Шёл 90 – й год. Мне восемнадцать, и я начальник Милицейского питомника при Заводе «Полимерстройматериал», потому что больше некому…
– Завод накрывается, – комбат Маркин почесал квадратный небритый подбородок.
– Разворовали, – дерзко вставила я. Взгляд командира выстрелил в упор, отрекошетил на входную дверь. Я молниеносно среагировала, прикрыв её. Маркин потёр седеющие виски:
– Ивлева, ты это прекращай! Поняла? Я тут тоже не вечный, все твои инициативы прикрывать, с меня показатели требуют! – рука командира, испещренная вздутыми венами, словно реками на карте, потянулась было к сейфу. Краем глаза заметила Арарат. Наши взгляды пересеклись. Дверца железного ящика, полного секретов, с грохотом лязгнула.
– А если я и Кошкин, вдвоём, поднимем питомник, Кошкин не пьёт, и в обходы ходит. Дайте хотя бы папу месяцев.
Комбат тяжело вздохнул, дёрнул форменный воротник, ослабив галстук:
– Три месяца. Свободна.
Трудовые будни милиционера-кинолога – это путь канатоходца без страховки над бездной. На одной стороне хищники, на другой – феодальная власть и междоусобицы. И ты завис в моменте. Кормить собак нужно, а денег нет в бюджете. Ловить расхитителей казенного добра надо, а воруют директор и его заместитель, с разрешения начальников 1-го и 6 -го Отделов. Помните, наверное, каким дефицитом были в 90-е обои. Обои с «Полимерстройматериала» выезжали вагонами, а поймать для показателей разрешено только хищника – работягу.
Еду собакам, охраняющим завод, таскала на себе. Помню, как зимой ныли по -старушечьи все косточки, приходилось из детского сада на санках бидоны с остатками еды 37 кг весом таскать. А я весом на десять килограмм больше этого бидона. И наши собаки с голоду не сдохли. Мы с Кошкиным работали сутки через сутки, на износ. А вольеры почистить, воду из заводской столовой натаскать, ещё ночью все цеха обойти и огромную территорию. Сказать, что служба была не в тягость для тощей, неопытной девчонки- обмануть вас. Но я дала слово!
Тогда напарник и предложил вариант:
– Племянник мой без дела шатается, на учёт поставили, с плохой компанией связался, пусть в твою смену приходит, приобщи его к труду. Ты девка смышлёная, плохому не научишь, – Кошкин усмехнулся в усы с последней фразой.
Утром следующего дня, спеша на смену, прошла бы мимо, если б не окликнул грубый мужской голос:
– Тёть, – я вздрогнула. «Я ж не тётя». У ворот стоит высоченный парень, на вид лет двадцать. В сером ватнике, кирзачах, чёрной шапке, сдвинутой на нос. Руки в карманах. В уголке рта дымится сизыми клубами папироса. Изучающий, с прищуром, наглый взгляд серых с хрусталиками янтаря, глаз. Я подошла ближе, шершавый едкий дым обдал меня и исчез в морозном воздухе.
– Сергей? – вгляделась пристальнее в раскрасневшееся лицо парня.
– Георгич, – позёр манерно откинул щелчком пальцев окурок и протянул пропахшую табаком руку. – А тебя как звать, или тебя не зовут, ты сама приходишь? – ехидно улыбнулся в полрта, скрывая отсутствие переднего зуба. – Удар пропустил, – пояснил Георгич, заметив мой удивленный взгляд.
– Да, прихожу сама, как видишь, ведь ты у меня на поруках, а не я. Говорят, надо, чтоб ты встал на путь исправления! А почему Георгич? – я кивнула в сторону проходной.