о том, ведется ли в процессе третейского разбирательства дела протокол заседания. Если стороны не договорились об ином, то в заседании третейского суда ведется протокол (ст. 30 ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации»).
Исходя из того, что третейское решение может стать предметом судебного разбирательства в компетентном государственном суде, причем в основном по так называемым «процессуальным» основаниям, обязательность ведения протокола представляется несомненной. К заявлению об отмене решения третейского суда прилагаются, помимо прочих, документы, представляемые в обоснование требования об отмене решения третейского суда (п. 3 ч. 3 ст. 419 ГПК РФ и п. 3 ч. 3 ст. 231 АПК РФ). Думается, что одним из таких документов как раз следует считать протокол заседания в третейском суде и было бы целесообразно также специально урегулировать этот вопрос в законе.
Итак, публичность гражданской процессуальной формы следует отнести к важнейшим ее чертам в силу принадлежности гражданского судопроизводства к публично-правовой сфере. Для государственной защиты права это свойство публичности и требование обязательного протоколирования всего хода процесса по гражданскому делу являются отражением его особой, государственной, властной правовой природы.
Однако и применительно ко второму способу защиты – частноправовому, или альтернативному, это требование не утрачивает своей обязательности. Признание государством третейских судов субъектами, осуществляющими правовую защиту, и наделение решений третейских судов свойством обязательности диктует необходимость ведения протокола и в заседании третейского суда. Положение ст. 30 ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации», в которой закреплено, что ведение протокола в третейском разбирательстве не обязательно, является неправильным по той причине, что решения третейских судов могут, как и любые правовые и правоприменительные акты, оспариваться в государственных компетентных судах.
В науке выработано множество определений гражданской процессуальной формы. Так, Ю.А. Попова под гражданской процессуальной формой понимает строго регламентированную нормами гражданского процессуального законодательства деятельность суда по осуществлению правосудия по гражданским делам, а также деятельность других субъектов процесса, содействующих осуществлению правосудия[113].
В целом, большинство ученых сходится во мнении, что это совокупность правил, или требований, соблюдение которых необходимо при рассмотрении и разрешении любого гражданского или арбитражного дела[114].
В общем определение процессуальной формы можно сформулировать и так – гражданская процессуальная форма – это правила рассмотрения дела, закрепленные в нормах ГПК РФ. Соблюдение гражданской процессуальной формы судами общей юрисдикции при рассмотрении гражданских дел обеспечивает, помимо прочего, определенную правовую природу судебного решения по делу.
Гражданская процессуальная форма как совокупность определенных процедурных правил рассмотрения дел в государственном суде всегда характеризовалась своей универсальностью, то есть применимостью к любому спору.
При этом процессуальная форма неоднородна, внутри общей формы рассмотрения гражданских дел всегда выделялся ряд ее подвидов, направленных на урегулирование гражданских споров, значительно различающихся по своим сущностным особенностям.
В данном случае речь идет о видах гражданского (арбитражного) судопроизводства.
Е.А. Трещева правильно указывала: «Предметом судебного разбирательства являются материальные правоотношения, значительно отличающиеся друг от друга, разделение процесса на различные виды производств представляется необходимым»[115].
В процессуальной науке существует немало определений понятия «вид гражданского судопроизводства». П.Ф. Елисейкин, Д.М. Чечот, А.А. Мельников, М.К. Треушников, Г.Л. Осокина, Е.И. Носырева и другие ученые под видом гражданского судопроизводства обоснованно понимают определенный процессуальный порядок рассмотрения отдельных гражданских дел, отличающихся значительным материально-правовым своеобразием[116].
При этом ни законодатель, ни правоприменитель не предлагают определения понятия «вид судопроизводства». Однако полагаю, что в выработке легального определения понятия «вид гражданского (арбитражного) судопроизводства» нет и никогда не было особой необходимости. Гражданская (арбитражная) процессуальная форма – это легальный процедурный порядок разрешения спора государственным судом. Его императивный характер означает, что он закреплен в нормах федерального законодательства и не может быть изменен ни судом, ни лицами, участвующими в процессе. Но эта его «неизменность» неизбежно означает необходимость адаптировать судебный процесс к рассмотрению любого поступившего в суд дела. Поэтому внутри общей процессуальной формы рассмотрения гражданских дел закреплены специфические правила, которые и есть «вид гражданского судопроизводства». Благодаря существованию различных видов судебного разбирательства гражданских дел и можно говорить о таком свойстве гражданской процессуальной формы, как универсальность.
Что касается критериев деления гражданского судопроизводства на виды, то нет смысла спорить с тем, что, например, спор, возникший из земельных правоотношений между гр. Ивановым и гр. Петровым, и какой-либо спор из семейных правоотношений, например, бракоразводный процесс между супругами Сидоровыми, существенно различаются между собой по основанию регулятивных норм-оснований спора. Также известную материально-правовую специфику имеет спор между гр. N и ЗАО «Х» по поводу стоимости квартиры, построенной ЗАО и приобретаемой N. Однако нет оснований говорить о том, что все эти дела будут рассмотрены каждое в особом порядке, вовсе нет, все эти споры будут разрешены в форме искового процесса. Стало быть, такой общепризнанный критерий классификации гражданского судопроизводства на виды производств, как материально-правовой характер спора, не может служить достаточным основанием для определения правил рассмотрения и разрешения того или иного гражданского дела.
Поиску адекватного и достаточного критерия классификации гражданского (арбитражного) процессуального законодательства на виды посвящено множество научных работ в области гражданского и арбитражного процесса.
Помимо материально-правового критерия, отрицательные моменты которого были только что рассмотрены[117], предлагали, например, использовать цели и задачи правосудия[118]; способ защиты права[119]; наличие или отсутствие спора о праве[120]; предлагается также использовать совместно все перечисленные критерии – материально-правовой, процессуальный, критерий наличия либо отсутствия спора о праве[121].
Как уже было сказано, в силу определенности, устойчивости субъективного гражданского права, а также известного материально-правового своеобразия практически каждой регулятивной нормы использование материальной специфики спорного правоотношения в качестве критерия классификации судопроизводства по гражданским делам на виды не представляется возможным.
Процессуальный же критерий, к которому следует отнести цели и задачи правосудия, способ защиты права, вообще не может позиционироваться как признак классификации в силу того, что сам по себе является результатом рассматриваемой классификации судопроизводства.
Признак спорности мог бы послужить удовлетворительным критерием, даже при том, что ряд авторов считают спорными все дела, передаваемые на рассмотрение суда, мотивируя это тем, что иначе у заявителя просто не было бы повода обратиться в суд[122]. Но, как неоднократно указывалось выше, правоотношения, из которых возник спор, неодинаковы и, следовательно, рассматривать их нужно с учетом их особенностей.
Необходимость в выработке критерия деления гражданского судопроизводства на конкретные виды всегда была весьма острой, несмотря на то, что иногда ученые предлагали прекратить спор и исходить из структуры самого ГПК РФ[123]. Но структура процессуального закона не дает прямого ответа на вопрос о том, какие виды судопроизводства существуют и какой критерий при этом использовался.
Нельзя обойти вниманием тот факт, что ФЗ от 30.04.2010 № 69-ФЗ в ГПК РФ введена Глава 22.1 «Производство по рассмотрению заявлений о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного постановления в разумный срок». Несмотря на то, что в тексте Пояснительной записки к проекту федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок»[124] говорится: «Право на судопроизводство в разумный срок и право на исполнение судебного акта в разумный срок имеют публично-правовую природу, в связи с чем законопроектом предлагается способ их защиты, отличающийся от гражданско-правового способа защиты прав, нарушенных незаконными действиями суда (судьи) и иных государственных органов и органов местного самоуправления (возмещение убытков)», указанная Глава помещена в рамки подраздела 2 Раздела 2, который называется «Исковое производство». Это, помимо прочего, означает и то, что формально данное производство самостоятельным видом гражданского судопроизводства не является, а «поглощается» исковым производством. При этом аналогичные положения применительно к арбитражному судопроизводству помещены в Раздел 4 АПК РФ «Особенности производства в арбитражном суде по отдельным категориям дел» наряду с рассмотрением дел об установлении фактов, имеющих юридическое значение, о несостоятельности (банкротстве), корпоративных споров, дел о защите прав и законных интересов группы лиц, в порядке упрощенного производства, т. н. третейских споров и споров с иностранным элементом – что свидетельствует уже о выделении рассматриваемой судебной процедуры в отдельный вид арбитражного судопроизводства.
Считаю, что рассматриваемое производство относится, в соответствии с предложенным субъектным критерием, строго к производству по делам, возникающим из публично-правовых отношений.
Судебная практика, по всей видимости, признает только три вида гражданского судопроизводства – так, в п. 17 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 февраля 2003 г. № 23 «О судебном решении»[125] указано, что ГПК РФ устанавливает различный порядок рассмотрения дел по отдельным видам производств (исковое, особое, производство по делам, возникающим из публичных правоотношений). Полагаю, что это правильный подход.
Полагаю, что проблема критерия классификации гражданского судопроизводства на отдельные виды производств решается при применении выработанного автором настоящего исследования субъектного критерия. Он заключается в том, что все гражданские правоотношения отличаются друг от друга не объектом (благом, лежащим в основе права как притязания), не основой формирования соответствующего права (интересом), а содержанием (правами и обязанностями их участников), которое, в свою очередь, детерминировано типом соотношения правовых статусов участвующих в правоотношении лиц.
При неравном положении спорящих лиц, ситуация вынуждает законодателя так модифицировать общую процессуальную форму, чтобы в конечном счете обеспечить реализацию состязательного начала при рассмотрении любого спора. Поэтому процессуальная форма рассмотрения таких дел должна учитывать в первую очередь специфику так называемой «внешней стороны» спора – только специфический субъектный состав правового конфликта способен существенным образом повлиять на процедурные правила рассмотрения дела в суде, так как, если говорить в общем, вся судебная деятельность может быть сведена к одному доказательственному процессу, который как раз и основывается на принципах равноправия, равенства и состязательности, а эти принципы могут быть нарушены в том случае, когда в столкновение приходят интересы заведомо неравных лиц и их неравенство проявляется не только в материально-правовой сфере, но и в плоскости судебного процесса.
Таким образом, критерием деления судебного процесса по гражданским делам на виды являются не материально-правовые особенности дела, и тем более не процессуальный порядок осуществления правосудия по гражданским делам, а субъектный состав правового конфликта, характер субъективной стороны спора.
Так, исковое производство характеризуется равным допроцессуальным положением спорящих субъектов; в делах, возникающих из публичных правоотношений, в столкновение приходят интересы граждан, организаций и властного субъекта. Особое производство занимает отдельное место в системе видов гражданского судопроизводства, так как характеризуется отсутствием спора о праве.
Этот вывод подтверждается событиями последнего времени, в частности, внесением 28 марта 2013 г. Президентом Российской Федерации Проекта Кодекса об административном судопроизводстве Российской Федерации. В Пояснительной Записке к данному Проекту сказано, что «предметом правового регулирования законопроекта является порядок осуществления судопроизводства по делам, возникающим из административных и иных публичных правоотношений, в которых одна из сторон наделена властными полномочиями по отношению к другой стороне»[126].
Обращаясь к арбитражному процессу, нужно отметить, что оно гораздо больше, нежели гражданское судопроизводство, чисто структурно «раздроблено» на виды производств.
Такое «дробление», по моему мнению, происходит за счет бессистемного увеличения количества подведомственных арбитражным судам дел. В свою очередь, бессистемность вызвана отсутствием единого четкого критерия разграничения гражданских дел между судами общей юрисдикции и арбитражными судами. Например, неясна причина отнесения к арбитражным судам корпоративных споров.
В целом, арбитражное судопроизводство, как и гражданское, классифицируется на виды производств исходя из субъектного критерия, поскольку арбитражные суды, как и суды общей юрисдикции, до последнего времени разрешали как частноправовые, так и публичные споры. Принципиальных отличий нет.
Таким образом, традиционно разрешение спора о субъективном гражданском праве в рамках государственного судопроизводства осуществлялось в соответствии с определенными процедурными правилами, в зависимости от правового статуса спорящих лиц, что обеспечивает качественный результат правосудия – вынесение судебного решения по делу, обладающего свойствами законности и справедливости.
Поэтому следует говорить о трех самостоятельных видах гражданского судопроизводства – исковом, особом и производстве по делам, возникающим из публично-правовых отношений. В связи с обособлением административного судопроизводства, вероятно, нужно будет говорить о двух видах гражданского судопроизводства – исковом и особом.
Исковая форма защиты права – первая и основная среди видов гражданского и арбитражного судопроизводства. В порядке искового производства защищаются субъективные частные гражданские права.
Взаимосвязь прямая – предложенный автором данного исследования субъектный критерий определяет сущность субъективных частных гражданских прав, заключающуюся во взаимно равном положении субъектов соответствующего правоотношения, в рамках которого реализуется субъективное частное гражданское право.
Взаимно равное положение участников спорного правоотношения определяет специфические правила разрешения правового спора, возникшего из этих правоотношений.
Исковой процесс от всех прочих видов гражданского судопроизводства отличает именно равное, «горизонтальное» положение его участников – в делах искового производства могут участвовать не только граждане и организации как частные лица, но и само государство в лице его органов, органы местного самоуправления, иными словами, все властные образования нашего общества – но спор, в котором они являются участниками, по своей природе должен быть частным, предполагающим равное положение его субъектов по отношению друг к другу.
Поэтому исковой процесс состязательный, равноправный – нет резона «уравновешивать» статусы спорщиков, как это делается, например, в рамках производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, в котором сталкиваются интересы заведомо неравных субъектов, один из которых подчинен другому в силу того, что властный орган реализует в публичных правоотношениях свою управленческую компетенцию и потому все бремя доказывания закон возлагает именно на это властное, более «могущественное», по сравнению с гражданином, лицо.
Образно говоря, суть искового производства в том, что это поле, на котором проводятся состязания среди участников, у которых заранее взяли все анализы и пробы и констатировали поэтому, что все в равном положении, и которые соревнуются друг с другом по правилам, а рефери беспристрастно и независимо судит.
Нельзя не согласиться с утверждением о том, что противоположность интересов является обязательным условием существования процесса по каждому конкретному делу, так как при отсутствии спора нет необходимости в процессе[127]. Таким образом, особое соотношение правового статуса сторон как участников спорного материального правоотношения конституирует исковое производство. Это соотношение должно определять правила искового производства и те права и обязанности, которыми наделяются его участники.
Прежде всего, стороны искового процесса – есть лица, чей спор о праве гражданском суд должен разрешить. Таково мнение, например, М.С. Шакарян[128]. Однако стороны – это не просто участники гражданских правоотношений.
По моему мнению, важно учитывать не только то, что стороны обладают противоположными интересами к делу, но и то, что эти интересы в обязательном порядке являются взаимоисключающими. Удовлетворение требования истца должно исключать удовлетворение требований ответчика (об окончании процесса, об отказе в иске), и наоборот. Если этот признак отсутствует, даже при наличности у двух лиц противоположных интересов можно говорить о ненадлежащих сторонах в деле.
Наличие самостоятельного, противоположного заявленному требованию и исключающего его удовлетворения требования характеризует также таких участников гражданского и арбитражного процесса, как третьих лиц, заявляющих самостоятельные требования относительно предмета спора.
Вопрос о правовом статусе третьих лиц чрезвычайно важен в контексте рассуждений о сущности, способах и формах защиты субъективных гражданских прав, поскольку защита права как процессуальная деятельность лишь тогда приведет к надлежащему правовому результату – реальному осуществлению соответствующего права – когда будет реализована не только надлежащим субъектом (судом, арбитражным судом или третейским судом), но и в соответствии с установленной законом формой ее осуществления, которая требует соблюдения прав не только участников спорного правоотношения, но и иных лиц. Именно поэтому принятое надлежащим судом решение по делу, которое нарушает права иных лиц, будет отменено вышестоящим судом (или компетентным государственным судом, если говорить о решении третейского суда).
Следовательно, необходимо поднять и разрешить некоторые проблемные вопросы, связанные с участием в гражданском и арбитражном судопроизводствах третьих лиц.
Правильным представляется мнение о том, что третьи лица – предполагаемые субъекты иного, НЕ первоначального спорного правоотношения, а такого материального правоотношения, которое взаимосвязано со спорным правоотношением[129]; а также о том, что третьими лицами закон называет таких участников гражданского судопроизводства, которые вступают в уже начавшийся и, следовательно, «чужой» для них процесс, с целью защиты субъективных прав или законных интересов, не совпадающих с правами и интересами стороны[130].
Наиболее точным является определение третьих лиц, предложенное Т.Е. Абовой. Она указывает: «Под третьими лицами в гражданском процессе понимаются такие участвующие в деле лица, которые вступают (либо привлекаются) в уже возбужденное в суде дело для защиты своих прав или охраняемых законом интересов, не совпадающих с интересами первоначальных сторон, поскольку решение суда по делу может затронуть права и интересы этих лиц»[131]. Здесь выделено главное – интересы третьих лиц (заявляющих самостоятельные требования относительно предмета спора) не совпадают с интересами сторон, а значит, удовлетворение их требований исключает удовлетворение требований первоначальных сторон.
Исследователи последних лет во главу угла ставят связь третьих лиц в процессе с предметом судебного разбирательства. Так, указывают, что третьи лица в обязательном порядке имеют правовую связь со спором, являющимся предметом судебного разбирательства[132].
Характеризуя правовой статус третьих лиц в гражданском процессе, Т.Е. Абова высказала мнение о том, что «для вступления третьего лица в дело не требуется однозначности предмета и основания исков третьего лица и первоначального истца. Условием допущения третьего лица в уже начатое дело является утверждение о принадлежности ему полностью или частично тех прав, по поводу которых спорят первоначальные стороны, т. е. взаимозависимость материально-правовых интересов первоначальных сторон и третьего лица. Если такой взаимозависимости нет, суд может не допустить третье лицо в дело»[133].
Но, на мой взгляд, утверждение о принадлежности тех прав, о которых спорят стороны, и есть связь с предметом спора, или предметом иска. Следовательно, у первоначальных сторон и третьего лица, заявляющего самостоятельные требования, обязательно должен быть общий предмет требования, или предмет иска, или предмет спора. И это обусловливает необходимость обладания сторонами и третьим лицом не только противоположными, но и взаимоисключающими интересами к делу.
Однако как в классических трудах известных ученых, так и в исследованиях настоящего времени зачастую не указывается на важнейший признак взаимоисключаемости требования третьего лица с самостоятельными требованиями относительно предмета спора.
Ранее я уже предлагала именовать третье лицо с самостоятельными требованиями «третьей стороной в процессе»[134], тем более что, как отмечал Е.В. Васьковский, «третьи лица могут принять участие в производящемся между первоначальными тяжущимися процессе либо в роли самостоятельных истцов, либо в роли помощников одного из тяжущихся. Первая форма участия называется самостоятельным или главным вступлением, а вторая – пособничеством»[135].
ТЕ. Абова также писала, что «третьи лица с самостоятельными требованиями – это те же истцы»[136], а К.С. Юдельсон прямо указывал, что «третьи лица, имеющие самостоятельные права на предмет спора… признаются истцами, что дает им ровно столько же прав и обязанностей, сколько имеют вообще все истцы в целях осуществления свой деятельности по доказыванию. Поскольку процессуальное положение третьего лица с самостоятельными требованиями мало чем отличается от положения первоначального истца, постольку нет надобности после изучения прав и обязанностей сторон… специально на этом вопросе останавливаться»[137].
Предложение включить третьих лиц с самостоятельными требованиями в понятие «сторон в процессе» имеет не только теоретическое значение. Дело в том, что содержание некоторых статей процессуального законодательства таково, что создается впечатление, будто одного волеизъявления только стороны или сторон достаточно, чтобы распорядиться судьбой всего процесса.
Во-первых, вызывает вопросы практическая реализация права истца изменить предмет иска в случае, когда процесс осложнен участием в нем третьего лица с самостоятельными требованиями относительно предмета спора.
Как правильно отметила ТЕ. Абова, самостоятельное требование третьего лица заключается в его правопритязании на то имущество или те действия, по поводу которых спорят первоначальные стороны[138]. Очевидно, что если будет изменен предмет иска (то есть предмет требования истца к ответчику, или предмет самого спора), то третье лицо окажется заявляющим требования уже не на предмет спора, а на предмет совершенного другого правоотношения; иными словами, реализация первоначальным истцом своего права на изменение предмета иска повлечет за собой утрату взаимоисключаемости требований сторон и третьего лица. Ведь совсем не обязательно, что вслед за истцом и третье лицо изменит предмет своего требования. Может случиться так, что стороны будут «нацелены» уже совсем на другой предмет, хотя и по тем же основаниям, а третье лицо по-прежнему претендует на обладание первоначальным предметом иска. И в этом случае суд будет вынужден рассматривать в одном производстве два различных иска.
Более того, такое лицо нельзя будет называть «третьим лицом», поскольку спорное правоотношение, рассматриваемое судом, будет уже не трехсторонним, а двусторонним. Просто будут два самостоятельных иска к одному ответчику, и значит, можно говорить о соучастии. То же самое произойдет, если предмет требования будет изменен самим третьим лицом в ходе судебного разбирательства.
Как справедливо считает Т.Е. Абова, «общим для третьего лица с самостоятельными исковыми требованиями и соистца является то, что данные лица обладают самостоятельными правами; в случае, если эти лица не вступят в процесс, они смогут предъявить свой иск отдельно»[139]. Но, как известно, соучастник и третье лицо – это разные, не совместимые правовые статусы, потому что «весьма существенная разница между третьим лицом с самостоятельными исковыми требованиями и соистцом, вступающим в уже начатый процесс, заключается в том, что третьи лица предполагаются имеющими самостоятельное право на предмет спора. Соистец же, вступающий в уже начатый процесс, не претендует на предмет, о котором спорят первоначальные истец и ответчик»[140].
Таким образом, при изменении истцом предмета иска возможна «трансформация» третьего лица с самостоятельными требованиями в соистца. Это, в свою очередь, повлечет за собой изменение режима деятельности суда, который должен осознавать необходимость ответить не на одно, как прежде, требование, а уже на два.
Во-вторых, отказ истца от иска влечет, по общему правилу, прекращение производства по делу (ст. 220 ГПК РФ, п. 4 ч. 1 ст. 150 АПК РФ). Однако в случае, когда в деле участвует также третье лицо, заявляющее самостоятельные требования относительно предмета спора, вопрос о последствиях отказа истца от иска представляет изрядную сложность.
Прекращение производства по делу в связи с отказом от иска препятствует повторному обращению в суд с тождественным требованием. Значит ли это, что третье лицо с самостоятельными требованиями относительно предмета спора также не вправе обратиться в суд с тождественным иском? Ответ «нет» не столь очевиден в силу законодательного «уравнивания» статуса такого третьего лица и истца. Но даже при том, что, в отличие от истца, третье лицо имеет право обратиться в суд снова, это означает, что ему нужно заново оплачивать государственную пошлину, а оперировать в новом процессе придется уже ранее раскрытыми доказательствами, представив, таким образом своему противнику известную фору.
Думаю, что в случае отказа истца от иска суду следует продолжить рассмотрение дела в отношении ответчика и третьего лица и прекратить его в отношении истца и ответчика, но как практически это осуществить? Производство по гражданскому делу едино, его нельзя «разбить» на несколько производств.
Полагаю, в описанном случае нужно выделить требование третьего лица в отдельное производство в порядке ч. 2 ст. 151 ГПК РФ и ч. 3 ст. 130 АПК РФ, а производство по делу первоначального истца прекратить. Но на необходимость принятия таких мер необходимо прямо указать в ст. 39 ГПК РФ и ст. 49 АПК РФ. Кроме того, выделение требований возможно, при буквальном толковании закона, в случае изначального соединения их истцом.
В-третьих, стороны могут окончить дело, заключив мировое соглашение. Процессуально-правовым последствием заключения мирового соглашения будет прекращение производства по делу. В случае участия в процессе третьего лица с самостоятельными требованиями оно совершенно необязательно присоединится к заключаемому сторонами соглашению и по-прежнему может адресовать свои требования или истцу, или ответчику (в зависимости от существа мирового соглашения), или обоим сразу.
Представляется, что решение этой проблемы то же, что и при отказе истца от иска – судья должен выделить требование третьего лица в отдельное производство, а дело между первоначальными сторонами прекратить. Другое дело, что при наличии достаточных фактов, предположительно свидетельствующих об обоснованности требования третьего лица, суд может мировое соглашение и не утвердить[141].
Таким образом, считаю, что третье лицо, заявляющее самостоятельные требования относительно предмета спора и теоретически, и практически более правильно именовать «стороной в деле», а нормы ГПК РФ и АПК РФ необходимо привести в соответствие с таким пониманием правового статуса третьих лиц с самостоятельными требованиями.
Другой вопрос связан с признаками самих сторон в гражданском и арбитражном процессах. В предыдущей главе настоящей работы указывалось на то, что правоотношение по защите субъективного гражданского права (или юридической свободы) возникает в связи и в соответствии с материальным правоотношением по реализации соответствующего права (или свободы). Это соответствие выражается в том, что участники спорного правоотношения, рассматриваемого в суде, и участники материального правоотношения, из которого возник спор – одни и те же лица. Отсутствие указанного совпадения субъектов – свидетельство ненадлежащим образом осуществленной защиты.
Субъект, обращающийся к суду с соответствующим заявлением, не всегда будет истцом, так как в ряде случаев заявление может быть подано представителем, прокурором или государственным органом в пользу какого-либо лица.
На это правильно указывается и в учебнике под редакцией В.В. Яркова: «Следует иметь в виду, что понятие истца и лица, возбуждающего дело, не всегда полностью совпадают. Они не во всех случаях тождественны. В гражданском процессе допускается возбуждение гражданского дела в интересах других лиц прокурором (ст. 45 ГПК), а также органами государственной власти, органами местного самоуправления, организациями или гражданами (ст. 46 ГПК). истец – это лицо, чьи права и интересы оспорены или нарушены»[142]