Эдриенн не знала, сколько простояла, таращась на дом и застыв, словно в трансе, пока Вольфганг не вывел ее из оцепенения своим сердитым воплем.
Сон – нет, воспоминание, поправила она себя, – потрясло ее. Должно быть, она была совсем ребенком. Но к шести годам она стала слишком тяжелой, чтобы мать могла нести ее на руках.
Что мы здесь делали?
Эдриенн открыла сумку в поисках ключа, который прислал ей адвокат. Логически едва удавалось связать воспоминание с реальностью. Мать говорила ей, что из родственников в живых никого не осталось. Получив письмо от адвоката, Эдриенн решила, что мама попросту не знала о ее двоюродной бабушке Эдит. Теперь же получалось, что она не только знала, но и встречалась с ней.
Почему она плакала?
Это был один из самых тревожных моментов из ее воспоминаний. Ее мать, спокойная, закаленная невзгодами женщина, не терпела проявления эмоций. Эдриенн даже не могла вспомнить, плакала ли мама после смерти мужа, отца Эдриенн.
Она поймала себя на мысли, что бессмысленно уставилась на кучу ручек, губных бальзамов, блокнотов и квитанций в сумке, и ей потребовалась целая минута, чтобы вспомнить, зачем она туда полезла. Точно, ключ. Нащупав под упаковкой бумажных салфеток конверт с тяжелым металлическим ключом от входной двери, она достала его.
У нее на подбородке действительно была кровь?
Эдриенн взглянула на дом и ощутила, как по рукам побежали мурашки. Она помнила, что на подбородке было всего шесть-семь капель, но ей никак не удавалось найти внятного объяснения тому, как красная жидкость очутилась на лице у матери.
Что именно произошло в этом доме?
Несмотря на огромный участок земли вокруг дома, его строили скорее ввысь, чем вширь. С одной стороны строение имело форму половины восьмиугольника с эркерными окнами на всех трех этажах. Остроконечная крыша была покрыта темным шифером. Веранда тянулась вдоль всей стены, уходя за дом, а входная дверь скрывалась в глубокой тени между эркерными окнами.
Вольфганг снова взвыл, и звук заставил Эдриенн прийти в себя. Тяжело дыша, она подняла переноску и пошатываясь поднялась по ступенькам крыльца. Деревянные доски застонали и прогнулись под ее весом, с карниза посыпались крошечные облачка пыли. Судя по тому, как низко стояло солнце, до наступления темноты оставалась всего пара часов, и ей хотелось устроиться как можно скорее.
Как бы Эдриенн ни хотелось понять, что произошло между Эдит и ее матерью много лет назад, она вынуждена была признать, что, скорее всего, никогда этого не узнает. Единственное ее воспоминание крутилось вокруг последних минут, когда мать несла ее из дома по ступенькам крыльца. Обе участницы событий были мертвы. Если, конечно, Эдит Эшберн не вела дневник, то их тайна со временем окончательно исчезнет.
Может быть, они были в ссоре. Эдриенн опустила переноску с Вольфгангом на крыльцо и открыла конверт с ключом. Держать на кого-то обиду было совсем не в духе мамы. Видимо, она всерьез ненавидела Эдит, если сказала мне, что родственников у нас не осталось.
Ключ скользнул в замочную скважину. Она повернула его и холодный ржавый металл заскрежетал. Секундой позже, с тихим щелчком дверь открылась.
Возможно, Эдит было стыдно за то, что произошло, что бы это ни было. По крайней мере, ей было не все равно, если она оставила свой дом мне.
Эдриенн толкнула дверь. Маленькие вихри пыли взметнулись в лучах заходящего солнца, петли заскрипели и дверь медленно открылась. Эдриенн прищурилась, чтобы разглядеть, что было в прихожей. Несмотря на то, что в доме было множество окон, все они потускнели от наросшей за десятки лет пыли и грязи, коридор тонул в длинных густых тенях.
Эдриенн закашлялась, сунула ключ в карман, взяла переноску с котом и переступила через порог.
Воздух внутри был другой. Тяжелый и сухой, он был пропитан затхлостью, которую Эдриенн не удавалось распознать. Запах его обитательницы, – подсказал ей внутренний голос. – Этот дом не видел ни единой души, кроме своей владелицы, уже полвека. Стены были пропитаны ею, половицы стерлись от следов ее ног, и сам воздух продолжал напоминать о ее присутствии даже после смерти. Эдриенн наклонилась, чтобы заглянуть к Вольфгангу в переноску, и ухмыльнулась.
– Совсем не мрачно, да?
Ее смешок разнесся по коридору, взлетел по лестнице в другом его конце и эхом раздался на верхних этажах. Чем дальше уносился звук, тем гулче он становился, и она быстро прикрыла рот. На долю секунды в доме снова стало тихо, а затем Вольфганг издал низкий рык.
Эдриенн щелкнула маленьким выцветшим выключателем на стене рядом с дверью. Она не ожидала, что он сработает, но светильник на потолке прихожей с жужжанием ожил. Его приглушенное желтое сияние было едва ли ярче слабого света солнца, струившегося сквозь окна, но при виде его Эдриенн улыбнулась. Значит, в Эшберне было электричество. Она уж было забеспокоилась, увидев, как далеко находился дом.
Узкий коридор тянулся через весь дом. На полу лежал красный потертый ковер, вдоль стен громоздилась странная коллекция из приставных столиков, ламп, подставок для зонтов рядом с высокими напольными часами. Стены украшали выцветшие обои с красными розами и крошечными серыми завитушками.
Эдриенн закрыла за собой дверь. Она захлопнулась с оглушительно резким и пронзительным звуком, и девушка напомнила себе поискать дома у Эдит какую-нибудь смазку для петель.
Медленно, осматривая свой новый дом, она двинулась вперед. Мебель выглядела дорого, но потрепанно. Ковер насыщенного винного цвета покрылся пятнами там, где ткань истерлась до самого основания. Все поверхности выглядели немного грязными, но пыли было на удивление мало. Эдриенн подумала, что, должно быть, Эдит регулярно протирала пыль, но никогда ничего не мыла.
Справа от нее оказалась первая дверь, и она толкнула ее от себя. Это была просторная и со вкусом обставленная гостиная. Благодаря огромным эркерным окнам в передней части комнаты, здесь было светлее, чем в коридоре. Несмотря на камин, кофейный столик и ряд чистых стульев с бархатными сидениями, создавалось впечатление, что комнатой пользовались нечасто.
Эдриенн оставила дверь открытой и двинулась дальше. Ближайшая дверь слева вела на кухню с обеденным столом. В задней части расположились духовой шкаф, старая плита, скамейки и раковина. Рядом вдоль стены выстроились два одинаковых стеклянных шкафа с фарфоровыми тарелками и бокалами, все с одинаковым рисунком из розовых и алых роз. Войдя внутрь, она заметила две бледные полосы на деревянном полу возле стола. Полосы соответствовали направлению, по которому стул двигали каждый вечер, когда владелица садилась на него и вставала.
Эдриенн хотелось и дальше изучить дом, но от веса Вольфганга ныли руки. Ей необходимо было найти комнату с парой укромных уголков, в которых мог спрятаться встревоженный кот, но из которой он не смог бы сбежать. Она вернулась в коридор и попытала счастья в соседней комнате справа, что была напротив лестницы.
Дверь вела в комнату отдыха. В отличие от угловой гостиной, это помещение, явно, использовали очень часто. Подушки на кресле и на диване были измяты, а в камине все еще лежал пепел. Вдоль одной из стен протянулся книжный шкаф со старыми книгами, а вдоль остальных расположились разномастная смесь из полок и шкафов, и рояля.
Идеально для Вольфа. Она закрыла за ними дверь, опустила ношу на круглый ковер винно-красного оттенка в центре комнаты и отперла дверь переноски. Кот повернул к ней свои зловеще-зеленые глаза, но отказался покидать свою безопасную клетку.
– Прости, дружище, – Эдриенн вздохнула и протянула к питомцу руку, чтобы тот понюхал ее, прежде чем почесать за ухом. Тот вяло моргнул в ответ на знак внимания, однако, не склонил голову, как обычно. – Я знаю, тебе это не по душе, но поверь мне, это лучше, чем быть бездомными.
В ответ раздалось низкое недовольное урчание.
Эдриенн натянуто улыбнулась коту, а затем поднялась и пошла за вещами. Как Вольфганг уже мог понять, его хозяйка не шутила. Последние четыре года жизни Пэт состояли из сплошных походов к врачам, ночевок в больницах и экспериментального лечения от аутоимунного заболевания, которое, в конце концов, взяло над ней верх. Когда здоровье ее матери ухудшилось настолько, что она не могла оставаться одна в течение дня, Эдриенн бросила работу, чтобы находиться рядом с ней, и бралась за любой фриланс, который только могла найти в сети. Она с гордостью утверждала, что они неплохо справлялись до самого последнего момента пребывания мамы в больнице.
Пэт всегда делала все возможное, чтобы у Эдриенн была твердая почва под ногами. Пока у нее были силы, она работала на двух работах, но визиты к докторам и лечение обходились недешево. К тому моменту, как ее не стало, дом был заложен дважды, а семейные сбережения превратились в долги.
Недели, последовавшие за похоронами, были сплошным круговоротом из стресса и финансовых проблем, смешанных с горем утраты. Дом, автомобиль и мебель Пэт ушли на продажу, чтобы расплатиться с долгами. Эдриенн на какое-то время переехала к подруге, но было очевидно, что это лишь временное решение. Двухкомнатной квартиры было слишком мало для четверых людей, нервного кота и агрессивного пса подруги.
Все свободное время Эдриенн проводила в поисках жилья, но поиск лишь ухудшал настроение. Работая на фрилансе, она могла позволить себе лишь дешевую квартирку, а ни в одну из тех, что ей попадались, не позволялось въезжать с животными.
Подруга предложила отдать Вольфганга кому-нибудь. С таким же успехом она могла попросить Эдриенн отрезать собственную руку – девушка любила своего пушистого монстра слишком сильно, чтобы отдать его кому-либо. Письмо о том, что Эдриенн унаследовала Эшберн, было, по мнению девушки, настоящим чудом.
Эдриенн забрала чемоданы с лужайки и понесла в дом. Солнце уже касалось верхушек деревьев, красное сияние разливалось по горизонту. Длинные тени протянулись за девушкой вдоль затхлого коридора, а сердитый птичий щебет усилился, пока пернатые готовились к вечернему гнездованию.
Она старалась сделать все, как можно скорее, но к тому времени, как вернулась в комнату отдыха и повернулась к кошачьей переноске, Вольфганга в ней уже не было. Эдриенн прикрыла дверь, чтобы кот не смог убежать, и начала вглядываться в темные уголки комнаты, пока открывала самый тяжелый из чемоданов.
– Эй, приятель, – позвала она питомца. Достав кошачий лоток, она всыпала в него древесных опилок, и поставила миски рядом с дверью. – Проголодался? Ммм?
Она погремела банкой с кошачьей едой, но серое чудовище предпочло остаться в своем укрытии. Вздохнув, Эдриенн выложила еду в одну из мисок и взяла другую, чтобы наполнить ее водой. Когда она выходила из комнаты отдыха, свет упал на исцарапанные обои на противоположной стене. Эдриенн нахмурилась. Царапины напоминали слова.
Она подошла ближе и вздохнула. Кто-то процарапал обои до самого дерева под ними. Под углом они не читались, но, посмотрев прямо, Эдриенн прочла надпись:
НИКАКИХ ЗЕРКАЛ
Она инстинктивно оглядела прихожую. Она была загромождена мебелью, но не было ни единого зеркала. Прежде девушка не придала этому особого значения, но надпись вызывала тревожное, почти угрожающее, ощущение.
Она покачала головой и направилась к кухне. Раковина была огромной и старомодной. Повернув кран, Эдриенн услышала пронзительный визг и грохот труб над головой. Она пристально посмотрела на потолок, почти видя, как содрогаются наверху деревянные доски. Ледяная вода хлынула из крана, ударила рикошетом от миски и облила девушку.
Вступив в сражение с краном и пытаясь его закрыть, Эдриенн выдала целую серию весьма неженственных фраз. Промокшая, ворча, она понесла миску с водой обратно в комнату отдыха.
– Ты должен быть благодарен за это, – сказала она, поставив емкость с водой рядом с едой Вольфганга.
В комнате было тихо, но Эдриенн заметила, как что-то мелькнуло за роялем. Опустившись на колени, она наклонилась, чтобы рассмотреть источник движения. Вольфганг забился в щель между роялем и книжным шкафом, а его огромные зеленые глаза уставились на Эдриенн.
– Ты там в порядке, приятель? Не слишком пыльно?
Кот смерил хозяйку укоризненным взглядом и продолжил смотреть на противоположную стену.
Солнце опускалось за деревья, и прохладный ветер, обдувая промокшую футболку и джинсы Эдриенн, заставлял ее трястись от холода. Она открыла второй чемодан и порылась в своих скромных пожитках, которые привезла с собой в Эшберн.
Сборы были удручающими. Большую часть вещей пришлось раздать, когда она переезжала к подруге. Еще меньше смысла было в том, чтобы тащить все это через весь штат. Один из чемоданов был полностью забит вещами Вольфганга, во втором же находилась вся жизнь Эдриенн – три комплекта одежды, полотенце, туалетные принадлежности, книга, которую она читала, чистое постельное белье и ноутбук. Ком встал в горле у Эдриенн при одном взгляде на вещи. Вся ее жизнь длиной в двадцать два года свелась лишь к этим предметам.
– Чистый лист, – сказала она Вольфгангу и попыталась улыбнуться. – В любом случае, мне много и не нужно – лишь твоя компания, место, где можно жить, и денег ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И взгляни-ка! Благодаря двоюродной бабуле Эдит, у нас все это есть. Мы справимся.
Огромный серый кот подмигнул ей. Внезапно Эдриенн захотелось, чтобы питомец перестал прятаться, и она могла его обнять.
– Мы справимся, – повторила она. Ее собственный голос прозвучал тихо и одиноко. Девушка достала полотенце и, вытирая вымокшую одежду, принялась сушиться.